Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
ничего нельзя, неизвестно почему тот отменил
командировку Багрецова.
- Поговорите с Медоваровым.
Выхода не было. Мужайся, Вадим!
Лишь однажды сердце его дрогнуло. Он отстал от поезда, который увозил
груз, а вместе с ним и Толь Толича. Разрывалась последняя нить,
связывающая радиста с экспедицией.
Случилось это так.
В тот вечер, когда в поисках бродяги "Альтаира" студенты изнывали от
страха, наблюдая на экране Чрезмерную активность Багрецова, готового
вскрыть ящик, к месту погрузки имущества экспедиции подали вагон.
"Альтаир" выключился, а потому о дальнейшей его судьбе студенты могли
только догадываться. Багрецов тоже не знал, куда отправляется груз, и лишь
в самый последний момент, обманув бдительность Медоварова, выяснил, что
груз должен прибыть в Новокаменск. Багрецов бросился за билетом.
Впереди светились окна пригородного вокзала. Маленькое кремового цвета
приземистое здание, каких много на всех дорогах, напоминало Багрецову
кусок плавленого сыра. Эта странная ассоциация вызывалась весьма
болезненным чувством - с самого утра, кроме сыра, он ничего не ел.
До чего же недальновиден Толь Толич! К тому же человек он абсолютно
ненаблюдательный. Багрецов голодал не потому, что боялся отойти от него, а
по причине финансового неблагополучия. У радиста было командировочное
удостоверение, но, в отличие от документов подобного типа, в нем не
указывалось место назначения. Багрецов Вадим Сергеевич направлялся в
распоряжение начальника экспедиция такого-то института. Вот и все. Но
главное - командировка не подкреплялась никакими материальными благами.
Отсутствовали так называемые "проездные", "суточные" и "квартирные".
Кстати, эти "квартирные" для Багрецова не являлись необходимыми - какие
там квартиры в экспедиции! Но что касается всего остального, то здесь дело
обстояло из рук вон плохо.
Рассчитывая на получение аванса по командировке, Вадим по меньшей мере
легкомысленно распорядился своей зарплатой и половину ее потратил перед
отъездом. У матери лишних денег не было, у Бабкина обиженный Димка взять
не мог, у других ребят не успел. К тому же недостаточный житейский опыт не
смог удержать путешественника от невинных соблазнов, вроде любимых
"мишек", вафлей и копченой стерляди. Все это было в начале пути. И вот у
Казани Вадим почувствовал странную пустоту в боковом кармане. Пришлось
обратиться к начальной арифметике и определить ежедневный прожиточный
минимум на будущее. Этот экскурс в первый раздел математики не доставил
Вадиму удовольствия. Делимое было ничтожным, дней в делителе порядочно.
Математические законы непогрешимы, а потому в частном оказалась столь
мизерная величина, что Вадим загрустил всерьез, хотя это случалось с ним
редко.
Надо было срочно изобретать способ сверхрационального питания. После
тщательного анализа и изучения доступных Вадиму продуктов он остановился
на плавленом сыре и выбрал сорт, который отличался невероятной дешевизной
(что прежде всего привлекало Багрецова), затем питательностью и, наконец,
тем, что на всех пристанях кирпичиками этого сыра были завалены прилавки
магазинов, буфетов, палаток. Сыром торговали на пароходах, в ресторанах,
кафе, закусочных и пивных. Лоточницы носили его в корзинах и ящиках под
стеклом. От плавленого сыра деваться было некуда. Местный сыроваренный
завод работал на полную мощность.
Расчетами и, главное, привычным путем эксперимента Багрецов определил
тот минимум калорий, который необходимо ежедневно вводить в человеческий
организм для сохранения бодрости и дееспособности. Оказалось, что двух
кусков витаминизированного плавленого сыра, весом по сто граммов каждый,
вполне достаточно, если прибавить сюда соответствующее количество
углеводов, то есть обыкновенного черного хлеба. Принимая во внимание, что
этот сыр содержал в себе чуть ли не весь алфавит витаминов и
поливитаминов, Багрецов мог быть спокоен за свое здоровье, во всяком
случае, до конца путешествия. Правда, за последние два дня Вадим
чувствовал подозрительную легкость в желудке. Но зачем же себя обременять
излишним весом! Врачи это не рекомендуют. Кстати, пища будущего, как
писали старики фантасты, предполагается концентрированной, в пилюлях. А
если так, то высококалорийный и витаминизированный сыр является как бы
экспериментальным образцом подобного концентрированного блюда и может
заменить целый обед. Сыр этот не очень нравился Багрецову, однако он
считал, что надо поддерживать каждое смелое начинание, несмотря на его
частные недостатки. Нельзя занимать позицию бюрократа Медоварова, который
зажимает ценные изобретения. Хоть этим Вадим оправдывал свою
систематическую поддержку "пищи будущего", а надоела она ему изрядно.
