т же себя, Жихарь вскочил и побежал против хода дорожки.

Небо понемногу становилось лиловым, потом перешло в синеву и наконец
откровенно поголубело. Да и солнце сбросило черную маску. Деревья
выпрямились, и листья на них оказались ярко-зелеными.

Дорога раздалась в обе стороны и уже никуда не бежала. Это сам Жихарь бежал
через леса и долы Многоборья к семибашенному Столенграду. Да что там бежал
- мчался на белом жеребце, держа в каждой руке по кистеню, а следом за ним
неслась могучая сыновняя дружина. Рядом и покоренная союзная Чих-орда
скакала, не упускавшая случая пограбить, а подальше трусили на своих двоих
добрые адамычи во главе с князем Микромиром.

И вот уже встали по краям дороги нарядные многоборцы во всем хорошем, и
кричат они славу своему герою, и услужливо распахивают ворота, украшенные
хмелем и первыми цветами, и выстилают алым княжеским шелком дорогу к
терему, и старый варяг Нурдаль Кожаный Мешок тащит встречь ему на веревке
князя Жупела и княгиню Апсурду, облаченных в позорное платье смертников...

Эх, не так надо, решил Жихарь, пробежал немного назад и снова развернулся.
Вторым заходом он не собирал никаких войск, а сам нарядился в тряпье и
тихонько, незаметно, убогим нищим пробрался в Жупелову столицу, далеко
обходя все кабаки, и в руках у него вместо меча расписные гусли.

Вместе с прочими песельниками и гудошниками впустили его в княжий терем,
накостыляв ни за что по шее, и угостили его коркой хлеба да пивным суслом.

А когда грянули гусляры величальную своему рогатому владыке, богатырь запел
не в склад и не в лад, но всех осилил, всех перекричал, и такая хорошая и
крепкая у него получилась песня, что скукожился на своем резном престоле
князь Жупел, задрожал и растекся зеленой грязью, из которой некогда и вышел
в князья, а жестокая отравительница, гордая княгиня Апсурда в испуге
сорвала с себя нарядное, расшитое речным жемчугом платье и поспешно, как
последняя поломойка, стала подтирать им со скобленых ради праздника досок
бывшего супруга, чтобы не замарал новый хозяин Столенграда своих красных
сапожек на высоких каблуках.

И пали на колени дружинники, некогда повязавшие своего же товарища в
неравной схватке, и жалобно возопили:

- Джи-хар! Джи-хар! Джи-хар!

Только Жихарь не проснулся.



ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

- Но все же, если бы вам пришлось выбирать добровольную смерть, в каком
виде вы бы ее предпочли?

- Хотел бы быть погребенным под телами итальянских актрис.

Интервью с Вуди Алленом

А проснулся он от пинка по ребрам. Богатырь так и не узнал, кому
принадлежал пинок. Скорее всего, это был Принц, отчаявшийся словесно
разбудить пьяного побратима.

Яр-Тур отбивался Жихаревым мечом от неизвестных напастников.

Богатырь живо вскочил на ноги и первым делом заехал одному из недругов по
затылку. Голова, даром что была в железной шапке, разлетелась на куски: то
ли Святогорова сила себя показала, то ли разрыв-трава.

Увидев такое дело, враги отпрянули, и только сейчас Жихарь увидел, что
находится уже не под алым небом и не на бегущей дорожке, а в зале со
стенами из черного полированного мрамора и что кроме них вокруг толкутся
какие-то здоровенные стражники, размахивающие кривыми мечами. Стражники
облачены были в доспехи из вороненой стали, но боевой сноровки им не
хватало - гости, пожалуй, сюда редко захаживали.

Яр-Тур с ревом разрубил одного из своих противников до пояса, обе половинки
распались было, но передумали и сразу же срослись.

"Не люди, - облегченно подумал Жихарь. - Значит, и надо с ними не
по-людски".

Он подбежал к сросшемуся было стражнику и, прошептав "Всех убью, один
останусь", легонько щелкнул его по шлему. Как и в первый раз, голова
лопнула, а тело одно воевать не стало, грохнулось на мраморный пол, заливая
его бурой жижей.

"Где же Будимир?" - встревожился Жихарь. Птицы было не видать, не слыхать -
устыдился Красный Петух, что не разбудил хозяина вовремя.

А Лю Седьмой вел себе совсем нехорошо и не по-геройски: ползал в ногах у
десятка окруживших его стражников, махал руками, кричал, что он тут человек
случайный, что совсем недавно был награжден шапкой с золотым шариком. И все
норовил облобызать врагам обувь.

