вый берег высок, он забирает, или, точнее,
поглощает, всю радиоэнергию "Альтаира".
   В заключение Журавлихин категорически отвел пессимистическое
предположение Митяя. Во-первых, аппарат достаточно прочен; ребята
потрудились на славу, делали на совесть, а не на живую нитку, Во-вторых, в
упаковочном ящике закреплены прокладки из губчатой резины, они смягчают
даже самые сильные удары...
   - А в третьих, - решительно заявил Женя, разглаживая карту, - если бы
мы всерьез думали о печальном прогнозе Митяя, то вернулись бы обратно с
первым теплоходом. Когда не веришь в успех, ничего не получится...
   Истина!
   Митяй это тоже понимал. Но почему бы, скажем для ясности, не
рассчитывать на трагический случай? Несомненно, и он, Митяй, воспринял бы
окончательную потерю "Альтаира" лишь как трагедию, как стихийное бедствие.
Но и к этому надо быть готовым. Мало ли что может стрястись?
   Разобьется ящик, или упадет в воду, или спрячут его в подземный склад,
откуда радиоволны не проходят. Да всего можно ожидать...
   По предложению Левы Усикова "чрезвычайный совет" поисковой группы
достойно осудил злостную вылазку маловера Митяя Гораздого и предложил ему
серьезно задуматься над своим поведением.
   А Митяй и не возражал. Он, конечно, задумается, но выводы для его
друзей будут неутешительными. Если Левка еще раз выкупается в малиновом
сиропе, Митяй палец о палец не ударит, а Жене... придется искать другого
почтальона.
   В кармане Митяя похрустывало письмо. Адресовано оно было Журавлихину до
востребования. Летело авиапочтой. Но не это главное. Кто его отправил на
казанскую пристань, он пока еще не догадывается.
   Одно письмо, из комитета комсомола, Журавлихин уже получил. Митяй сам
вызвался зайти на почту, взял у него паспорт и посоветовал не вылезать из
каюты. Некоторым товарищам жидкого здоровья ходить по дождю абсолютно
противопоказано.
   На почте Митяю выдали два письма. Он не мог не поинтересоваться
обратными адресами, из-за чего пришел к выводу, что девушкам, желающим
сохранить в тайне свою переписку, никогда не следует посылать заказных
писем. В этом случае на конверте придется ставить свой адрес и фамилию.
   Найдутся любопытные друзья, вроде Митяя, и, заметив под чертой знакомую
фамилию, скажем, Нади Колокольчиковой, заставят смущенного адресата
краснеть, и неизвестно в чем оправдываться.
   Так и получилось. Белое письмецо с тонкой сиреневой каемкой Митяй, не
дожидаясь конца заседания, насмешливо щурясь, передал Журавлихину.
   Председатель "чрезвычайного совета" мельком взглянул на конверт и,
зардевшись до ушей, сразу сложил свои полномочия. В таком состоянии он не
мог председательствовать.
   Лева Усиков почувствовал не совсем обычное и спросил по наивности:
   - Неужели от Пичуева?
   Он удивился столь быстрому ответу из Москвы. Ведь только вчера послали
телеграмму о рекордном приеме телевизионного передатчика из лабораторий
Пичуева. Надю было видно прекрасно.
   Журавлихин в нерешительности вертел письмо, почти физически ощущая, как
две пары нетерпеливых глаз сверлят конверт насквозь.
   - Да, из лаборатории, - как можно равнодушнее ответил он, но,
встретившись с глазами Митяя, добавил: - От Нади. Вячеславу Акимовичу не
до нас.
   Последнее замечание служило как бы оправданием, что письмо прислано
Надей, а не руководителем лаборатории, однако даже доверчивый Лева не
принял его всерьез. Странно ведет себя Женечка. Чего он медлит?
   А Женя смутился еще больше. Готов был провалиться сквозь пол каюты,
только бы остаться наедине с Надиным письмом и, главное, не чувствовать на
себе испытующих глаз друзей.
   Чтобы как-то собраться с мыслями, Журавлихин рассматривал штемпель
авиапочты, даты и номера почтовых отделений, но видел только одну ласково
звенящую фамилию Нади рядом с ее домашним адресом. Вспомнил ночь на
берегу, у маленькой пристани, когда рвал письмо. Клочки его плыли по
черной воде, как крупные нетающие снежинки. Значит, Надя написала первой,
и это особенно волновало Журавлихина.
