оровое  колено  и  оттолкнуться  от
стены. Тем же самым движением он защелкнул обе руки у  нее  на  голове  за
острыми ушами и был вознагражден  сладким  звуком  ломающейся  кости.  Она
затрепетала - и упала.
     Нетронутые волчеголовые собирались встать на  ноги,  и  Руиз  прополз
несколько шагов вдоль стены..
     - Идите сюда, - сказал Руиз тихим голосом  так  свирепо,  как  только
мог. - Идите сюда.
     Он обнажил собственные зубы, которые, пусть и не столь  внушительные,
как клыки волчеголовых, но были все-таки белыми и сильными.
     Волки на секунду заколебались в неуверенности. Двое  из  их  наиболее
опасных сотоварищей были уничтожены  очень  быстро.  Но  они  были  только
имитацией волков. Персональные шпули, заставлявшие  их  действовать,  были
всего лишь грубой подделкой, вызывающей только кровожадность  и  наглость.
Им не хватало природной осторожности настоящих волков.  Руиз  увидел,  как
глаза их зажглись обновленной яростью.
     Волчеголовые подошли ближе. Одна  из  самок  наклонилась  над  трупом
вожака, гладя свалявшуюся шерсть его морды.
     - Леро, Леро, - сказала  она  тихим  жалобным  голосом.  Она  закрыла
неподвижные глаза и облизала окровавленную руку.
     Она повернула взгляд к Руизу. Он смог издать презрительный смех. Лицо
ее налилось кровью от ярости, и она прыгнула на него. Остальные члены стаи
не были готовы немедленно прыгнуть вслед за ней, поэтому Руиз  смог  убить
ее ударом в горло. Она извивалась на стальном полу, подыхая.
     - Накер, - позвал Руиз,  глядя  на  то,  как  стая  снова  набирается
храбрости. - Накер! У меня смертная сеть, Накер! Впусти меня,  прежде  чем
Лига все про тебя услышит.
     Вдруг герметическая дверь наклонилась назад так  внезапно,  что  Руиз
ввалился в защитный шлюз, приземлившись навзничь.
     Прежде чем стая решилась последовать  за  ним,  двое  из  здоровенных
рабов-охранников Накера с Дирма вышли  из  дверей,  размахивая  нейронными
кнутами. Волчеголовые, оскалившись, попятились, и дверь закрылась.
     Когда Руиз встал  на  ноги,  он  увидел,  что  Накер  сидит  в  своем
протезе-поплавке под  куполом  из  прозрачного  хрусталя.  Уловитель  умов
выглядел, как уродец, которого заспиртовали в стеклянной  банке,  какой-то
невероятный гибрид морского слизняка и человека. Собственно говоря,  Накер
был всего-навсего человеком, у которого совершенно не  было  тонуса  мышц,
волос, не было ни единой здоровой косточки. Руиз узнал,  что  для  болезни
Накера у медицины  не  было  средств.  Накер  страдал  от  фобий,  которые
включали почти все естественные человеческие  природные  функции.  Поэтому
уловитель умов избегал, насколько это было возможно,  всяких  вещей  вроде
еды, выделений, потения, дыхания.
     Сеть черепных проб-присосок  окружала  венком  голову  Накера.  С  их
помощью он общался с миром и выполнял свою работу.
     Искусственный голос, которым он встречал  Руиза,  всегда  менялся  от
случая к случаю. На сей раз он был чистый и высокий, голос эльфа.
     - Руиз Ав. Ты прибыл недостойным образом.
     Слабо оформленное лицо Накера было неподвижно, когда  он  говорил,  а
глаза не сосредоточены.
     Руиз с досадой обследовал свои раны. Кровь капала у него  с  груди  с
тех ран, что там были, а колено его раздулось до размеров небольшой тыквы.
     - Живи ты в более цивилизованном районе, я бы прибыл в лучшем  стиле.
Что же ты так долго не открывал?
     Руиз дотронулся до основания черепа, выключая персональную шпулю.
     - Если бы я жил там, где Лига могла бы легко  меня  достать,  они  бы
меня выжгли, ты же хорошо это знаешь, Руиз. Они считают, что я  почти  так
же  хорош,  как  генчи.  Мы-то  лучше  знаем,  а?  А  что  касается   моей
медлительности, так ведь я двигался быстро, как только мог,  не  подвергая
себя опасности. Я бы никогда не подверг опасности  и  тебя  преднамеренно.
Или, по крайней мере, той опасности, с которой ты не мог бы справиться.  В
любом случае это было очень занимательно, смотреть, как ты работаешь.
