вал свои ногти, о чем-то задумавшись. Время от времени
он посматривал на хозяина и во взгляде его надежда боролась с сомнениями.
     Они сидели на диване в гостиной Сухова, пили кофе, смотрели новости и
перебрасывались редкими фразами.
     - Ты знаешь, меня раньше никогда не били! - криво улыбнулся Никита; в
голосе его прозвучало удивление.
     - Ничего, это исправимо, - рассеянно ответил инженер.
     Сухов хмыкнул, оценив реплику. До этого момента, то есть до драки, он
жил в своем мире, высоком мире искусства и музыки, спортзалов  и  театров,
не пересекавшемся с миром улиц и подворотен, воровства и насилия, обмана и
страха. Судьба и воспитание, устойчивый круг культурных отношений, хранили
его  от  множества  "низших"  миров,  и,  попав  в  переплет,  растерялся,
столкнувшись с неадекватной реакцией окружающих.  Он  вдруг  осознал,  что
ничего не знает о жизни вокруг. И было жутко обидно, что вступился  он  за
псевдоинвалида, выступил зря.
     - Знаешь, а тот парень ничего. Хорошо  бы  найти  его  и  пригласить.
Посидели бы.
     - Какой парень?
     - Что помог мне. Странный только... по-моему, он меня с кемто спутал,
потому что сказал, что "мы делаем одно дело".
     Такэда насторожился.
     - Так и сказал, "одно дело"?
     - Так и сказал. А потом ты подошел. Ума не приложу, как тебе  удается
вычислить меня.
     - Если отвечу, не поверишь.
     - А ты попробуй.
     Такэда допил кофе, отобрал пустую чашку у Никиты и  отнес  поднос  на
кухню. Сказал, вернувшись:
     - Существует система знаний, не основанная на познании и науке.  Если
хочешь, я один из ее адептов.
     Сухов присвистнул.
     - С ума сойти! А  не  темнишь  ты,  адепт?  Уж  не  прицепил  ли  мне
какую-нибудь электронную штучку вроде микропередатчика?
     Такэда отреагировал на шутку с неожиданной серьезностью.
     - Я - нет. Они - могли.
     - Снова загадки? -  Никита  не  имел  намерений  ссориться  с  Толей,
поэтому спрашивал, скорее, риторически, зная, что Такэда все равно ответит
лишь тогда, когда захочет. - Кто это - "они"?
     - СС, - без тени усмешки ответил японец. - Я тебе уже говорил  -  это
аббревиатура слов "свита Сатаны". Хотя, кто опасней  -  Они  или  эсэсовцы
времен Отечественной войны - еще надо подумать. Я имею в  виду  тех  самых
"десантников" в пятнистых комбинезонах.
     - А-а... - Никита поморщился, но язвить и высмеивать  Такэду  желания
не имел. - Значит, по-твоему, они оставили... как ты там называл?  "Печать
зла"? И поэтому мне сегодня набили морду?
     - Не уверен, что сегодняшний случай инспирирован ею, но не исключаю и
такой возможности. Ты видел то, что не должен был видеть, и Они  не  могли
не перестраховаться.
     - А помог мне тогда кто? ЧК? НКВД? УБР?  Молчишь?  Помоему,  все  это
чепуха! К тому же их главарь там, в парке, мне не поверил.
     - Вот как? Ты мне ничего не говорил.
     Открываться до конца Сухову не хотелось, было стыдно и обидно,  слова
"десантника" характеризовали его не с лучшей стороны, но Такэда никогда не
смеялся над слабостями других.
     - Он сказал нечто в таком духе: "Слабый.  Не  для  пути.  Умрешь".  В
общем, абракадабра. Что за "путь" такой, почему я не для него  -  осталось
тайной. Может, пояснишь?
     - Может быть. Не сегодня.
     - Не шутишь? - Никита в изумлении оторвался от спинки  дивана.  -  Ты
знаешь, о чем речь? Эта фраза имеет смысл?!
     - Эта фраза имеет страшный смысл! И в ней все правда, к сожалению.  И
что ты еще слаб, и что не создан  для  Пути,  и  что  умрешь,  попытавшись
изменить реальность. Хотя...  кто  знает,  может,  не  к  сожалению,  а  к
счастью? Ведь ты не собираешься никуда идти, менять образ жизни?
     - Да с какой стати  я  должен  что-то  менять?!  -  взорвался  Сухов,
получил укол боли в затылок и сморщился. - Какого черта,  Толя?  Объяснишь
ты мне все по-человечески или нет?
