Даймон и Гагтунгр. Оба -  в  лучистых
панцирях  собственной  магической  защиты,  превращавших  их  в   создания
немыслимого с точки зрения человека уродства. На  всем  их  облике  лежала
чудовищная печать проклятия, невыразимо ужасная и отвратительная.  Готовые
уничтожить любого, кто  станет  на  пути,  они  возникли  духами  небытия,
демонами разрушения, отринувшими маски великих творцов  и  ставшими  теми,
кем были на самом деле - абсолютными эгоцентристами, готовыми ради себя  и
своих желаний разнести вдребезги любую вселенную, в том числе и населенную
своими же соплеменниками.
     Недолго думая Сухов  переместился  в  соседний  хрон,  представляющий
собой мертвый, измененный дыханием близкого Суфэтха мир, пустой, без звезд
и галактик, затем еще дальше, в последний хрон,  граничащий  с  "кладбищем
Шаданакара". Это  не  было  паническим  бегством,  скорее  отступлением  с
надеждой избежать нового боя. Но Великие игвы жаждали  схватки  и  шли  по
пятам.
     Хрон, соседствующий с Суфэтхом, представлял собой нечто вроде сростка
кристаллов, каждый размерами с планету типа Земли. Внутри  кристаллов  еще
сохранялась  какая-то  организация,  остатки  жизни,  подобие  пейзажей  и
ландшафтов, большинство из которых недоступно было человеческим ощущениям,
пространство же, окружавшее "кристаллы",  горело!  Вернее,  горело  время,
постепенно разрушая "кристаллы", испаряя  их  внешние  слои,  превращая  в
потоки сверхбыстрых частиц - тахионов, уносящихся в Суфэтх.  Видимо,  и  в
этом хроне кто-то из Великих игв, тот же  Гагтунгр,  экспериментировал  со
временем.
     Оказавшись внутри одного  из  таких  "кристаллов",  Никита  попытался
сообразить, что делать в создавшейся ситуации. Игвы шли за  ним,  судя  по
сотрясениям вакуума Веера, и намерений своих не меняли.
     Пейзаж "кристалла" напоминал земную зиму:  бесконечные  белые  холмы,
редкий снег, небо в пятнах свечения, с красивой вуалыо "северного сияния",
- но все это было лишь отражением  действительности  в  мозгу  наблюдателя
Сухова, продолжавшего судить обо всем земными категориями и аналогиями.
     В запасе у него было всего  несколько  долей  секунды,  прятаться  не
имела смысла, разве что в Суфэтх, путь в который  был  ему  заказан,  если
верить Уицраору, и Сухов успел только дать сигнал  тревоги,  надеясь,  что
вибрация Веера - особый способ связи,  доступный  лишь  магам,  дойдет  по
назначению.
     Игвы прошли хронобарьер, проявляясь в "кристалле" вихрями огня,  пока
не приобрели облик, схожий с обликом Уицраора.
     Для человеческого глаза этот облик ассоциировался бы  с  гигантами  в
фиолетовых,  с  искрами  и  молниями,  плащах  с  накинутыми   на   головы
остроконечными капюшонами, и лица их были - сам мрак!
     Было их сначала двое, потом  объявился  третий  -  Уицраор  решилтаки
присоединиться к коллегам.
     Никто из них не стал объясняться с Посланником, все  трое  знали  его
цель, стремления и возможности, и ошибаться не хотели.
     Первым вступил в бой Даймон, уже имевший опыт борьбы с магом связи. И
Никита, внутренне ожидавший предварительного разговора,  какого-то  обмена
мыслями, готовый к компромиссу во имя истины, вдруг ощутил прилив  бешеной
ярости. Его не хотели слушать, не принимали в расчет, откровенно презирали
и считали за слабака, вступившего на Путь ради славы,  а  главное  -  были
уверены в своем исключительном праве  вершить  суд,  распоряжаться  чужими
судьбами и жизнью. Такую этику высших сил Никита принять не мог.
     Его ответный удар буквально расколол "кристалл",  мгновенно  растопив
снег и разогнав тучи на всем многотысячекилометровом пространстве.  Защиту
Даймона он не пробил, но заставил демона отступить, спрятаться за  панцирь
свернутого пространства. Лезвие меча плясало вокруг Сухова, как  мерцающее
пламя, складываясь  в  узорчатый,  красивый  и  смертельный  веер,  сквозь
который ничто не могло пробиться к телу мага. Никита не стал ждать,  когда
другие Великие соизволят бросить ему перчатку, и напал первым.
