, как Дактили бросились на них.
     Первого вместе с конем сбил  на  землю  Дадхикраван,  второго  Сухов,
удивляясь внезапной тяжести меча и  его  отказу  от  гипердействия.  Потом
вспомнились слова Дадхикравана о магическом равновесии Гашшарвы,  и  стало
ясно, что теперь примется драться, используя лишь  мастерство  и  воинские
навыки, да физическую силу.
     - Садись!  -  крикнул  Дадхикраван,  превращаясь  в  коня,   мысленно
добавляя: "У них преимущество маневра и  скорости,  я  дам  вам  и  то,  и
другое".
     Никита вскочил на  спину  огненногривого  скакуна,  отбился  от  двух
крокодилоголовых всадников и срубил  третьего  из  немыслимого  положения,
когда длинная рука-топор монстра уже наносила удар в спину. "Не  жалей!  -
бросил Дадхикраван. - Бей на поражение, иначе будем кружить  здесь  долго.
Эти ребята не боятся никого, кроме своей госпожи".
     Никита отбил атаку четверых, все еще не решаясь на смертельный  удар,
но Дактили заставили его отнестись к бою серьезней.  Двое  из  них  начали
метать в противника короткие копья, а оставшиеся  дружно  ударили  с  трех
сторон, целя в коня. И Сухов,  почувствовав  боль.  Дадхикравана,  ответил
бешеной  атакой,  срубив  головы  троим  всадникам  в  течение  нескольких
мгновений. Четвертый, заходящий с тыла, вдруг выпал из седла со стрелой  в
голове, а пятый, мгновенно развернувшись и  проскакав  с  десяток  метров,
исчез. Сухов оглянулся.
     Такэда, сидевший на металлической поверхности равнины  на  корточках,
помахал ему арбалетом. Голос его был, как и прежде, спокоен, хотя  в  себя
он окончательно еще не пришел:
     - Ура, мы ломим, гнутся шведы!.. Старые знакомые? Что со  мной  было?
Впечатление такое, будто во мне просверлили дырку и залили свинцом.
     - Если бы не диморфант - царство ему небесное! - от тебя остались  бы
только плавки. Взорвалась пси-рация.
     - Хохха?! Почему?
     - Не  знаю.  Может  быть,   кто-то   передал   запредельный   сигнал,
рассчитывая, что она у меня. Двигаться можешь?
     - Вроде, могу. А во что это ты  одет?  -  Толя  с  интересом  оглядел
костюм друга, напоминавший трико из жидкого  серебра  или  ртути,  вот-вот
готовой, казалось, пролиться лужицей на землю.
     - Это аура магиполя. Твой диморфант загнулся,  пришлось  отдать  тебе
свой. Залезай на коня, поскачем к замку.
     Земляне забрались на спину Дадхикравана.
     - Давай, дружище!
     И Дадхикраван дал, перенеся всадников под  стены  Эхурсагкуркурры  за
несколько мгновений.
     Вторые сутки они бродили по замку Гиибели, действительно, как говорил
Сухов, представлявшему собой не здание, а ось, связывающую миллионы миров,
с которыми экспериментировал Великий игва. Правда,  время  в  замке  текло
иначе, вернее, потоки событий в нем пересекались  под  разными  углами,  в
результате чего путешественники  то  неслись  в  будущее,  то  уплывали  в
прошлое - относительно момента их появления в замке, но для каждого из них
субъективное восприятие времени давало примерно  равную  оценку  -  вторые
сутки.
     С той минуты, как они отбили  неожиданное  нападение  шидарка  -  еще
одного защитника-сторожа Эхурсагкуркурры, невидимого и чудовищно сильного,
способного расплющить в лепешку любого  смельчака,  и  проникли  в  замок,
друзьям никто не мешал и никто на них не  нападал.  Сначала  это  казалось
странным, и лазутчики постоянно ждали каверз и ловушек со стороны прислуги
замка, но так и не дождались. Да и прислуги как таковой не заметили.
     Может быть, ее не было  совсем,  потому  что  замком  Эхурсагкуркурру
можно было назвать лишь условно - это была колоссальная, очень  сложная  и
непостижимо  пересекающаяся  сама  в  себе   лаборатория,   где   работали
маги-демоны, решая только им понятные  проблемы.  Лаборатория,  внутреннее
пространство которой: объем, количество комнат-вселенных, длина и линейные
параметры коридоров, температура, цвет и освещение - изменялись по законам
стохастики.