- Ты, косоглазина позорная! - рявкнул Жихарь. - Что ты там пыль собираешь?

Лю Седьмой подпрыгнул, перелетел через кольцо нелюдей. Они двинулись за
Бедным Монахом, но тот следующим прыжком очутился возле побратимов.

Стражники устремились к ним, но все разом повалились, а на полу остались
стоять только ноги, обрубленные где по щиколотку, где по колено.

Жихарь вспомнил, как действует Меч, Закаленный Во Тьме, и расхохотался.

- Иногда полезно прикинуться беспомощным трусом, чтобы нанести врагу
сокрушающий удар, - самодовольно сказал Лю Седьмой.

- Да ты меня превзошел! - встревожился Жихарь, подсчитав своих и чужих
убитых. Он набежал на оставшихся, награждая кого оплеухой, кого
подзатыльником. Разрыв-трава продолжала действовать безотказно.

Только Яр-Тур рубился по старинке, без чудес. Отсекши очередную голову,
Принц успел поддеть ее кончиком меча и метнуть в самый дальний угол. Голова
покаталась-повалялась в поисках туловища, да и успокоилась.

Помаленьку перевели и остальных нелюдей.

- Как не хватало мне доброго сражения! - воскликнул Яр-Тур, вытирая меч
вязаной варежкой, подаренной одной из бесчисленных подружек в Окаянии.

- А почему мы здесь очутились? Почему Будимир не пел? - вместо похвалы
накинулся на него Жихарь.

Откуда-то из-за угла выбрел понурый петух. Он смущенно и виновато скреб
лапою мраморные плиты. Раскаяние птицы было весьма искренним - на камне
оставались глубокие царапины.

- Мы все прискорбнейшим образом задремали, сэр брат. Мне привиделось, что
дорога привезла меня прямо в мое королевство, и священный камень вскрикнул,
когда я присел на него, и заколдованный королевский меч с легкостью вынулся
из этого камня, и вокруг меня собрались храбрейшие из храбрых, а подлейшие
из подлых расселись на заранее заготовленных кольях. Я уже заканчивал
полировку Круглого Стола, когда внезапный удар о стену вернул меня к
жестокой действительности.

- Смотри-ка, ты, брат, оказывается, и столярничать мастер! А каких врагов
наш молодой дедушка Лю побеждал?

- Мои мечты и грезы, увы, оказались низменными, в глубине души я все еще
пекусь о мирской суете. Следует изжить это в себе дополнительной сотней лет
отшельничества, - сокрушенно сказал Бедный Монах. - Я очутился в
экзаменационной кабинке наедине с кистью и тушечницей. Сразу же принялся
писать сочинение на тему "Покорение царства Инь-Шань с помощью соломенной
кавалерии" и смог уложиться всего в десять тысяч триста тридцать два
иероглифа. Мне вручили красный диплом, новый халат из юнаньского шелка и
шапку с золотым шариком... Какой позор!

Только сейчас Жихарь понял, как у него болит голова.

- Мне тоже хвастаться нечем, - вздохнул он. - Так, ерундой какой-то
занимался, мстил изощренно, рвал и метал, а о деле и не вспомнил. Да еще и
напился - бейте меня и судите! Отныне капли этого винища в рот не возьму,
вот только еще пару глоточков сделаю...

Ну, это ему позволили в честь победы.

- Куда же теперь? - Жихарь достал золотую ложку. Она указала на неприметную
с первого взгляда дверь в черной стене. Дверь и сама была черная,
украшенная только красным знаком: круг, пересеченный зубчатой линией. - Это
препона пустяковая. - Богатырь пошел было к двери, но дверь сама с треском
распахнулась, и на пороге появился тот самый незнакомец с драбаданской
поляны.

Тот, да не тот - он и ростом был повыше, и одет понаряднее, и глаза
разноцветные закрыл черными стеклами. Только ухмылка была знакомая,
противная и кривая.

Незнакомец оглядел побоище, брезгливо поморщился и щелкнул куцыми пальцами.
Тела нелюдей поползли прочь, на ходу сгребая утраченные головы.

- Я предлагал вам вечную молодость, - негромко, но очень слышно сказал
незнакомец. - Этим даром вы пренебрегли. Теперь каждый из вас волен сам
выбрать свою смерть.

"А вдруг разрыв-трава поможет и рука не укоротится?" - подумал Жихарь и
стал бочком подкрадываться к двери.

