же это воин свое-то ест? Ты давай, давай, а крошки петуху
скармливай, нечего мнимых-то расповаживать...

Съели и выпили все, только флягу с водой богатырь схоронил за пазуху.
Теперь можно было и поспать.

- Ты мне башку-то на плечо не пристраивай, - сказал напоследок Жихарь. -
Помнишь, поди, что Соломон Давидович про Содом-то с Гоморрою сказывал?
Вдруг наверху что дурное подумают, да и окатят горящей смолой?

Покудова спали беспечно, туман развеялся, но ничего хорошего не открыл. В
сотне шагов впереди поднималась и уходила, кажется, прямо в облака почти
отвесная гранитная стена. Она тянулась и вправо, и влево.

- А мне казалось, мы перелетели через земной разлом, - упавшим голосом
сказал Принц.

Жихарь ничего не ответил, размотал с пояса обрывки веревок, прихваченные с
места падения, принялся расплетать концы и соединять в единую бечеву.

- Как же ты крепости собираешься воевать, королевич? Там ведь стены еще
круче, к тому же обливаются кипятком и горячими щами!

- Крепостные стены, по крайности, имеют видимую вершину, - изрек Принц и
кинулся с разбегу на скалу. Поднялся, цепляясь за что попало, на три своих
роста, потом не удержался полетел, откуда пришел.

- Взялся хорошо, - оценил Жихарь. - Да ненадолго хватило.

Он поглядел на солнце, которое, казалось, решило обосноваться в зените на
вечное жительство.

- Напрасно, сэр брат, полагаете вы, что мне не случалось взбираться на
крепостные стены. Но у штурмующих всегда при себе осадные лестницы, а ежели
таковых не оказывается, воины из горных племен искусно вбивают колышки
между каменных глыб либо кирпичей. Здесь же я не вижу даже трещин в
достаточном количестве...

- Колышки, говоришь? - Жихарь без веры посмотрел на корявые черные деревца,
потом все же решился, подошел к одному и стал рубить ножом. Но от захвата
деревце выдернулось из камня легко, у него даже не было корней - так,
просто трубка, неведомо как укрепившаяся в камне.

Древесина оказалась твердая, а ножи - дерьмовые, но все равно колышков
нарезали множество.

- А, я догадался, сэр брат! Вы собираетесь использовать дар царя Соломона!

Ни о чем таком Жихарь до этих пор не помышлял, просто хотел на всякий
случай нарезать колышков побольше, но думу побратима тотчас ухватил и
присвоил:

- Угадал, королевич! Он всю дорогу под крылом Будимира спасался, пусть-ка
нам тунеядец дырки буровит под колышки! У него хорошо должно получаться,
ведь мы его, считай, так и не кормили.

Заспанный камнеед Шамир вылез на свет без видимой радости.

Устроили так: Будимир привычно взлетел Жихарю на шляпу, держал червяка в
клюве и направлял в нужные места. Ему их даже показывать не приходилось,
вот тебе и ум с горошину! В получившуюся дырку Жихарь нижней частью ладони
загонял колышек. Следом карабкался обвязанный веревкой Принц. Другой конец
веревки был у богатыря, и тот, когда надо, обматывал веревку вокруг
колышка, чтобы можно было подтянуться.

Помаленьку они оказались на такой высоте, что отступать стало поздно, сил
бы не хватило, а сколько еще карабкаться наверх, неведомо.

Камнеед быстро насытился и теперь гнал камень просто сквозь себя, обдавая
побратимов гранитною пылью. Принц предусмотрительно собирал за собой
использованные колышки, вот и они стали пригождаться по другому разу, жаль
только, что сил-то уже не осталось.

- Рассказывали мне, что в горах порой приходится вот так прямо и ночевать
на скале, на весу, - сказал Жихарь. - Но к этому нужна привычка.

Немилосердно палило полуденное светило, потные лица закрылись каменными
масками из пыли.

"Когда сорвусь, тогда и сорвусь, - думал Жихарь. - И братку за собой
потяну. А если он первый не выдержит - что ж, я в обиде не буду". Вниз он
не глядел и, сколько прошло времени с начала подъема (да и шло ли оно
вообще здесь, это время), не знал.

- Сэр Джихар, - послышался под ногами голос Принца. - Как вы полагаете,
мнимые понарошки все еще сопровождают нас?

- У меня только две-три ползут, - обнадежил Жихарь. - Остальные отпадают
помаленьку.

- А щекотать они не начнут?

