делали знаменитые художники.
   Вот посмотрите. Хорошие звери! Слоны, обезьяны, медведи. Пес стоял там
один. Ну прямо как живой! Сам рыжий, а морда черная. Ребятишкам понравится.
   Женщина потуже завязала платок, взяла корзинки и спросила:
   - Значит, куда идти-то?
   Лева обрадовался, вывел ее на открытое место, откуда была видна крыша
палатки "Культторга", и пожелал успеха.
   Он направился было к Багрецову; но заметил, что какая-то девушка в
маленькой зеленой шляпке рассматривает позолоченные картинки, которые
особенно возмущали "инспектора справедливости" и казались ему страшнее
пестрых свиней и голубоглазых кошек.
   Первая победа была не трудной, надо бы повторить ее. Дело доброе,
полезное. А кроме того. Леву интересовало, кто же покупает эту халтуру.
   Ведь если бы покупателей не было, то зачем же ее выпускать? Он не знал,
как с этим бороться. Пойти в рыночный комитет? Но попробуй докажи, что
здесь нарушаются принципы советской торговли. Вот если бы написать в
редакцию районной газеты? Правильно. Но для этого необходим дополнительный
материал. Может быть, под вывеской артели скрывается кустарь-халтурщик?
   Интересно - что выберет девушка. Кто она? Пожилая колхозница могла не
уметь отличать раскрашенную ерунду от настоящего искусства. А девушка
молода, видимо чему-то училась, одета со вкусом - бледно-зеленое платьице,
белые туфли, белая сумочка. Что ей нужно среди сухоруких балерин и дам,
целующихся с голубками?
   Лева стал за ее спиной, подтягивая лямки рюкзака. Тяжело. Пять буханок
хлеба.
   - Опять ты здесь? - набросился на Леву продавец. - Отправлю куда
следует, тогда узнаешь.
   - Невежливо вы обращаетесь с покупателями, - усмехнулся Лева,
пришлепывая ладонью спадающую тюбетейку.
   На месте бровей у продавца задвигались скупые рыжие волоски.
   - Кто покупатель? Ты?
   - Почему "ты"? Разрешите жалобную книгу!
   - На каком основании? Я ее покупателям обязан давать. А ты кто?
   Хотелось Леве сказать небрежно: заверните, мол, вон ту красавицу,
пригодилась бы как "вещественное доказательство" преступления перед
обществом. Но денег не было, и Лева отшутился:
   - Вы правы, не могу я быть вашим покупателем. Голову не потерял еще.
   Девушка в зеленой шляпке резко обернулась.
   - Умный какой нашелся! А люди - дураки, непонимающие!
   - Этого я не говорил, зря вы обижаетесь, - мягко возразил Лева и
улыбнулся, заметив у нее совсем белый носик пуговкой, выделяющийся на
темном, загорелом лице. - Сами же понимаете, что выбрать здесь нечего.
   Разве могу я поверить, чтобы, девушка со вкусом, повесите себе над
кроватью вон то страшилище, - Лева указал на даму с голубком. - Одни
ресницы чего стоят, как зубья у гребешка. А балерина какая! Ноги - палки,
руки - плети. Настоящий скелет. Ночью еще приснится. Ужас! И все золотцем
обсыпано, цветочками заляпано. Или вот, к примеру...
   - Милиционер! - схватившись за голову, завопил разгневанный
представитель "художественной" артели. - Милиционер!
   Но Лева не обратил внимания на этот вопль и на то, что собрался народ.
   Стремясь завершить победу, он разобрал подробно еще одну картинку и
наконец спросил девушку, неужели ее подруги покупают эту художественную
продукцию.
   - А как же! - удивилась она и, оглянувшись на собравшихся, сказала
вполголоса: - Я на шахте работаю, живу в общежитии, У наших девчат эти
картинки в моде. У многих над койками висят.
   - Но почему же такая дрянь? - возмутился Лева. - Вон палатка - там
настоящие картины. Почему не их вешают на стены?
   - Да так. Девчата наши плохо разбираются. Я вот и сама...
   Разговор неожиданно прервался. Появился милиционер и вежливо козырнул
Леве.
   - Пройдемте, гражданин.
   - Как? Куда? За что?
   По словам рыжеусого работника прилавка, неизвестный гражданин в
тюбетейке, коего должен задержать милиционер, занимался здесь подрывной
деятельностью и вел злостную агитацию, отчего пострадало выполнение плана
торговой точки артели "Бытообслуживание".