     Раздался прелестный смех.
     Неисповедимы пути Накера, подумал Руиз. Накер, по слухам, был  весьма
состоятельным существом,  поэтому  не  только  деньги,  которые  Руиз  ему
платил, заставляли Накера ему помогать. Уловитель  умов,  казалось,  любил
Руиза по-своему, но что с того? А может  быть,  уловитель  умов  ненавидел
Лигу Искусств и наслаждался возможностью водить ее за нос. В любом случае,
к счастью, Накер с охотой был готов оказать свои неоценимые услуги  Руизу.
Шесть раз до  этого  посещал  Руиз  уловителя  умов  и  шесть  раз  работа
оказывалась  прекрасной.  Накер  считался  достойным   доверия.   Обширное
следствие, которое провел Руиз, не обнаружило ни одного случая,  когда  бы
Накер предал своего клиента Лиге.
     - Значит, - продолжал Накер, - ты носишь смертную сеть? Ты  хотел  бы
стандартную процедуру? Хорошо. Каум отведет тебя в больницу,  а  потом  мы
начнем.
     Седалище Накера тихо выплыло из шлюза.



                                    2

     Больница Накера была оборудована в совершенстве и удобно. У  пациента
был большой выбор развлечений: сенси-сны, голодрама,  небольшой  эйфориум,
сурроигры всех родов. Однако Руиз  Ав  был  не  в  том  настроении,  чтобы
развлекаться, поэтому он сидел и злобно глядел на безобидного Каума,  пока
раб-охранник Дирм присоединял диагностический прибор  вокруг  его  колена.
Диагностический экран немедленно засветился красными ярлычками-диагнозами.
     Глаза Каума цвета лунного камня расширились,  и  фиолетовые  мембраны
его ушей окаменели от удивления, когда он постучал по экрану.
     - У-у-у-у, Руиз, сюда ты добежал на одном дыме.
     Дирм пристроил диагностический аппарат в более  удобное  положение  с
преувеличенной осторожностью.
     - Угу, - ответил Руиз ядовито монотонным голосом. Руиз все еще был  в
бешенстве от Накера и распространял это чувство на все,  что  принадлежало
Накеру. В дополнительных травмах, полученных Руизом,  не  было  виноватых,
кроме Накера, особенно в тех ранах, что Руиз получил возле его дверей.
     К сожалению, Руизу нужен был Накер.  Без  Накера  он  никогда  бы  не
взялся за дело на Фараоне. Он вздохнул.
     Каум   промокнул   раны   Руиза   гелем-репликантом   и   покрыл   их
восстанавливающе-стимулирующими подушечками.
     - Этого должно хватить, Руиз, - обычно кроткие  глаза  раба-охранника
Дирма светились обидой, когда он выпрямился. - Дадим на это два часа,  ну,
три. Тебе станет получше.
     Руиз  почувствовал  угрызения  совести.  Каум  был   доброжелательным
существом. Его рептилоидная раса -  пусть  не  очень-то  разумная  -  была
сильной, верной и не склонной к пустой агрессии и насилию. Именно  поэтому
на них всегда был большой спрос как на низкого развития рабочую силу. Руиз
выдавил из себя кривую ухмылку.
     - Спасибо, Каум. Мне уже стало немного получше.
     Он похлопал охранника Дирма по массивному плечу.
     Каум, казалось, стал веселее  от  слабого  комплимента  Руиза,  и  он
улыбнулся на манер их расы, раздувая ноздри у вершины черепа.
     - Не стоит благодарности,  Руиз.  Я  всегда  счастлив  помочь  такому
красавчику, как ты.
     Каум нежно ущипнул Руиза за щеку  пальцами,  похожими  на  чешуйчатые
сосиски, и потопал прочь.
     Руиз подавил содрогание.
     -  Эй,  Каум,  -  окликнул  он  вслед.  -  Когда   Накер   собирается
подготовиться?
     Ему нельзя было задерживаться в логове Накера. Лига скоро заметит его
отсутствие.
     Каум задержался у дверей.
     - Как только ты избавишься от боли. Он на свой лад очень заботливый.
     Руиз откинулся на кушетку.
     - Думаю, да.
     Ни одна мышца в теле Руиза не была способна на  движение.  Беззвучные
помпы, вставленные в его главные сосуды, гнали и насыщали  кислородом  его
кровь.  Ни  звук,  ни  свет,  никакое  другое  внешнее   впечатление   или
раздражитель не достигали его. Единственной активной нервной тканью в  его
теле был мозг. Это было особенно беспомощное чувство. Руиз  сосредоточился
на том, чтобы заковать себя в плотное твердое ядро личности.
