соображая по дороге, что будет
говорить и как.

У крыльца он как следует вымыл в луже босые ноги, вытер их о траву и сделал
шаг вперед.

- Ты куда это? - удивились стражники. - Княжна только по праздникам
милостыню подает!

- Передайте светлой княжне Карине, - сказал Жихарь, расправив грудь, - что
странствующий воин, попавший в большую беду, просит ее о беседе. Прибыл я
из далекой Бонжурии, зовусь сэром Джихаром, хожу по белому свету, ища
князьям чести, а себе - славы...

Таких речей стражники сроду от побродяг не слышали и смутились. Вдруг да
младая княжна рассердится, что не пропустили к ней нужного человека? Она
ведь с причудами, княжна-то...

- Тебя, поди, подлые кривляне ограбили, - сочувственно сказал один из
стражников. - Ну да ничего, мы до них еще доберемся. Княжна строга, но
справедлива, людей насквозь понимает...

- Это-то мне и нужно, - сказал Жихарь. Стражник отправил своего напарника
наверх с докладом, а сам со вниманием выслушал рассказ пришельца о том, как
мерзопакостные кривляне напали на него втридцатером, потеряв при этом
половину отряда, но вторая половина все же сумела повалить и обобрать
воина-одиночку.

- Чистые разбойники, - вздохнул стражник. - Золоченые, говоришь, были латы?
Беда-то какая... А клинок неспанский, вороненый? Вот жалость-то... Не
сокрушайся, сила солому ломит, новое добудешь...

Тем временем вернулся напарник и сообщил, что княжна по великой своей
доброте странника примет у себя в особых покоях.

На всякий случай Жихаря обыскали, отняв малый ножичек в берестяных ножнах.

- Ты, как ее покой увидишь, не страшись, - успокаивал богатыря добрый
стражник. - Кариночка наша маленько приколдовывает, но для людской же
пользы...

Так и довел его до окованной бронзовыми ликами двери, сам же и постучал.

Испугаться Жихарь не испугался, но удивился изрядно - так похоже было
жилище княжны на колдовскую избу Беломора: травы по стенам, прозрачные
сосуды, превеликое множество книг на полках...

- Входите, сэр Джихар, - сказала Карина. Она сидела за столом при свечах -
читала, видно, что-то или новые законы измышляла.

Жихарь вошел и низко поклонился. Низко, но не слишком. Точь-в-точь так, как
учил его Яр-Тур.

- Рад приветствовать прекрасную даму в сей обители премудрости, - сказал
он. - Красота ваша подобна голубой хризантеме из уезда Линьбяо в пору
весеннего равноденствия (это уже было от Лю Седьмого). Посмотришь - словно
связкой монет подаришь, нахмуришься - и вечер еще темней покажется...
Судьба ввергла меня в бездну злосчастья и забвения...

- Будь и ты здрав и благополучен, рыцарь, - сказала она. - Где-то слышала я
это имя - Джихар, только вот не припомню где... Садись и поведай мне свою
беду...

Жихарь уселся поудобнее и начал свой рассказ. Подготовиться как следует у
него времени не было, поэтому правда в его речах мешалась с выдумкой, да и
дело-то происходило не в Столенграде и не в Многоборье, а в совсем другой
стране, которой и на земных чертежах не найдешь, и славу его похитили злые
волшебники менты вместе со всеми верительными и рекомендательными
грамотами...

Княжна слушала и водила взглядом по книжным полкам, как бы прикидывая,
откуда именно Жихарь позаимствовал историю своих похождений и злоключений.

Да так оно и было, по ее мнению.

- Милый юноша, - сказала она. - Да ты просто начитался всяких занимательных
сочинений, доставшихся нам из прежних эпох. Ты приписал себе большую часть
подвигов нашего славного Невзора и его друзей. Это бывает. Такое однажды
случилось с человеком гораздо более зрелого возраста, он и отправился
искать рыцарских свершений, несмотря на то что время для них ушло. Это
очень грустная и печальная история, но и она, к сожалению, повторяется, как
и все прочие истории...

Жихарь побледнел.

- Ничего больше не будет повторяться, - сказал он. - Зря мы, что ли...

- Вот видишь, - сказала княжна. - Снова ты за свое. Но это пройдет, когда
ты сам совершишь славные деяния и перестанешь нуждаться в чужой славе,
подобной дыму... Я бы с радостью одарила тебя добрым конем, крепкими
латами и достойным клинком, но княжество мое пребывает в запустении...

