ную для Принца
минуту, видно, пришли из ниоткуда в ум сонные наставления Беломора. Жихарь
выскочил на поляну и крепко придавил ногой к земле тень, которую отбрасывал
незримый меч чужака.

Незнакомец устремился со всей силой вперед, чтобы нанести последний
колдовской удар, но из-за Жихарева вмешательства утратил равновесие и
полетел носом вниз. Богатырь пал ему на спину и стал отбирать незримый
клинок, остерегаясь, чтобы не порезаться. Клинок в руке чужака мотался
туда-сюда - это было видно по скашиваемой жухлой траве.

- Так нечестно, сэр Джихар! - заорал Яр-Тур.

Будимир слетел со шляпы и немного поклевал врага, одобряя тем самым
действия хозяина.

- А колдовским оружием биться честно? - возразил Жихарь. Он уже отобрал
чародейный клинок и, сидя верхом на лягающемся противнике, лихо рубил
воздух. Меч был хоть и мнимый, да тяжеленький.

Пока он торжествовал победу, незнакомец так ловко и сильно мотнул головой,
что косичка, тоже неожиданно тяжелая, оплела Жихарю шею и стала давить.
Глаза богатыря полезли наружу, а Принц попросту растерялся от наглости
побежденного. Жихарь хрипел. Он со зла решил отрубить хитрым мечом чужую
башку заодно со зловредной косицей, но потом пожалел поверженного и
попросту приласкал его свободным левым кулаком.

- ...Жаль, что вы убили его, сэр брат, - сказал Яр-Тур. - Немало полезного
мог бы он поведать нам о нравах и обычаях драбаданских.

- Ничего бы он не поведал - он и сам в Драбадане чужой, - сказал богатырь.
- Пришелец из Чайной Страны, по роже видно.

Пришибленный был молод, желт лицом и раскос глазами. Глаза, как ни странно,
продолжали блестеть.

- Да не так уж я его и убил, хоть и перестарался. Дай-ка воды! И чего ты,
дурной, на людей бросаешься?

- Хотел бы узнать ваши светлые имена, - произнес чайнец мягким и тонким
голосом.

- Живой! - убедился Жихарь. - Тогда знай: поднял ты свой подлый и
лиходейный меч на королевича неведомой страны, преславного Яр-Тура. А я
побратим его, знатнейший воевода Жихарь из Многоборья, поразивший в
смертном бою самих Гогу и Магогу.

- Давно слышал ваши имена. А теперь посчастливилось встретить вас! - заявил
незнакомец. - Я же - Лю Седьмой, бедный монах, бредущий по свету под
дырявым зонтиком!

С этими словами он извлек из травы и раскрыл над головой зонтик. Зонтик и
вправду был дырявый.

- Это где же ты наши имена слышал. Бедный Монах? - озадачился Жихарь.

- Так полагается говорить при встрече с незнакомыми людьми, - отвечал Лю
Седьмой. И добавил: - Таланты ваши выше неба и глубже моря!

- Оно так! - согласился Жихарь. - Но об этом пока мало кто знает.

- В пути нам чаще встречались призраки и чудовища, нежели люди, склонные к
распространению слухов, - добавил Яр-Тур.

Жихарь развязал заплечный мешок, достал подорожные гостинцы, настряпанные
руками многочисленных возлюбленных. Лю Седьмой тоже полез в котомку, где
было немало чудес.

- Разве такое едят? - испугался Жихарь.

- Кушанье называется "Битва тигра с драконом", - улыбнулся Лю Седьмой.

- Боюсь, что битва эта и в животе продолжится. А нет ли лучше вина?

Лю Седьмой немедленно вытащил глиняный жбан.

- Когда великий мудрец занимается незначительным делом, он им тяготится и
невольно тянется к вину, - оказал Бедный Монах.

- Да ты хороший человек, правильный! - обрадовался богатырь.

Вино было непривычное, но крепкое. Оно быстро исторгло из побратимов их
нехитрые сиротские истории, которые Лю Седьмой выслушал со вниманием и
почтением.

- Воистину схожи судьбы великих людей! - объявил он. - Некогда в провинции
Шао-дябань жила супружеская пара, неустанно возделывавшая рисовые поля и
молившая небо о ниспослании наследника в течение пятидесяти лет. Небо вняло
их просьбам, и вот однажды на исходе правления под девизом "Целомудрие и
животноводство" почтенный земледелец вышел на рассвете из своей скромной
хижины, чтобы в очередной раз сжечь свиток с прошением Госпоже Великой
Бабушке. На самом пороге своего жилища он увидел повитого желтым
императорским шелком ребенка. У младенца не было ни головы, ни рук, ни ног,
ни глаз, ни ушей, ни прочих отверстий, что, несомненно, указывало на его
божественное происхождение...

