к положено. А прочие, кажется, просили,  чтобы
им дали побрить головы?
     Второй охранник  рассмеялся  полузадушенным  не  то  свистом,  не  то
бульканьем.
     - Ему, кажется, не надо. Натуральный лысый  -  выщипанные  перья!  Не
верится, правда?
     Руиза  охватило  беспокойство.  Он  надеялся,  что  больше  никто  не
заметит,  что  ему  не  приходится  выполнять  этот  своеобразный   момент
фараонского туалета. Его депиляция еще действовала на несколько недель, но
татуировки сотрутся, прежде чем депилятор прекратит свое действие - вот  и
еще одна проблема.
     Один из охранников коснулся контрольной панели. Первая дверь упала, и
секунду спустя открылась внутренняя дверь. Охранники весело выгнали его из
шлюза. Дверь захлопнулась за ним с лязгом.
     Руиз стоял один возле двери, и суукское  солнце  немилосердно  лупило
его по голой голове.
     Он  с  любопытством  оглянулся  вокруг.  Загон,  казалось,   покрывал
примерно гектар  пространства,  более  или  менее  округлого.  Стены  были
высокими и гладкими, сделанные из того же топленого камня, что и остальная
часть. Верхняя часть стен была защищена переливающимися  силовыми  полями,
которые  простирались  высоко  над  двором-загоном,  образуя   в   воздухе
кружевной узор, там, где они пересекались с прочими полями. Сияющие  поля,
должно быть, очень красивы ночью.
     Он пошел по тропинке к хижине в центре загона.
     Он решил и дальше притворяться невинным фараонцем,  который  случайно
попал вместе с ними. Это давало ему возможность легко общаться  со  своими
товарищами по рабству, собирать сведения,  но  самому  не  давать  никакой
информации. Он подошел бы к их группе совершенно незаметно, а  тогда  стал
бы ждать первой же возможности улучшить свою ситуацию. В конце концов, это
было его ремесло, которое он до сих  пор  применял  с  немалым  успехом  и
сноровкой. Он покачал головой, все-таки не в силах разогнать пессимизм.
     Аккуратно  обходя  жгучие  перья  деревьев,  Руиз   обогнул   заросли
деревьев-димвельтов и вышел на центральную часть загона. В полуденной жаре
она  была  пустынна,  но  секунду  спустя  приземистый  полный  человек  с
татуировками старшего по гильдии появился  из  одного  из  темных  выходов
хижины.
     - Человек или демон?  -  спросил  он  у  Руиза  голосом,  хриплым  от
подавляемого ужаса.
     Руиз постоял молча, принял спокойную дружелюбную позу, развел руками,
чтобы видно было, что у него нет никакого оружия.
     - Больше, чем человек, меньше, чем демон,  а  может  быть,  наоборот.
Иногда трудно бывает сказать, - весело ответил он.
     Человек прищурился на Руиза, потом расслабился.
     - Это же продавец змеиного масла, судя по татуировкам и речам.
     В ответ на это утверждение с полдюжины прочих  фараонцев  высыпали  в
загон.
     - О, да, - сказал Руиз, - я продаю мечты, но,  увы,  как  раз  сейчас
мечтаний и снов у меня не осталось. А, может быть, это  тоже  сон?  А?  По
крайней мере, это куда более странный мир, чем те, которые мне  доводилось
посещать верхом на змеином масле.
     - Ты верно сказал, Старшина Гильдии Дольмаэро, - сказал тощий  парень
с одним слепым глазом и татуировками дрессировщика зверей. - Я думал,  что
сроду не стану привечать никого из подобного племени, но он более приятное
зрелище, чем эти серые бородавчатые кошмары.
     Они смотрели на Руиза усталыми красными  глазами.  Наконец  Дольмаэро
заговорил:
     - Какова будет наша судьба? Ты что-нибудь слышал об этом?
     Руиз развел руками удивленно и беспомощно.
     - А я-то надеялся, что вы мне скажете.
     Лица у людей вытянулись. Постояв, фараонцы  повернулись  и  зашаркали
обратно в хижину. Последним ушел Дольмаэро, который остановился  и  сказал
добрым голосом:
     - Тут жилище бескастовых, - Дольмаэро показал подальше, на здание, на
котором были следы того, что там долго никто  не  жил.  -  Дважды  в  день
демоны приходят и зовут нас есть. Ты должен будешь ждать своей очереди, но
еды всегда множество.
     Выражение очень сильной печали тронуло черты широкого лица Дольмаэро.
     - Вот только змеиного масла тут нет.