   Конверт был из плотной бумаги. Неповинующимися пальцами Женя старался
вскрыть письмо, но бумага казалась пергаментом, выделанным из кожи.
   Друзья сочувственно смотрели на Журавлихина, и каждый из них понимал,
что предложить свои услуги по меньшей мере бестактно, Женечка не выпустит
драгоценность из рук. Наконец он вынул из конверта сложенный в несколько
раз большой лист. К удивлению и Левы и Митяя, он был похож на подробную
анкету, разлинован на отдельные графы, вопросы напечатаны на машинке.
Журавлихин пробежал их глазами и, сдерживая невольный вздох, протянул
Митяю.
   Это был перечень вопросов к телезрителям. Начались новые
экспериментальные передачи. Так вот, Институт электроники и телевидения
просит ответить на вопросы о дальности и качестве приема. Вверху
вопросника адресованные Журавлихину несколько строк, в которых Надя
сообщает о личной просьбе Пичуева следить за опытными передачами. Вот и
все.
   Митяй пожалел, что задержал письмо. Час назад загадка феноменальной
дальности Московского телецентра была бы разрешена. Впрочем, нет пока еще
ничего неясного. Экспериментальные передачи Института электроники и
телевидения должны были приниматься далеко, иначе зачем же присылать
вопросник в Казань? Но каким же путем достигнута эта дальность?
   Буквально становятся на голову привычные Митяю представления о
телевидении, рушатся законы поведения ультракоротких волн. Все это никак
не укладывалось в сознании. Студент-отличник, ему уже давно были известны
строгие и проверенные формулы распространения радиоволн. Он их, если так
можно сказать, глубоко прочувствовал, причем творчески, экспериментально.
Формулы казались ему живыми и, главное, абсолютно справедливыми, особенно
после испытаний разных передатчиков в поле, в лесу, в городе. Все
получалось как надо, как в учебнике, - и вдруг такая неожиданность!
   - Чуть-чуть проясняется, - задумавшись, проговорил Лева. - А как же...
   это самое... псы во фраках и остроголовые? Мне помнится, я не встречал
их у Нади в лаборатории.
   - Двадцать копеек, - недовольно буркнул Митяй.
   Так оценивал он Левкины потуги на остроумие. "Словечка просто не
скажет, все с ужимкой. Проясняется... Вот чудак человек, голова - два уха.
Где он ясность нашел? - Митяй укоризненно глядел на Леву. - Наоборот,
теперь уже все перепуталось, академики не разберутся. Теория вверх ногами
поставлена, а для Левки шуточки".
   В письме из комитета комсомола говорилось, что "Альтаир" будут искать
не только трое студентов, но и некоторые радиолюбители Поволжья. Комитет и
студенческое научное общество обратились в радиоклубы разных городов с
просьбой к любителям, занимающимся ультракороткими волнами, установить
радионаблюдение за путешествующим "Альтаиром". На своих приемниках они
должны слышать ежечасные пятиминутные передачи. Правда, не всегда микрофон
будет улавливать разговоры или шумы, но что передатчик включен и работает,
опытному любителю убедиться нетрудно. Высоко поднятая антенна и
чувствительный приемник позволят услышать "Альтаир" на расстоянии в
несколько десятков километров.
   К сожалению, волна "Альтаира" была очень коротка и таких приемников в
Поволжье мало. Редкие любители строили их для себя. Однако сделать их
легко, и два радиокружка в городских Домах пионеров уже откликнулись на
просьбу московских студентов. Конечно, надо помочь, приемники будут
собраны за два-три дня. Возможно, что кому-нибудь из дежурных операторов и
удастся определить местоположение "Альтаира", о чем мгновенно будет
сообщено в местный радиоклуб. Ну, а уж там бывалые радисты как-нибудь
сговорятся с Московским радиоклубом. Дело простое.
   Журавлихин искренне обрадовался этому сообщению и даже позабыл о другом
письме, то есть о своих личных неприятностях. Вероятно, Надя обиделась,
потому что он не подает о себе весточки, а девичья гордость не позволяет
ей написать первой. Прислала вопросник - хватит, понимай, как знаешь.