Но тут кулак его сам собой разжался, кожа на ладони лопнула, и
окровавленный стебелек шлепнулся на пол. Богатырь отступил, облизывая
раненую руку.

- Ты все-таки кто будешь? - проворчал он.

- Да, мы имеем право знать имя того, кто грозит нам смертью, - поддержал
его Принц.

А Лю Седьмой промолчал - и так, видно, знал.

- Что ж, - сказал незнакомец. - Некоторые в здешних краях наградили меня
дурацкой кличкой Мироед. Какая глупость! Они бы, пожалуй, и доктора Фауста
объявили кулаком...

- Ничего не понимаю, - сказал Жихарь. - Какой такой кулак? Чей кулак?

- Сэр Мироед весьма древнее существо, и общаться с ним следует на языке
древности, - прошептал Яр-Тур, а потом, направив палец на Мироеда, хрипло и
гнусаво, безобразно растягивая слова, процедил: - Ты мне очень не
нравишься, парень. Очень не нравишься. Ты весь какой-то плохой. Нам с тобой
вдвоем слишком тесно в Додж-Сити. Желательно мне, чтобы ты поскорее унес
свою поганую рожу из салуна старого Боба Мак-Гроу, иначе мои люди надерут
тебе задницу, как они сделали это с твоими паршивыми койотами, потому что я
здесь босс, усек?

Мироед несколько раз хлопнул в ладоши:

- Великолепно, так оно все и было. Но, как говаривал примерно в те же годы
великий Клинт Иствуд - "Джон Уэйн не может выстрелить в спину, а я могу".
Что с удовольствием и сделаю. Так как же все-таки насчет смерти, ребята?
Учтите, я далеко не каждому даю право выбора.

Бросаться на него было бесполезно, они это уже знали. Будимир ходил как
чужой. Не мычал и не телился, поскольку он все-таки птица, а не крупный
рогатый скот.

Принц решительно отстранил Жихаря и шагнул вперед.

- Я, разумеется, желал бы погибнуть в схватке с достойнейшим из
противников.

- Браво, браво! - Мироед глумливо раскланялся. - Иного ответа я и не
ожидал. Пожалуйста, выбирайте!

Он взмахнул рукой, я вдоль стены выстроились десятка три воинов. Некоторые
были в железных доспехах, подобных тем, что носил когда-то Яр-Тур, другие
закрывали грудь лаковыми черными пластинами и сжимали недлинные, слегка
изогнутые мечи, были голоногие герои с конскими гривами на шлемах, были
чернокожие поединщики в шароварах и тюрбанах. Один из возможных Принцевых
супротивников был одет лишь в медвежью шкуру и угрожающе потрясал простой
дубиной, а еще один, в странной пятнистой одежде, держал наперевес толстую
трубу неясного назначения. Туловище его перекрещивали загадочные ребристые
ленты.

- Это все мороки, доблестный Яо Тун, - шепнул Бедный Монах. - Несколько
капель собачьей крови немедля изгонят их.

- Ни один из ваших выкормышей не годится мне в противники, - сказал Принц,
вскидывая и без того гордую голову. - Невелика честь победить призрака, а
еще меньше того - быть сраженным мнимой рукой. Дайте мне соперника из плоти
и крови.

- Вы все еще воображаете себя королем, юноша? Вы считаете, что вашего
вызова не достойны ни Аякс, ни Бу Волосатый Носорог, ни даже сам старина
Арни? Верно сказал когда-то один умный лицедей: "В Америке невозможно
ставить Шекспира, ибо в представлении актеров король - это такой парень,
который время от времени нацепляет корону и залезает на трон".

- Вы в совершенстве владеете древним слогом, сэр Мироед, но я мало что
понял...

Пока Мироед с издевательским наслаждением объяснял Яр-Туру, что он имел в
виду, Лю Седьмой управился с призрачным воинством.

Мироед поглядел на образовавшееся пустое место и сказал:

- Это ничего не значит. Род и вид смерти я определю сам. Ну, а ты, рыжий
наглец, какой бы хотел видеть свою погибель?

Не задумываясь и не кривя душой, Жихарь молвил:

- А хотел бы я, дядюшка, помереть глубоким старцем, весьма преклонных лет,
в своей постели, на пуховой перине, и чтобы вокруг толпились дети, внуки и
правнуки, чтобы плакали и причитывали: "Деда, деда, не помирай! На кого ты
нас, горемычных, оставляешь?"