- Я же тебе сказал, они только мниться могут. Ну и жрать еще в три горла.
Не вздумай смотреть вниз!

Яр-Тур же, видно, решил, что побратим снова испытывает его королевскую
храбрость, взял вниз-то и глянул.

- Брат, мы даром лезем: либо поверхность земли поднимается вслед за нами,
либо скала под нашей тяжестью проваливается вниз!

"Вона как!" - испугался Жихарь, а вслух сказал:

- Это я заговор применил, чтобы нам с тобой высоты не бояться. Сам помысли:
велика ли мы тяжесть против горы?

Если успеет он вспомнить и сказать Медленное Слово, то падать они будут не
спеша и вполне могут уцелеть. И что? Околевать там, внизу, от голода? Демон
же не нанялся им ежедневно пищу носить!

И вдруг богатырскую голову обнесло холодом и тьмой. Будимир тихонько
захрипел - клюв-то он не мог открыть. Руки Жихаря нащупали кромку скалы, он
осторожно, чтобы не стряхнуть Принца, подтянулся и лег грудью на ледяной
гранит. Потом добыл из пропасти ноги и вытащил на веревке побратима.

Здесь была ночь. Они поглядели вниз. Там все заливал яркий свет, можно было
даже рассмотреть уцелевшие деревца и крупные валуны. Но сюда этот свет
почему-то не доходил. Здесь, на голой скальной площадке, висели над головой
здоровенные, с горошину, звезды, а полная луна была так близко, что впору
доплюнуть.

От побратимов валил пар. Стало зябко.

- Замерзнем мы здесь, - пожаловался Жихарь.

- Боюсь, что не успеем, - негромко отозвался Яр-Тур. - Он, кажется, нарочно
тут сидит и поджидает нас.

- Кто поджидает?

- Разуйте глаза, сэр брат! Видите вход в пещеру? А того, кто сидит у входа,
различаете?

- Камни навалены, дерьма-то.

- Камни? Сэр Джихар, да ведь перед нами самый настоящий варкалап!



ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Чудовище - жилец вершин
С ужасным задом,
Схватило несшую кувшин
С прелестньгм взглядом.

Велимир Хлебников


Среди волхвов, друидов и прочих ученых людей попадаются еще такие недалекие
умы, которые возводят родословную варкалапов к троллям и волотам. Ошибка
непростительная, хотя вполне понятная, ведь троллей-то чаще всего встречают
в окаменевшем состоянии, а видавших живого и подвижного тролля на свете не
так уж много. Тролли свидетелей не оставляют.

Варкалапу же нет никакой нужды каменеть, поскольку он и без того каменный.
А волот - это, считай, тот же самый человек, только очень большой да
дурной.

Некоторые, впрочем, связывают варкалапов с гримтурсами - это уж совершенная
глупость. Ведь гримтурсы ледяные и пуще всего опасаются расколоться при
падении либо при пристрастном дознании.

Варкалап не боится вовсе ничего, просто ему нелегко спускаться с гор, да
нет и нужды. Из камня он рождается, камнем кормится, среди камней, должно
быть, и помирает, только дождаться его смерти трудненько. Варкалапы бродят
по горам от начала времен и редко уходят на покой.

Людей они не едят, а вот поиграть с ними любят - как кошка с мышью. В горах
ведь скучно. Только варкалап не понимает, что человек против него хрупкий,
и скоро заигрывает его до смерти. Любит отрывать руки и ноги.

В запретной для обычного человека "Книге о вымышленных существах"
высокоученейшего Коркиса-Боркиса даже буквы одна страшнее другой, а уж
складываются они в такие ужасные слова, что и не придумаешь. Книга эта
советует капнуть варкалапу на самое темечко вытяжкой из желчи молодого
одноглазого, однорукого и одноногого арапа, только что осквернившего
восьмидесятитрехлетнюю девственницу. Варкалап обязан при этом мелко
затрястись и в муках погибнуть. Но проверить в деле такой надежный способ
никому не удавалось: то арап убежит на одной ноге, то девственница не
соблюдет себя до срока.

Книги сей Жихарь, понятно, не читал, просто всплыли в памяти наставления
старого волхва. Вот он и посоветовал побратиму:

- Ты от края-то далеко не отползай. Когда он нас примется ловить, так мы
сразу прыгнем назад, в бездну, чтобы уж не мучаться...

Принц гордо фыркнул. Жихарь снял с головы петуха.

- Уходи, брат Будимир, ты нам довольно послужил. И камнееда уноси, не
оставляй.