     Меч  его  свистящим  зелено-голубым   зигзагом   дважды   перекрестил
Гагтунгра, сорвал с него капюшон  и  выбил  из  рук  шиххиртх,  заряженный
стрелами-гранатами, взрывающими вакуум. Следующий выпад неминуемо отправил
бы демономага  в  мир  иной,  однако  вмешался  Уицраор,  творец  законов,
владеющий  более  тонкими  методами   разрушения   пространств   с   любым
количеством измерений.
     Дальнейший поединок продолжался уже на  уровне  изменения  физических
констант, что усугубило распад хрона, превращая его в глубокое многомерное
"болото".
     Никита почувствовал, как вокруг него  сплелся  тугой  узел  иномерия,
закрутил пространство в хитрую спираль, которую  меч  сразу  разрубить  не
смог, сам будучи свернутым в спираль, потеряв сразу три  степени  свободы.
Это означало, что им можно было действовать лишь как рапирой  или  потоком
излучения, потоком силы, но не  орудием  многодиапазонного  назначения,  и
Никита  потерял  несколько  драгоценных  мгновений,   решая   поставленную
проблему. А когда решил и освободился от тугих стихий, сдавливающих  тело,
лишающих свободы маневра, Даймон  снова  нанес  пси-удар,  который  пробил
защиту и оглушил Сухова, как хороший удар дубиной по голове.
     Длилось это состояние недолго, тысячную долю  секунды,  сверхсознание
Посланника тоже работало быстро и  восстанавливалось  без  потерь,  черпая
энергию-информацию эйдоса в режиме синхронной  накачки,  успевая  защитить
самый хрупкий свой  элемент  -  человеческое  тело  с  его  неповоротливым
мозгом, однако и этого малого отрезка времени оказалось бы достаточно  для
того,  чтобы  демономаги  справились  с  Посланником...  если  бы  не   их
исключительная самоуверенность и желание насладиться не только победой, но
и унижением противника. Они дали ему еще несколько драгоценных  мгновений,
красочно  показав  в  пси-объеме,  что   с   ним   будет:   предполагалось
закапсулировать Посланника внутри "непроявленной вселенной",  микрочастицы
вроде фридмона или кварка, идеальной тюрьмы, выхода из которой не нашел бы
наверное, и более сильный маг. "Спасибо за перспективу!" - передал  троице
Никита, одновременно разделяясь на три одинаковые фигуры: все тот же образ
русского  воина  в  доспехах.  Разделение  создало  бурю  в   пространстве
"кристалла",  окончательно  преобразив  его  ландшафт  в  облако  пыли   и
обломков. Двойники не были  просто  видеопризраками,  они  обладали  всеми
признаками психофизической матрицы  и  магисферой,  и  демоны  "купились":
каждому из них пришлось выбрать своего противника. Этой заминки  оказалось
Сухову достаточно,  чтобы  нанести  упреждающий  удар  и  вывести  из  боя
Гагтунгра.  Меч  проделал  в  теле  демона  дыру  -  "струнный"   вход   в
пространство двенадцатимерности - и воткнул туда все  конечности  Великого
игвы, его "руки" и "ноги".
     Именно в  этот  момент  Сухову  пришита  помощь.  "Кристалл",  внутри
которого шел бой магов, пронзила ослепительная молния хронозаряда, и рядом
с Посланником  возник  сияющий  контур  Машины  Всех  Машин,  пилотируемой
Магэльфом,  роем  пчел,  интеллект  которого   поставил   его   в   разряд
"технологических колдунов". Бой сразу приобрел другой характер.  Посланник
перестал быть обороняющимся, а силы сражавшихся сторон выровнялись, потому
что Гагтургр на время выбыл из борьбы.
     И тут странно повел себя Уицраор.
     Он вдруг отступил, отсалютовал копьем света, как  бы  признавая  силу
противника, и выдал сложный пакет мыслей-эмоций-сообщений, смысл  которого
был адекватен человеческому восклицанию типа  "черт  побери!"  или  "ну  и
ну!".  Если  бы  Никита  смотрел  этот  спектакль  по  телевизору,  он  бы
рассмеялся, но юмор собстбенного изречения оказался Уицраору недоступен.
     - Мир тебе, Посланник, - продолжал четвертый Великий йгва, постепенно
исчезая за броней невидимости. - Я предупреждал их, но они  не  вняли.  До
встречи в новых вселенных.