     С самого начала проникновения в замок  Такэде  начало  казаться,  что
кто-то невидимый хватает за руки, толкает в спину,  подсовывает  под  ноги
ребра, пороги и трещины, шепчет в уши гадости,  дергает  за  волосы,  и  в
конце концов ему пришлось поделиться впечатлениями с Никитой.  Однако  тот
объяснил  все  "козни  нечистых"  психоэмоциональным  вяияние-м  интерьера
замка, его мощного магиполя, от которого  не  спасала  защита  диморфанта.
Толя и сам несильно сомневался в этом, но спустя сутки блужданий по  замку
окончательно убедился в выводах Сухова, а  также  и  в  том,  что  никакая
внутренняя охрана замку не нужна.  Во  всей  его  атмосфере  чувствовалось
"дыхание преисподней": страх ирреальности, небытия, смерти  разносился  по
коридорам, страх невероятного и  необъяснимого;  призраки  жутких  тварей,
видения монстров стучались в мозг,  шептали  странные  угрозы,  предлагали
непонятное, и в хоре их телепатических голосов не слышно было  друзей  или
хотя бы просто сочувствующих, в том числе и Ксении.
     Интерьеры коридоров и помещений менялись внезапно, ориентироваться  в
них, на взгляд Такэды, было невозможно, и  все  же  Сухов  и  Дадхикраван,
советуясь друг с другом, шли вперед к известной лишь им двоим цели.
     Двери, перед которыми они останавливались, распахивались  перед  ними
без задержки, открывая не помещения - миры, большинство  которых  Толя  не
смог бы не только описать, но и воспринять. Один лишь  параметр  "хватали"
его органы чувств - глубину этих миров, их необъятность, да изредка  мрак,
превосходящий чернотой тьму земной ночи или космоса. Остальные красоты или
ужасы  ландшафтов  иномерия  глаза  человеческие  видеть  отказывались,  и
чувство, более сильное, чем ужас, не раз сжимало сердце инженера, с трудом
находившего силы поспевать за магами.
     Сухов и Дадхикраван видели и чувствовали, конечно, гораздо больше, но
и на них действовала атмосфера Эхурсагкуркурры, диковинного сооружения,  в
котором могли обитать  и  работать  только  демоны  и  структуру  которого
постичь слабому человеческому разуму было не дано.
     О Гиибели не говорили, ее присутствие в замке казалось  сомнительным,
ибо, находясь в замке, она не могла не знать, что ее  посетили  непрошеные
гости, и тем не менее Сухова смущала вибрация пси-поля, присущая  Гиибели,
как запах духов женщине. Вероятнее всего, она находилась в  замке,  но  по
неизвестным причинам не хотела обнаруживать себя, ожидая, что будут делать
маги.
     Очередная дверь, никоим образом не похожая на  двери  земных  зданий,
открыла им выход на расчерченное, как шахматная доска, поле,  ограниченное
лесом гигантских копий. Из облачной пелены, заменявшей здесь небо, свисали
такие же острые копья, с которых то и дело срывались вниз неяркие  розовые
молнии. А на квадратах шахматного поля лежали огромные, в два человеческих
роста, металлические с виду шары. Это был один из редких  миров-"чуланов",
поддающихся чувственному восприятию землян.
     Такэда, вглядевшись в ближайший шар, понял, что он полупрозрачен, как
зеркальное стекло, а внутри прячется нечто знакомое, хотя и отталкивающее.
Скелет! - сообразил он наконец.
     Внутри шара скорчился скелет какого-то существа.
     - Кладбище? - Прошептал Толя.
     - Семейный фонд, - поправил его Никита. - К счастью, давно протухший.
Зародыши погибли.
     - Зародыши чего?
     - Демонороботов, если  подбирать  термин,  близкий  по  смыслу,  слуг
Гиибели и ее приятелей. Эй, Дадхи,  предлагаю  сделать  привал.  Мне  пора
подзарядиться.
     - Здесь? - поморщился Такэда. - По сути, на кладбище?
     - Тебя это шокирует? Можно, конечно, поискать  место  поприятнее,  но
это потеря времени. Доставай кухню  и  ешь,  а  мы  с  Дадхи  позавтракаем
по-своему. Хотя от фруктов и я не откажусь.
     Никита в сопровождении огненного нечеловека прошел вглубь  шахматного
поля, уселся на один из квадратов белого цвета в  позе  лотоса,  спиной  к
шару, и застыл. Дадхикраван несколько раз обошел его кругом, пока  наконец
не остановился сбоку и тоже замер.