У входа в пещеру затлели два синих огонечка - твердокаменный ленивец открыл
глаза.

- Только бы не вздумал загадки загадывать, - сказал богатырь. - У меня на
холоде голова не работает.

- Не может достойный сэр Шамир проточить ему утробу?

- Да уж как-нибудь они, видно, отплатят за нас, - решил Жихарь.

Во время подъема он так часто повторял про себя Медленное Слово, что оно,
видать, все поистрепалось об острые края памяти и выскользнуло в пустоту.
Да и не успел бы он ничего сказать, потому что каменные лапы метнулись
вперед с неожиданной быстротой, схватили друзей и потащили на каменную
грудь.

Ребра богатыря трещали, и треск этот далеко разносился в морозном воздухе.
Наконец страшные пальцы разжались, варкалап посадил побратимов на ладонь и
стал осторожно трогать пальцем. Каменные губы при этом вытянулись дудкой,
каменный язык заходил туда-сюда, издавая гулькающие звуки.

Принц, выбиваясь из сил, колотил пленителя бесполезной дубинкой. Она
попросту отскакивала.

- Ы, ы, ы, - сказал варкалап.

Жихарь поглядел вниз. Верный Будимир не улетел далеко, он даже подпустил
жару в перья, чтобы друзья видели его в темноте и надеялись.

- Подпеки ты его сзади, что ли! - крикнул ему Жихарь, но у петуха, видно,
другое было на уме. - Отпусти нас, дурила каменная! - заорал Жихарь на
варкалапа. - На что мы тебе сдались?

Шершавый холодный палец с необычайной нежностью и осторожностью коснулся
его щеки.

- Тю-у, тю-у! - сказал варкалап и добавил что-то совсем непонятное. Яр-Тур
тихонько вскрикнул.

- Все дело в наших лицах, сэр Джихар! Я разобрал кое-какие слова. Он не
сделает нам дурного...

Тут Принц заметил, что сам-то все еще лупит варкалапа дубинкой, и прекратил
это дело.

- В каких таких лицах?

- Мы с ног до головы покрыты каменной пылью, - зашептал Принц (боялся,
видно, что варкадап тоже его поймет). - Он принимает нас за детенышей, за
маленьких варкалапчиков...

- А-а, - сообразил Жихарь, опрокинулся на спину, стал сучить ногами и
руками, агукать самым гнусным образом. Великан этому чрезвычайно
обрадовался и стал легонько подбрасывать пленников на ладони, баюкать,
чтобы не плакали. Да ведь не в колыбельке дело было, чуть кости не
переломали. Жихарь прикусил язык. Наконец каменный пестун угомонился и стал
просто раскачивать ладонь туда-сюда. И загудел каменную же колыбельную.

- Кажется, он не собирается нас убивать, - определил Принц.

- Зато мороз нас убьет. Но замерзать, говорят, даже приятно и незаметно...

Яр-Тур вскочил, стал прыгать на месте и обнимать себя, чтобы согреться.
Варкалап бережно, но неодолимо положил его пальцем обратно и даже вроде
прицыкнул.

- А вот сейчас, - сказал богатырь, - как достанет он каменную титьку да как
начнет нас кормить...

- Но, сэр Джихар, - возмутился Принц, - разве варкалап не мужского рода?

- Они двуснастные. Китоврас таких гермафродитами зовет.

Видно, варкалап, и точно, разумел человеческую речь. Полез свободной рукой
за пазуху, покопался и добыл из себя нечто вроде каменной груди, только
сосок был с человечью голову.

- Благодарим вас, сэр Варкалап, но мы пока не голодны...

- Да ты только вид сделай, - зашипел Жихарь. - А то станет у него молоко в
грудях гореть, он и осерчает.

В воздухе разносился резкий незнакомый запах.

- Вы правы, сэр брат. Эта жидкость действительно должна гореть, ведь на ее
основе готовится ужасный греческий огонь. У нас ее зовут каменным маслом.

Скоро натекла целая лужица. Жихарь нарочито громко причмокивал, хвалил
варкалапово молочко, потом додумался.

- Будимир! - закричал он. - Лети к нам, может, выручишь! А убежать потом
всегда успеешь...

Будимир подчинился и вспорхнул наверх. Жихарь ухватил его за ноги и стал
трясти из стороны в сторону, а языком изображал, как будто перекатывается
сухой горох, - пробовал выдать Красного Петуха за младенческую погремушку.

Варкалап умилился такому сообразительному детенышу.