- Прости, добрая княжна, - сказал Жихарь. - А через кого наступило
запустение-то? Она туманно улыбнулась.

- Да все через него же - нашего избавителя Невзора. Правда, сейчас он
непонятным образом разбогател, но все равно продолжает тяжко трудиться на
благо нашей державы - все сам, все сам... Думаю, что осенью я отдам ему
руку и сердце - он свою вину исправил... Хотя признаюсь тебе - ведь
благородный воин умеет хранить чужие тайны, - что Невзор оказался не таким,
как я вообразила, прочитав книгу о нем... Безумная расточительность его
переродилась в скопидомство, ясный и находчивый ум - в расчетливость
торгаша... Прежний, буйный и хмельной, нравился мне куда больше... Должно
быть, я слишком резко с ним поговорила, или кто-то навел на него порчу.

- Вот и не торопись с замужеством, - сказал Жихарь. В горле у него стало
сухо. - Потерпи, я схожу за подвигами, вернусь - тогда и посмотришь, кто
тебе милей.

- О, как ты заговорил, - рассмеялась Карина. - Нет, эту надежду оставь.
Впрочем, в закатных землях существует обычай, по которому воин может
объявить даже супругу короля дамой своего сердца и совершать свои деяния во
имя ее. Она обычно дает ему на память какую-нибудь вещь - например, вот
этот платок...

Княжна взмахнула рукой, и на колени Жихарю упал тонкий платок, расшитый
изображениями зверей, птиц и прочей живности.

- Этот платок приносит удачу, - сказала княжна. - А с удачей будет у тебя и
конь, и меч, и все, что полагается...

- Спасибо, светлая княжна, - сказал богатырь. - Только все же хотел бы я
вернуть собственную славу - любой ценой.

- Никогда так не говори, - нахмурилась княжна. - Потому что цена может
оказаться действительно любая...

- Я знаю, - сказал Жихарь. - Когда Мироед...

- Покинь наконец свой воображаемый мир! Ты помнишь то, что было не с тобой,
как в старой песне пели... Ступай, милый мальчик, и возвращайся со славой -
только незаемной...

- Да я сам свою славу взаймы отдал - вернее, в залог! - не выдержал Жихарь.
Уж лучше бы она, как в тот раз, честила его пьяницей и недоумком, а не
"милым мальчиком". Сама-то едва от нянек... - Да я докажу! Я всем докажу!
Доставай давешнюю книгу про там, где нас нет!

Княжна пожала плечами, встала и сняла с полки увесистый том, переплетенный
в змеиную кожу и с бронзовыми застежками.

Жихарь схватил книгу, щелкнул застежкой и раскрыл наугад.

"...Принца, - прочел он. - Всех убью, один останусь! - криком предупреждал
Невзор горожан об их нелегкой судьбе".

Он торопливо перелистнул страницу:

"Великанская белая всадница слегка наклонилась в седле и взмахнула хлыстом.
Кончик хлыста, собранный из множества острых льдинок, резанул Невзора по
лицу".

Жихарь в ужасе поглядел на следующий лист:

"Невзор оглянулся и погрозил кулаком:

- Попомните меня!"

Он в отчаянии захлопнул книгу (полетела вековая пыль) и треснул книгой же
себя по лбу (пыли полетело еще больше).

Оказывается, проклятая расписка распространила свои чары не только на
нынешних обитателей света, но и на тех, кого уже нет или еще не родились.
Он попался, как мышь в пустой горшок, и никто ему не поможет.

- Поставь книгу на место и ступай, - холодно сказала княжна. - Нельзя жить
в мечте, особенно в чужой. Платок, так и быть, оставь себе...

Жихарь поднялся, подошел к полке, сунул окаянный том среди прочих так
резко, что другая книга вылетела - едва успел подхватить. И название этой
нечаянной книги Жихарю здорово не понравилось: "Смерть Артура". Но думать
об этом было не время.

- Погоди, пресветлая, - сказал он торопливо. - Подумай, вспомни - кто у вас
в кабаке заправлял, когда ты в Столенград явилась? Кому Невзор задолжал? Не
себе же? Зачем тогда было княжескую казну грабить? Под чье имя? И кто на
самом деле отравленный спал?