Неудачи преследовали молодого изобретателя. Обидно, когда они тебя
подстерегают не там, где их ждешь, то есть не за лабораторным столом в
минуты творческого вдохновения, в поле на испытаниях, в бюро изобретений.
Нет, все это позади. Одна из неудач коварно поджидала его у билетной кассы.
Впервые в жизни техник Багрецов по-настоящему оценил заботу своего
институтского коллектива, как организатора всевозможных поездок на
испытания и командировок. Билет тебе закажут, аппараты погрузят, без
сутолоки, без суматохи, как издавна заведено в солидном научном
учреждении. Вспомнив об этом, Вадим безнадежно вздохнул.
У кассы извивалась длинная очередь. Напрасно Багрецов размахивал
командировочным удостоверением. "Все едут в командировки!" Он попробовал
умилостивить стоящих у кассы, жалобно умоляя пустить его без очереди, так
как вагон уже подан, погрузка заканчивается и поезд отойдет вовремя.
"У всех поезд отходит вовремя!" Все торопились и не могли
по-человечески понять суматошного парня. Если бы он здесь же, у кассы,
рассказал свою трагическую историю, рассказал, что во имя справедливости и
торжества научной мысли, заключенной в его маленьких аппаратах,
изобретателю крайне необходим железнодорожный билет до Новокаменска, то,
вероятно, вся очередь отодвинулась бы от кассы, уступая дорогу
настойчивому и принципиальному представителю радиотехнической науки. Любят
у нас науку, а еще сильнее - преданность своему делу, каким бы оно ни было.
Но Вадим полагал - и не без оснований, - что очередь в билетном зале -
это не та аудитория, перед которой следовало бы доказывать необходимость
испытаний ультракоротковолновых радиостанций в районе Новокаменска, а
потому ссылался на командировочные документы, которые, как уже было
сказано, успеха в очереди не имели.
Всех раздражал этот франтоватый юнец в шляпе и белом плаще. Он норовил
обязательно протиснуться без очереди, когда старики и даже одна женщина с
полусонной девочкой спокойно, по порядку, продвигались к окошку.
- Ну и нахальный парень! Хоть бы стариков посовестился!
- Молодой еще!
- Они завсегда так!
- А еще образованный! В шляпе!
Ничего не добившись, кроме этих нелестных оценок, и краснея до ушей,
Багрецов по совету милиционера побежал к дежурному по вокзалу.
- Спросите товарища Гуляеву, - сказал милиционер. - За углом направо.
До отхода поезда оставалось тридцать минут, что не очень много, когда
требуется: во-первых, доказать этой Гуляевой, что если пассажир, к
несчастью оказавшийся изобретателем, сейчас же не достанет билета до
Новокаменска, то железнодорожная администрация будет повинна в гибели
многообещающего молодого таланта, вернее - его творения; во-вторых, по
записке дежурной надо получить этот билет на глазах у транзитных и прочих
пассажиров, тех, кто принимали назойливого парня совсем не за того, за
кого следует. (Ясное дело, билет из брони не выдадут зря.) И, наконец,
в-третьих, надо успеть вскочить в вагон.
Напуская на себя строгость, молоденькая девушка слушала сбивчивую речь
Багрецова, всем своим видом подчеркивая, что красная фуражка, из-под
которой игриво падали на плечи золотистые локоны, не просто головной убор,
или - избави вас бог подумать! - какая-нибудь шляпа, а символ
железнодорожного порядка на вверенном ей вокзале. Дело, как говорится,
ответственное и нешуточное.