   В этих серьезных и очень тонких делах Женя решил разобраться сегодня
же, но не так, накоротке, а на свободе. Сейчас все его внимание было
поглощено письмом из комитета. В самом деле, правильно решили ребята,
обратившись к коллективу. Что могут сделать три студента, посланные
вдогонку за аппаратом, даже если он показывает берега и пристани?
   Радиолюбителям-волжанам, знающим каждый поселок, каждое судно на своей
реке, достаточно услышать название городка, деревни или теплохода, как
любой из них, сопоставив все эти данные, может догадаться, где сейчас
плывет теплоход с "Альтаиром", чего до сих пор студентам не подсказали ни
карты, ни путеводители. "Прекрасное решение! Молодцы ребята!" - подумал
Женя о своих московских товарищах, с легким сожалением, что не он это
предложил.
   Когда же он высказал свою радость Митяю и Леве, то почувствовал, что
они никак не разделяют ее, молчат.
   Митяй устало закрывал глаза, будто ему очень хотелось спать (сегодня
встал чем свет, веки не расклеишь). Лева откровенно выражал свой интерес к
тому, что делалось за окном каюты. А там ничего примечательного не было:
серо-голубое тусклое небо и вода, разделенные узкой шероховатой чертой
берега.
   - Глубокая мысль! Настоящее понимание! - восхищался Женя. - Вы, чудаки,
не представляете себе, что из этого дела получится, - Он уперся руками в
узкий столик каюты, принимая позу привычного докладчика. - Основная суть
не только в помощи коллектива. И на Волге и в других местах страны
любителям нужно изучать ультракороткие волны, которые используются во
многих отраслях нашего хозяйства... Им нужно...
   - Погоди, - перебил его Митяй. - Мы знаем, что им нужно. Ты скажи, что
нам теперь делать.
   Женя поспешно убрал руки со стола и опустился на диван.
   - Как что? Я говорил насчет радиолюбителей. У них появится спортивный
интерес к ультракоротким волнам. Действительно, каждому приятно найти
путешествующий передатчик. Ведь это вроде технического соревнования.
   Ради такого дела стоит построить приемник. Ну, а мы обязаны тоже
искать...
   - Тебе, Женечка, хорошо, ты чистенький, ни в чем не виноват, - наконец
высказался Лева со всей откровенностью. - Кто должен найти аппарат?
   Усиков и Гораздый, презренные растяпы, или это самое... пионер Ваня
Капелькин?
   - Найдет и утрет нос вполне взрослым мужикам, - горько усмехнувшись,
заключил Митяй.
   Журавлихин рассердился, что с ним случалось редко, и шлепнул ладонью по
дивану.
   - Вы что же, славу не хотите делить с этим... как его... Капелькиным?
   - Сказал тоже... слава! - лениво отмахнулся Митяй. - Не до жиру, быть
бы живу. Ты думаешь, нам приятно, поджав хвост, возвращаться к ребятам?
   - Эгоизм чистейшей воды, - так определил Женя повеление своих друзей.
   Но в голосе его прозвучала некоторая неуверенность, чем и
воспользовался Усиков.
   - Конечно, - согласился он, - пришпилить ярлычок нетрудно. Мало того,
что мы сами себя поносим последними словами, ты еще нас донимаешь.
   Соревнование, говоришь? Пожалуйста! Мы разве... это самое... против?
Но, Женечка, милый, - ласковым хитрецом прикинулся Лева, - если
разобраться по-человечески, кто должен победить в этом соревновании?
Пострадавшие радиозубры или мальчонка, слепивший за два часа приемник на
фанерке?
   - Ну ладно, пусть зубры. - Женя отвернулся к окну. - Вам предлагают
помощь, а вы спорите, кто первым разорвет ленточку на беговой дорожке.
   - От помощи не отказываемся, - заярил Митяй, причесывая свою жесткую
шевелюру, - но ты должен понять, что для нас это не спорт, а дело чести.
    
 Журавлихин не возражал, уверенный, что прежде всего важна конечная цель,
то есть найти "Альтаир", а кто это сделает, не столь существенно. Если в
поисках примут участие многие любители - прекрасно. А если его найдут
виновники всей этой истории, то лучшего и желать нельзя.
   В окно каюты заглянуло закатное солнце. Лева первым вышел на палубу. За
ним лениво поплелся Митяй. Он все еще беспокоился за исход "технического
соревнования", отчего был скучен и мрачен. Журавлихин задержался в.
   каюте. Ему было приказано надеть пальто - вечер сырой.