     Потом он ушел,  оставив  Руиза  одного  на  площадке.  У  Руиза  было
неприятное ощущение, что множество глаз следит за ним из тенистых  дверных
проемов, которые выходили на площадку.  Там  размещалась  остальная  часть
труппы фокусников, возможно, тридцать или сорок человек, мужчин и  женщин,
которые, работая с люками и перегородками, создававшими иллюзию, были  под
сценой, когда корабль-захватчик снялся с места и забрал их.
     Руиз пожал плечами и пошел к двери показанного  ему  здания.  Висячие
вилифибровые  занавески,  которые  когда-то  были   повешены,   чтобы   не
пропускать насекомых, были  порваны  в  клочья  и  ни  на  что  больше  не
годились. Он оттолкнул их в сторону и вошел.
     Внутри все было темно и  немного  прохладнее.  Какое-то  время  глаза
Руиза привыкали к темноте, и он почувствовал, что хижина, к его удивлению,
не пустует. Он отодвинулся в сторону от двери, свет из  которой  обозначал
его силуэт, и всеми чувствами старался обследовать хижину. В дополнение  к
затхлым запахам пыли, старой кожи и древесины он почувствовал тонкий запах
органического вещества  -  запах  болезни.  Когда  его  глаза  привыкли  к
темноте, Руиз различил два ряда развалившихся коек по стенам. Одна из коек
была занята.
     Руиз  осторожно  продвинулся  вперед.  Женщина  на   кровати   лежала
неподвижно, потом болезненно зашевелилась, заметалась, словно  в  бредовом
сне. Слабенький стон вырвался из бледных губ феникса.
     Руиз вздохнул и осторожно сел на ближайшую койку,  которая  выдержала
его вес, только несколько раз крякнув и треснув. Он долго сидел, глядя  на
ее  беспокойный  сон,  сон  спасенной  им   женщины.   Она   была   чем-то
неестественным  для  его  врагов,  источник  подозрения,   средоточие   их
паранойи. Руиз был среди врагов, и очень легко  было  заразиться  от  этой
женщины аурой подозрительности,  она  была  очагом  распространения  всего
того, чего его враги боялись. Он какое-то время подумал, не задушить ли ее
- никто не сможет сказать, что она не померла попросту от своих ран. Когда
она умрет, возможно, его ошибку забудут.
     Потом Руиз никак не мог  вспомнить,  когда  именно  он  отбросил  эту
блестящую идею. Он смотрел на то, как она спит, смотрел, как на прекрасной
линии ее верхней губы появляется капелька пота,  смотрел,  как  ее  темные
ресницы трепещут на прозрачной, воспаленной от  жары  щеке.  Почти  задним
умом он изобрел логическое  объяснение  тому,  что  он  ничего  с  ней  не
сделает: девушка уже, вероятно, была внесена в каталоги работорговцев - ее
смерть или исчезновение напомнят им об  обстоятельствах  ее  появления  на
корабле.
     Наконец он положил руку ей на лоб и почувствовал, как лихорадка огнем
горит в ней.
     - Слишком жарко, - прошептал он, словно она могла его слышать.
     Он покопался в отбросах у задней стены хижины  и  нашел  выщербленный
пластиковый таз и кучу грязных тряпок. Он вышел из хижины, нашел  краны  с
водой в специальном сарайчике. Внутри, в дополнение к традиционной  ванне,
были универсальные краны, такие, какие работорговцы  устанавливали,  когда
не знали какого рода руки будут у их будущего товара.
     Когда тряпки были выстираны дочиста, он отнес их  обратно  в  хижину.
Она слабо пошевелилась, когда он стягивал с нее рубаху,  но  она  была  не
просто во сне - она была без сознания.
     "Работорговка должна была бы оставить прилипалу подольше", -  подумал
Руиз Ав.
     Он вымыл ее, как только мог, а потом продолжал обтирать ее прохладной
водой. Он не чувствовал никаких сексуальных поползновений, когда  проводил
тряпкой по ее прекрасному телу - она была все еще  слишком  больна,  чтобы
быть красивой, слишком близка к смерти. Но в том, что он ее касался,  было
более отвлеченное наслаждение. Это было такое ощущение,  что  он  проводит
рукой по прекрасной статуе. Кожа ее была гладкой, как полированное дерево,
все планы ее тела были столь чисто слеплены. Шрамы от  ее  краткой  смерти
были всего лишь еле видны в сумраке хижины. Гель-репликант будет все равно
продолжать свое дело, пока они не  пропадут  окончательно.  Даже  ее  рука
чисто заживала, вернув себе юный и прекрасный вид.