- Не имею оснований, гражданин, - перебила она торопливые и
малоубедительные доказательства настойчивого пассажира. - Порядок у нас
один - живая очередь. Надо было раньше побеспокоиться. - И равнодушно
возвратила командировочное удостоверение.
Вадим тупо взглянул на листок с росчерком Медоварова, потом посмотрел
поверх красной фуражки, на большие круглые часы, и устало вздохнул.
- Честно предупреждаю - поеду без билета.
- Заплатите штраф.
- Ну что ж, заплачу, - заявил Вадим, хотя этот непредвиденный расход
оказался бы для него полной катастрофой. - Чуткости в вас нет, заботы о
человеке. А еще фуражку надели!
Насчет фуражки у Вадима вырвалось не случайно. В очереди он слышал
какие-то оскорбительные намеки по поводу его шляпы, но он никак это не
связывал со служебной формой дежурного по вокзалу. Красная фуражка, по
мнению Багрецова, обязывала дежурного относиться к пассажирам заботливо и
доброжелательно, во всяком случае, не так равнодушно, как эта кудрявая
девица. Пассажир погибает, а она штрафом грозит. Разве за этим ее сюда
посадили?
Всего лишь месяц Дуся Гуляева носила красную фуражку, а потому особенно
болезненно воспринимала, всякий намек на некоторое несоответствие высокой
должности дежурного по вокзалу с ее ничтожным опытом, молодостью и
кокетливыми локонами. Если же это был не только намек, а прямой выпад
против красной фуражки, да еще со стороны какого-то мальчишки, причем в
кабинете дежурного по вокзалу, при исполнении им служебных обязанностей,
то остается единственный выход - вызвать милиционера и составить протокол.
Плохо пришлось бы Вадиму, но, к счастью, даже самые строгие инструкции
рекомендуют прибегать к административным воздействиям лишь в случае
крайней необходимости. Люди есть люди, многие из них ошибаются: и
пассажиры и пешеходы, квартиросъемщики и налогоплательщики, любые
указанные и не указанные в инструкциях лица. Так будьте, по возможности, к
ним снисходительны: далеко не все они злостные нарушители, у них добрые и
честные глаза.
Нет, не из-за этих, как говорится, прекрасных глаз смягчилось сердце
дежурного в огненной фуражке. Отвечая на телефонные звонки, девушка
наблюдала за пассажиром, оказавшимся с большими странностями. Он
размахивал маленьким чемоданом и не просил, а требовал, причем уже
ссылался не на командировочное удостоверение, а на какие-то стихи
Маяковского о бюрократизме.
- Поймите, что если бы я не вез с собой радиостанции, то никогда бы в
жизни не обратился к вам с просьбой.
- Значит, у вас еще багаж? - Гуляева повернулась к часам. - Все равно
не успеете оформить.
- Какой багаж? Здесь, здесь все! - пассажир потрясал чемоданчиком.
В глазах дежурной засветился искренний интерес.
- Радиостанции? Такие маленькие? Покажите.
- Вы что же? Не верите? - совсем разобиделся Багрецов. - Почему я
должен врать?
Щеки девушки постепенно приобретали цвет ее фуражки.
- Да я не потому... - Она явно позабыла о своем служебном положении,
смущенно наклонилась над столом, где лежала тонкая брошюра с подробным
изложением всех прав и обязанностей дежурного по вокзалу. - В нашем
железнодорожном клубе, - все еще не поднимая глаз, продолжала она, - есть
радиокружок. Хотели построить маленькие станции, для маневровой службы.
Сделали одну переносную для дежурного, того, кто списывает номера вагонов,
а она оказалась тяжелой. - Дуся вздохнула огорченно. - Жалуется старик.
- Какие там батареи? - прежде всего спросил Багрецов.
- Галетные, шестидесятивольтовые. Две штуки.
Вадим снял шляпу и положил ее на стул.
- Тогда вполне понятно. Это уже два килограмма. Да еще аккумулятор. А
дальность какая требуется?
Багрецов почти два года возился со своими маленькими аппаратами, на
собственной шкуре испытал все неудачи при проектировании, выстрадал
полсотни вариантов, доводя до совершенства каждую деталь, познакомился с
капризами разных схем и потому не случайно принял так близко к сердцу
печальный опыт начинающих конструкторов.