- И это нетрудно. - Мироед опять взмахнул короткопалой рукой, и на том
месте, где стояли недавно разномастные поединщики, воздвиглась здоровенная
кровать под балдахином. Вокруг кровати толпилась едва ли не сотня народу,
от седых мужиков до бесштанных детей. Все они в голос рыдали и расписывали
достоинства Жихаря при жизни, так что шум поднялся неимоверный. А пуще всех
убивалась по богатырю маленькая старушка, скоропостижная вдова. - Ложись -
и через малое время скончаешься от старости, как и желал.

- Я так не согласен! - закричал Жихарь, стараясь перекричать скорбящих. - И
завывают они как-то не от души, притворяются, и вообще, гляди, исчезать
начали...

- Ах, опять эта старая желтая обезьяна, - досадливо скривился Мироед. - Но
я вам не жалкий драбаданский колдун. Хорошо, я и тебе дам возможность
выбрать, шарлатан с Востока.

Лю Седьмой переломился в поклоне.

- Если бы уважаемый Мяо Ен смог поставить прямо здесь хрустальную колонну
толщиной с двухсотлетний кедр, который я посадил на горе Вэйхушань, а
вершину колонны увенчал каменной плитой, это было бы достойным путем ухода,
согласным с принципом Дзынь.

- Ну-ка, ну-ка... - Мироед заметно оживился, потирал культяпые руки.

- Я, несовершенный, лягу у подножия этой колонны. Пусть иногда, раз в
тысячу лет, сюда прилетает птичка И, чтобы поточить о колонну свой клювик.
И когда колонна наконец подломится, плита погребет под собой ничтожного
червяка, каковым я и являюсь в свете вашего несомненного и ничем не
омраченного великолепия...

- Вот ты и попался, старый пройдоха! И колонна, и камень, и птица - все
будет настоящим!

Мироед ворожил довольно долго, пока не возникла прозрачная колонна и на
вершину ее лег гробовой камень.

Бедный Монах сел у подножия колонны, развернув свой дырявый зонтик.

Не заставила себя ждать и птичка. Птичка была здоровенная, побольше
Будимира, клювик она себе завела вроде топора. Пернатая тварь стала точить
клювик, на зонтик посыпалась хрустальная крошка. Наконец удовлетворенная
птичка улетела, а Лю Седьмой расстелил циновку и улегся поудобнее.

- Куда, куда? - закудахтал Мироед вслед птичке. Что-то пошло не так, как он
задумал.

- У меня есть много времени, чтобы заняться распространением знаний и
укреплением добродетелей, - похвастался Лю Седьмой. - Жбан рисового вина и
вечность - много ли надо странствующему поэту? А высокомудрый Мяо Ен,
слушая болтовню Бедного Монаха, преисполнился гордыни в ущерб вниманию. Я
же сказал: раз в тысячу лет будет прилетать птичка! И, хотя пташка явно не
та, которая требовалась по уговору, это не намного приблизит мою кончину.

С этими словами Бедный Монах вытащил свою железную флейту и весело на ней
зачирикал.

Мироед весь сделался красным, даже одежда.

- Довольно! Сейчас вы умрете один за другим!

Он указал рукой на Принца, и Яр-Тур, согнувшись пополам, опустился на
черный мрамор.

- Подожди! - закричал Жихарь. Он уже однажды хоронил побратима и знал, что
занятие это невеселое. - Зачем тебе наша смерть?

- А зачем мне ваша жизнь? Тайну жалкой вылазки выжившего из ума Беломора я
и так узнал, и вам нипочем не догадаться, каким образом. Ну, взойдет эта
звезда - и что? Мне ведь безразлично, разинет змей пасть, увидев Полуденную
Росу, или не разинет. То, что мне полагается, я рано или поздно съем.

К умирающему Принцу подошел Будимир. С петушиного клюва капала кровь.

"Так вот почему гадская птичка не вернулась! Петух с чайнецом сговорились!
- дошло до Жихаря. - Ладно, Лю Седьмой мудр, да и я не валенок".

- Ты же самого главного не знаешь, дядюшка Мироед! Там, где звезда
остановится...

- Не смейте, сэр Джихар! - прохрипел Яр-Тур. - Иначе я прокляну вас, и вы
даже не успеете добежать до той самой осины, как тот...

- Помалкивай, ради тебя, дурака, стараюсь! - с нарочитой грубостью сказал
Жихарь. Принц застонал и сомлел. - Отпусти его - не пожалеешь...

Мироед хмыкнул.

Лицо Яр-Тура порозовело. Возле Принца хлопотал Будимир, лечил его
по-своему.