     Весь остаток дня она спокойно проспала. Время от времени Руиз выжимал
ей в рот струйку воды, используя самую чистую тряпку. Она могла глотать, и
скоро ее губы уже не выглядели такими пересохшими. Руиз начал получать  от
своих  усилий  по  выхаживанию   больной   смешанное   с   чувством   вины
удовольствие. Когда он сам понял это, в нем проснулся гнев на самого себя,
но он продолжал начатое дело. Она стала выглядеть чуть спокойнее  и  спать
стала нормально.
     Когда солнце садилось, в загоне прозвенел гонг, и  Руиз  выглянул  из
хижины. Он увидел роботележку, которая неуклюже въехала на площадку, а  за
ней шел серый охранник, держа наготове нейронный кнут.
     Прочие фараонцы показались из своего здания. Руиз удивился тому,  как
много их было. По меньшей  мере  пятьдесят  фараонцев,  по  большей  части
мужчины, все почти простолюдины. Фокусников,  видимо,  держали  в  камерах
повышенной надежности внизу,  как  подобало  обходиться  с  более  ценными
рабами.
     Фараонцы молча стояли и смотрели, пока охранник  не  сделал  им  знак
подойти. Как только они окружили тележку, она  откинула  крышку  и  внутри
обнаружились дымящиеся котлы фараонской снеди: рагу  из  песчаных  улиток,
горячие маринованные овощи, серое месиво толченого  зерна  джеммера.  Рабы
осторожно зачерпывали еду, не выказывая большого аппетита.
     Когда все взяли свои порции, подошел Руиз, и остальные отпрянули.  Он
увидел, что пища только с виду напоминала фараонскую. На  самом  деле  это
была синтетика, грубо сделанная и  окрашенная,  чтобы  с  помощью  пищевых
ароматизаторов напоминать привычную еду. Руиз взял одноразовую  тарелку  и
наполнил ее доверху самыми съедобными на вид кусочками.
     Набив рот безвкусным псевдоячменем  и  синтетическим  мясом  ящерицы,
Руиз подошел к Дольмаэро, который прислонился к стене и мужественно жевал.
Чуть дальше возле стены стоял высокий  угловатый  человек  с  татуировками
надзирателя. Он опустился на корточки и злобно глядел на Руиза,  изображая
всем видом презрение. У человека этого были огромные кисти рук, и они сами
собой согнулись хищными когтями, как только Руиз подошел к Дольмаэро. Руиз
остановился на почтительном расстоянии.
     Проглотив еду с определенными трудностями, Руиз вежливо заговорил:
     - Почтеннейший Дольмаэро, облагодетельствуйте меня своей мудростью.
     Дольмаэро взглянул на Руиза, работая своими  тяжелыми  челюстями.  Он
крякнул, что Руиз расценил как разрешение продолжать.
     - Ты был столь добр сегодня днем, - продолжал  Руиз,  -  и  рассказал
мне, какие тут правила. Не мог бы ты снова проявить такое же великодушие и
сказать мне, что за женщина лежит в Доме Одиноких.
     Дольмаэро отвел глаза, и сперва Руиз  подумал,  что  он  не  ответит.
Потом он посмотрел на Руиза жестким взглядом  и  сплюнул  на  землю  кусок
синтетического красностебельника.
     - Ее принесли сюда демоны. Она  едва  была  в  сознании.  Я  приказал
женщинам перенести ее в Дом Одиноких, чтобы наши души не  осквернены  были
ее смертью.
     - Может быть, она вовсе не умирает, - сказал Руиз.
     - Раны ее были ужасны, - сказал Дольмаэро.  -  Ты  был  в  Биддеруме,
когда она умерла?
     Руиз на секунду  растерялся.  Почему-то  он  не  был  готов  к  этому
вопросу, поэтому он ответил уклончиво.
     - Сейчас ее раны кажутся ничтожными.  Кто  знает,  что  служит  богам
развлечением? - сказал Руиз.
     Дольмаэро горько рассмеялся.
     - Где бы мы ни находились, это  не  Земля  Вознаграждения.  А  теперь
пошел вон. Твоя фамильярность оскорбляет мое достоинство.
     Высокий мужчина встал и принял угрожающую позу. Лицо его превратилось
в маску неодобрения и радостной готовности к драке и насилию.
     Руиз пожал плечами и вернулся к роботележке,  чтобы  снова  наполнить
свою тарелку. Он снова отнес ее в хижину и,  войдя  внутрь,  почувствовал,
что феникс не спит.