     - Сегодня нет. - Такэда встал. - Пока не получу доказательств... того
или иного. Если я прав - ты попал в очень скверную историю и выпутаться из
нее будет невероятно сложно. Если же нет... - Японец улыбнулся. - На нет и
суда нет, как гласит русская пословица. Но  я  еще  раз  прошу  тебя  быть
осторожней во всех делах, особенно на тренировках, в театре, в транспорте.
Остерегайся случайных знакомств и  конфликтов,  -  не  затрагивающих  тебя
лично, О'кей?
     Никита с интересом разглядывал лицо  друга,  ставшее  вдруг  твердым,
напряженным и чужим.
     - Психоразведка, говоришь?
     Такэда в ответ не улыбнулся.
     - Психоразведка.
     - "Печать зла"?
     - Или "след зла", как  угодно.  Не  ухмыляйся,  это  очень  серьезно,
очень, до летального исхода. Потерпи маленько, я тебе все объясню...  если
вынудят обстоятельства. В настоящий момент чем меньше ты знаешь, тем лучше
для тебя. Но помни: тогда в парке убили двоих. Двоих, понимаешь?  Вспышки,
и грохот помнишь?
     Это убивали первого, еще до того старика. Один человек -  весть,  как
утверждал один классик, два - уже вторжение. Не дай  Бог  попасть  тебе  в
круг устойчивого интереса... скажем, неких темных сил.  Хотя  первый  шаг,
увы, уже сделан. - Такэда  кивнул  на  руку  Никиты  с  темнеющей  звездой
"ожога". - До  завтра,  Кит.  Я  бы  тебе  все-таки  посоветовал  заняться
борьбой,  кунгфу  там  или  айкидо,  в  дальнейшем   это   может   здорово
пригодиться.
     Хлопок ладони по ладони, и Такэда ушел. Но не успел Сухов  углубиться
в анализ разговора, как в прихожей прозвенел звонок.
     Наверное, забыл что-то, подумал танцор, считая, что вернулся  Такэда.
Но это была Ксения.
     Изумление Никиты было таким глубоким, а радость  -  такой  очевидной,
что гостья засмеялась.
     - Не ждал? Или уже слишком поздно? Я молоко принесла.  -  Тут  Ксения
заметила бинт, следы драки на лице танцора,  и  оборвала  смех.  -  Что  с
тобой?! Попал в аварию?
     - Свалился со стула, - пошутил Никита, отбирая  у  девушки  сумку.  -
Проходите, Ксения Константиновна. Мы  тут  с  Толей  только  что  плюшками
баловались и кофе пили, могу и вас напоить.
     Художница, одетая в сарафан. - подчеркивающий фигуру,  -  и  плетеные
туфли-сандалии, впорхнула в  гостиную,  тревожно  оглядываясь  на  идущего
следом хозяина. Никита вспомнил индийский миф о Тилоттаме.  Она  была  так
прекрасна, что,  когда  впервые  проходила  перед  богами,  Шива  сделался
четырехликим, а на теле Индры проступила тысяча глаз. Ксения выглядела так
Же великолепно, как и Тилоттама, и снова сердце Никиты дало сбой:  он  еще
не верил, что такая красота осталась без присмотра, и от мысли, что кто-то
имеет на нее больше прав, настроение упало. Оно упало еще больше, когда по
ассоциации с Индрой вспомнились глаза на теле несчастного старика, убитого
"десантником" в парке. "Вестник"... Что за весть он нес?  И  кому?  Уж  не
этот ли знак в виде звезды?!
     Сухов невольно обхватил левой рукой запястье  правой.  Ксения  поняла
этот жест по-своему:
     - Болит? Бедненький! Давай полечу. Толя говорил, что у  меня  задатки
экстрасенса. Он не рассказывал? - Девушка усадила хозяина на диван и стала
разглядывать звезду на руке, изгибая  брови  в  недоумении;  веселость  ее
исчезла. - На синяк не похоже... ожог?
     Но  почему  такой  идеальной  формы?  Звезда...  символ  вечности   и
совершенства. Странно!
     Никита отнял руку и отнес молоко на кухню, крикнул:
     - Сейчас приготовлю кофе, посиди минуту. Вина выпьешь?
     У меня есть киндзмараули и миндаль.
     - Не сегодня, Ник. Не  обижайся,  ладно?  Я  на  минуту  забежала,  к
бабушке надо зайти.
     - Я провожу, - заверил Никита, а в ушах снова и снова  звучали  слова
Толи: "Один человек - весть, два - уже вторжение". Кто же был тот  второй,
убитый в парке первым? Если второй был Вестником, то  кем  был  первый?  И
почему Такэда придает этому такое значение? А главное, почему связывает те
события с ним, акробатом и танцором, ни сном ни  духом  не  помышляющем  о
каком-то там "пути"?..