И тут лицо у княжны сделалось чем-то похоже на брадобреево, хоть и
оставалось по-прежнему прекрасным.

- В самом деле... - сказала она и зажмурилась, мучительно что-то
припоминая. - Нелепость какая-то получается - и тут не сходится, и там...

- Думай, думай! - кричал Жихарь. - Ты же премудрая! Именно что не сходится!
Да ты хотя бы заставь Невзора мои доспехи примерить - он в них шагу не
сделает! Мечом моим не взмахнет - опрокинется! Вот снова к городу подступят
кранты - наплачетесь с таким защитничком! Да и не бывает пустоглазых
богатырей!

Княжна трясла головой, терла виски, глаза у нее сделались огромные и
бездумные...

В это время послышался грохот, дверь отворилась, в палаты ворвались
дружинники, среди которых притаился Невзор - без доспехов и без меча.

- Хватайте его! - кричал пустоглазый. - Это, княжна, известный вор и
самозванец, он тебя ограбить и обесчестить пришел!

Несколько дружинников метнулись к окну, отрезая дорогу для бегства.

- Всех убью, один останусь! - громогласно рявкнул Жихарь и сделал вид, что
достает из-за пазухи кинжал.

Дружинники от неожиданности оторопели, расступились, богатырь одним прыжком
оказался у окна, выбил раму и прыгнул вниз, в темноту.



ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Мифология славян вообще дело темное и запутанное.

"Воронежские филологические записки"


Видно, платок, подаренный княжной, и взаправду оказался счастливым: Жихарь
не угодил ни на копья бегавших вокруг терема дружинников, ни на остатки
поленницы, ни на какую другую вредную при ночном бегстве преграду. Он
приземлился на согнутые ноги, крякнул от удара, пнул, не глядя, кого-то
пяткой в закрытую кольчугой грудь.

"К реке, - соображал он, расчищая себе путь вперед. - Перемахну через гору,
а с горы кувырком, как зайчик. Выбирать не приходится, найду на берегу
корягу - и вниз, к острову старого Беломора. Тяжести на мне никакой нет,
как-нибудь доплыву..."

- К реке! Все к реке! - услышал он голос Невзора. - Заломай, бери свою
сотню - и вниз! Я бы на его месте непременно к реке побежал!

"А куда же еще? - подумал Жихарь. - Ты и так на моем месте, тварюга..."

Вокруг замелькали огни факелов. Многие дружинники по тревоге выскочили в
чем были, то есть в портах и босиком. Из-за этого они принялись ловить друг
друга и бить, а когда убеждались в ошибке, то долго еще ругались. Шум стоял
неимоверный.

И богатырь выбрал самый нежданный, но и самый правильный, как оказалось,
путь: пока стража перекрывала всякие огороды и палисады, он
беспрепятственно устремился вперед по главной улице. Собаки хозяйские,
конечно, всполошились и залаяли, но лай стоял во всем Столенграде, так что
причину его установить было трудно.

Жители выбегали из домов. Бритого Жихаря, да еще в темноте, узнать было
невозможно. Он воспользовался этим и кричал на бегу:

- Все к реке! Лови окаянного! Невзор обещал того кто поймает, целый год
бесплатно в кабаке угощать!

Вот когда впереди показались городские ворота тогда он и своротил в
сторону, подпрыгнул, перемахнул через частокол и скрылся в ночном мраке.



Пробежав сколько-то по дороге, Жихарь углядел в темноте знакомый пень,
покинул прежний путь и очутился на ведомой ему лесной тропке.

Обычному человеку в ночном бору непременно придется туго - тамошние жители
не любят когда нарушают их сон. Птицы непременно всполошатся и загалдят,
особенно сороки, темная охотница сова, скоробогатая птица, заухает во всю
глотку, потревоженные деревья не упустят случая подставить беглецу под ногу
толстый корень, чтобы споткнулся и навернулся о ствол.

А лесной хозяин, когда рассердится, непременно перепутает все тропы, так
что бедолага неожиданно для себя выбежит на то же место, с которого и вошел
в лес; там-то его как раз и захомутают преследователи.