- Там, где остановится звезда, закопан древний волшебный меч по прозвищу
Полироль! - Откуда богатырь выкопал этот Полироль, он и сам не знал. - Так
вот, таким мечом можно весь мир напластать ровными кусочками и кушать себе
помаленьку. Что его целиком-то в рот пихать? Недолго так пасть порвать или
подавиться. Нам этот меч, сам понимаешь, ни к чему, а тебе в самый раз...

- Слушаю, слушаю, - сказал Мироед.

- Значит, так. Встанешь прямо под звездой, потом пройдешь три сотни шагов
на полдень. После того поворотишь на закат и отсчитаешь еще двести шагов.
Отсчитал? Дальше ступай на восход, туда еще тысяча шагов, далековато, но
потерпишь. Ну, наконец, остается пройти всего-то полтораста шагов на
полночь, и меч Полироль - твой. А еще лучше - отпусти нас, мы его сами
выроем и тебе принесем... Батюшка ты наш, - добавил богатырь после
некоторого раздумья.

- Вы подлый предатель, сэр Джихар, и я убью вас при первой же возможности,
- сказал очнувшийся Принц.

- Возможности такой у несостоявшегося короля не будет, - ласково сказал
Мироед. - А вот умрет он, обуянный ненавистью, - это хорошо. И ты, рыжий,
умрешь, терзаясь малодушием. И старая обезьяна околеет, сознавая свою
беспомощность. Я никого не отправляю туда со спокойной душой.

- Да все ты врешь, - просипел Жихарь. - Может, ты никакой и не Мироед, вон
у тебя и ротик маленький... Ты, дядюшка, вор и самозванец!

- А вот погляди, - сказал Мироед и распахнул рот пошире давешних ворот. -
Подойди и полюбуйся.

Жихарь подошел. "Все равно помирать - запущу-ка я туда свою ваджру, может,
она ему беды наделает. Славно как я его приложил - вор и самозванец! Откуда
и слова взялись?"

Зубы у Мироеда были белые, крупные, частые и острые. У людей таких не
бывает, да и не у всякого зверя встретишь. Миры-то грызть - не кисель
хлебать.

Богатырь заглянул в глубину пасти. Там была чернота, усеянная мелкими
звездами. Среди звезд плыли, кружась, шары разной величины и расцветки.
Иные были покрыты дымом, сквозь дым проглядывали очертания морей и земель.
Иногда эти шары с грохотом сталкивались.

"Значит, не самозванец, - подумал Жихарь. - Не соврал. Вон та бедулина
похожа на полный месяц, но не совсем похожа, на месяце таких зарубок нет...
А кинусь-ка я сам туда - и все дела!"

Но не успел Жихарь изготовиться к прыжку рыбкой, как мимо головы его
пролетело что-то горячее и пестрое.

Богатырь успел дернуться назад, и вовремя: Мироед с треском захлопнул рот.

- Нет, вы у меня так легко не отделаетесь, - сказал он. - Меч я теперь и
сам найду, а если даже ты наврал про шаги и стороны света - тоже не беда. Я
приму облик местного владыки и прикажу моим людям перекопать всю страну.
Нельзя быть хитрее меня, ибо и сама хитрость - всего лишь одно из моих
многочисленных порождений.

"Ах, Будимир, Будимир, что же ты наделал? - простонал про себя Жихарь. -
Как же теперь с солнышком-то получится?"

Мироед схватился за брюхо и заревел. Рев его пригнул людей к полу. Даже
Святогор в свои лучшие годы, бросаясь в бой, не мог зареветь громче.

Жихарь подошел к мучителю и покровительственно похлопал его по больному
месту. Богатырская рука, к его удивлению, не сократилась, как бывало
несколько дней (или лет) назад. Не мог Мироед в одно время страдать и
колдовать.

- Курятина, видно, не всем впрок идет, у иного, бывает, так запечет в
середке! Изжога называется. Надо кислую воду пить или щелок, я уж не
помню...

Мироед быстро охрип реветь, только стонал да раскачивался из стороны в
сторону, и вся его мраморная хоромина ходила ходуном заодно с хозяином.

Роковой камень сорвался с хрустальной колонны и полетел на Бедного Монаха,
но тот успел увернуться, оставив под камнем на память кусок шелка от
штанов.

- Ах, эту ткань подарила мне сама Небесная Ткачиха! - всплеснул руками Лю
Седьмой. - Что ж, придется накладывать заплату, чтобы не уподобиться
бесстыдному павиану. Но заплата на одежде мудреца порой стоит дороже, чем
императорский кубок, пожало