перестав светиться, превратилась  в  человека  в  комбинезоне,  с  головой
Сухова то вторая, не теряя человекообразной формы, так и осталась текучей,
искрящейся,   прозрачно-твердой   одновременно,   словно    состояла    из
расплавленного жидкого металла или стекла. Лишь изредка в  передней  части
головы проглядывал  кто-то,  лик  безусловйо  разумного  существа,  но  не
человека.
     Такэда медленно встал, памятуя о малой силе тяжести, проглотил ком  в
горле, просипел:
     - Привет,  Отшельник...  По  этому  поводу  не   мешало   бы   выпить
чего-нибудь вкусного, шампанского, например.
     - Я бы не хотел, чтобы вы называли меня  Отшельником,  -  раздался  в
ушах Толи приятный баритон темпорала. - Если можно, зовите меня как-нибудь
иначе. Что касается термина "выпить", то я не человек и не совсем...
     - Он пошутил, - перебил "новорожденного" Никита.  -  Хотя,  с  другой
стороны, "выпить" - это одна из традиций человеческого  племени  и  не  из
самых вредных. Что касается имени... имя - вибрация Космоса, Отшельник,  и
дается богами при истинном рождении. Ты должен помнить,  как  тебя  назвал
творец.
     Бывший темпорал ответил не сразу. Он скользящей походкой,  вызывающей
ассоциации   мягкого   шага   пантеры,   прошелся   по   выпуклому    боку
астероида-корабля, как бы пробуя свое новое тело.
     Такэда  представил,  с   каким   усилием   и   болью   это   странное
существо-механизм выдирало из всех хронов-слоев Веера свои "нервы", струны
хроносвязи, с "нейронами", станциями  хроносдвига  на  окончаниях,  и  ему
стало не по себе. Темпорал собрал воедино, в одно тело, не просто ансамбль
нервных клеток, но колоссальной сложности ансамбль!  Человеческий  мозг  с
его двумястами миллиардов нейронов не шел с ним по количеству и  сложности
ни в какое сравнение.
     Никита прочитал мысль Такэды и послал успокаивающий импульс,  который
расшифровывался, как "и мы не лыком шиты".
     Темпорал наконец вышел  из  задумчивости.  В  голосе  его  прозвучала
горечь:
     - У меня  не  было  имени.  Творец  создавал  меня  не  существом,  а
физической системой с зачатками разума и чувств, но не имеющей собственной
воли и выбора.
     - Зато сейчас ты свободен, - тихо сказал Никита.
     Темпорал помолчал немного и рассмеялся - радостно и недоверчиво.
     - А  ведь  верно,  Посланник!  Я  еще  этого  не  понял.   Но   иметь
собственное, подчиняющееся только тебе тело,  так  забавно!  Итак  -  имя,
отцы.
     Такэда и Сухов переглянулись.
     - Вертумн, - предложил Толя. - Был такой древнеримский бог перемен.
     - Вер-тум-н, - произнес по слогам темпорал,  пробуя  слово  на  язык,
причем букву "н" он умудрился произнести отдельно. - Неплохо, но смысл  не
точен, я не бог вообще и не бог перемен в  частности.  Мне  бы  поближе  к
естеству, конь есть конь, джентльмены, даже если он говорящий.
     Сухов засмеялся.
     - Лично я знаю из истории лишь одного коня, имеющего имя, -  Буцефал,
конь Александра Македонского.
     - Почему, были и другие  лошади  с  именами,  -  возразил  Такэда.  -
Например, Дадхикра или Дадхикраван, конь  царя  Трасадасью.  Исключительно
быстрый, победоносный боевой конь, подобный ветру и птице.
     - Да? - нерешительно проговорил темпорал.
     Сухов снова засмеялся.
     - В принципе, имя звучное, но я предложил бы нечто попроще.  Ведь  ты
теперь, по сути, маг,  чародей,  хотя  и  со  стороны  первичного  знания,
технологии, а не магии. Если же глянуть со стороны, ты - джинн. Или иблис,
ифрит, аш-шайтан. Нет?
     - Джинн, - произнес темпорал выразительно. - Иб-блис...  аш-шайтан...
Нет, все же Дадхикраван лучше. Дадхикра... Дадхи.
     Я согласен, зовите меня Дадхи.
     Никита открыл рот, собираясь сказать, что он  имел  в  виду  названия
магов древности, известные на Земле из сказаний и  легенд,  но  передумал.
Темпорал  выбрал  имя  и  был  недалек  от  истины:  в  их   компании   он
действительно исполнял роль боевого коня, подобного ветру и птице.