     Толя некоторое время с любопытством наблюдал за ними,  однако  ничего
не происходило,  и  тогда  он  достал  пластинку  "скатерти-самобранки"  и
заказал  завтрак.  В  отличие  от  скатерти-самобранки  из  мира   Мстиши,
требующей определенных навыков  приготовления  пищи,  эта  выдавала  блюда
автоматически, по программе.
     Поскольку диморфант сотворил из себя  герметичный  скафандр,  защищая
хозяина, пришлось потратить несколько  минут  на  объяснения  -  каким  он
должен стать, чтобы хозяин поел, в результате чего диморфант превратился в
яйцеобразный кокон, вобрав внутрь кухонный комбайн и освободив руки  Толи.
Давление псиполя извне заметно ослабело, принеся облегчение,  и  Такэда  с
удовольствием  уплел  сотворенную  "скатертью"  снедь:  два  бутерброда  с
красной икрой, жульен из грибов и сациви. А когда наслаждался чаем, увидел
картину, от которой все, что было съедено, едва не вышло обратно.
     Сухов  стоял,  как  металлическая  скульптура,  бликуя  расплавленным
металлом, раскинув руки, запрокинув голову и закрыв глаза, а сверху в него
вливался пульсирующий столб зелено-желтого  сияния,  вытекая  из  облачной
пелены небосвода. Дадхикрван  с  опаской  кружил  неподалеку,  не  решаясь
приблизиться, но вел себя достаточно спокойно. Видимо,  Посланнику  ничего
не грозило.  Закончилась  сцена  тем,  что  из  пальцев  Сухова  вырвались
извивающиеся голубые молнии, одна из  них  вонзилась  в  шар  со  скелетом
зародыша, разнесла его в клочья.
     Столб сияния погас. Никита открыл глаза, излучающие прозрачное пламя,
стряхнул с рук голубые  искры,  улыбнулся  сквозь  кокон  защиты,  заметив
реакцию Такэды, который поперхнулся чаем и пытаются откашляться.
     - С паршивой овцы хоть шерсти клок... Это я к  тому,  что  у  Гиибели
уйма энергии, даровой, бесхозной, так сказать. Я и позаимствовал. Ну  как,
нормально, Наблюдатель?
     - Отлично, Посланник, - прохрипел Толя.
     - Сотвори мне пару персиков-слив. Поел?
     Такэда, вывернув кокон и-придав ему  вид  скафандра,  молча  протянул
другу два темно-вишневых глянцевых  плода  величиной  с  кулак,  сглотнул,
глядя, как Сухов-псиэнергант с видимым удовольствием поедает персики-сливы
в атмосфере, непригодной для дыхания, и  снова  холодок  страха  взъерошил
волосы инженера. Сухов, сохраняя форму хомо сапиенс, данную ему  природой,
давно перестал быть  человеком.  Удастся  ли  ему  сохранить  чувственную,
эмоциональную, психическую сферу человека, гарантий никто дать не мог.
     - Что жмешься? - проницательно прищурился Сухов.
     - Спина чешется, - не нашелся, что ответить, Такэда.
     - Наверное, крылья растут.
     - Юморист. - Толя почувствовал облегчение. - А если пятки  чешутся  -
колеса растут?
     Никита засмеялся.
     - Молодец, не потерял форму. Итак, порассуждаем. Кое-что мы выяснили.
Гиибель в замке находится частично, то есть половина ее  личности-сущности
бродит где-то под другим хронам, а половина занята здесь в замке. О  нашем
появлении она знает, однако не считает нас серьезным противником, потому и
не делает попыток уничтожить... или унизить. - По лицу Никиты прошла тень.
- Искать ее нет смысла, она сама найдет нас, если мы заявим о  серьезности
намерений. А мы заявим. Я вычислил местонахождение ее гарема, и  путь  наш
туда.
     Такэда фыркнул.
     - Гарем? У Гиибели? Она же по идее женщина.
     - Она  демономаг,  обладающий  признаками  обоих  полов,  мужского  и
женского, в человеческом понимании, а также сотней признаков более сложных
в  половом  отношении  существ.  Если  уж  держаться  формальной  стороны,
вопроса, ее надо было бы склонять в третьем лице,  как  "оно".  И  все  же
Гиибель в первую очередь "он", то есть демон, и лишь во  вторую  -  "она",
колдунья с признаками женщины. Дело не в терминах.  С  гаремом  я  еще  не
разобрался, но зачем-то же она содержит тысячи девушек в замке? Зачем?
     Такэда смолчал.
     - Пора, амигос, - проговорил Дадхикраван. - Не  нравится  мне  тишина
вокруг.