   Лева старался доказать, что в его действиях ничего предосудительного не
было, он ратовал за повышение качества художественной продукции,
рекомендовал приобретать настоящие произведения, а не халтуру, но все
равно отделения милиции избежать не удалось.
   Он понимал, что там, конечно, разберутся, но он опять запоздает, и
тогда все будет кончено - Митяй его съест живьем, а Женечка даже не
заступится. Беспокоило и другое: девушка в зеленой шляпке торопилась к
подруге на день рождения, а вместо этого пришлось идти в милицию
свидетельницей. Правда, она сама вызвалась, считая, что парень ни в чем не
виноват, но Леве от этого не легче, хотел девушке помочь, а вышли одни
неприятности.
   После того как Усиков показал документы и свидетельница подтвердила,
что никакой "злостной агитации" не было, милиционер хотел уже отпустить
его:
   ведь парень - турист, с заплечным мешком, торопится ехать дальше, но
продавец решительно запротестовал. Он в убытке. Глядите, какая торговля
пошла! С него ведь спрашивают, и никогда в жизни с ним такого не было.
   - Хочешь - покупай, хочешь - нет, а других нечего отваживать. Видите,
все зубы скалят? А чего смеяться? Товар проверенный.
   Впрочем, что он понимал в "товаре"? Стекло на картинках хорошее, не
волнистое, зеленоватости и пузырьков нет, гипсовые копилки покрыты лаком,
краски не выцветают. Вещи добротные, сделаны на совесть. И нечего насмешки
строить, когда план по сбыту перевыполняется и многие покупатели довольны,
не жалуются.
   Усиков попросил милиционера, чтобы пройти мимо фотографа: хотел
предупредить Багрецова о своем несчастье. Но там его не оказалось. У
треноги с камерой сидел босоногий мальчонка, задумчиво ковыряя в ухе.
   Примерно такой же сторож был оставлен и возле "художественной
продукции".
   Пришлось идти через весь рынок. Подняв плечи до ушей, Лева шел впереди,
за ним свидетельница и пострадавший. Шествие замыкал милиционер. Как он ни
старался показывать вид, что идет сам по себе, а люди впереди не имеют к
нему никакого отношения, все равно процессия сопровождалась толпой зевак.
   Левка злился отчаянно. Ведут его, точно карманника. Он даже слышал
что-то по этому поводу, непосредственно касающееся его персоны.
   Безобразие! Чего они глазеют? Но где же Димка? Наверное, бегает по
всему рынку, ищет.
   Вскидывая рюкзак повыше. Лева беспокойно озирался, хотелось встретить
Димку. Потом подумал, что окружающим может показаться, будто он норовит
выбрать подходящий момент и улизнуть. Конечно, это объяснялось болезненной
мнительностью, она заставила его опустить глаза. Но в ту же минуту Лева
поднял их снова. "Так лучше, - решил он, - иначе все будут считать, что ты
действительно виноват, раскаиваешься, ждешь наказания по справедливости".
И Лева зашагал, гордо подняв голову. "Опять не так, - мелькнула мысль. - К
чему эта демонстрация? Подумают - наглый рецидивист, ко всему привычный".
   Впервые в жизни Лева шел с милиционером и чувствовал себя отвратительно.
   В самом деле, как же держать голову? Куда девать глаза? И все-таки,
несмотря на столь жестокие испытания, Лева не жалел, что дал волю своему
возмущению (при покупателях вдрызг раскритиковал "художественный
продукт"). Ничего не поделаешь, за критику не один он пострадал. Ведь
нельзя же быть равнодушным, об этом не раз говорил Афанасий Гаврилович.
   Недавно пришлось за рыб заступаться, а сейчас...
   Поднявшись по ступенькам в отделение милиции, Лева с грустью оглянулся.
   Хоть бы кто из ребят встретился! Никого... Однако, пройдя по коридору,
Лева услышал знакомый голос:
   - Но вы же понимаете, что это отвратительно! Самая настоящая пошлость!
   Другого названия нет.
   Конечно, это был Димка. Но как он сюда попал?
   Дело объяснялось очень просто. Руководитель поисковой группы Женя
Журавлихин жестоко ошибся, согласившись послать вместе с Левой Багрецова.