Но Жихарь сам вырос в лесу, со здешним лешим (в отличие от того, который
охранял владения добрых адамычей) пребывал в прекрасных отношениях с
малолетства да и бегать умел бесшумно, даже в самой непроглядной тьме не
угнетая высохший сучок. Кроме того, все солидные деревья его помнили,
уважали за то, что рубил он только сухостой, отчего остальным растущим одна
польза. Корабельные сосны поджимали корни, хрусткие павшие ветки сами
откатывались в сторону, а сова ухать-то ухала, но ходила кругами по небесам
где-то в стороне, чтобы запутать дружинников.

Для всех прочих многоборцев леса были в одночасье и бедой, и защитой. Для
Жихаря же бедой они никогда не были, поскольку он знал и соблюдал все
положенные в чаще правила.

Огни факелов мелькали и сзади, и с боков; один показался спереди, но тут же
угас: факелоносец, видно, угодил в бочаг с вешней водой. Дружинник завопил,
зовя на подмогу, - должно быть, в бочаге наступил на какое-нибудь сонное
болотное чмо.

Да ведь и бежать Жихарю было легче, нежели преследователям. За зиму дружина
основательно обленилась, а он-то сам закалился в кабальных трудах. А
скакать по бору верхами дураков не было: коню ноги поломаешь, сам шею
свернешь...

Долго ли, коротко ли, а стихли позади и крики, и шум. Конечно, до самого
рассвета дружина лес не покинет, будут делать вид, что стараются, ловят.

И ведь, главное, ни к чему теперь Невзору его ловить - кабатчик и без того
отнял у богатыря все, что можно, кроме жизни, а жизнь так недорого стоит...

Даже месяц подумал-подумал и тоже принял его сторону: приманил к себе
одинокую тучку, закрыл ею свое ясное личико, и стало в чаще хоть глаз коли.

Жихарь бежал ровно и дышал легко, а главное - понимал, где бежит и в какую
сторону. К реке он рано или поздно спустится, следуя вдоль первого же
понравившегося ручья, а стражников по всему берегу не расставишь, даже если
Невзор договорится с соседями.

Только Невзор ни с кем не договорится, а воинам потребуется отдых.



Острым звериным запахом потянуло спереди, но Жихарь не свернул, а продолжал
бежать, покуда не уткнулся в чье-то мохнатое пузо. Обладатель пуза
поворчал, но облапливать богатыря не стал: просто слегка провел лапой по
стриженой голове, убедился, что волос на ней мало и обдирать их ни к чему,
а вместо того поддал Жихарю той же лапой пониже спины, чтобы бежалось
шибче, и направился в другую сторону, откуда доносилась до чутких медвежьих
ноздрей нестерпимая вонь горящей смолы и бранного железа. Вот его-то теперь
они и станут ловить, а кто поймает, не возрадуется...

У лесных обитателей, и неподвижных, и шмыгающих, память устроена не
по-людски: на славу им наплевать, а добро они помнят накрепко.

Месяцу там, наверху, конечно, виднее: он высмотрел оттуда, что беглец уже
недосягаем, утерся напоследок влажной тучкой, чтобы светить еще яснее, и
пустил тучку дальше гулять по воле верхового ветра.

Деревья - народ неуклюжий и неловкий; не все из них успевали вовремя
отводить ветки, так что Жихарь основательно оцарапался и рубаху в
нескольких местах порвал. Словно бы винясь перед ним, деревянное племя
выкатило на светлую прогалинку ему под ноги подходящее орудие - мореную
дубину. Богатырь подхватил дубину - она оказалась как раз по руке и весу
подходящего. Он остановился и в благодарность оторвал от рукава вышитую
тесемку. Тесемку он повязал на первую попавшуюся ветку. Врагу этого следа
все равно увидеть не дадут, а зеленым друзьям уважение.

После этого Жихарь больше не бежал, а шел спорым шагом, поглядывая под
ноги: батюшка бор уже сделал для него все, что мог, и терпения его
испытывать не следовало.

Верно заметили мудрые люди: ежели в одном месте справедливости убавится, то
в другом непременно прибавится, иначе жизнь была бы уж совсем никудышняя.

Вот только накормить его батюшка бор в эту пору ничем не умел, разве что
прошлогодней перезимовавшей калиной. Не ягодная была покуда пора, да и не
грибная, только одни корявые сморчки и строчки в пищу годились, но не
сырьем, а лишь после того, как выварить их надлежащим образом в трех водах.
Добыть огонь Жихарь худо-бедно сумел бы, но не в горсти же варево затевать!

Вскоре под ногами обозначилась основательно заросшая тропа - куда-нибудь
она да вела же!