     Один за  другим  они  выбрались  из  "семенного  склада"  в  коридор,
утыканный  остриями  от  пола  до  потолка.   Никита   дотронулся   ртутно
отблескивающей рукой до одного такого стержня,  и  коридор  превратился  в
вагон метро.

     "Гарем" Великого игвы представлял собой самый настоящий земной город,
правда  -  со   встроенным   механизмом   мгновенного   преобразования   и
оборудованный системой масстраспортировки.
     Дома города - всевозможных форм башни, зиккураты,  дворцы,  и  уютные
замки, были окружены парками, зелеными, из земных деревьев -  если  в  них
жили представительницы Земли и других гуманоидных  рас,  и  разноцветными,
состоящими из растений удивительных форм - если в доме проживали поселенки
далеких от человеческих видов.
     Тааль они нашли быстро, выпустив пэри, "пчелу поиска", подаренную  им
Вуккубом. Женщина ничем не отличалась от той Тааль, которая жила  в  одном
мире с Уэ-Уэтеотлем, разве что совершенно не помнила,  кто  такой  Вуккуб.
Физически она выглядела прекрасно - как земная женщина, выигравшая конкурс
красоты, но Сухов точно знал, что  Тааль  хаббардианка,  лишь  по  прихоти
Гиибели прятавшая свою тройственную сущность, разделенная на три  существа
с разными мировоззрениями. Одна из  них  обитала  на  Астаамтотле,  будучи
жрицей храма Науатль, вторая, как выяснилось, где-то на  Земле,  а  третья
здесь. Соединить их в тримурти - существо с тройственной дутой в  общем-то
не составляло труда для мага класса Уэ-Уэтеотля, но для  этого  надо  было
увезти эту Тааль из замка Гиибели. Как и Ксению.
     Сухов остановился в тени акации, принюхиваясь, прислушиваясь ко всему
вокруг,  максимально  расширив   сенситивную   сферу   паранорма,   однако
пси-запаха Ксении он пока не почувствовал.
     Интуиция подсказывала, что она  где-то  здесь,  может  быть,  даже  в
соседнем доме, но сердце молчало. Ксения на пси-зов не отзывалась.
     Такэда сочувственно глянул на друга. Помочь он был ему не в силах,  а
в словесных утешениях Сухов  не  нуждался.  Толя  превратил  диморфанта  в
джинсовый костюм и с удовольствием вдыхал воздух парка, напоенный ароматом
знакомых  и  незнакомых  цветов,  Дадхикраван,  пока   Никита   размышлял,
занимался тем, что гладил траву и листья деревьев, ухитряясь не обжечь  их
и не сорвать. Он впервые ощущал природу напрямую, через органы  чувств,  и
это приводило его в восторг.
     И все-таки, несмотря на идиллию, отсутствие преследователей, сторожей
и просто наблюдателей, Такэда  находился  не  в  своей  тарелке.  Какое-то
странное чувство раздвоенности,  неудовлетворения  мешало  ему  радоваться
короткому отдыху, как Дадхикравану.
     - У меня появилась идея, - сказал  Толя.  -  Если  ты  хорошо  знаешь
Ксюшу, то ее хижину можно найти исходя из ее вкусов.
     Никита сразу понял идею инженера.
     - Дадхи, подними меня в воздух.
     Бывший темпорал послушно преобразовал тело в гигантского орла,  Сухов
вскочил ему на спину, и они взлетели, забыв о Такэде.
     Но через минуту вернулись.
     - Извини, - буркнул Никита, пребывая в лихорадочном возбуждении. Толя
хлопнул его по плечу, понимая, что сейчас творится в душе друга.
     Сверху город был не менее красив, чем с поверхности земли.
     В душе даже зашевелилось сомнение: не грезится  ли  им  эта  картина?
Неужели ландшафт создан Гиибелыо, демоном, эстетические критерии  которого
априори отличны от человеческих? Но город,  холмы  вокруг,  небо,  солнце,
ничем не выдавали своего искусственного происхождения, они были настоящими
и действовали на людей соответственно.
     Дом, в котором могла бы жить Ксения, Никита  отыскал  через  полчаса:
современный двухэтажный коттедж в стиле русского ренессанса, с  двускатной
крышей, с резными башенками,  наличниками  окон,  с  дверями,  украшенными
резьбой и инкрустациями. Во дворе колодец, также изукрашенный  резьбой,  а
вокруг дома - великолепный сад.