- Эй, погоди! Как же дед догадался, что это младенец, а не беглый Колобок?

- Так ведь молили-то о младенце!

- А ты здесь при чем?

- Я и был тем самым божественным ребенком.

Жихарь и Яр-Тур с недоверием осмотрели сотрапезника: вроде все на месте...

- Причитания моих приемных родителей настолько растрогали Небо, что оттуда
спустился Гао Железное Око с теслом и буравом в руках. Он придал моей
бесформенной сущности надлежащие очертания, и тогда почтенные старики
увидели, что тело мое поросло рыжей шерстью, а зрачки квадратные...

Жихарь обхватил голову Лю Седьмого руками, а Яр-Тур пальцами расширил узкие
глазки.

- Все верно - зеница словно игральная кость! - вздохнул Жихарь и отпустил
голову рассказчика.

- Прошло три года, - продолжал Бедный Монах, - и я изгнал из сердца думы об
истинном и ложном, а устам запретил говорить о полезном и вредном. Видя
такую выдающуюся ученость, жители деревни собрали денег и отправили меня в
столицу сдавать экзамен на звание чиновника. Уже тогда знал я наизусть
восемьдесят три особенности и сто сорок четыре исключения, безошибочно
излагал "Книгу о ненаписанном", сложил стихотворение "Пробираясь сквозь
заросли конопли, забиваю косяк в ожидании друга"...

- Вы владеете искусством стихосложения?! - воскликнул пораженный Принц.

- С помощью скромных способностей достиг небесного совершенства, -
поклонился Лю. - Среди титулов, которые стяжал недостойный, есть и звание
Полководца Литературных Достижений.

- Тогда сказывай! - велел Жихарь. Лю Седьмой вскинул особым образом руки и
возгласил:

Под горою Мышань
Расцвела конопля молодая.
Дикий гусь пролетел,
Устремляясь печально на Юг.

У заставы Хунань
Я в беседке стоюу, ожидая,
Не приедет ли с Запада
Верный испытанный друг.

Мы бы выпили чашу
Вина чужедальнего Юга
И забили косяк
Из пыльцы молодой конопли.

Но дорога пуста.
Ни врага там не видно, ни друга.
Только гусь одинокий
И стонет, и плачет вдали!

Некоторое время восхищенные побратимы молчали, сопереживая гусю. Лю Седьмой
осторожно спросил, поняли его друзья или нет.

- Конечно, добрый сэр Лю! Язык поэзии понятен во всем мире!

- Славная какая Чайная Страна! - похвалил незнакомую землю Жихарь. - У вас
в одночасье и конопля цветет, и гуси на зиму улетают - здорово живете!
Только я одно не понял: какой такой косяк ты мечтал забить и куда?

- В глубокой древности, - распевно сказал Бедный Монах, - ни один мудрец
или поэт не мог миновать конопляного поля, чтобы не забить косяк-другой.
Ныне обычай этот утрачен, ибо забыта самая его сущность. Некоторые
пробовали, правда, прибивать мешочки с конопляной пыльцой к дверным
косякам, но из этого ничего не вышло.

- Может быть, имелся в виду косяк гусей? - спросил Яр-Тур.

- Нет, - вздохнул чайнец. - Стихи слагают лишь про одинокого гуся.

- Да пусть себе летит, - отмахнулся Жихарь. - Ты рассказывай, что дальше-то
было.

- В учении я преуспел и вскорости обогнал великовозрастных юношей. Особенно
сдружился я со студентом У Дэ, приохотившим меня к вот этому рисовому вину.
В пятилетнем возрасте я уже мог перепить прославленных полководцев. А
старший товарищ мой не уберегся. Когда он лежал возле винной лавки,
забывшись мечтательным сном, двое студентов из числа неуспевающих учинили
над ним жестокую насмешку: на лбу нарисовали древесного краба,
совокупляющегося с уездным начальником из Циндао, а за каждое ухо воткнули
пучок перьев... Когда злосчастный У Дэ проснулся, отчаянию его не было
предела. Не в силах перенести позора и желая наказать обидчиков, он
повесился невдалеке от их жилища...

- Вот так наказал, - усмехнулся Жихарь. - Я бы таких друзей самих напоил до
полусмерти да утащил отсыпаться на погост - то-то было бы им страху среди
ночи...