Да, он постарше, опыта у него побольше, но ведь надо знать Димку! Его не
называли "инспектором справедливости", не подшучивали над ним, но
характерец его такой же беспокойный, и разве не во имя этой самой
справедливости он увязался за Медоваровым?
   Среди новых друзей Вадим чувствовал себя несколько стесненным - причины
тому известны, - но вот он вырвался, как говорится, "на оперативный
простор". Жизнь была люба ему во всех проявлениях. Много видел он разных
мест, встречался с разными людьми и никогда не уставал интересоваться
этим; всюду совал свой нос, принюхивался - а чем это пахнет, что здесь
любопытного?
   Но Багрецов был чужд спокойной созерцательности и, если требовалось,
мог без стеснения вмешиваться не хуже Левки в любые "посторонние дела". И
если Левка по наивности считал, что справедливость рано или поздно
восторжествует, то Вадим, в принципе соглашаясь с ним, знал, что торжество
это иногда приходит слишком поздно.
   Но не в этом суть. Багрецов - оптимист по натуре, он надеялся на самое
лучшее, верил людям и в каждом из них (конечно, кроме Толь Толича) видел
явного или скрытого доброжелателя.
   Напрасно так думал Вадим. Не только Левка наивен, не только он
ошибается. Надо полагать, что Багрецову не хотелось бы этого, но все же
придется рассказать о случае у фотографа.
   А история была такова. Вадим не заметил, как Левка отстал. Шел себе и
шел, пока не заинтересовался моментальной фотографией артели "Фотоснимок".
Тут все было поставлено на широкую ногу. Спасательные круги с
трогательными надписями на любой вкус висели по обеим сторонам декорации,
изображающей мраморную лестницу, обсаженную кипарисами.
   Зачем думать и трудиться, надписывая свою фотографию, коли есть
спасательные круги? Они сами придут вам на помощь. Можете выбирать разные
надписи. Например, наиболее лаконичную и требовательную: "Люби меня". Или
мягче, сдержаннее: "Не забывай меня". Или: "Вспомни наши встречи".
Наконец, для иного случая: "Привет дорогой семье" - коротко, без
перечисления родственников.
   Багрецов долго рассматривал круги спасения. Старичок фотограф, вероятно
подумав, что молодой человек не знает, за какой же круг ему уцепиться,
вытащил руку из сатинового рукава, прикрепленного к ящику, и мокрым от
проявителя пальцем указал на самый верхний круг.
   - Ежели девушке желаете послать, рекомендую. Многие одобряют.
   Невольно вспомнив о Наде, Багрецов похолодел. "Дружить - значит
любить", - было четко выведено на спасательном круге.
   Кстати, спасательный круг с этой глубокомысленной сентенцией Вадим
видел не первый раз. Его товарищ показывал фотографию, присланную с
курорта.
   Из спасательного круга смотрело неглупое девичье лицо. Счастливый
обладатель этой карточки весьма сочувственно относился к скромному
признанию: "Дружить - значит любить".
   "До чего же пошлость живуча!" - удивлялся Багрецов, глядя на
спасательные круги. Давно уже нет мещанства как такового, а вкусы его
остались. Видно, за большими делами мы почти забыли об этом. Разве не от
мещанства остались нам в наследство истерично воющие девицы на концерте?
   Чем они восхищаются? Сладкой банальностью, пошлостью! Взять бы того же
Бабкина. В музыке, например, он считал высшим достижением примитивную
студенческую песенку "У нас в общежитии свадьба". Ничего он не понимал и в
поэзии, строфы и рифмы шли мимо его сознания, не оставляя никаких следов в
памяти. Однажды ему понравились стихи местного институтского поэта,
который воспевал профессию радиста и рифмовал "вибропреобразователь" с
"выключателем".
   Сам Багрецов кое в чем разбирался, но пока еще не научился слушать
симфоническую музыку, понимать язык балета. Считал, что это придет со
временем, а потому не чувствовал за собой особо тяжкого греха.
   Но сегодня Левка рассказал о Набатникове. Профессор всерьез утверждал,
что студенту технического вуза, где не читаются лекции по эстетике, просто
необходимо уметь слушать настоящую музыку, чувствовать стихи, понимать
живопись. Иначе какой же из него получится ученый или инженер?