- Запали каменное масло, - попросил Жихарь. - А то ведь заколеем вконец...

Он поднес, играючи, петуха к лужице. Будимир небрежно чиркнул крылом, и на
ладони варкалапа засверкали красные языки.

- Теперь держись, - сказал Жихарь всему отряду. - Неведомо, как это ему
поглянется. Может, прихлопнет нас другой ладошкой...

Но варкалап, казалось, ничего не чуял - камень разогрелся, стало повеселее.

Наконец побратимы совсем согрелись. Варкалап сидел не шевелясь, уставился
на огонь.

- А теперь, - не разжимая губ, сказал Жихарь, - теперь мы попробуем
спуститься вниз и добраться до пещеры. Ему туда не пролезть - я прикинул.
Да и все равно бежать больше некуда.

Будимир понимающе унял все искорки на перьях и занял свое место на шляпе.

Спускались осторожно, благословляя бесшумную обувку. Завороженный пламенем
варкалап даже не дрогнул. Достигнув площадки, они не рванули с ходу - все
равно ведь успеет перехватить, если захочет, - а пятились не торопясь,
достигли входа и продолжали отступать в темноту все так же медленно, пока
Жихарь не сказал:

- Ну, теперь ему не дотянуться. Сначала они подумали, что начался горный
обвал. Потом сообразили - это ревет пораженный в родительских правах
варкалап. А может быть, его припекло как следует или молоко в грудях
загорелось, как предсказывал Жихарь, только забушевал гранитный
гермафродит, заплакал, забился башкой об скалу.

- Смотри ты, чувствительный какой! Завалит он нас тут, тварюга...

- Это не беда, - заявил Принц. - Здесь такой ужасный сквозняк, что
наверняка есть другой выход. Нам остается только бежать вперед, а сэр
Будимир со свойственной ему любезностью осветит нам путь.

И недолгим оказался этот путь сквозь каменную толщу, никто по дороге не
приставал, не завывал и не пугал, прячась за поворотами. Будимир сиял ровно
и надежно. Но на свет выходили все равно с опаской, хотя там ничего
страшного не было.

Впереди расстилалась зеленая равнина, кое-где потревоженная невысокими
холмами. Солнце светило как надо, никакой туман глазу не препятствовал,
высоко над головами трепетал не окаянный Демон, а просто жаворонок.
"Проскочили", - подумал Жихарь, но через плечо все-таки плюнул.

- А где же горы?

Но никаких гор не было. На том месте, где они, как им казалось, вышли из
пещеры, стоял Пропп, вроде бы недавно вытесанный со всем возможным тщанием,
и так-то ласково улыбался.

- Привал, - объявил Жихарь. - Поклонимся дедушке сказкою. Так и быть,
пожертвую самую заветную - берег для большого застолья, для почетного пира,
да уж ладно...

На самом же деле новеллу Жихарь же и сочинил.

- Было это давно и неправда. Жил на свете богатырь. На мечах не из первых,
на коне других не лучше, силы заурядной. Одно только и отличало его от
прочих - лютость и ярость до женского рода.

Его так и прозвали за это - Хотен Блудович. Никому не было от него проходу
- ни пресветлой княгине, ни деревенской дурочке. Ходил промеж дворов,
промеж городов, собирал сладкую свою дань. Его уж и учили, и били, и в
темницу сажали, а все напрасно. Один раз даже связали, охолостили поганым
ножом, так веришь ли - выросло новое хозяйство, лучше прежнего. У него ведь
все ведьмы и ворожеи в подругах были. Ходил, ходил Хотен Блудович во всей
земле, из края в край. В Неспании, к примеру, его, не чинясь, именовали -
дон Хуан.

Путешествовал он, значит, метался и вдруг прослышал, что в некоторой земле
в хрустальном гробу спит невиданная красавица. Это его и уязвило - всех не
спящих-то красавиц он уже на десять рядов перебрал. Зажглось у него
ретивое, белый свет не мил, не ест, не пьет, глядеть ни на кого не хочет.
Дай да подай ему зазнобу с хрустального гробу.

Едет он, едет, то у ясного солнышка дорогу пытает, то светлый месяц
вызывает по этому же делу, а то и к вольному ветру привяжется: укажи,
покажи. Они бы и рады от зануды избавиться, а сказать-то нечего. Так, для
порядку соврут что-нибудь. Едет. Борода уже по грудь выросла, добрый конь
на ходу пал. Пешком ползет, все равно как мы!