     В голове Руиз слышал синтетический голос Накера. Он зарычал на уровне
инфразвуковых ревущих тонов, потом взвыл в  высоких  октавах,  пока  Накер
экспериментировал, ища совершенный резонанс.
     - Проверка. Раз-и-два-и-три-и-четыре. Кого любишь, Руиз, в мире?
     Руиз заскрежетал бы зубами, если бы такое было возможно.
     Накер хохотнул.
     - Так что, Руиз, - сказал он, - тебя  что-то  беспокоит?  Ну  хорошо,
хорошо, я уже чувствую эту смертоносную сеть. Какая-то особенно мощная. Ты
уверен, что твои работодатели рассказали тебе все, что тебе надо знать про
это задание?
     - Ты что имеешь в виду? - Мысль поднялась прочь от Руиза,  улетела  в
черноту, где ее перехватил Накер.
     - Лига, кажется, особенно озабочена тем, чтобы ее  интересы  не  были
разоблачены, и еще, чтобы они получили  хоть  что-нибудь,  любую  малость,
когда сеть стянется и отошлет свои данные домой. Ты собираешься умереть  и
передать данные при первом же намеке на опасность... Сценарии  смерти  все
особенно подробны и предусмотрительны, они гораздо больше и шире, чем  это
оправдывается простой игрой в поимку браконьеров. Я бы подумал, друг  мой,
что ты серебряная пуля, нацеленная на какого-то скрытого монстра.
     Руиз молчал. Вот уж воистину неприятное открытие.
     - Что ты можешь сделать?
     - Как всегда, Руиз, весьма много. Скажу без  ложной  скромности,  что
никто больше не сможет тебе хоть сколько-нибудь примечательно помочь. Лига
сотворила весьма добротное дело. Может ли быть такое, что они  сомневаются
в твоей верности?
     Руиз услышал  синтезированный  смех,  словно  насекомое  царапало  по
незащищенной поверхности его мозга.
     - Нет-нет, разумеется, нет. Ведь ты же их самый лучший, разве не так?
Нехорошо с моей стороны поднимать такой вопрос в самый уязвимый момент!
     Накер перешел к делу.
     - Так вот. Смертная сеть, как и всякая работа генчей, не  может  быть
совершенно снята. Я могу притупить остроту  потребности  умереть  -  дать,
может быть, тебе время изменить параметры ситуации  таким  образом,  чтобы
получить передышку. Но ты все равно умрешь, если не выберешься вовремя  из
триггерной  ситуации.  Или  же  я  могу  до  какой-то  степени   разрушить
оперативные связи смертной сети таким образом, что, если  сеть  включится,
ты только страшно заболеешь, но все-таки не умрешь. В таком случае сеть не
отправит  по  назначению  никаких  данных,  а  ты  к  тому  же  переживешь
значительное  разрушение  личности,   если   только   выживешь.   Выбирай,
пожалуйста.
     Последние слова Накер произнес почти официальным тоном.
     Руиз задумался. Решение, которого требовал Накер,  вращалось  на  оси
философского вопроса: есть ли на свете что-нибудь хуже смерти? Кое-кто без
колебаний ответил бы: нет. Но он  подозревал,  что  немногие  из  подобных
абсолютистов работали на беспринципные корпоративные  единства  типа  Лиги
Искусств или же обладали широчайшим опытом Руиза в жизни на многочисленных
мирах-клиентах  Лиги.  Руиз  безо  всякого  труда  мог  представить   себе
бесчисленные сценарии, в которых он предпочел бы смерть. С другой стороны,
именно любовь Руиза к его собственной жизни и привела его сюда, к  Накеру,
сквозь опасности Уровня Зверятников и куда  более  смертельные  опасности,
которые выпали бы на его долю, прознай Лига хоть на волосок, что он здесь.
     И все же... если он когда-нибудь окажется беспомощным в  руках  своих
врагов, Руиз Ав, который может выйти живым из неудавшейся  смерти,  больше
не  будет  Руизом  Авом,  а  станет  каким-то  чужаком.  Он   знал   жертв
неудавшегося  уловления  ума.  Они  плавали  по   неверным   течениям   их
ограниченных жизней, осторожно, аккуратно,  с  вялыми  лицами,  разинутыми
ртами, тусклыми глазами. Предметы жалости и  омерзения.  Он  предпочел  бы
определенную смерть такой несовершенной имитации жизни.
