м, глядя вниз на его залитую слезами мордочку.
Малыш перестал плакать, хотя губы его дрожали и глаза были широко открыты.
     - Давай-ка, - сказал Геджас. - Он уже и так предназначен на  мясо,  и
не важно, твоей рукой он будет зарезан  или  чьей-то  еще.  Боль  в  конце
концов тебя убьет, а Желтый Лист велела мне терзать тебя болью, пока ты не
выполнишь то, что она приказывает.
     Руиз не отвечал. Он отложил нож. Он откинул волосы мальчика  со  лба,
так нежно, как только мог. Малыш что-то сказал на языке, которого Руиз  не
знал. Почему-то это показалось ему самой страшной жестокостью - он даже не
мог утешить малыша на том языке, который он понял бы.
     - Ну же, - сказал нетерпеливо Геджас. - Твоя следующая  работа  скоро
подъедет.
     - Минуту, - сказал Руиз. - Не бойся, - сказал он ребенку самым нежным
тоном, на какой только мог решиться.
     Он смахнул слезы, потом взял маленькое личико в руки.
     Мальчик  робко  улыбнулся  ему,  и  он  улыбнулся   в   ответ.   Руиз
проскользнул своими длинными пальцами  убийцы  за  уши  малыша,  нажал  на
артерии покрепче.
     Голубые глаза потускнели и закрылись.
     Руиз продолжал нажимать еще минуту. Не настолько, чтобы сердце малыша
остановилось. Потом он взял нож и сделал остальную работу.
     - Ну вот, Руиз Ав, разве тебе не  стало  лучше?  -  сказал  Геджас  и
засмеялся.
     Тележка дернулась и увезла мясо прочь. Руиз подошел к  стулу  и  сел.
Время, казалось, остановилось. Он сумел вообще ни о чем не думать.
     Через несколько минут приехала тележка со  следующей  жертвой,  и  он
убил ее.
     Через несколько  часов  все  лица  слились  воедино,  стали  сплошным
пятном, в котором не было ничего человеческого, ничего, что можно было  бы
назвать иначе, чем мясом для его ножа.


     Подлодка  царапнула  стену  небоскреба  в   восьмистах   метрах   под
поверхностью. Кореана похлопала по панели управления, пот  блестел  на  ее
дорогом  лице.  Мармо  играл  в  свои  бесконечные   игры   против   своих
сопроцессоров в темном углу маленькой каюты.
     Субмарина отошла от камня, и Кореана подала  еще  немного  питания  в
молчащие моторчики.
     - Так лучше, - сказала она.
     Мармо оторвался от экрана.
     - Выживем ли мы?
     - Разумеется, - ответила она. - Разве мы всегда не выживали, а?
     Мармо посмотрел на стальной  потолок,  словно  видя  сквозь  него  ту
резню, которая творилась на поверхности, по всему морскому древнему городу
Моревейнику.
     - Сейчас тысячи говорят те же самые слова. Они скоро будут мертвы.
     Она бросила ему взгляд смешанного презрения и озабоченности.
     - Мы сильнее, умнее, удачливее.
     - Никто не удачлив больше Руиза Ава, - сказал серьезно Мармо. -  Если
каким-нибудь чудом мы выберемся из Моревейника, давай  убежим  к  северным
космопортам, вернемся к "Черной слезе", заберем  наши  пожитки  и  покинем
Суук. Разве в этом плане нет для тебя искусительной прелести?  Разве  тебе
не хочется жить?
     - Без Руиза Ава, который бы меня развлекал, -  нет,  -  ответила  она
коротко.
     Она  посмотрела  на  старого   пирата-киборга   и   увидела   в   его
полумеханическом лице нечто, что она все чаще и чаще замечала за прошедшие
недели. Это выражение лица явно говорило: ты безумна!
     Но Мармо прекрасно понимал, что нельзя говорить такие вещи вслух.  Он
вернулся к своим играм.