     - Давайте перекусим, - предложил Такэда, у которого от  голода  свело
желудок. - Под звездами я еще не ел.
     - Что? Под звездами? - Сухов глянул на Толю непонимающе. - А-а...  ты
думаешь - это звезды?
     - А что?
     - Это Нгеви, так называемый "мир нерожденных душ".  Твои  "звезды"  -
сгустки информации, которые можно внедрить в любой неживой  предмет  и  на
некоторое  время  оживить   его.   Помнишь   "внедрения"   и   "вселения",
преследующие нас на Земле? Игвы черпали "души" отсюда.
     - О Сусаноо! - прошептал Такэда. - Мне ли не помнить "внедрения"!  Но
я не знал - как это делается! А эта штука под ногами - корабль? Спутник?
     - Сторож. Вернее, пастух местного скопления "душ" или,  если  хочешь,
"стада".
     - Почему же он не реагирует на нас?
     - Потому что я его  усыпил,  наложил  заклятие.  Все,  Оямыч,  лекция
закончилась, умерь свой исследовательский пыл. Мы начинаем взрывать  стену
потенциального барьера между этим хроном и Гашшарвой, доставай  "гранаты".
Кстати, что это за приобретение? - Никита кивнул на "детский арбалет".
     - Это  оружие  "божественного  стрелка",  рыцаря-одиночки  Асура,   -
ответил молчавший Дадхикраван, который явно чувствовал себя  стесненно.  -
Представляет собой генератор развертки "суперструн", то есть  свернутых  в
одномерные  объекты  многомерных  пространств.  Стрелы  как  раз  и   есть
"суперструны".
     Такэда озадаченно глянул на  арбалет,  на  стрелы,  тихонько  зашипел
сквозь зубы.
     - Никогда бы не подумал! Как же им пользоваться?
     - Как и обычным арбалетом: вложил стрелу, натянул тетиву  и  отпустил
спусковую скобу.
     - Ладно, авось пригодится. - Никита открыл транскоф и извлек из  него
шиххиртх, три ребристых черных шара величиной с яблоко  -  хроногранаты  и
прибор, напоминающий очки-консервы.
     Протянул очки Такэде.
     - Это   тебе,   надевай.   Будешь   видеть   во    всех    диапазонах
электромагнитного спектра и даже в магическом поле.
     Толя послушно нацепил очки, приказав диморфанту ослабить силовое поле
шлема на время надевания. Сначала он ничего не увидел, затем перед глазами
замелькали цветовые пятна, поплыли  хороводы  искр,  пунктиры  и  световые
штрихи: прибор настраивался под хозяина, - и скачком картина изменилась.
     Звезды над головой превратились в  светящихся  птиц,  "астероид"  под
ногами - в львиноголового орла, распростершего крылья метров на триста,  и
лишь темпорал-Дадхикраван да сам Сухов не изменились, остались с виду теми
же, какими их видел Толя невооруженным глазом.
     - Орел! - хмыкнул инженер скептически.
     Сухов понял.
     - Очки пытаются настроиться на прямое восприятие, но они  в  общем-то
не предназначены для человека. Абсолютно адекватной картины ты  все  равно
не увидишь. Теперь ждите, мне  надо  выйти  в  эйдос  и  настроиться,  сил
понадобится очень много.
     Сухов уселся на одном из горбов согнутого крыла орла-пастуха  в  позе
лотоса, застыл. Текуче-огненный Дадхикраван  обошел  его  кругом,  излучая
волну любопытства, и Такэда почувствовал  к  нему  растущее  расположение.
Бывший темпорал раскрывался эмоционально в диапазоне,  достаточно  близком
человеческому, его можно было понять, с ним можно было дружить.
     Такэда перевел взгляд на Никиту: вспомнилось, как  танцор  боролся  с
пси-двойником Даймона во владениях Яросвета. Но этот  Сухов  отличался  от
того, как взрослая особь от эмбриона, его магические возможности  возросли
многократно, он вырос и  продолжал  увеличивать  свою  силу.  "Спасибо  за
"взрослую особь", - прозвучало в голове Толи. Никита подслушал его  мысли,
оставаясь неподвижным и безучастным, ушедшим  в  себя.  Где  в  это  время
бродила его душа - мысль, - Толя боялся даже представисть.
     Сеанс медитации закончился тем, что кожа на лице Сухова поголубела  и
засветилась, а вокруг головы взметнулись прозрачные струйки сияния.
     - Порядок! - Никита вскочил на ноги, отрываясь  при  этом  от  перьев
спящего орла на два метра.  -  Прячься,  Оямыч,  под  крыло  этой  птички.