     - Кто... кто здесь? - спросила она слабеньким пересохшим голоском.
     Без особого успеха она  пыталась  сесть.  Руиз  поспешил  ей  помочь.
Отставив тарелку в сторону, он приподнял ее, так что она смогла  опереться
о стену. Она не совсем понимала, что с ней происходит, как  это  бывает  с
каждым, кто пережил смерть, пусть недолгую, и пришел в себя.
     - Не бойся, Благородная Дама, - сказал Руиз тихо и ободряюще.  -  Это
Вухийя, простой продавец снов, который ухаживает за тобой.
     Глаза ее широко расширились.
     - Это Земля  Вознаграждения?  -  спросила  она  чуть  более  окрепшим
голосом. - А где же свет, где же божественные слуги? Я  не  слышу  никакой
музыки. Что случилось?
     Губы ее дрожали, глаза наполнились  слезами  в  предчувствии  чего-то
трагического. Она посмотрела на Руиза и отпрянула, прижимая к себе  грубую
рубаху, которая свалилась, когда она попыталась сесть.
     - Ты же бескастовый! - сказала она обвиняющим  тоном.  -  Ой,  что-то
получилось не так?
     Руиз почувствовал сильнейшее желание утешить ее - но как? Она сжалась
в комочек у стенки, глаза ее заметались по запустелой хижине.
     - Постарайся успокоиться, - сказал  Руиз.  -  Правда,  это  не  Земля
Вознаграждения, но все могло быть гораздо хуже. Ты жива, тут вода, и пища,
и защита от солнца. А скоро ты почувствуешь себя лучше.
     Она не услышала ничего из того, что он сказал.
     - Мои слуги... такой ужасный сон...  -  пробормотала  она,  голос  ее
снова ослабел. Пальцы ее запутались в ее слипшихся волосах, а  ткань,  что
покрыла ее тело, сползла, обнажив ее шрамы, которые еще  слегка  стягивали
гладкую кожу ее живота. Она рассеянно посмотрела вниз и увидела их.  Глаза
ее расширились, она открыла рот, словно собираясь закричать, а потом глаза
ее закатились.
     - Ты очень уж много падаешь в обмороки,  -  сказал  Руиз,  поймав  ее
обмякшее тело, прежде чем она ударилась головой об  стену.  Руиз  как  мог
удобнее уложил ее на койку, потом смыл с лица выступивший на нем от усилий
пот. "Лучше было дать ей как следует поспать", - подумал он. Он  устроился
поудобнее, чтобы доесть свой остывший обед. Он ел машинально, но прикончил
все до последнего кусочка. В первый  раз  с  тех  пор,  как  они  покинули
Биддерум, он почувствовал себя сильнее.
     Он сидел у ее постели до глубокой ночи, долго после того, как уже  не
мог видеть ничего, кроме бесформенной тьмы там, где она лежала.


     Когда утром снова появилась роботележка,  она  все  еще  спала.  Руиз
вышел из хижины, чтобы взять свою порцию на  завтрак.  Остальные  пленники
держались от него по-прежнему на расстоянии, хотя Дольмаэро  удостоил  его
короткого кивка.  Руиз  нашел  кусочек  стены  на  солнышке,  подальше  от
остальных.  Еда  по-прежнему  была  невкусная,  но,   видимо,   достаточно
питательная, чтобы поддерживать рабов в продажном состоянии, чтобы они  не
утратили товарный вид. Видимо, она включала в себя множество  благотворных
добавок, и Руиз вернулся еще за одной порцией, когда справился  с  первой.
Когда она проснется  в  следующий  раз,  его  подопечная,  Руиз  попробует
впихнуть в нее хоть сколько-то еды.
     Дольмаэро провожал Руиза взглядом, когда тот снова  доверху  наполнял
тарелку, и у него появилось ощущение, что Дольмаэро  наблюдает  за  ним  с
большим подозрением, чем раньше. Высокий надзиратель,  который  вел  себя,
как верный пес Дольмаэро, встал и сделал попытку подойти к  Руизу,  ноздри
его раздулись от  предвкушения  драки.  Руиз  обезоруживающе  улыбнулся  и
вернулся в свою хижину.
     Феникс все еще лежал тихо, и, притронувшись тыльной стороной кисти ко
лбу женщины, Руиз почувствовал, что кожа ее стала прохладной. Он  отставил
еду в сторону, на потом.