     Уицраор исчез. А Никита понял,  что  имели  в  виду  те,  кто  назвал
Уицраора "богом необъяснимого ". Он и был им,  но  -  "богом  необъяснимых
поступков и решений". Не обладая великодушием и  милосердием,  не  отделяя
добра от зла, подчиняясь  только  собственным  инстинктам  и  оценкам,  он
иногда  совершал  непредсказуемые  даже   соратниками   поступки,   находя
идеальные с точки зрения этики Шаданакара решения.
     - Уходим, - сказал замершему Никите Магэльф. - Нет смысла  уничтожать
этот хрон, а мы уничтожим его, если будем продолжать бой.
     Универтер засиял так, что на него стало больно смотреть.  Сорвавшаяся
с него молния кваркового распада подбросила глыбу Гагтунгра  на  несколько
километров над тучей пыли. Даймон, еле видимый за  космами  дыма,  пара  и
пыли, отступил, что-то задумав - судя по мыслеэху, долетевшему до Магов.
     - Уходим, - еще раз просигналил Сухову Магэльф.
     Но они не успели. Даймон, далеко не уверенный в исходе боя,  применил
последнее средство, о котором не знали  даже  его  сподвижники.  Средством
этим был "излучатель тьмы" или "инвертор порядка", то есть, по сути, малый
синтезатор хаоса, идею которого  когда-то  подал  Люцифер  и  над  которым
работал Даймон.
     Все дальнейшее произошло в течение нескольких долей секунды (весь бой
до  этого  продолжался  около  полусекунды):  стремительное   "скатывание"
кривизны пространства, нарастание  плотности  гравитационного  поля,  рост
напряженности  всех  полей,  ядерные  резонансы,  буквально   превратившие
окружающую среду в один большой атомный взрыв, поворот  симметрии  частиц,
означавший готовность вакуума  к  фазовому  переходу,  и,  как  следствие,
начало схлопывания хрона. И вдруг, как удар - остановка времени!
     Пространство хрона, весь его "сросток кристаллов", а также  отдельные
домены,  разделенные  тончайшими  зеркальными  стенками.  Все   физические
процессы вплоть до вращения электронов в атомах практически  прекратились.
Лишь  специфическое  движение  эйдоса,  охватывающего  отдельные  островки
индивидуальных информационных полей, принадлежащих разумным существам,  не
затихло. И Никита впервые во всем  объеме  почувствовал  это  сверхтонкое,
надвременное движение, основу основ Веера Миров,  не  поддающееся  никаким
воздействиям изнутри самого Веера. Сознание на мгновение  отключилось,  но
заговорил магический контур сверхсознания, впаянный в эйдос, как муравей в
янтарь,  и  чувствующий  малейшие  его  изменения.  Никита  понял,   к_т_о
остановил  время,  вернее,   не   время,   а   поток   событий,   сохранив
энергетический аспект времени. И получила ответ мгновенную  видеокартинку:
словно из-под ветвей дерева с кружевным узором листьев выглянул  загорелый
молодой человек с шапкой белых волос, в глазах  которого  светились  ум  и
сила, подмигнул Посланнику и скрылся, оставив в душе мимолетное  сожаление
и тоску. Вероятно, это был тот самый "бог данного мгновения", вернее,  его
отражение в сознании Сухова-человека. Мифы не лгали, Дадхикраван был прав:
"бог данного мгновения" представлял собой мгновенно возникающую и  так  же
мгновенно уходящую страшную роковую силу, способную как  созидать,  так  и
разрушать, и жил он в не Веера  Миров  как  объект,  сравнимый  с  ним  по
сложности,  энергопотенциалу  и  информационному  насыщению.  Останавливая
поток событий в одном из  Миров-хронов  Веера,  он,  конечно,  преследовал
свои, неведомые  никому  цели,  но  у  Сухова  осталось  впечатление,  что
вмешался он пусть и не ради спасения Посланника, но ради чего-то большего,
может быть, ради спасения Веера, уникального образования даже для  Большой
Вселенной.
     Во всяком случае, лицо в узоре зеленых  листьев  Никита  не  смог  бы
забыть до конца своих дней.
     Время сдвинулось с места на неуловимый квант: внешняя сила  перестала
сдерживать его. Следующий миг мог стать  роковым,  схлопывание  хрона  уже
ничто не могло  остановить,  смерть  казалась  неминуемой,  однако  Никита
ощутил вдруг прилив сил, кто-то буквально влил в него порцию энергии,  как
глоток эликсира бессмертия, и он  успел  прыгнуть  вперед,  сквозь  стенку
хронобарьера, выдернув за собой Магэльфа и того, кто его спас.