Начинаем.
     Сухов повернулся к Дадхикравану, и  между  ними  произошел  секундный
диалог, которого Такэда не услышал.  Подождав,  пока  инженер  укроется  в
перьях орла-пастуха, Никита кивнул бывшему темпоралу, и оба они подбросили
вверх по хроногранате.
     На высоте десяти-двенадцати  метров  между  черными  шарами  бесшумно
проскочила малиновая молния, от которой тем не менее тело орла под  ногами
содрогнулось и заколебалось. А затем  на  месте  гранат  вздулось  лиловое
пламя и ударило во все стороны миллионами  сжигающих  все  языков.  Такэда
почувствовал, как по нервам прокатилась волна  неистовой  боли,  закричал.
Мышцы скрутило так, что они, казалось, вот-вот  лопнут.  Голова  распухла,
кости черепа размякли, растянулись безразмерной пленкой. Сердце сжалось  в
точку, перестало гнать кровь по жилам. Сознание померкло... восстановилось
на мгновение.
     Такэда сквозь окуляры своего прибора универсального видения разглядел
над фигурами Сухова и Дадхикрав на золотистую вуаль защитного поля;  точно
такая же вуаль прикрывала и его, генерируемая  Никитой.  Но  зрение  стало
гаснуть, несмотря на все  усилия  Такэды  удержаться  от  падения  в  омут
беспамятства. Последнее, что он увидел, было появление в ревущих  огненных
вихрях двух черных пятен, похожих на гигантские когтистые лапы...
     Диморфант сделал все, что мог,  чтобы  защитить  хозяина  от  буйства
вырвавшихся на свободу стихий и энергий, названий которых не знали  земные
языки, но полностью погасить их влияние не смог...
     Сухову удалось увидеть больше. "Хроногранаты",  по  сути,  генераторы
"аморфного" времени  изменили  вакуум  таким  образом,  что  потенциальный
барьер между хронами "выпятился" в этом месте, стал тонким и  лопнул.  Два
мира с разными наборами физических констант и сдвинутыми относительно друг
друга потоками времен смешались,  породив  волны  искривлений,  изгибов  и
завихрений многомерных пространств,  пузыри  с  локальным  ходом  времени,
удивительные  узлы  взаимодействующих  полей,  стенки,  "бочки",   "розы",
спрессованные "плиты" и другие фигуры из геометрии невозможного. Одной  из
таких фигур была "улитка" - свернутое спиралью  пространство,  -  время  в
центре которой  стояло,  а  к  краю  спирали  разгонялось  до  бесконечной
скорости. Магам едва удалось избежать столкновения с ней, разрывающей все,
что попадалось на пути - не на части и даже не на атомы  -  на  стринги  и
суперточки, кванты пространства.
     Подхватив потерявшего  сознание  Такэду,  Никита  ослабил  напряжение
внешнего изолирующего поля, дал  захватить  образовавшейся  "потенциальной
яме" защитный кокон с людьми и Дадхикраваном, и взорвал впереди  последнюю
"гранату". С гулом, потрясшим кокон, тела людей, мир Нгеви и всю  Лестницу
Шаданакара - Веер Миров, - пузырь с  пассажирами  провалился  в  Гашшарву,
хрон абсурда, первопричиной которой была высшая воля его творца - Великого
игвы Гиибели.
     Такэда пришел в себя от свежего ветерка,  щекотавшего  кожу  на  лице
отросшими волосами.
     Он лежал в спортивном костюме на пригорке,  заросшем  мягкой  зеленой
травой. Пригорок заканчивался обрывом, под которым текла  неширокая  река.
Другой  ее  берег  был  низким,  пойменным,  за  ним  начинались  луга  до
горизонта,  подернутого  сизоватой  дымкой.  Сзади,  за  спиной  лежащего,
начиналась полоса кустарника, переходящего  в  лиственный  лес.  Небо  над
головой с ласковым солнышком было голубым, легким, бездонным, с  пушистыми
облачками, такое небо могло принадлежать только Земле.
     Толя привстал на локте, с недоверием прислушиваясь к своим ощущениям.
Ничего не болело, тело просило движения, казалось послушным и отдохнувшим.
Ветерок принес  волну  цветочно-травяных  запахов,  но  этим  лишь  усилил
тревогу.  Ощупав  себя,  инженер  убедился,  что  на  нем  все  еще  надет
диморфант, принявший форму спортивного костюма с Кроссовками,  а  подушкой
служил  транскоф,  потерявший  свое   значение   мгновенного   лифта,   но
сохранивший функции чемодана, многомерного вместилища ддя переноски любого
количества вещей.