     Они пили кофе с молоком, шутили и смеялись. Ксения  уже  успокоилась,
хотя иногда на ее  чело  набегало  облачко  задумчивости.  Она  рассказала
Никите, что Толя вычислил по Пифагору ее священные числа - двойки, и у нее
их оказалось целых три.
     - Он говорит, что это знак  высоких  экстрасенсорных  способностей  и
биоэнергетики, - смеясь, сказала художница. - И знаешь, я ему  верю,  ведь
его числа - три восьмерки - видны самым натуральным образом.
     - У меня тоже видны. - Никита с улыбкой оголил плечо и показал четыре
маленьких родинки, похожих на цифру семь. - Как видишь, и я в свою очередь
меченый, так что... - Сухов споткнулся, заметив, как побледнела Ксения.  -
Ты что?!
     Девушка закусила губу, попыталась улыбнуться.
     - Не обращай внимания. Но этот знак...
     - Знак ангела, если верить Оямычу.
     - Странно...
     - Что странно? Не хватало, чтобы и ты тоже говорила загадками.  Давай
лучше поговорим о чем-нибудь приятном. Ты, кстати, обещала нарисовать  мой
портрет.
     Девушка продолжала смотреть на него с  сомнением,  что-то  решая  про
себя, но так ничего и не решила.
     - Завтра приходи в студию,  если  свободен.  -  Она  встала.  -  Чао,
меченый, береги себя.
     - Я провожу.
     - Куда ты с такой головой?
     В  словах  гостьи  таился  некий  иной  смысл,  Никита  уловил   его.
прищурился.
     - Вот тут ты права, голова - мое слабое место, к  тому  же  чуть-чуть
бо-бо. И все же я тебя провожу.
     Ксения уехала на троллейбусе,  отказавшись  ехать  на  такси.  Никита
медленно пошел домой,  размышляя  над  ее  поведением,  словами,  жестами,
испугом, имеющим какой-то конкретный смысл, но темный пока для него. Думал
об этом он и когда ложился спать, пока не позвонили сразу  трое,  один  за
другим - мать, Такэда и Ксения - с одним и тем же вопросом: все ли у  него
в порядке?
     Сначала  он  разозлился,  потом  развеселился,  обозвал  всех   троих
перестраховщиками и уснул в полной уверенности, что утро вечера мудренее.

     На следующий день Никита не  пошел  с  утра  на  репетицию,  позвонив
Кореневу и  сказавшись  больным.  Выслушивать  неискренние  соболезнования
балетмейстера не стал, отрубив: "Всего доброго".  Мысль  уйти  из  труппы,
принять предложение  Ванфельда  -  балетмейстера  классического  балета  -
поучаствовать в конкурсе с выходом на Большой театр, завладела им целиком.
Но облегчения эта мысль не принесла. Что-то мешало Никите жить просто, как
он жил до событий в парке, дышать свободно  и  легко  и  не  заботиться  о
последствиях своих шагов.
     Неприятный осадок от вчерашних событий, а также  намеков  Такэды,  не
проходил, бередил душу, торчал в памяти занозой дискомфорта.
     Позанимавшись  без  особой  охоты  со  снарядами  в  спортивном  углу
спальни, Сухов принялся  разглядывать  сползшую  за  ночь  ближе  к  локтю
звезду, гадая, что она такое. Предположение, что это  пресловутая  "печать
зла" - со слов Такэды, едва ли было верным, и  все  же  в  звезде  крылась
какая-то зловещая тайна, тем более, что появилась она совершенно необычным
способом. "Весть", - сказал Толя. Что за "весть"? От кого? Кому? О чем?..
     - О чем? - повторил Сухов вслух, дотрагиваясь  до  коричнево-розового
пятна на коже. И получил ощутимый - не электрический, хотя  и  близкий  по
воздействию,  ледяной  парализующий  разряд,  пронзивший  руку  до  плеча,
проникший дальше в шею, а оттуда - в голову. Рука  занемела,  а  в  голове
долго не утихало гулкое бронзово-бархатное эхо, словно она послужила неким
колоколом, по которому ударили деревянным молотом.
     - Разрази меня  гром!  -  пробормотал  Никита,  озадаченно  глядя  на
звезду. - Лучше тебя не трогать.
     Подумал, надо посоветоваться с врачом. Может, действительно, пойти  к
косметологу и срезать? Или сначала посоветоваться с Оямычем?