     Он не знал, успели спастись Даймон и Гагтунгр от порожденного ими  же
катаклизма или нет, хотя и подумал об этом мимолетно. Но,  как  оказалось,
собственные  беды  еще  не   закончились.   Прыжок   сквозь   хронобарьер,
разделяющий Миры Веера, закончился в Суфэтхе!
     Было ли то следствием потери ориентации или  физическим  воздействием
"кладбища Шаданакара", Сухов не понял, а на анализ времени у него  уже  не
было.
     Суфэтх действительно  был  "кладбищем",  способным  похоронить  любой
материальный объект любой протяженности, в  том  числе  и  вселенную-хрон.
Будучи "выступом", своеобразной переходной зоной Большой Вселенной в  теле
Веера Миров, которая имела 506-мерную размерность с  реально  развернутыми
координатами. Суфэтх поглощал всю энергию любого проникшего в него тела, в
том числе и энергию  атомарных  связей  и  даже  энергию  кварко-глюонного
обмена. От "нарушителя" оставался только  пси-информационный  каркас,  так
сказать "тень души", проваливающаяся в конце  концов  на  "дно  кладбища",
передающая свою сущность вечно кипящей Большой Вселенной.
     То, что вырваться из Суфэтха почти невозможно,  Никита  понял  сразу,
почуяв жуткий, ужасающий, отнимающий силы холод.
     Супер-холод. За несколько мгновений Суфэтх  высосал  энергию  внешней
магической защиты, пробил брешь в силовом коконе сверхсознания, сжал  мозг
ледяными пальцами, продолжая выкачивать запасы био и пси-энергии, и Сухова
охватил ужас: жизнь  утекала  в  Никуда,  в  Ничто,  в  Беспредельность  и
Вечность! Сил  на  пролом  хронобарьера  в  обратном  направлении  уже  не
оставалось.
     - Прощай! - донесся пси-крик Магэльфа, пережившего те же впечатления;
"Машина Всех Машин" не могла спасти его, как и собственная мощь.
     И в этот момент в события снова вмешался некто третий, тот, кто помог
Никите и Магэльфу  выбраться  из  коллапсирующего  хрона.  Им  оказался...
Дадхикраван!
     - Держитесь, Посланник! - услышал-понял внезапно Сухов.
     Появилось ощущение, будто горячая твердая ладонь поддержала  его  под
локоть, и было это ощущение столь явственным, что Никита даже увидел рядом
сосредоточенного огненного псевдочеловека.
     Ладонь придала новые силы, через нее в тело Посланника влилась  целая
река энергии. Дадхикраван тратил собственные запасы с безумной  щедростью,
и, почувствовав, что это означает, Никита рванулся прочь  из  Суфэтха,  не
забыв увлечь за  собой  Магэльфа,  еще  не  растворившегося  в  абсолютном
светомраке "кладбища Шаданакара".
     Показалось Сухову,  на  краткий  миг  он  увидел  Большую  Вселенную:
плотнейшую,  плотнее  ядерной,  субстанцию,   передергиваемую   судорогами
сверхнапряжений,  в  которой  вспыхивали,  расширялись,  росли   и   снова
сжимались ансамбли метавселенных наподобие Веера, а  также  проще  и  куда
сложнее. И грандиозная эта картина, Апокалипсис Вечности и  Бесконечности,
заставила Никиту ужаснуться от  восторга  и  испытать  невиданную  боль  и
горечь: оценить Большую Вселенную, объект бесконечной  сложности,  постичь
ее разумом живущего в ней существа, даже  такого  великого,  как  Люцифер,
было невозможно. Как оценить то, что нельзя оценить ни пятью, ни тридцатью
пятью чувствами?
     Понял Никита и то, что вряд ли  когда-нибудь  еще  удастся  облечь  в
слова и образы увиденное им на уровне сверхсознания, выразить эту  картину
доступными ему средствами. Как  описать  то,  что  невозможно  описать  ни
человеческим, ни  каким-либо  другим  языком?  Беспредельное  разнообразие
невыразимо, как и предельное совершенство...
     Очнулся он в мертвом, но  не  сжимающемся  в  точку,  мире,  на  краю
"лестницы Шаданакара", еще очень близко от Суфэтха. Рядом  болтался  цепко
удерживаемый "захватом" магиполя закуклившийся рой  Магэльфа  -  универтер
исчез, - и плавал в ауре бледного  сияния  Дадхикраван.  Вернее,  теиьего,
зыбящаяся, неплотная, просвечивающая, как кисейная занавеска.  Весь  океан
энергии, запасенный им в себе - в принципе, бывший темпорал и был сгустком
энергии  с   организацией,   мыслящего   существа,   -   позволявшей   ему
беспрепятственно проникать в любой уголок Веера, он отдал  Никите,  спасая
его от смертельных, объятий Суфэтха.