На какой-то день входит в темный лес. В лесу, сам хорошо знаешь, избушка на
столбах, на собачьих пятках, в избушке старая старуха, да такая противная:
нос в потолок врос, титьки на клюку намотаны, сопли через порог текут...

Ну вот, видишь, даже побратиму моему вчуже худо сделалось, а каково же
Хотену Блудовичу? Но перемогся, поклонился вежливо: пособи, бабушка, моему
горю. Пособлю, говорит старая карга, только полезай за это ко мне на
полати, в кольцо со свайкой играти!

Не стерпел Хотен Блудович, стянул ее за волосы редкие на пол и давай
охаживать ножнами: вот тебе кольцо, вот тебе свайка, вот тебе ступа, вот
тебе толкач! Взмолилась старая о пощаде. Помиловал ее любострастный
богатырь, и указала она ему дорогу. Иди, говорит, прямо в лес, а в лесу
ругай во весь голос лешего. Леший обидится, заведет тебя неведомо куда, а
тебе того и надо! Там и лежит твоя любушка, словно маков цвет.

Не соврала старая - это мы тебе с побратимом можем подтвердить, сами в тех
страшных краях побывали. Только мы при этом лишились всего, а Хотен
Блудович как-то выкрутился, пришел в те места честь честью.

Смотрит - площадь, да такая красная, пригожая! Каменные дома, стена из
красного кирпича! Люди одеты по-чудному, вот как мы, говорят еще того хуже,
а вдоль стены народ один за одним в череду стоит: мужики, бабы, малые дети.
И заходят по одному в склеп, а у дверей стоят стражники с короткими
копьями, вроде живые, а вроде и неживые. Стерегут, чтобы народ валом не
валил.

Ну, Хотен Блудович не стал себя невежей выказывать, встал в хвост, стоит,
терпит, не знает, куда по нужде пойти. Смотрит на соседей и думает:
"Стойте, стойте, дурачье! Зря ведь стоите! Не знаете того, что следует
хрусталь богатырским кулаком разбить да красавицу поцеловать!
Нецелованная-то она у вас весь век беспробудно пролежит!"

Ну, кое-как дождался своей очереди. Тут у него меч отбирают, с мечами,
говорят, нельзя. Ладно. Входит в склеп. Кругом темно, один только гроб
хрустальный светится. И лежит в этом гробу не красная девица, а малый
мужичок. Желтый такой, все на него молчком любуются. "Опять дураки! -
думает Хотен Блудович. - Не понимают того, что красавица заколдованная,
потому и кажется мужичонкой! Ничего, я чары-то живо с нее сниму!"

Растолкал всех, бросился на гроб. "Ты вставай, вставай, моя суженая!" -
приговаривает. Налетели на него стражники, скрутили, связали, ну да и он
кое-кого здорово помял. Отвели его сперва в темную темницу, потом к
немилостивому судье. В том царстве строго было! И послал его немилостивый
судья в дремучий лес деревья валить... Ну, там он как-то с лешим
договорился, ублажил его, помог ему лесной хозяин домой воротиться...

Только с тех пор переменился наш Хотен Блудович: уж не глядит он ни на
княжеских дочерей, ни на сенных девок, а чуть заметит кого маленького да
лысоватого, вроде того, что в гробу видал, - догоняет, обнимает, целует.
Все надеется чары развеять. Вот ведь как бывает!

После этого Жихарь поглядел на Проппа: не, вздумай, мол, хоть и каменный,
сам туда соваться!

Яр-Тур уже оклемался от ужасного образа старухи и заметил:

- Мне кажется, сэр Джихар, что ваш приятель сэр Хотен Блудович попал в
страну Кем или Миср. Именно там в гигантской каменной гробнице покоится
царь Фараон. Пограбить эту гробницу было немало охотников, а вот
целовать...

- Это же новелла! - обиделся Жихарь. - Вечно ты испортишь... Ну да пошли,
авось даст Пропп гладкую дорожку.

Дорожку Пропп дал скоро - она вилась в траве и пропадала за холмами.
Будимир соскочил со шляпы и побежал промять лапки.

Жихарю все не удавалось завести песню, не удалось и на этот раз.

- Смотрите, сэр брат, кажется, ваш Пропп и впрямь шлет нам удачу! Да, он не
слабее нашего Фрэзера! - сказал Яр-Тур. И указал рукой.

Жихарь присмотрелся. Далеко впереди виднелись три фигурки: по краям
большие, а в середке поменьше. Прибав