     Проделав обычные водные процедуры,  позавтракав,  сходив  в  магазин,
Никита продолжал ощущать в груди какое-то стеснение.
     Тревога не проходила, пока не переросла в  панику.  Ничего  подобного
танцор никогда не ощущал, вины за собой никакой ле видел,  причин  тревоги
найти не мог, и в  конце  концов  решил,  не  откладывая  в  долгий  ящик,
проконсультироваться по данному поводу с  психиатром,  маминым  приятелем;
когда-то они дружили семьями. Правда, тут же пришла другая идея:  съездить
в Кунцево, купить кое-что из деталей к машине в  местном  автоцентре.  Там
работал приятель, который всегда ремонтировал Суховский "аппарат", как  он
выражался.
     Сняв с головы повязку и пощупав здоровенную гулю на затылке (чем  это
он меня саданул?! Гантелью, что ли?), Никита переоделся во  все  черное  -
черные костюмы и рубашки ему шли - и вывел из гаража машину: у  него  была
ВАЗовская "сотка", До разъезда на Кунцево добрался за полчаса:  сдерживали
не столько светофоры и ремонты дороги, сколько собственные думы.
     В машине дышалось легче, тревога отступила,  хотя  странное  ощущение
неуюта осталось. Впечатление было такое, будто кто-то  невидимый  сидел  в
машине, на заднем сидении, и дышал в затылок.
     Сухов даже оглянулся дважды, с трудом заставив себя сосредоточиться и
"думать о приятном".
     А на выезде с кольцевой на Кунцевскую трассу у машины лопнуло  правое
заднее колесо.
     Руль Никита почти удержал, хотя машину со страшной силой повело влево
- на скорости под восемьдесят километров в час, но от столкновения это его
не спасло: следовавший  по  соседней  полосе  со  скоростью  сто  двадцать
километров "Форд" ударил "сотку" в левую скулу и  выбросил  ее  в  крайний
правый ряд, где на  нее  аккуратно  наехал  старенький  джип  с  компанией
веселящихся парней. "Форд" не стал останавливаться, лишь увеличил скорость
и скрылся на подъеме, а компания в джипе живо напомнила о  себе,  посчитав
виновником столкновения Сухова. То ли они не видели, что  произошло  перед
этим, то ли были подогреты зельем в баре.
     Не успел Никита сообразить, в чем  дело,  порадоваться,  что  остался
жив, и ужаснуться тому, что случилось, как двое парней  выволокли  его  из
кабины с криком и ругательствами и принялись избивать. Оглушенный  двойным
столкновением танцор не сразу пришел в себя, и ему крепко  накостыляли  по
спине и незажившей голове, пока он не начал  инстинктивно  сопротивляться.
Один раз очень удачно прошел бросок  через  бедро  -  усатый  недоросль  с
воплем свалился под откос, в другой раз сильный  толчок  Никиты  опрокинул
коротко стриженного  здоровяка,  но  все  же  досталось  ему  крепко  -  в
основном, когда били в спину и по ногам.
     Затем ураган ударов стих и хор криков умолк: трое драчунов покатились
в разные стороны, словно их раскидал ураган. Никита, щуря заплывший  левый
глаз, сквозь кровавый туман разглядел неожиданных защитников.
     Трое молодых людей, очень сильно смахивающих на бандитов, бежавших из
колонии усиленного режима, делали свое дело -  били  обидчиков  танцора  -
умелой быстро. Закончив,  переглянулись  и  направились  к  своей  машине,
старой "Волге" с побитыми  стеклами.  Один  из  них  оглянулся,  и  Никите
показалось, что он чуть подмигнул. "Волга" отъехала, и  в  тот  же  момент
подкатил на чьей-то "Таврии" Такэда. Никита хмыкнул.
     - Ты как тут оказался, Абдулла?
     - Стреляли... - мрачно отозвался Толя, провожая взглядом  удалявшуюся
"Волгу". Потом оглядел растерзанную физиономию танцора.  -  Эк  они  тебя!
Говорил же - займись кэмпо... Что тут произошло?
     Сориентировавшиеся  драчуны  полезли  было   в   бой   снова,   благо
добровольные защитники Сухова исчезли, однако Толя быстро  утихомирил  их,
уложив  штабелем  у  дверцы  автомобиля,  которую  открыл   шофер   джипа;
вступиться за приятелей парень не решился.
     - Ну? Рассказывай.
     Никита сел на бордюр,  ноги  его  не  держали,  и  коротко  рассказал
историю столкновения.  Перестав  массировать  глаз,  взглянул  на  Такэду,
который дважды обошел "сотку", заглянул под машину.