     Не останавйиваясь, Сухов продавил мечом  квантовый  барьер  соседнего
хрона, давно перестав  обращать  внимание  на  сопутствующие  просачиванию
сквозь, барьер ощущения, и шел так до тех пор, пока  не  оказался  в  мире
Велиала.
     - Опусти Меч, Посланник, - послышался ему знакомый  звучный,  богатый
интонациями, пси-голос. - Ты среди друзей.
     - Зу-л-Кифл! - пробормотал  Никита,  вдруг  почувствовав  невыносимую
тяжесть меча.
     Сфера  ощущений   Посланника   стремительно   сжалась   до   размеров
человеческого тела. Он "выпал" из сверхсознания, ритм  мышленияи  скорость
реакций снизились до нормальных, человеческих.
     Он огляделся: песчаный берег, река, неземной, но лес невдалеке - и не
успел ничего сообразить, как вдруг кто-то обнял его, прижался к  груди,  и
горячие губы коснулись его сухих, воспаленных глаз, щек, губ.
     - Господи! - с трудом выговорил Сухов. - Ксения?!
     - Не веришь глазам своим, поверь на  слово,  -  засмеялся  кто-то  за
рекой..
     Никита оглянулся, разглядев фигуру воина в доспехах, но с  Непокрытой
головой.
     - Яросвет?
     - Кто же еще? Вижу, Дадхикраван добрался до тебя вовремя.
     А кто это с тобой, в коконе? Неужто Магэльф?
     Сухов  окончательно  пришел  в  себя,  отстранил  Ксению,  окинув  ее
взглядом и разом впитав красоту девушки, которую не  мог  скрыть  какой-то
дымящийся защитный комбинезон, и ее неповторимую  свежесть.  Она  казалась
нормальной, натурой цельной и в то же время по-домашнему мягкой,  но  было
отсутствие  обычной  "смеси"  в  ауре  ее   пси-йзлучения   очаровательной
непринужденности, мечтательности и твердых  убеждений,  а  также  ощущение
неловкости и рассеянности, которое она внушала, все время  пытаясь  что-то
вспомнить. Все это говорило  о  нарушениях  в  психике.  Душу  Ксении  еще
предстояло "собирать" по хронам, прежде чем она станет прежней. Но его она
уже вспомнила!
     Никита поцеловал девушку в подбородок.
     - Подожди, милая. - Обернулся к  Дадхикравану,  вокруг  которого  уже
собрались маги,  в  том  числе  и  оживший,  приобретший  форму  человека,
"римского императора", Магэльф. Кто-то тронул Сухова за руку.
     - Что с ним?
     Никита  сжал  до  боли  руку   Такэды,   одетого   все   в   тот   же
костюмдиморфант, опомнился, прижал его к себе и отпустил.
     - Он умирает, - ответил вместо  Никиты  Яросвет.  -  Что  тут  у  вас
произошло, Посланник?
     Запинаясь, Никита пересказал события последних минут, о том, как  его
и  Магэльфа  спасло  появление  бывшего   темпорала,   умолк,   шагнул   к
Дадхикравану.
     - Отшельник, дружище...
     - Не  стоит  кручиниться,  -  долетел  слабый   пси-шепот   огненного
псевдочеловека, ставшего почти прозрачным, как лунный блик на стекле. - Вы
мне уже не поможете, несмотря на все ваше умение. Я знал, что так будет, и
не жалею ни о чем.  Посланник,  не  казните  себя,  я  благодарен  вам  за
мгновения свободы.
     - Ты... знал?!
     - Конечно, я ведь соединял не только  Миры  Веера,  но  и  прошлое  с
будущим.
     - Ты  знал!..  О,  дьявол!  Неужели  все  это  -  мой   поход,   твое
освобождение, бой с игвами - было рассчитано Люцифером?!
     Берег, на котором  стояли  маги,  вдруг  подпрыгнул,  будто  по  нему
ударили исполинской кувалдой. Из недр  материковой  коры,  на  которой  он
покоился, донесся долго не затихающий гул.
     - Что это? - повернулся к Сухову Такэда.
     - Люцифер? - негромко спросил неведомо кого Яросвет.  -  Его  тяжелая
нога?
     - Нет,  -  раздался  и