     Самые худшие ожидания Низы оправдались. Снова Руиз  Ав  привел  ее  в
какое-то страшное место и снова оставил одну.
     Откормочная казалась ей самым ужасным местом, в котором  ей  довелось
побывать. Она была пропитана атмосферой такой безнадежной жестокости,  что
сочла невозможным сохранить даже ниточку надежды, что Руиз Ав снова найдет
для них возможность выжить. Его небольшие чудеса, которые  он  творил  для
них,  показались  незначительными  по  сравнению  с  ужасами  откормочной,
функцию которой она постепенно начинала понимать.  Сперва  она  отказалась
верить, что бывают люди столь развращенные и разложившиеся  морально,  как
родериганцы. В конце концов, они казались людьми.
     Гундерд наставлял ее:
     - Они нелюди, Низа-принцесса.  О,  в  любое  время  в  нашей  истории
встречались люди, которые были нелюдями по любым разумным стандартам.  Ну,
например, те которые стараются всячески убить в людях радость  и  веселье.
Такие были с нами с тех пор, когда мы только начали слезать с деревьев. Но
Родериго одно из тех мест,  где  бесчеловечность  была  возведена  в  ранг
религии. Ее  старательно  культивировали.  Тут  она  перешла  все  границы
извращения.
     Она могла только покачать головой в глубоком унынии.
     Через день после того, как  люди  увели  Руиза  прочь,  трое  страшно
толстых людей пришли к ее маленькой группке.
     Они встали над ней, глядя на нее маленькими жестокими глазками.
     - Да, - сказал самый крупный. - Ты все еще красива. Ты пойдешь с нами
и будешь развлекать нас в наши последние дни. Мы созрели.
     Под их холодным взглядом она почувствовала себя еще более нагой.
     - Нет, - сказала она, подтянув колени  к  груди.  Она  повернулась  к
Гундерду.
     - Я думала, что ты сказал, что здесь  насильников  нет.  Что  гетманы
распыляли в воздухе что-то такое.
     Гундерд пожал плечами.
     Трое толстяков презрительно посмотрели на них.  Самый  крупный  снова
заговорил.
     - Мы не станем тратить наше драгоценное оставшееся время. Мы поиграем
в более интересные игры.
     Он протянул к ней руку, но она отбежала.
     Вдруг Мольнех вскочил и встал перед толстяком.
     - Пошел вон. Ты ее не получишь.
     Толстяк фыркнул  от  того,  насколько  забавной  показалась  ему  эта
ситуация.
     - Не будь дураком, тощая  палка.  Те,  кто  смотрит  за  нами,  могут
наказать нас... но только если мы тебе крепко поломаем кости или  повредим
внутренности, так, что ты не сможешь есть. А так мы можем  причинять  друг
другу такую боль, какую только захотим, и именно это мы и сделаем, если ты
помешаешь  нам  как-либо.  Ведь  мы  созрели,  а   зрелость   имеет   свои
преимущества и права.
     Мольнех казался серьезным до мрачности, что совершенно не было похоже
на его обычную натуру.
     - Вы ее не получите. Она - женщина знаменитого  убийцы.  Если  вы  ее
обидите, он поломает вам кости и, что самое страшное  -  даже  не  обращая
внимания на тех, кто смотрит. - Он повернулся к  остальным.  -  Подумайте!
Что сделает с нами Руиз Ав, если мы позволим ее обидеть!
     Гундерд задумчиво потер подбородок.
     - Правильно думаешь, - он встал и повернулся к толстяку. - Пошли вон,
- сказал он им.
     Дольмаэро тоже поднялся, зловеще глядя на них и сжимая кулаки.
     Они медленно отступили назад, ошеломление и обида были написаны на их
лицах, широких, толстых и блестящих от пота.
     - Это неправильно, - сказал один, прежде чем  повернулся  и  зашлепал
прочь. - Мы же созрели...
     Почему-то Низа не в состоянии была  почувствовать  никакой  настоящей
благодарности к людям, которые за нее заступились,  хотя  она  знала,  что
должна быть благодарна.


     Геджас и Желтый Лист смотрели на экран в  ее  комнатах,  глубоко  под
островом Родериго. Экран изменил темную внутренность бойни,  превратив  ее
черные и серые тона в блестящие цвета.
     Руиз Ав был центральной фигурой на экране, он  двигался  в  медленном
танце,   словно   под   какую-то   неслышную   музыку.   Тело   его   было
сапфирово-голубого цвета, а кровь, которая покрывала его  плечи  и  грудь,
казалась цвета остывающей лавы. В одной руке  он  держал  нож,  фиолетовое
пламя в свете экрана. Ножом он чертил сложные символы в воздухе.
     Геджас почувствовал неудовольствие Желтого  Листа,  словно  дуновение
холодного ветра на его сознании.
     - Не беспокойся, хозяин, - сказал он со всей искренностью, на которую
был способен. - Индексы остаются стабильными. Он не настолько безумен, как
кажется.
     Она повернулась и бросила на  него  темный  взгляд,  полный  скрытого
глубокого смысла. Он услышал ее  слова  так  же  ясно,  как  если  бы  она
прошептала их ему в ухо.
     - Ты должен надеяться, что не ошибся. Если он сломался,  мы  упустили
уникальную возможность.
     - Он всегда был убийцей, хозяин. Мы заставляем его поглядеть в  глаза
его подлинной личности. Однажды он поблагодарит нас за его освобождение, и
тогда он станет настоящим орудием, прекрасным и тонким.
     Она кивнула еле заметным кивком красивой головы, и  он  почувствовал,
что купается в теплых лучах ее уверенности.