   Теплоход шел Жигулями. Известковые, слоистые горы подступали к самой
воде, точно сделанные из пастилы, так называемой "бел„вской", кремового
цвета с коричневыми прожилками, Лева любил ее с детства. Но первое
впечатление обманчиво. Горы были многоцветными, слои не только коричневые,
а и голубые, кирпично-красные, золотистые.
   Скалы, озаренные солнцем, как бы светились изнутри. Они нависали над
водой, готовые сорваться вниз. А чуть выше шумели ели, березы поднимались
из расселин, сосны росли на голых камнях.
   На склонах темнели пещеры. Вначале они представлялись Леве загадочными,
овеянными славой далекой старины. Не в них ли прятались храбрые молодцы
понизовой вольницы? Нет, многие пещеры появились недавно, в них добывают
известь. Грохочут камни, скатываясь по желобам.
   У причалов застыли припудренные белой пылью громадные, как киты,
широкомордые баржи и терпеливо ждали погрузки.
   Но Лева ждать не умел. Он знал, что путь этих барж недалек. Доверху
наполненные известью, они скоро причалят к пристаням, где работают десятки
тысяч молодых и старых советских людей. Вскоре и Лева увидит эти места.
   Захотелось узнать поточнее. Лева побежал разыскивать помощника капитана.
   Оказывается - что Леву очень обрадовало, - теплоход задержится возле
Куйбышевской ГЭС до самого утра. Ребятам это было особенно важно.
   Поднявшись на гору, они могли принять "Альтаир".
   Наконец Левку поймал Митяй и предложил пообедать, как подобает всякому
уважающему себя человеку. Потом будет некогда.
   В коридоре встретили Афанасия Гавриловича. Он тащил в каюту целую
корзину еще горячих раков. За ним, в предвкушении великолепного пиршества,
следовали бывшие преферансисты и официант с подносом, уставленным
бутылками пива.
   Была у профессора маленькая слабость - обожал раков. В Москве он искал
их по всем магазинам, заказывал по телефону, просил своих друзей волжан
прислать с оказией "хоть сотенку в мокрой тряпочке. От Горького одна ночь
езды. Выживут". Сейчас ехал в Ростов. Вот где, говорят, раки!
   Короли раков!
   Дочь Набатникова, молоденькая учительница, окончила в Москве
педагогический институт и вместе с мужем-агрономом была направлена в село
недалеко от Рязани, Афанасий Гаврилович приезжал к ним прошлым летом.
Вместе с зятем ловил в Оке раков, а потом надоумил председателя колхоза
организовать там нечто вроде "раковой фермы". Скоро у колхоза появится
новая статья доходов.
   - Что? Обедать? - удивился Набатников, встретив ребят. - И это вы
говорите такому ракоеду, как я? Идемте с нами.
   Митяй и Лева хотели было воспользоваться предложением, но Женя сурово
взглянул на них и вежливо отказался. Неудобно, все-таки нужно чувствовать
и понимать, что есть известное расстояние между Левкой и обществом
старших. У них свои интересы, свои разговоры. На подносе покачивается
графинчик с водкой. Ясно, что она не предназначается для мальчишек.
   Заметив косой взгляд Жени, Набатников не настаивал. Действительно,
графин мальчуганам не очень-то подходит. Он забежал в каюту, взял у
официанта тарелку и, выбрав самых крупных раков, отправил ребятам на стол.
   - Садитесь со мной, - предложила Зина, когда они вошли в ресторан.
   Затем спросила, не удалось ли поймать волну "бродячего телеглаза", и,
услышав отрицательный ответ, посочувствовала:
   - Жалко мне вас. Если в Жигулях ничего не получится, попросим летчиков.
   В Куйбышеве меня знают. Свои ребята, помогут.
   Зина уже заканчивала обед, сейчас вылавливала из компота чернослив.
Женя смотрел на нее и думал не о помощи летчиков, а о девушке с теплым,
отзывчивым сердцем.
   В салон-ресторан вошел человек в сиреневой полосатой пижаме. Его
иссиня-черные волосы курчавились на висках. На затылке просвечивала
маленькая, с пятачок, лысинка. Человек расправил над ней пышную прядь и
сел за большой стол посреди салона.
   - Мишук! - громко крикнул он в открытую дверь. - Папа тебя дожидается!