- Студент У Дэ поступил согласно велениям Неба, - развел руками Лю Седьмой.
- Тогда я по малолетству этого не понимал, вот и пришел в такой сильный
гнев, что позеленел и на три дня потерял сознание.

- Но вы, надеюсь, разочлись с обидчиками? - забеспокоился Принц.

- Не хотелось мне убивать живых людей, но пришлось! - воскликнул Бедный
Монах. - Духом я тогда был очень силен, но телом слишком слаб: ел по
зернышку, ходил лишь при попутном ветре...

- Маленький, да еще пьяный, - улыбнулся богатырь.

- И тогда я пошел к Совершенномудрому Шэну и начал рьяно, будто в поисках
потерянного сына, бить во все неподвижные и переносные барабаны. Учитель
Шэн вышел и спросил о моей беде, а потом предложил три меча на выбор.
Первый звался Закаленный При Свете Дня, был он совершенно невидим, и тело
не ощущало его удара. Имя второго звучало как Закаленный В Сумерки - его и
увидеть можно было только в сумерках, и для врага он также был безвреден.
Третий меч носил имя Закаленный Во Тьме. При свете дня видна его тень,
блеска не видно; ночью он блестит, но не видна форма. Коснувшись тела,
рассекает его с треском, но рана сразу же заживает, остается лишь боль, и к
лезвию кровь не пристает.

- Толку от такого меча!

- Слушай дальше. Взяв меч, я отправился к старшему из обидчиков, которого
звали Вэй Черное Яйцо. Он валялся под окном пьяный. Я трижды разрубил его
от шеи до поясницы, но Черное Яйцо не проснулся, и я поспешил уйти. Но у
ворот встретил его дружка, Гуна, Мешающего Бежать, и трижды рассек его,
будто воздух. Гун засмеялся: "Чего это ты машешься, маленький Лю??? Я,
тяжко вздыхая, пошел к себе.

Проснувшись, Черное Яйцо стал пенять своему приятелю, что оставил его,
пьяного, без одеяла: заболело горло, заломило поясницу. То же самое
почувствовал и Гун, Мешающий Бежать. Он догадался, что маленький Лю
сокрушил их обоих, но было поздно. К вечеру злодеи скончались в страшных
мучениях.

- Для беззащитного ребенка такое оружие в самый раз, - сказал Яр-Тур. - Но
пристало ли использовать его мужчине и воину?

Они с Бедным Монахом затеяли спор - что воину пристало, а что наоборот, и
Жихарь успел задремать.

- Жаль, сэр брат, что прослушали вы рассказ доброго сэра Лю о его вере,
именуемой Дзынь! О, какой удивительной дорогой пошли любомудры Чайной
Страны! Они усматривают во всем лишь два начала: Сунь и Вынь, первое из
которых обозначает совершенную наполненность, а второе - совершенную же
пустоту... Непостижимо!

- Чего уж тут не понять, - сказал Жихарь. - Дело молодое. А вот что ты,
приятель, в Драбадане забыл?

Бедный Монах поклонился.

- В познании я, Лю, подобен червяку в жбане с уксусом, - сказал он так, что
у Жихаря от оскомы свело скулы. - Прослышав о мудрецах и волшебниках этой
страны, я пришел поучиться у них и посостязаться на путях Дзынь. Мечтаю
получить из их уважаемых рук очередное звание и диплом. На этой поляне
сижу, ожидая прихода тех, кому послал вызов.

Жихарь срочно засобирался.

- Мы, понимаешь, идем сторонкой, чтобы обойти колдунов, а ты сам к ним в
лапы лезешь! Пойдем, королевич, а тебе за вино спасибо...

- В самом деле, сэр Лю, - согласился Принц. - Мы всего лишь воины,
владеющие жалкими начатками магии. Мы не то чтобы боимся здешних чародеев -
они нам просто не нужны, зато могут стать досадной помехою...

- Взялся за ум, - похвалил Жихарь побратима на свою голову - Принц услышал
в его словах насмешку.

- Нет! - переменился Яр-Тур. - Мы не вправе оставлять сэра Лю в одиночестве
перед лицом явной опасности!

Бедный Монах еще раз поклонился.

- Ничтожный и впрямь рассчитывал на вашу помощь...

Жихарь вопросительно поглядел на Будимира. Петух подошел к Лю Седьмому и
приласкал того крылом.

- Ослепительный феникс нередко таится в убогом курятнике. - И Лю в третий
раз поклонился. Потом подошел к побратимам и приобнял их.