     Они опустились на песчаную дорожку,  ведущую  к  дому.  Никита  снова
попытался вызвать Ксению в  пси-диапазоне,  ничего  не  добился  и  махнул
спутникам: подождите здесь. Ноне успел он сделать и шага, как  дверь  дома
отворилась и  на  крыльцо  выбежала  босоногая  Ксения,  одетая  в  летний
сарафан, загорелая, веселая, с горящими глазами. Волосы струились  за  ней
золотым пламенем.
     Долгую секунду смотрели друг на друга: Никита,  напоминающий  ожившую
металлическую скульптуру Аполлона, и Ксения, красивая до перехвата дыхания
и остановки сердца, со станом богини и улыбкой феи, - потом бросились друг
к другу. И замерли.
     Такэда почувствовал, что у него навернулись слезы на глаза, сердце  в
груди рванулось с такой силой, что стало больно,  голова  закружилась,  но
какая-то вредная мысль шепнула ему: что-то здесь не так, - и он  отрезвел,
хотя и не понял, в чем дело.  Правда,  времени  на  анализ  его  странного
ощущения ему не дали. Ксения, нацеловавшись с Никитой, бросилась к нему.
     - Оямыч!
     Объятия ее могли свести с ума кого угодно,  Толя  с  трудом  заставил
себя сдержаться, хотя колдовство встречи,  темное  и  сбивающее  с  мысли,
подняло в его душе тихую бурю ревности. А ведь он был уверен,  что  с  ним
такого произойти не может. Полузадавленная мысль: что-то здесь не  так!  -
вернулась... и ушла, потому что Ксения заплакала. Пришлось  обоим  утешать
ее, применяя терапию улыбки,  жеста,  шутки  и  нежности.  На  Земле  Толя
никогда не позволил бы себе ласкательное "Ксюша" в прямом обращении, здесь
же почему-то ему хотелось перещеголять Никиту, утешить Ксению раньше,  чем
танцор, поразить ее воображение, и он даже начал было рассказывать  ей  их
приключения, но, уловив вопрос в глазах Сухова, запнулся и отошел, стиснув
зубы, с пылающими от стыда щеками.
     Дадхикраван проводил его задумчивым взглядом (система зрения  у  него
была гораздо богаче человеческой), но ничего не сказал.
     - Пойдемте в дом, - спохватилась  Ксения,  -  вы,  наверное,  устали.
Пообедаете и отдохнете, а потом поговорим о делах.
     На Дадхикравана она почему-то не реагировала, то  есть  не  удивилась
его виду и не спросила, кто он такой, и подозрение  снова  зашевелилось  в
голове Такэды. И тотчас же  словно  сработал  какойто  переключатель,  все
стало на свои места.
     Ну, конечно, успокоенно подумал Толя, ведь  она  психически  ущербна,
душа ее "рассыпана" по многим хронам, внедрена в тысячи  женщин,  а  здесь
осталось лишь тело... но тогда непонятно, почему она реагирует на нас  так
по-человечески, возразил Такэда сам себе. Если  душа  ее  вынута,  она  не
должна помнить никого...
     Что-то  надвинулось  на  Толю  сверху,  некая  черная  мрачная  туча.
Сверкнула молния, угрозы и предупреждения, и Такэда потерял сознание.
     Пришел в  себя  он  в  спальне,  на  мягкой  и  чистой,  благоухающей
накрахмаленным бельем, кровати, сам такой же чистый, благоухающий травами,
но слабый до потери пульса. Что-то творилось со зрением: Сухова,  сидящего
у постели на стуле, он еле узнал.
     - Что... со мной?
     - Не  знаю,  -  помедлив,  ответил  Никита.  -  Похоже  на   шок   от
пси-удара... хотя я ничего не почувствовал. Разберемся. Лежи, пей  медовый
взвар и отдыхай, утром поговорим.
     - Мне... непонятно... Ксения не должна... помнить...
     - Разберемся. Не волнуйся, береги силы. Одежда твоя  вот,  на  стуле,
Дадхикраван будет в соседней комнате, так что не боись.
     - Будь...  осторожней.  Добраться  сюда...  мы  смогли,   теперь   бы
убраться... подобру-поздорову.
     Сухов погладил плечо Такэды и вышел. Толя задремал. Ему было хорошо и
тревожно одновременно, однако ни сил,  ни  желания  анализировать  причины
своего обморока и слабости у него не осталось.
     Проснулся он внезапно:  показалось,  что  кто-то  кричит  неподалеку.
Прислушался. И облился холодным потом. В комнате никого не было, но  стены
ее серебрились от изморози,