- Здесь надо выбирать иной путь, - решительно заявил он, положив на
край стола чемодан. - Кто-кто, а я с этим делом здорово помучился.
Изобретатель щелкнул запором, открыл крышку, но тут же закрыл испуганно.
Под ней на салфетке лежали засохшие куски черного хлеба, две луковки и
обгрызанный кирпичик плавленого сыра. Поистине скудная, сиротская пища,
которая могла бы вызвать у девушки жалость, а не уважение к молодому
изобретателю... В подобных случаях Багрецов был щепетилен. Он видел не
только красную фуражку, но и девичьи с золотыми искорками глаза под
лакированным козырьком, видел детски надменные губы, - короче говоря,
видел свою сверстницу, внешний облик которой ему не мог не понравиться.
Чем-то она напоминала Надю, и Вадим уже позабыл, что находится в
кабинете дежурного по вокзалу.
Просунув руки под крышку чемодана и отбросив салфетку, он искал
карманную радиостанцию. Сверху лежали куски хлеба, луковицы. Кроме них,
попадались еще плоскогубцы, отвертки, разный мелкий монтажный инструмент,
носки, галстуки, запасные лампы, мыльница, а радиостанция так и не
находилась.
Дежурная отвечала на телефонные звонки, что-то записывала и постепенно
хмурилась. "Фокусничает парень... Может, и нет никаких аппаратов?"
- Наконец-то! - обрадовался Багрецов, вытаскивая коробку, похожую на
карманный словарь, и нажимая кнопку на его корешке.
Крышка откинулась, как в портсигаре. Под ней несколько разноцветных
ручек, окошечко шкалы. Багрецов повернул центральную ручку - в окошке
замелькали цифры.
- Великовата получилась. - Он конфузливо усмехнулся. - В карман пиджака
не положишь, а сюда можно. - Щелкнув крышкой, изобретатель сунул
радиостанцию в карман плаща. - Новую сделаю, еще меньше.
- А где же батареи? - спросила Гуляева. - Отдельно?
К удивлению Багрецова, она вполне прилично разбиралась в радиотехнике,
так как сразу же задала кучу вопросов о диапазоне, дальности, типах ламп и
прочих особенностях малых радиостанций.
Вадим бегло рассказал о конструкции, а самое главное приберег к концу.
- Теперь насчет батарей, - заранее предвкушая эффект, он потирал руки.
- У меня их совсем нет.
- Понимаю. Значит, аккумулятор с преобразователем?
- Не угадали. Смотрите.
Багрецов взял радиостанцию, поставил ее перед собой, как раскрытую
книгу, потом откинул круглую, с пятачок, задвижку и полез в карман за
спичками.
Дежурная по вокзалу не могла себе представить, что в ее кабинете будут
демонстрироваться подобные чудеса, держала в руках талон на билет и
безотрывно смотрела на радиостанцию. Изобретатель зажег в ней крохотную
лампочку. Но какую? Не электрическую, а керосиновую. Сквозь прозрачное
слюдяное окошко виден был дрожащий огонек.
- Вот вам моя "керосинка"!
Ради нее Вадим готов был идти на все лишения, готов питаться не только
плавленым сыром, который ему до смерти надоел, а и одним сухим хлебом,
лишь бы довести эти керосинки до дела, чтоб выпускались они тысячами.
Напротив сидел человек, кровно в этом заинтересованный; он мог по
достоинству оценить смелость и остроумие конструкции. Кроме того, человек
этот был приятен изобретателю. Да что там скрывать, Багрецов славился
своим красноречием в женском обществе, а потому и на сей раз остался верен
себе. Он уже давно позабыл, зачем пришел в кабинет дежурного по вокзалу, и
видел перед собой лишь самую внимательную, самую прекрасную (после Нади,
конечно) из всех слушательниц, когда-либо существовавших на земле.
Он расхаживал по кабинету, ерошил пышную шевелюру и весьма
темпераментно объяснял сущность своей "керосинки". Он говорил, что ему
удалось соорудить маленькую термобатарею, которая дает высокое напряжение
для радиостанции.
- Всякому школьнику известно, - лекторским тоном продолжал Багрецов, -
что такое термоэлемент. Это две спаянные между собой проволочки из разных
металлов. Если мы будем их нагревать, то на концах появится ток.