     - Что, опять твоя пресловутая "печать зла"?
     - Поехали домой.
     - А колесо поставишь? Но надо же... милицию дождаться...
     - Поехали, ничего мы им не  докажем.  -  Такэда  подошел  к  водителю
джипа. - Убирайтесь отсюда, и побыстрее, если не хотите  платить  штраф  и
лишиться прав.
     - Конечно, конечно, - засуетился водитель, худой,  тонкий,  суетливый
от страха. - Я что, я могу и деньги дать, я же не... в общем, не успел.
     - Проваливайте.
     Джип, дребезжа и стреляя глушителем, укатил. И пока длилось  все  это
действо,  на  трассе   остановилась   лишь   машина,   в   которой   ехали
бандитоподобные защитники танцора, остальные равнодушно проскакивали мимо.
     Такэда отослал  "Таврию",  сменил  проколотое  колесо,  сел  за  руль
"сотки", включил двигатель, и они тихо поехали обратно к центру города.
     - Можешь верить или не верить, - нарушил  молчание  инженер,  загоняя
помятый автомобиль в гараж, -  но  "печать  зла"  увеличивает  вероятность
неблагоприятного исхода любых действий того, на кого она поставлена.  Если
бы ты вчера меня послушал...
     Никита жестом прервал Толю.
     - Вчера не догонишь, а от завтра не уйдешь. Хватит об этом.
     Обещаю тщательно рассчитывать каждый свой шаг. Доволен?
     И на борьбу пойду, если найдешь хорошего тренера.
     Такэда посмотрел на него недоверчиво и заинтересованно.
     Качнул головой.
     - Видать, сильно тебя долбанули, если ты и на тренинг согласен.
     - Просто не люблю, когда меня лупит разная шпана. Идем  кофе  пить  и
лечиться. Массаж сделаешь?
     Толя молча пошел вперед. Он думал, что время тренинга для Никиты  еще
не  пришло.  Пусть  разведка  (психоразведка,  точнее)  убедится,  что  ее
подопечный ни о чем таком, вроде Пути, не думает, продолжая жить  так  же,
как и до встречи с Вестником. Пусть - "печать зла"  разрядится  на  мелкие
дела и ловушки, а тогда можно будет подумать о большем. Если только танцор
согласится принять Путь. И если  у  императивцентра  СС  не  достанет  ума
перестраховаться еще каким-нибудь образом...
     Каждое утро Такэда начинал с отработки дыхания  и  тао  -  повторения
комбинаций из нескольких десятков движении, присущих технике айкидзюцу. Он
знал около шестидесяти тао, но упорно тренировал новые,  планируя  довести
счет до сотни комбинаций: именно  столько  должен  знать  мэнк„  -  мастер
высшего класса, если хочет быть не просто сэмпа„м - старшим  инструктором,
но и организовать свою школу.
     В свои тридцать два года Такэда успел овладеть  не  только  айкидо  и
кунгфу, отметив  свой  путь  борца  званиями  чемпиона  Европы,  России  и
Азиатских Игр, но и уникальными приемами боя ниндзюцу, о чем  знал  только
его  отец,  сам  в  прошлом  великолепный  боец,  да  те  немногочисленные
поклонники "чистых рас", пытавшиеся вколотить в голову Тоявы  свою  науку.
Однако занятия борьбой не стали ддя него самоцелью и главным делом  жизни,
его больше влекла психология и философия древних  цивилизаций:  тибетской,
индийской,  китайской,  -  и  Такэда  отдался  увлечению  со  всем   пылом
нерастраченной души, решив пройти путь Дао  до  конца.  Но,  будучи  сыном
своего века и своей страны, коей стала для него Россия, Такэда  родился  и
жил, как и все его друзья других национальностей, приняв российский уклад,
быт и законы, не потеряв при этом и  самобытные  черты  характера  японца:
трудолюбие, выдержку, организованность, дисциплину,  -  и  его  понятия  о
чести, родстве, любви, эстетических чувствах и готовности к подчинению.
     Закончив  технический  университет  имени  Баумана,  имея   блестящие
математические способности, Такэда не поддался торговосделочному  безумию,
характеризующему  социум  страны,  хотя  мог  бы  выйти  в   преуспевающие
бизнесмены. Имея твердое убеждение, что  познание  само  по  себе  намного
интереснее и важнее признания, он устроился в Институт электроники и  стал
инженеромисследователем, дважды отказываясь от повышения:  личную  свободу
он ценил