Жихарь почувствовал, что летит куда-то вниз, а Бедный Монах, напротив,
устремляется к небу. Богатырь хотел рвануться отсюда подальше, но не в
силах был дрогнуть даже мизинцем. Увядшие травы встали в его рост, их
стебли превратились в могучие гладкие стволы. Прямо перед собой он увидел
Яр-Тура, но уже переодет был побратим в красивый синий халат и качал
головой туда-сюда. Жихарь тоже попробовал, и у него получилось. Жаль
только, рот не раскрывался, чтобы высказать Бедному Монаху всю как есть про
него правду.

А Лю Седьмой поднял с земли двух фарфоровых болванчиков и перенес на
открытое и возвышенное место.

- Отсюда уважаемым будет лучше видно, - пояснил он.



ГЛАВА ТРЕТЬЯ

А человек пусть не ходит
Мерзким путем колдовства,
Пусть он плюет на него!
Все пусть плюют на него,
На колдуна да плюют,
На колдовство да плюют!

Лувийский ритуал


Драбаданских колдунов была сотня без одного: сотого, чтобы не портил
магическое число, на скорую руку превратили в корявый пенек, и Жихарь даже
пожалел бедолагу, ведь у Жихаря-болванца хотя бы уши и глаза были
нарисованы, а у пенька откуда глаза?

Простора для дум в фарфоровой головенке было куда меньше, чем в человечьей
костяной, и ходили думы там тяжело, впритирочку, цеплялись друг за дружку и
надолго застывали на одном месте.

"Если я мыслю, - туго соображал богатырь, - следовательно, я..." А что "я"
- додуматься не выходило. Поэтому он решил просто смотреть и слушать,
поскольку делать больше было нечего.

На вид страшные колдуны - люди как люди, разве что мелькнет часом
шестипалая лапка с перепонками или подмигнет с покатого лобика третий глаз,
или пробегут в миг волнения по толстой морде ярко-красные мурашки. Одеты
тоже неброско, в халаты из человеческой кожи, в накидки из косточек
пальцев, а вместо шапочки норовят напялить чужой череп, да чтобы глазницы
светились.

А так люди как люди.

Колдуны расселись по краям поляны. На Лю Седьмого они до поры вовсе как бы
не смотрели - садились по чинам ли, по старшинству ли. Иногда ругались,
оживляя собрание снопами разноцветных искр.

К удивлению Жихаря, оказалось, что в Драбадане вовсе не водится царя,
короля или хотя бы князя. Каждый год самые сильные колдуны собирались на
Совет Нечестивых, чтобы избрать Всем Злым Делам Начальника и повиноваться
ему во всем до следующих выборов.

Нынешний начальник носил гордое имя Храпоидол и был нестарым еще мужиком
высокого роста с весьма запущенной бородой. В бороде водились всякие змеи и
сколопендры, да хозяину до этого дела не было.

Первым делом воззвал он к своим богам:

- О владыки Беспредела и Ералаша - Мироед, Супостат, Тестостерон! О вы,
унесенные ветром, отягощенные злом, утомленные солнцем, поднявшиеся из ада,
потерпевшие кораблекрушение, нагие и мертвые, павшие и живые, без вести
пропавшие, без вины виноватые, опоздавшие к лету, нашедшие подкову,
неподдающиеся, непобежденные! Люди, львы, орлы и куропатки, рогатые олени,
гуси, пауки, молчаливые рыбы! Звери алчные, пиявицы ненасытные! К вам
обращаюсь я, друзья мои!

Он долго так разорялся, пока не перечислил всех, кого полагалось.

Потом драбаданские колдуны стали по одному выходить и докладывать, кто как
за год успел напакостить по всему миру и во всех временах.

Один поведал, как занимался лютым вредительством: поджигал стога и амбары,
подкапывал железные дороги, заражал скотину дурными болезнями, сыпал в
масло на маслобойках толченое стекло и гвозди, продавался иноземным
державам, устраивал смуты и заговоры, но главное дело - за все это осудили
на смерть совсем других людей.

Другой подсказал ученым людям разводить мелких мушек, и ученых за это тоже
крепко наказали, да еще и обозвали мухолюбами-человеконенавистниками.

Третий решил уморить жителей страны Неспании, для чего наложил на их поля
особое заклятие; заклятие подействовало на славу; целых семь лет мак не
родил, а голода, к вящему удивлению колдуна, все равно не было. Но он потом
еще что-нибудь придумает.