     Руиз Ав спрятался  где-то  в  подсознании,  подальше  от  гротесковых
действий и движений своего тела, запаха падали, который пропитывал  бойню,
от крови. Его укрытие было теплым и  светлым,  полным  прекрасной  громкой
музыки. Там витал ясный и живой запах цветов, но в остальном  его  убежище
не было  столь  осязаемо.  Он  был  там  в  безопасности,  но  он  не  был
по-настоящему счастлив... он был одинок. Время  от  времени  он  спрашивал
себя, почему бы ему не найти себе компанию, и тогда мысли  его  уходили  в
более темное место, где он видел  лицо  прекрасной  женщины  сквозь  туман
беспокойства.
     Он всякий раз уводил себя от этого образа со стыдом и страхом.
     Время от времени он видел, как его тело совершает страшные  действия,
и на миг он не верил в реальность своего убежища - не мог, пока его жертвы
стонали, пока их кровь летела на его тело.
     Но скоро работа закончилась, и жертвы увозились во тьму, так  что  он
снова мог поверить и забыть про них.


     Время медленно проходило в темном  красном  свете  откормочной.  Низа
спала, просыпалась только на несколько  бесконечных  часов,  снова  спала.
Остальные подходили к корзинам-кормушкам,  но  у  нее  не  было  аппетита.
Дольмаэро принес ей горсть шариков, но еда лежала возле нее на пластиковом
возвышении, нетронутая.
     - По крайней мере, попей,  -  настаивал  Мольнех.  -  Когда  Руиз  Ав
вернется за нами, мы должны быть сильными и  готовыми  действовать,  а  не
слабыми от переживаний.
     Она посмотрела на него с тупым удивлением. Как он мог быть  настолько
глуп, чтобы ожидать, что Руиз Ав вернется?
     - Он умер или далеко отсюда, - сказала она в ответ.
     Мольнех нахмурился.
     - Мы этого не знаем. Сколько раз Руиз Ав уже изумлял нас?
     - Мне кажется, что сюрпризы такого рода закончились, - сказала она. -
Мы никогда больше не увидим Руиза.
     Но она встала и подошла к ближайшему крану. Вода  была  прохладная  и
сладкая, с легким смолистым привкусом.
     Она почувствовала себя чуть лучше  после  того,  как  напилась,  чуть
трезвее и внимательнее.
     Она была первой, кто заметил возвращение родериганцев в  костюмах  из
зеркальной брони. Звук их кованых сапог расходился волнами молчания  среди
откармливаемого скота.
     Они, казалось, шли прямо на  нее.  Она  попятилась  к  остальным,  но
охранники изменили курс, немедленно повернув в ту же сторону, что и она.
     Ей хотелось бежать, но что это принесло бы?