     - Замедли триггерную рамку сети как только сможешь, но оставь рабочие
связи нетронутыми.
     - Как скажешь. Мне придется  призвать  на  помощь  кое-какие  опорные
воспоминания, пока я не найду  куда  можно  закрепиться,  -  голос  Накера
приобрел сильный оттенок неодобрения. - Ты все-таки  настаиваешь  на  том,
чтобы погрузиться в мозг самому, вопреки  всем  профессиональным  советам.
Паранойя, паранойя, Руиз. Каждый раз, когда я  плаваю  в  твоем  сознании,
геометрия его другая. Ты слишком много  областей  закрыл  или  замкнул  на
себя. Чудеса, да и только, что даже генч смог к чему-то прикрепить сеть.
     - А у них никогда вроде бы проблем с этим не бывает. И они столько не
разговаривают.
     - Теперь проваливай, - сказал Накер, и Руиз стек вниз, в  свое  самое
глубокое и безопасное место.
     Накер на миг замер, прежде чем начать смотреть собственными сенсорами
в  неподвижное  тело  Руиза.  Руиз  лежал   на   иммобилизационном   ложе,
заключенный в янтарный блок токгеля, на голове его торчала  густая  щетина
серебряных  проводов.  Шрамы  от  встречи  Руиза  с  волчеголовыми  быстро
бледнели.  Если  уловление  ума  займет  побольше  времени,  шрамы  станут
невидимы, прежде чем Накер вернется в  свою  стеклянную  банку  и  в  свое
собственное болезненное тело.  В  теле  у  темной  кожи  Руиза  был  почти
металлический оттенок, гладкость и плотность, словно она могла бы отразить
удар ножа, словно ее можно было отполировать до зеркала в форме  человека.
Накер присмотрелся к рукам Руиза, они плавали  в  геле,  кисти  согнулись,
словно держали мячик. Накер восхищался этими руками. Подумать только,  что
такие  опасные  предметы  могут  быть  такими  красивыми.  Сильные  пальцы
сужаются к кончикам костяшки  пальцев,  словно  великолепные  скипетры  из
кости. Все вместе связано жилистыми, пружинистыми  мышцами  и  облечено  в
блестящую кожу.
     В этом приятном созерцании прошла минута. Потом Накер  погрузил  свой
щуп внутрь и осторожно, деликатно, рассекая холомнемоническое море  Руиза,
упал, словно игла острием вперед,  в  пропасть.  Он  погружался  глубже  и
глубже, без усилий скользя вокруг средней глубины рифов самозащиты  Руиза.
Он ловко, как в  танце,  увернулся  от  массивных  чувствительных  канатов
генчианской смертной  сети,  структуры,  которая  коренилась  в  бездонных
пропастях и каналах. С такой же ловкостью  он  избежал  тонкого  сплетения
послания-на-задание Лиги, которое мутило глубины; словно щупальца огромной
требовательной каракатицы.
     В конце концов Накер расположился на дне сознания Руиза и пристроился
среди ила мертвых воспоминаний, распавшихся фрагментов  жизненного  опыта,
которые постоянно дождем падали  сверху.  Там  он  долго  лежал  спокойно,
медленно выпуская наверх  свои  сенсоры,  нанося  на  карту  вещи  и  вехи
личности Руиза, пока они проплывали над ним медленными течениями.
     Когда он был удовлетворен, он выпустил пузырек стимуляции  из  своего
собственного  естества.  Он  поднялся,  мерцая,  пока  не   раскололся   о
каменно-твердое дно одного из самых ранних воспоминаний  Руиза,  массивную
глыбу, так плотно покрытую  защитным  слоем,  что,  вероятно,  недоступную
самому Руизу.


     Руизу было пять лет, и он помогал своему  полуотцу  в  сарае.  Особой
обязанностью Руиза было собирать теплые шарики плоти орма из гнезд,  когда
ормы  толпились  в  проходе,  чтобы  позавтракать.   Это   была   приятная
обязанность,  одна  из  самых  любимых  у  Руиза.  Свежеснесенные   шарики
поеживались у него в руке, пока он собирал их в корзинку  для  инкубатора,
их крохотные щупальца искали на его ладонях кормящие поры, которых не было
на его человеческой коже, и ощущение было  такое,  словно  его  приятно  и
шутливо  щекочут.  Вес  инкубаторной  корзины,  когда   обязанность   была
выполнена,  был  еще  одной  наградой:  каждый  шарик  представлял   собой
небольшое,  но  вполне  измеримое  количество   кредита,   способствующего
независимости его семьи. Хотя для его юного ума  идея  независимости  была
весьма смутной, он знал вне  всяких  сомнений,  что  независимость  -  это
ХОРОШО, и что обратное понятие, рабство - ПЛОХО. Это он понял по вытянутым
лицам  и  приглушенным  голосам  за  обеденным   столом,   когда   бы   ни
произносилось последнее слово. В последнее  время  лица  вытягивались  еще
больше, а голоса не так приглушались, положение, которое беспокоило Руиза,
когда он об этом думал.