Четвертый изыскал способ гасить звезды на небе - правда, пока лишь в уме.
Для этого следовало вывести Число Волка, но по слепосерости своей колдуну
не удалось углядеть и сосчитать пятна даже на одной-то звезде. Зато теперь
открыта дорога молодым и глазастым...

Скоро фарфоровая головка Жихаря вся забилась чужими словами. Больше не
лезло, и нужно было поскорее все забыть, чтобы дать простор собственному
разумению.

Покуда прояснялось богатырское понятие, дошел черед и до Лю Седьмого с его
нижайшей просьбой. Бедный Монах, кажется, сообразил, что попал в нехорошее
место и в дурное общество, но лица терять не хотел, хорохорился и
ерепенился.

Из широкого рукава его халата вылетел не очень большой, но нарядный желтый
дракон со сверкающей гривой и усами. Дракон выписывал над головами
собравшихся разнообразные мудрые фигуры. Тогда драбаданские колдуны со
злости напустили на дракона множество мелких и безобразных летучих мышей, а
те, понеся значительные потери, растащили золотого красавца на куски.

Лю Седьмой не растерялся, сотворил под собой белое облако и поднялся над
поляной, разбрасывая вокруг себя потешные огни. Закружились в небе голубые
и разноцветные колеса, заплясали северные сполохи.

В ответ колдуны Драбадана вооружились какими-то продолговатыми сосудами,
стали рассеивать из них морозную пыль и быстро погасили весь этот
праздничек, а против Бедного Монаха выставили своего поединщика. Поединщик
был почти голый, намазанный маслом и с одним глазом посреди лба.

"Расколдуй меня, дурила! - кричал неслышно Жихарь. - Я этого обормота на
раз пришибу!"

Но Лю Седьмой и сам управился: первым делом, подпрыгнув, он с
пронзительным криком носком башмака вышиб поединщику глаз, а потом уж
делал с ним что хотел. Поверженный силач укрылся под юбкой ближайшей
ведьмы.

Посрамленные чародеи посовещались, соорудили наспех в воздухе две громадные
чьи-то ладони, и лапищи эти стали гоняться за Бедным Монахом по всей
поляне, норовя прихлопнуть его, как моль. Лю Седьмой долго и успешно
уворачивался, но потом ему это все надоело, он вытащил из бездонных своих
рукавов кисть и в два приема намалевал на одной ладони поперечную черту, а
на другой - крестик. Когда лапищи в очередной раз схлопнулись, между ними
сверкнула молния и все колдовское устройство сгинуло, а в воздухе повис
черный бублик.

Храпоидол воздел руки кверху, предлагая передохнуть.

- Мы убедились в твоих возможностях, мастер с Востока, - сказал он нарочито
вежливо. - Осталось еще одно испытание - сможешь ли ты неживое учинить
живым?

- Ничтожный упражнялся в этом искусстве в течение трех царствований у
отшельников с горы Куньлунь, - и снова по своему обычаю Лю Седьмой
поклонился - видно, не боялся, что спина переломится.

"Хоть ты и Седьмой, а дурак! - вдруг подумал фарфоровый Жихарь и отметил,
что слова эти пришли откуда-то со стороны. - Разве же можно этим поганцам
верить? Бить надо, пока не опомнились!"

Но тут Лю Седьмой указал на него и на Яр-Тура.

- Перед вами изображения двух воителей древности - богатырей Вэнь Шу и
Ночжа, - сказал он. - А вот и третий их товарищ, известный Луаньняо, в
образе петуха. Сейчас я прикоснусь к ним чудесным мечом и...

Увеличиваться в размерах оказалось делом болезненным, и Жихарь чуть не
заорал, покуда все печенки-селезенки не стали на место.

А Яр-Тур не выдержал, рявкнул:

- Что за дурацкие шутки, сэр Лю?! Голова Принца при этом продолжала
качаться с боку на бок.

- С виду похожи на живых, - сказал Храпоидол. - Но нужно убедиться, вправду
ли они живые.

- Не шевелитесь, - тайком шепнул побратимам Бедный Монах. - И не сердите
чародеев попусту.

И стали подходить драбаданские колдуны, трогать и щупать Жихаря и Яр-Тура,
а один столь оказался любопытен, что насмелился пересчитать у Жихаря зубы
во рту, но в итоге пришлось ему пересчитывать собственные пальцы, отмечая
их убыток.

Не повезло и тем, кто попробовал погладить Будимира - на этом деле они
крепко обожглись.

- Мы вполне убедились, - поспешно сказал Храпоидол. - И мы безмерно
благодарны тебе, мастер с Востока, что ты осчастливил нашу землю своим
посещением