     Руиз  Ав  начал  чувствовать,  что  наступает  то  знакомое  страшное
нетерпение. Металлическая полоса вокруг его талии  посылала  ему  боль  за
болью.  Она  пытала  его  так,  словно  невидимые   пальцы   расковыривали
незажившую  рану.  Он  начал  прислушиваться,  не  раздастся   ли   грохот
конвейера.
     Когда он его услышал, то подскочил к краю платформы, предвкушая  удар
ножа, который освободит его от страшной боли этой полосы.  Он  чувствовал,
как лицо его искажается неестественной гримасой не то боли, не то радости,
не то безмолвного крика.
     Следующая тележка подплыла под смутный свет, и он  нагнулся,  касаясь
мягкого горла дрожащими пальцами.
     Лицо казалось ему всего лишь пятном сквозь слезы, которые  все  равно
выступали на его глазах каждый раз, когда его заставляли убивать, почему -
он и сам не мог понять.
     - Руиз? - голос оказался мягче горла, неуверенный, смазанный голос.
     Прочие тоже заговаривали с ним, молили о пощаде, проклинали, бредили.
Он не обращал внимания. Что он мог сделать, кроме того, что  прекратит  их
страдания?  Но  этот  голос  был  совсем  другим.  Память  коснулась  его,
остановила на миг удар ножа.
     Он потер глаза, пока не прогнал слезы.
     Женщина была прекрасна, с  огромными  темными  глазами  и  спутанными
черными  волосами.  На  лице  ее  было  такое  не  подходящее  к  ситуации
выражение: она смотрела на него с нежностью.  Нежность  сменилась  ужасом,
таким, что ему пришлось отвести глаза.
     Полоса металла посылала ему боль, боль вышибала дух из его груди, так
что он наклонился, прижав к животу руки.
     - Руиз... это ты. Что они сделали с тобой?
     Голос ее казался таким же сладким, насколько  горька  была  боль.  Он
снова посмотрел на нее, и в мозг его проникла  тоненькая  струйка  памяти.
Низа? Ее ведь звали именно так? Кто она ему?


     Низа смотрела на Руиза Ава и не желала его узнавать. Он был  обнажен,
если не считать металлической полосы вокруг  талии,  он  был  весь  покрыт
засохшей кровью, которая казалась черной в тусклом красном  свете,  волосы
его сбились и слиплись в колючки, словно он втирал в  них  кровь  и  потом
специально слепил их. Он наверняка был  безумен.  Глаза  его  были  широко
открыты. Белки казались огромными. Губы растянулись над зубами в  страшной
ухмылке. В одной крупной руке он сжимал нож, и нож, и  рука  были  покрыты
застывшей кровью, крови было столько, что даже форма его руки была  словно
смазана, не видна под сгустками.
     Никакой демон из Ада не мог показаться более страшным, и даже в своем
наркотизированном состоянии она была перепугана.
     - Руиз, - сказала она, совсем не так  уверенно.  Неужели  это  чудище
действительно Руиз Ав? Наверное, нет, подумала она. Наверняка  это  просто
пытка,  придуманная  ее  мучителями  из-за  их  собственных   таинственных
прихотей, это какой-то автомат, изготовленный в виде Руиза.
     Лицо его исказилось еще больше, он упал на колени,  издавая  странные
крякающие звуки, дыхание его свистело так, словно он  едва  мог  втолкнуть
воздух в легкие.
     Она услышала тихий жестяной голос где-то рядом.
     - Выполняй! - потребовал он.
     Боль съедала его, пожирала все его  естество.  Вскоре  от  Руиза  Ава
ничего не останется, кроме пустой кожи. Он смутно подумал о том, будет  ли
этот пустой мешок стоять и резать... но потом он понял, что это  не  имеет
значения, что он сам исчезнет, спасенный от боли и сознания того,  что  он
делает. Он почувствовал  смутное  удивление,  что  не  увидел  возможность
такого бегства раньше. Как легко это будет... заставить  боль  выжечь  его
дотла; до последней капельки...
     Пусть чья-то другая рука отберет драгоценную жизнь Низы,  но  не  его
собственная.
     Он не мог понять, почему это так важно, но он  знал,  что  это  очень
важно, поэтому он провалился навстречу смерти почти радостно.



                                    7

     Геджас задрожал от ледяного неудовольствия Желтого Листа.
     - Немедленно, сейчас же, - забормотал он, слова вылетали  изо  рта  у
него, толкаемые ужасом. Он выключил нейростимулятор и смотрел, как человек
на платформе повалился мешком на пол.
     - Разумеется, ты права, - сказал он, - но этот экземпляр по  сути  не
поврежден, несмотря на внешние проявления, Хозяин.
     Желтый Лист дотронулась до консоли на запястье  и  высветила  индексы
витальности подопытного существа. В последнем замере все параметры  горели
красным огнем. Мигающая предупредительная полоса гласила:  УГРОЗА  РАСПАДА
ЛИЧНОСТИ, НЕМЕДЛЕННОГО РАСПАДА ЛИЧНОСТИ.
     -  Прости,  Хозяин,  -  сказал  слабо  Геджас.  -  Я  недооценил  его
привязанность к этой примитивной женщине. Кто мог знать? Он такое скрытное
существо... Он прячется от себя самого столь же хорошо, как и от нас.
     Он смотрел на ее лицо. Оно  оставалось  холодным  и  отчужденным.  Он
почувствовал, как отчаяние закипает у него в груди.
     - Но я уверен, что могу поправить положение, - сказал он. - Я  помещу
его обратно в группу, с  которой  его  взяли.  Не  трону  никого  из  них.
Получится что-то вроде семьи, залечить его травмы и восстановить  надежду.
Может быть, его связь с остальными в этой группе сильнее, чем мы полагали.
Может  быть,  мы  можем  воспользоваться  его   преданностью   им,   чтобы
контролировать его.
     - Я знаю, это менее хорошо, но если бы у нас было побольше времени...
Я уверен, что мы его быстренько приучили бы  ходить  на  поводке.  Но  нас
поджимает время. Моревейник горит. Пираты режут друг друга  сотнями,  а  с
каждым днем их резня становится все более  страстной  и  непримиримой.  Мы
должны узнать все, что можно, Хозяин.
     Она в конце концов повернула голову и посмотрела на него со  страшным
оценивающим выражением во взгляде.
     - О, это наверняка сработает, Хозяин, - пробормотал  Геджас,  веря  в
собственные слова изо всех сил.