     - Лопни мои глаза! - С расстановкой произнес Толя. Он вдруг похолодел
от мысли, что Сухов переправил его на Землю, а сам  вернулся  в  Гашшарву.
Такого  от  него  можно  было  ждать.  Но  в  это  время  кусты  невдалеке
зашевелились, и на берет реки вышли неторопливо  беседующие  -  по  меркам
пси-контакта - Сухови Дадхикраван.
     Никита был одет в любимый джинсовый костюм, а бывший темпорал  так  и
остался подобием человеческой фигуры, вылепленной из жидкого огня. На лице
его, текучем, смазанном, плоском, иногда проступал  человеческий  лик,  но
чаще мелькали отдельные черты: нос, губы, глаза, - чтобы тут же исчезнуть,
уйти в глубину переливчатого пламени.
     Оклемался? - помахал рукой Никита; над его готовой изредка  возникала
сеточка свечения. - Как самочувствие, меченоша?
     Есть хочу, - мрачно ответил Такэда. - Где это мы?
     А ты разве не видишь?
     Не вижу.
     Помнишь, нам подарили свернутый пейзаж? Мы в нем.
     Такэда с облегчением вздохнул.
     - А я грешным делом подумал... Значит, мы в Гашшарве? Но как же...  а
если нас обнаружат, пока мы тут отдыхаем?
     - Не обнаружат, - раздался  чуть  звенящий  баритон  Дадхикравана.  -
Субпространственная свертка ограничена хроносрезом с почти  нулевым  ходом
времени.  Развернув  кокон  и  войдя  в  него,  мы  как  бы  исчезли   для
наблюдателей, жителей хрона. Здесь можно прожить земной год,  в  то  время
как снаружи пройдет несколько мгновений.
     - ‚ мо„! - искренне сказал Толя.
     Сухов засмеялся, оглядываясь на Дадхикравана.
     - На эти темы с цим можно беседовать сутками, он фанатикисследователь
и готов ради знаний прыгнуть в пасть дьяволу.
     - Ты обо мне слишком хорошего мнения, - застеснялся Такэда. -  А  как
мы отсюда выйдем?
     - Ногами. Обрыв перед тобой  на  самом  деле  -  выход.  Все,  Оямыч,
вопросы потом, разворачивай второй подарок - скатертьсамобранку  Итангейя,
я тоже не прочь перекусить. А заодно проведем ревизию снаряжения.
     Такэда открыл транскоф и начал выкладывать его содержимое  на  траву:
арбалет  со  стрелами,   свернутыми   пространствами,   шиххиртх,   прибор
многодиапазонного видения, пси-рацию, пэри,  золотую  "муху"  опознавания,
врученную Вуккубом, пластинку из "слоновой кости",  кухонный  комбайн  или
скатерть-самобранку, коробку НЗ.
     - Все, там больше ничего нет.
     Сухов кивнул, достал из внутреннего кармана отливающий живой чернотой
пистолет - инферно. Умертвие. Взвесил в руке и спрятал  обратно.  Погладил
торчащую за поясом рукоять меча.
     - Я думаю, этого нам будет достаточно.
     - Если  не  нарвемся  на  мертвую  зону  -   достаточно,   -   сказал
Дадхикраван. - Однако следует помнить, что  в  Гашшарве  воплощен  феномен
своеобразного   ямапракатихария:   психофизическое   воздействие   рождает
ответное противодействие среды, поэтому магическая мощь  любого  пришельца
будет нейтрализована почти полностью. Гиибель создавала этот  хрон,  чтобы
властвовать  в  нем  безраздельно,  и  единственный  универсальный   закон
Гашшарвы - ее воля.
     - Ничего, прорвемся.
     - Прошу учесть еще вот что, -  продолжал  Дадхикраван,  не  выказывая
чувств.  -  Размерность  Гашшарвы  не  целочисленна,  что  порождает   ряд
эффектов,   абсурдных   с   точки   зрения   человека,    а    квантование
пространства-времени происходит по другим законам.
     - Ну-ну? - Глаза Такэды загорелись. - А как это выглядит конкретно?
     - Узнаете. - Ответ Дадхикравана был сродни пожиманию плечами. - Серые
зоны мы, может быть, и пройдем, но в мертвых зонах чрезвычайно высок  риск
случайной гибели. А отличить их друг от друга извне почти невозможно.