     Казалось, больше  не  помогало  то,  что  Руиз  приносил  столько  же
шариков, сколько всегда. И неважно, насколько сильно он уговаривал  ормов,
они  отказывались  нестись  больше,  чем  обычно,  шариков  было   прежнее
количество. Они таращились на него своими тусклыми фасетчатыми глазами, не
понимая, чего от них хотят, когда Руиз серьезно пытался им объяснить,  как
важно было, чтобы они постарались нестись лучше. Иногда,  если  голоса  за
обеденным столом были чересчур громкими,  Руиз,  в  конце  концов,  плакал
возле ормов, бессильный от  гнева.  Ему  очень  хотелось  швырнуть  в  них
камешками, чтобы наказать их за глупость.
     Но не сегодня. Сегодня он был счастлив. Он нес инкубаторскую  корзину
через весь комплекс к маточному сараю, когда блестящая штуковина ворвалась
во внутренний дворик и приземлилась в вихре взметнувшейся пыли.  Руиз  был
так поражен, что уронил корзину, просыпав множество  шариков  в  пыль.  Он
немедленно поставил корзину и стал снова собирать  драгоценные  шарики.  К
тому  времени,  когда  он  их  всех  подобрал,   двери   воздухомобиля   с
пневматическим шипением поднялись. Оттуда шагнул надсмотрщик, тощая змея с
длинной, заплетенной в косички, бородой и  татуированными  бровями.  Звали
надсмотрщика Боб Пикуль, имя, которое приносило в семейные беседы  столько
же напряжения, сколько и упоминание рабства.
     Из общего дома, построенного из  топленого  камня,  вышли  почти  все
старшие члены семьи. Руизу было очень любопытно, и он очень хотел остаться
и послушать, но шарики были его ответственностью. Если их как можно скорее
не отнести в маточный сарай, то они умрут. Поэтому он занес  их  внутрь  и
распределил между пустыми передатчиками.
     Когда он покончил с этим, Руиз выскочил обратно во двор. Но когда  он
увидел, что все члены семьи глядят на него с разной  степенью  скорби,  он
словно врос в землю  от  страха.  Прочие  дети  смотрели  на  него  широко
открытыми глазами из темноты окон дома. Ему стало еще страшнее, когда  все
взрослые отвели взгляд, кроме его  кровной  матери  Ласы,  которая  стояла
перед ним, а слезы струились по ее обычно спокойному лицу.
     Руиз почувствовал надвигающуюся  трагедию.  Он  подбежал  к  Ласе  на
непослушных ногах, слезы задрожали в его глазах. Она подняла его, прижав к
себе так, что он едва мог дышать. Но она ничего не сказала, ни она, ни кто
другой.
     - Что такое? Что случилось? - спросил Руиз голосом, который пищал  от
страха.
     У надсмотрщика был ханжеский, носовой голос.
     -  Вы  слишком  много  шума  разводите  из-за  ребенка.  Вы  его  без
надобности пугаете, - сказал Боб Пикуль,  хватая  Руиза  за  плечо.  -  Не
бойся, Руиз. Ты поедешь в большую  семью,  не  в  такую  свалку  копателей
грязи. Ты пойдешь в Школу Лорда. Если  ты  будешь  прилежным,  то  в  один
прекрасный день ты наденешь красивую одежду и будешь служить Лорду.
     Руиз теснее прижался к Ласе. Боб Пикуль попытался  его  оторвать,  но
безуспешно.
     - Послушай, Ласа, - сказал надсмотрщик, - разве это достойно?
     Полуотец Руиза Релито заговорил:
     - А что достойного в воровстве детей, Пикуль?
     Голос Релито, обычно жесткий, теперь, казалось, проходил  через  кучу
камней, набившихся в глотку.
     Боб Пикуль отпустил Руиза и повернулся к Релито.
     - Воровство детей, говоришь? Как же может Лорд Баллисте воровать  то,
что уже принадлежит ему?  Менее  щедрый  хозяин  давно  бы  разобрал  вашу
семейку   по   кусочкам   и   перераспределил   на