   Он никогда ничего не откроет, не сконструирует, даже простого висячего
замка. Хорошему конструктору, если он решил сделать замок, не только надо
знать свойства стали для пружины или технологию литья, но и необходимо
воспитать в себе художественный вкус, которого ой как недостает многим
нашим производственникам! Получаются вещи грамотные, надежные, но
неприятные, сделанные без искры, без вдохновения.
   Афанасий Гаврилович приводил примеры, указывая то на кнопку звонка в
каюте, то на выключатель, доставал связку ключей из кармана и говорил, что
любая техника требует от конструктора не только знаний, изобретательности,
но и художественного вкуса.
   Действительно, без него не обойдешься.
   Багрецов подошел к щиту с образцами массовой продукции артели
"Фотоснимок". Все как обычно - киноактеры трофейных фильмов, американские
большеротые красавицы. Немало таких фотографий повидал Вадим в разных
городках (живуча пошлость, живуча). Но вот и самое тошнотворное: в венке
из незабудок и роз целующаяся парочка, рядом в медальоне сердечком
пришпилена другая, а кругом опять незабудки, розы с синими, подкрашенными
листьями. Всюду одинаковые герои - с тупыми, сладкими мордами, с пробором
в блестящей, лакированной прическе. Дамы, будто сбежавшие с витрины
парикмахерской, обнимают этих хлыщей и кокетливо косят глазами.
   За спиной Багрецова сгрудились девушки; переговариваясь между собой и
советуясь, выбирали открытки, чтобы послать по разным адресам. Открытки с
надписями: "Люблю и жду", "Жду ответа, как птичка лета". Обычные, их
тысячи.
   Но это еще не все. Вадим, страстный любитель хорошей поэзии, знающий
наизусть всего Маяковского, был оскорблен до глубины души стихами на
открытках. Возмущен пошлостью, мещанством, с которыми так яростно боролся
Маяковский. И вдруг опять... Откуда оно ползет? Вот, например, открыточка
- парочка, незабудочки, чаечка с письмом, а внизу:
 
   Лети, письмо, моя отрада, Лети, сердечный мой привет, Лети туда, куда
мне надо, Откуда буду ждать ответ.
 
 
 
   На другой открытке - вполне исчерпывающее признание, но с
дополнительным условием:
 
   Буду помнить вечно И любить тебя.
   Но и ты, конечно, Не забудь меня.
 
 
 
   Именно эти стихи и очаровали двух молоденьких девушек в одинаковых
пестрых платьях. Они подозвали лысенького фотографа и попросили дать им по
открытке. Фотограф начал рыться в объемистых пачках.
   Багрецов обернулся к маленькой девушке - лицо ее было словно обрызгано
веснушками, она развязывала узел платочка, где были спрятаны деньги.
   - Только не обижайтесь на меня. Вы грамотная? - спросил Вадим.
   Подруги переглянулись: отвечать ли на вопрос? Решили, что можно, хотя
парень в грязном плаще и не вызывал симпатий.
   - Допустим, грамотная. Что дальше?
   - Тогда зачем посылать открытку, где за вас написал какой-то дурак?
   Парень в лихо заломленной кепочке почти без козырька, в сером костюме,
при галстуке бесцеремонно оттолкнул Багрецова.
   - Посторонись. Дай другим поглядеть. - Он ухватился за раму щита и
пробежал глазами верхние ряды открыток. - Со стишками? Порядок. "Судьба
заставит нас расстаться, но не заставит разлюбить". Правильно, курносая?
 
   Веснушчатая девушка смешливо потупилась.
   - "Мы можем долго не видаться, но друг о друге не забыть". Вот она
чего, любовь, делает. Так? Эй, хозяин! - Парень снял кепку и помахал ею
над головой. - Давай все сразу, полным комплектом. Правильно, девочки?
   На него напала откровенность. Причину ее Багрецов разгадал сразу - по
винному духу, заметному на расстоянии. Щедрый влюбленный от полноты чувств
признался незнакомым девушкам, зачем ему понадобились открытки,
пожаловался, что "она" уехала учиться, а он места себе не находит, боится,
что там, в городе, встретится ей человек хитрый, образованный - и забудет
она навсегда своего разнесчастного Ваську Чекушкина.
   Вадиму было по-человечески жаль Ваську Чекушкина - особенно после того,
как он похвастался, что открытки со стихами будет посылать через день,
пока все не выйдут. Пусть знает про его горячую любовь, и все равно, как
пишут в стихах, судьба "не заставит разлюбить, и друг о друге не забыть".