     - Ну все, запугал до дрожи в коленках,  -  сказал  Сухов,  поглаживая
рукой пластинку "скатерти-самобранки". - Как, Оямыч, может, вернемся?
     - Двум смертям не бывать, - начал Такэда.
     - ...а одной не миновать, - закончил Никита, и тишину  этого  дивного
уголка земной природы нарушил дружный хохот.
     Огненный псевдочеловек смотрел на них растерянно, с легкой  тревогой.
Не разбираясь хорошо в человеческих эмоциях, он не совсем  понимал  причин
смеха, зная, что впереди их ждет смертельная опасность.
     В том, что они попали в мир абсурда,  Такэда  убедился  в  первые  же
минуты путешествия по Гашшарве.
     Из кокона отдыха с земным  ландшафтом  они  вышути  в  синефиолетовое
марево  без  определенных  ориентиров,  с  плывущими  светящимися  дымами,
неясными темными громадами,  с  низкой  туманной  пеленой  вместо  неба  и
скользящими между громад голубыми, просвечивающими, как кисея, призраками.
Призраки иногда проносились целыми вереницами  и  долго  светились  сквозь
туман причудливыми пятнами,  постепенно  тускнея.  Они  были  изменчивы  и
неуловимы, бесшумны и неустойчивы, как и дым, и темные утесы,  похожие  на
горы тяжелого дыма, и лишь  твердь  под  ногами  не  обманывала  зрение  -
брусчатка!
     Сила тяжести в этом мире была близка к земной.
     Маги посоветовались о чем-то, перейдя на  пси-связь,  и  двинулись  к
одному  из  "утесов",  который  оказался   провалом,   входом   в   другое
пространство, резко отличающееся по условиям от синефиолетового.
     Путники увидели себя на вершине холма с крутыми огонами.
     Холм имел бело-серебряную морщинистую поверхность, поросшую  странной
травой: длинные гибкие хлысты коричневого цвета, полупрозрачные вблизи  то
расслаивались на сотни тонких нитей, превращаясь  в  пушистые  елочки,  то
сжимались; казалось, трава эта дышит.  Десятки  других  таких  же  холмов,
почти идеальных полусфер, были  разбросаны  по  мрачной  коричнево-зеленой
равнине с миллионами кочек и белесых пузырей. Равнина не имела  горизонта,
уходя краями в бесконечность, и освещалась крупными звездами, глядящими  с
угольно-черного небосвода.
     - И-и-й-я-а-а! - раздался от подножия холма чей-то протяжный выкрик.
     Послышался скрип, хруст, резкие щелчки, похожие на удары кнута, почва
под ногами затряслась, из-за крутого  бока  холма  показались  ярко-желтые
рога, а за ними уродливая морда какого-то животного. Такэда  оглянулся  на
спутников, но те стояли спокойно. Зверь  выполз  на  холм  весь,  так  что
замершие люди могли рассмотреть его целиком.
     Он очень походил на трицератопса, гигантского травоядного  динозавра,
обитавшего в конце мелового периода на  Земле,  но  выявились  и  отличия:
оранжевая пупырчатая шкура у него походила на акулью, глаз было три, как и
лап, а ног не было совсем, словно он ползал по земле на брюхе, как улитка.
На людей и их спутника  зверь,  ростом  достигавший  Сухову  до  плеч,  не
обратил внимания.
     Методично наклоняясь к стеблям травы,  он  облизывал  каждый  длинным
языком, так что стебель  завивался  в  спираль,  и  полз  дальше.  За  ним
показался еще один и еще, пока не выбралось все стадо в двадцать с  лишним
особей. Последним показался пастух, гигант в косматой  шкуре,  похожий  на
ограненный кусок скалы коричнево-красного цвета,  с  головой  лягушки  или
тритона, но с одним щелевидным глазом.  В  правой  лапе  чудовище  держало
толстый, в руку человека, кнут, а в левой изящный  аппарат  со  множеством
шкал, окошек, индикаторов и клавищ, напоминающий магнитофон.
     Заметив группку пришельцев, он остановился  и  пригнулся,  пристально
разглядывая необычных существ, потом оскалил желтые  зубы,  рыкнул  басом:
"Уррум-бре!" - и поднял кнут. Раздался свист и резкий удар -  конец  кнута
достал Такэду, отбросив его метров на пять, хотя между пастухом  и  людьми
было не меньше сотни метров. Инженер уцелел только благодаря диморфанту.
     - Хороший щелчок. - хладнокровно сказал он. -  Можно  я  тоже  его...
щелкну?
     Пастух снова поднял свой исполинский кнут. Свист, удар, порыв  ветра,
но Сухов, в к