     Пока он ждал  ее  пробуждения,  Руиз  стянул  рубаху  и  стал  делать
упражнения, чтобы разогреть застывшие мышцы. Он не удивился, когда открыл,
что пребывание на корабле работорговца отняло у него много сил и гибкости.
С каждым медленным,  рассчитанным  движением  он  обнаруживал  неожиданные
боли, опасные маленькие слабости в  мышцах.  Он  изгибался  и  напрягался,
растягивая связки, растирая мышцу о мышцу. Потом он стал получать знакомое
удовольствие от знакомых  ритмичных  движений,  и  его  тело,  которым  он
столько времени не занимался,  стало  отвечать  на  его  усилия,  двигаясь
быстрее и быстрее, пока мир не превратился в смазанную картинку, а  сердце
не стало бешено колотиться.
     Когда  он  закончил  упражнения,  по  коже  струился  пот,  а   мышцы
покалывало от свежей, горячей крови. Он вытер пот тряпкой и оделся.
     Он уселся возле феникса, глубоко дыша, сознание его было свободно  от
мыслей, он чувствовал себя счастливее, чем за все прошедшие недели.
     Она проснулась. Глядела на него широко открытыми глазами,  словно  он
был странным дрессированным животным, которого она встретила в зверинце.
     - Благородная Дама, - сказал осторожно Руиз,  -  ты  проснулась?  Это
хорошо. Не хочешь ли позавтракать?
     Она не ответила.
     - Может, кружку воды? - спросил Руиз, вставая, чтобы принести воды.
     - Да, - сказала она наконец осторожно, - совсем пересохло во рту.
     Он снова помог ей сесть, хотя она вздрогнула  и  отшатнулась  от  его
прикосновения. Потом он дал ей  чашку.  Казалось,  она  не  заметила,  что
рубашка упала у нее с груди. Она  жадно  пила  теплую  воду,  настороженно
поглядывая на Руиза.
     Когда она выпила воду, то протянула чашку,  прося  еще.  Руиз  забрал
чашку и сказал:
     - Подожди немного. Посмотрим, как твой желудок примет воду.
     Глаза ее на секунду вспыхнули, словно она хотела напомнить ему о  его
низком положении, но тут она вспомнила, где они находятся.
     Руиз был доволен ее самообладанием. Оно указывало на то,  что  в  ней
была незаурядная сила, что было очень привлекательно.
     - Я рад, - сказал он, - что ты сегодня спокойнее.
     - Ты называл мне свое имя? - спросила она немного погодя.
     - Вухийя из Саммадона,  -  сказал  Руиз,  слегка  поклонившись,  -  в
последнее время я жил в Биддеруме.
     Глаза ее потемнели, и Руиз пожалел, что вообще упоминал Биддерум.
     - Ах, Биддерум, - сказала она.  Голос  ее  стал  чужим.  -  Биддерум,
далекие места. Хотя не такие противные, как это. И тогда, в  Биддеруме,  я
чувствовала себя лучше, хоть не надолго.
     Она посмотрела вниз, на свой обнаженный живот.  Шрамы  почти  прошли,
они только слабо виднелись в смутном свете хижины. Она  ахнула  и  потерла
пальцами кожу на животе.
     - Посмотри, - сказала она, - разве я умерла? Разве  меня  воскресили?
Земля Вознаграждения, где мы должны были возродиться совершенными -  я  не
совершенна, но ведь на мне все заживает... заживает.
     Когда она перевела  взгляд  вверх  на  Руиза,  глаза  ее  были  полны
изумления.
     - Это не Земля Вознаграждения, - сказал Руиз, ему неожиданно стало не
по себе. Он не  видел  ни  малейшего  смысла  в  теологической  дискуссии,
поэтому он лгал так искусно, как только мог. - Тебя  страшно  изуродовали,
но ты не умерла. Врачи в  этом  месте  замечательные,  мы  так  не  умеем,
поэтому ты так быстро поправляешься.
     Она хихикнула, что изумило его - в звуках ее смеха не  было  истерии,
просто милый скептицизм и веселье.
     - Ты говоришь "это место". У тебя это звучит так, словно мы больше не
во владениях Бхасрахмета. А какие еще есть земли?
     Это был поистине трудный вопрос, и Руиз мысленно повертел его и так и
сяк, прежде чем ответить.
     - Мы далеко от Фараона, Благородная Дама. Очень далеко.
     Прежде чем он мог придумать что-то еще, она снова заговорила, и голос
ее снова был испуганным.
     - Значит, мы в Аду? Но этого не может быть, ведь там один пар сдул б