   Из коридора, подпрыгивая на одной ноге, выбежал шестилетний мальчуган в
матроске, взгромоздился на стул и поставил перед собой заводной автомобиль.
   - Хочу мороженого, малинового... - капризно заныл мальчик.
   Он крутил головой, болтал ногами и всем своим видом старался показать,
что все ему надоело и все не нравится.
   Отец мягко убеждал его: Мише сначала надо обедать, а потом уже есть
сладкое. Но сын оставался непоколебим, зная, что ему долго перечить не
будут.
   - Ну, я тебе самолет куплю, - уговаривал папа.
   - Где купишь? - пищал юнец. - Врешь, обманываешь! Тут магазинов
игрушечных нету...
   Довольный отец, улыбаясь, посмотрел на присутствующих: видите, мол,
какой сообразительный мальчик, его не проведешь!
   - Приедем в Куйбышев - и куплю, - продолжал он уговаривать. - Надо хоть
немного скушать!
   Наконец после долгой осады мальчишка устал и за несколько ложек супа,
которые обещал проглотить, выторговал себе не только самолет, но и паровоз
с вагонами.
   За этой сценой с интересом наблюдали студенты и Зина. Она мрачнела,
уткнувшись в чашку с компотом. Лева отворачивался, краснел, а Митяй сжимал
под столом кулаки, готовый по-своему накормить шестилетнего властелина.
   Митяй обожал ребят. Все мальчишки с соседних дворов ходили за ним
толпами. Как же иначе? Он был организатором ребячьей футбольной команды,
наисильнейшей в районе. Это он построил во дворе турник, повесил кольца и
научил ребят заниматься гимнастикой. Он был их товарищем, другом и
советчиком. А тут этому визгливому отпрыску ничего не посоветуешь - папаша
на страже.
   Журавлихин был в смятении. Ведь совсем недавно он соглашался с
Набатниковым о недопустимости равнодушия к людям - все равно к знакомым
или незнакомым. Афанасий Гаврилович требовал активного вмешательства в
воспитание юных граждан, смело указывая на их ошибки, на недостойное
поведение в общественном месте. "И что же? - спрашивал себя Женя. - Вот
он, живой пример, когда надо подсказать папаше, как не надо относиться к
сынку. На глазах у всех он коверкает характер мальчишки. Из таких
вырастают себялюбцы, стяжатели, молодчики вроде вчерашнего танцора. Так
почему же я молчу? Ведь нелепо, противно. И все это понимают - и все
молчат".
   Журавлихин знал, что у Набатникова нашлось бы смелости прямо высказать
самодовольному отцу справедливые и резкие слова. Не сейчас, а позже, на
палубе, Афанасий Гаврилович постарался бы познакомиться с ним, завести
разговор о воспитании, а потом убедительно доказать, к чему приводит
родительская слепота.
   Однако, когда Женя себя представил в роли советчика, ему сразу стало
скверно. Молодой отец изумленно вскинет вверх черные дуги бровей: "А
вы-то, собственно говоря, здесь при чем?" - и пошлет безусого
доброжелателя к черту. Трудная жизнь! Видишь плохое, нездоровое, а по
молодости лет сказать не решаешься (ведь он же не Левка, "инспектор
справедливости"). Неудобно перед старшими: они вправе обижаться. Могут
вежливо, с улыбочкой заметить, что ты нахал и выскочка. Тяжело молодым!
   А где же выход?
   Отводя глаза в сторону, чтобы не встретиться с вопрошающим взглядом
Зины, Женя торопливо глотал куски творожников, не ощущая в них никакого
вкуса.
   Зато мальчишка, выпросив все, что ему нужно, обедал с завидным
удовольствием. Его повелительный голос и нетерпеливый стук ложки по
тарелке заполняли весь ресторан. Вспомнив обещанное, потребовал мороженое,
но только малиновое, и когда сказали, что его уже нет, истерично заревел.
   Видавший виды официант пожимал плечами, отворачиваясь к окну. Папа
готов был сам превратиться в сладкое, тающее мороженое, лишь бы угодить
своему единственному, обожаемому. Пообещал велосипед, чтоб ездить по
палубе, и мальчишка немного успокоился.
   В двери появилась пожилая женщина. Она вела за руки двух маленьких
девочек. Прямо перед ней оказался длинный стол, на другом конце которого
сидел пассажир с плачущим мальч