Она и привела на освещенную месяцем поляну. Жихарь остановился и
прислушался. Здесь даже ночные птицы не кричали. Впереди темнело какое-то
строение. Богатырь подошел поближе и понял, что случалось ему здесь бывать
- в дальнем-дальнем детстве, когда живы и здоровы были еще воспитатели его,
разбойнички Кот и Дрозд, люди лихие, но мудрые.

Капище Проппа завалилось вконец, поросло мохом и бурьяном. Жители
Многоборья давненько забыли сюда дорогу, даже неклюды-отшельники здесь уже
не селились, полагая место слишком опасным. Но Жихарь знал, что Пропп
добрый и может помочь всякому, рассказавшему у подножия кумира небылицу,
новеллу или устареллу. Не раз случалось богатырю в этом убедиться во время
незабвенного похода на край мира, только вот славу от этого похода он
потерял...

Жихарь порылся в развалинах, ничего полезного не нашел - видно, искали и до
него, да если и водилось тут что, так давно рассыпалось в прах.

Кумир Проппа здесь стоял не деревянный, но каменный, вырезанный с большим
искусством и тщанием. Богатырь отломил от истлевающего бревна острую щепку
и прочистил Проппу каменные уши от моха и земли, набившейся туда за долгие
годы.

Похолодало; скоро начнет и светать. Потянул ветерок и ознобил взмокшее
после погони тело. Жихарь ударом кулака раскрошил бревно, выбрал подходящие
для костерка куски, наломал сушняка, сложил все шалашиком. Потом особым
колдовским разбойничьим способом добыл огня и вспомнил, что точно так же
добывал его в темноте Бессудной Ямы, - все повторялось, снова придется идти
на поклон к Беломору, а даром старик ведь ничего не дает, опять пошлет в
неведомую даль выполнять непосильный урок.

Хорошо эти волхвы устроились - сидят себе на месте, листают страшные книги
да зоблют Мозголомную Брагу, а богатырям приходится за них отдуваться,
странствовать и мужествовать, каждодневно рискуя головой. Ну да ему этого и
надо...

Когда скупое пламя заиграло и осветило красным светом отвыкшее от
жертвенных огней каменное лицо, Жихарь вытянул руки над огнем, потом сел,
сложив ноги калачиком.

Память у богатыря была вроде вязкой смолы: всякое угодившее туда чужое
слово застревало в ней намертво. Билось, рвалось, наизнанку выворачивалось,
а покинуть не могло. За время же своих странствий пришлось ему выслушать
немало чудесных историй. Их могло быть и больше, кабы не цена, которую
пришлось заплатить культяпому Мироеду, чтобы добыть Полуденную Росу...

- Было это давно и неправда, - привычно предупредил он Проппа: вдруг, чего
доброго, заподозрит, что хотят ему обманом всучить истинное происшествие,
да вместо удачи снова подсунет на пути каких-нибудь Гогу и Магогу, а ведь
нынче у Жихаря нет при себе ни плохонького меча, ни кистеня, да и Будимира,
чудесного петуха, нет. - Стало быть, жил в стране, именуемой Непростан,
царь по имени Каламут Девятый. Крепко сидел он на своем троне, из небесного
железа отлитом - из того железа, что не ржавеет и злобных духов по ветру
развеивает.

И был у царя дворец - два конных перехода в длину и один в ширину. Снаружи
сложен он был из дикого горного камня двух цветов, черного и красного, и
плиты чередовались, так что можно было на этих стенах, ежели бы их плашмя
положить, играть в тавлеи великанам; до скончания веков велась бы та игра.

Изнутри же обшит был холодный камень кипаричным деревом, да еще деревом
певговым, да еще деревом ситтим и деревом фарсис - сам таких деревьев сроду
не видел, но за что купил, за то и продаю. Дух от деревьев исходил такой,
что никакая болезнь того запаха не выдерживала и восвояси возвращалась, -
не знаю уж, в каких краях эти хворобы обитают. Пришивали доски к камню
особыми гвоздями, золотыми и серебряными. Ты, конечно, скажешь, что золото
мягкое и на гвозди не годится, но мастерам же нельзя было царю возражать.
Подозреваю, что гвозди были железные, только шляпки позолочены да
посеребрены, а куда золото ушло - мастерам виднее.

Сверху душистые доски обтянуты были тонкими заморским