     Низа стояла  возле  стены,  обхватив  себя  руками,  словно  ей  было
холодно, хотя в воздухе было жаркое и влажное животное тепло  откормочной.
Собственно говоря, она привыкла к теплу, и теперь  в  грубом  комбинезоне,
который ей дали охранники, она чувствовала себя слишком жарко.
     Двое остальных, за исключением кока Эйндиукса, стояли и  разглядывали
комнаты, в которые их привели. Их лица отражали разную степень  облегчения
и дурных предчувствий. Охранники положили Эйндиукса  на  койку  во  второй
комнате, где он так и продолжал лежать в своей коме, похожей на смерть.
     Гундерд коснулся ее плеча, и она подскочила.
     Он развел руки обезоруживающим жестом.
     - Извини. Я не хотел тебя пугать. Что ты можешь сказать  относительно
перемен в нашем размещении?
     Она пожала плечами.
     - Откуда мне об этом знать?
     - Ну хорошо, сперва за тобой пришли охранники, забрали тебя с  собой,
а через несколько часов нас выводят из откормочной  и  размещают  в  таких
помещениях, которые, по представлениям Родериго, что-то вроде дворца.  Что
с тобой случилось? Может быть, это имеет отношение к нашим новым палатам?
     - Не хочется об этом говорить.
     Он нахмурился.
     - Послушай, Низа-принцесса. У нас очень мало шансов  выжить,  и  даже
если мы выживем... на Родериго наши жизни будут терзать нас,  пока  мы  не
умрем.  -  Он  огляделся  по  комнатам,  словно  чего-то  искал.  -   Наши
гостеприимные хозяева подслушивают, но я не говорю ничего,  кроме  правды,
так что они, вероятно, не накажут меня за то, что я ее сказал.  Во  всяком
случае...  ты  должна  победить  свою  насупленность  и   рискнуть   своим
достоинством, если у тебя есть хоть  какие-то  надежды  на  будущее.  Наше
единственное оружие - те знания, которыми мы можем поделиться. Пожалуйста,
скажи мне все, что можешь.
     Она хотела было ответить, что всякую надежду уже  похоронила,  но  на
его тощем обветренном лице она увидела  невероятный  ужас,  который  он  с
большим трудом держал  под  контролем.  Она  почувствовала,  что  невольно
уважает его, потому что, зная гораздо больше них  о  тех  ужасах,  которые
могли их ждать, он все же сохранял разум.
     - Ладно, - сказала она. - Охранники привели меня в маленькую  комнату
и привязали меня к столу на колесиках. Они покатили  меня  по  рельсам,  я
проехала сквозь дыру в какое-то темное место. Чуть позже я увидела  слабый
красный свет, и нагой человек танцевал на платформе среди этой полутьмы...
хотя музыки я не слышала. Я уверена, что  мне  дали  какой-то  наркотик  -
казалось, ничто уже не имеет значения, и я почти  не  чувствовала  страха;
Потом мой стол остановился возле платформы, и  я  увидела  этого  человека
более ясно. Я подумала, что это Руиз Ав, хотя и не могла  быть  уверенной.
Он был весь покрыт черной кровью. Он высоко занес нож.  Он  взял  меня  за
горло, и я подумала, что он вот-вот меня  убьет.  Я  окликала  его,  и  он
остановился... - она передернулась. - Но теперь я не  верю,  что  это  был
Руиз. Лицо