Вот и пусть не забывает.
   Багрецов понимал, что, посылая эти дурацкие вирши, Вася только напортит
себе. Девушка учится в институте, по всей вероятности умеет отличить
хорошее от дурного, будет сначала подсмеиваться, потом злиться. Вася
покажется ей глупым пошляком, и, несмотря на постоянные напоминания: "Не
забудь меня", - дело кончится очень скверно. Вадим представлял себе Надю
на месте этой студентки. Несчастный Вася Чекушкин! Как же тут не
посочувствовать? Знает Вадим по себе, что девушки бывают жестокими. Надя
не обходится без насмешек, хотя Вадим и не предлагал ей дурных стихов, не
посылал подобных фотографий.
   Пройти бы мимо, не ввязываться в чужие дела, тем более что Вася
навеселе, но об этом как-то не думалось, и когда фотограф принес Васе
целый комплект открыток, Вадим отстранил их рукой.
   - Погодите. Я слышал все, что говорилось здесь. - Повернувшись к Васе,
он доверительно понизил голос: - Не посылайте эту чепуху. Ведь она же
смеяться будет над вами.
   Глаза у Васи налились кровью, он подошел вплотную к обидчику, взял его
за галстук и притянул к себе.
   - А ты кто такой? Тебе чего нужно? - Он угрожающе сдвинул кепку на
самые брови. - Кто будет смеяться? Я тебе посмеюсь!
   Вадим опешил, потом разозлился, уперся кулаком в грудь Чекушкина,
рванулся назад, но тот с силой дернул на себя. Вадим нагнулся и, сам того
не ожидая, головой угодил ему в подбородок.
   Не стерпел Василий, вгорячах отбросил обидчика, и тот, ударившись в щит
с открытками, вместе с ним рухнул на землю.
   Далее последовало все, что полагается: свисток милиционера, сбежавшиеся
со всех сторон зрители и мало приятное путешествие в отделение. По дороге
Вася ощупывал вспухшую губу, а Вадим шел прихрамывая и завязывал платком
содранную до крови ладонь.
   "Надо бы осторожнее, - думал Багрецов, посматривая на широкую спину и
голый затылок Васи Чекушкина. - Многие терпеть не могут советчиков. А
пьяные - тем более".
   И все же он презирал эту осторожность, которая часто граничит с
эгоизмом. Такие люди ни во что не вмешиваются, оправдываясь тем, что в
драке всегда достается третьему, добро не остается безнаказанным, и
другими отживающими, но пока еще не отжившими понятиями.
   Если бы сейчас в отделении милиции случайно оказался Афанасий
Гаврилович Набатников и узнал - о приключениях Левы Усикова и Вадима
Багрецова, то посмеялся бы всласть и сказал примерно следующее:
   "Добро, ребятки! Жизнь без синяков - дурная, скучная. Конечно, многие
из ваших товарищей никогда бы и не попали в такие передряги. Они умные,
калоши носят. Даже на тротуаре обходят лужицы, выбирают, где посуше, а
потому и вихляются из стороны в сторону. Не люблю. Разве это походка для
молодого человека?"
   Вопросы эстетического воспитания, как известно, не разрешаются в
отделении милиции, но иногда могут возникнуть и там в связи с обвинением в
хулиганстве некоего гражданина Багрецова, а также и гражданина Усикова,
обвиняемого в не менее серьезных проступках, а именно - в подрывной
деятельности, направленной против одной из торговых точек.
   Когда привели Леву, вопрос насчет хулиганства Багрецова был уже снят,
так как мгновенно протрезвевший Василий Чекушкин принял всю вину на себя.
В самом деле, с пьяных глаз он не разобрался, что к чему, понапрасну
схватил парня за галстук, теперь раскаивается и просит у него прощения.
   Начали выяснять причины, побудившие Багрецова уговорить Чекушкина и
двух покупательниц отказаться от продукции артели "Фотоснимок".
Поддерживая доводы своего товарища, второй нарушитель - Лев Усиков заявил
представителю милиции:
   - А вы за чем смотрите? Почему баранью ногу, если ее вывезли на
продажу, проверяют и ставят на ней клеймо: мясо, мол, доброкачественное? А
свинью в малиново-зеленых яблоках, от которой портится не желудок, а...
это самое... вкус потребител