Это давно уже открыли.
Дуся опасливо поглядывала на часы, но Вадим ничего не замечал, даже
протянутого ему талона на билет.
- За последнее время наши ученые нашли и подобрали такие сплавы и
полупроводники, которые позволили получать от термоэлементов большой ток,
- говорил он, прикрывая глаза от яркого света. - Один изобретатель
придумал такие, что они могут прилично работать даже от теплоты
человеческого тела. Если эти элементы соединить вместе, как сделано у
меня, то получится целая батарея. Я, например, получаю от нее двести
вольт. Это, знаете ли, не шутка!
Для иллюстрации Багрецов открыл радиостанцию и показал систему из
нескольких гребенок. Под ними горел широкий фитиль. Конструктор вспоминал
все свои ошибки в поисках практически пригодной горелки и советовал
применять только такую. В данном случае пламя не потухнет, даже если
радиостанцию поставить вверх дном. Потом он пожаловался на горючее.
Керосин коптит варварски, и пришлось составить специальную очищенную
смесь, куда входит спирт.
Внутри аппарата поблескивали сверхминиатюрные радиолампы, чуть заметно
тлели в них волоски. Каждая деталь была тщательно продумана и представляла
собой чудо ювелирного искусства. Конечно, это только так кажется.
- Никаких ювелиров, - заявил изобретатель. - При массовом производстве
даже малюсенькие штучки делаются чрезвычайно просто. Автомат выплевывает
их, как семечки... Попробуем что-нибудь принять, - в заключение сказал
Багрецов, завинчивая винты на задней крышке радиостанции и вытягивая из
нее прутик антенны. - Может, ваши клубные любители еще не угомонились.
Он порылся в чемодане и вытащил почти невесомые телефонные трубки. Дуся
опять хотела напомнить ему о поезде, но изобретатель уже включил аппарат,
который не на шутку ее заинтересовал. Надо бы попросить схему.
Багрецов ничего не услышал. Полное молчание, если не считать слабого
потрескивания и шипения. Он медленно вращал ручку настройки, стараясь не
пропустить станцию, все равно какую, лишь бы продемонстрировать
радиолюбительнице - приоткрыв рот, она уже не дышала, - как громко и чисто
работает приемник с керосинкой.
Трубки чуть не слетели с головы, - оглушительная громкость. Казалось,
лопнут, разорвутся на части телефонные мембраны. Слышны голоса, какие-то
крики, топот ног. Неужели так шумно в радиолюбительской комнате? Нет, не
похоже. Далекие паровозные гудки. Гремят по асфальту чугунные колеса
грузовой тележки.
На минуту все затихло, и вдруг в этой, правда весьма относительной
тишине прозвучал знакомый Багрецову сладкопевучий голос:
- Подвиньте ящичек и закрывайте. Будьте здоровы, золотко!
Этот голос Вадим узнал бы из тысячи. Он слышал его каждый день, слышал
и ненавидел. Да и не только голос, а все существо Толь Толича. Ненавидел
его ножки в игрушечных сапожках, округлый животик, перетянутый тонким
ремешком, заискивающую улыбочку, всегда потные руки - при разговоре он
вытирает их платком. Ненавидел со всей силой пылкой юности и был уверен,
что поступает правильно.
В первый момент Вадим опешил, сбросил трубки, снова надел. Ненавистный
голос преследует его всюду, даже в эфире нет от него покоя. Это похоже на
галлюцинацию, явление необъяснимое, нелепое...
Яркой магниевой вспышкой блеснула мысль, удивительная в своей простоте:
да ведь это работала радиостанция, ее вместе с батареями упаковали в
ящик и позабыли выключить. Значит, он, Вадим, был прав, предупреждая
Медоварова, что в ящике не выключен какой-то аппарат. Чувствительный
микрофон воспринимал все звуки, проникавшие сквозь щели ящика. Вот почему
так хорошо слышны паровозные гудки, говор пассажиров и вкрадчивый голос
Медоварова.
В телефонных трубках что-то пискнуло, затем послышался грохот
задвигаемой двери. Вадим не ошибался, ясно представляя себе, как движется
массивная дверь товарного вагона. Потом загремели засовы, щелкнул замок, а
через ми