наконец наткнулась на широкоплечую, прямую не по возрасту фигуру.
   - Это ты, - сказал Бруль сильным, грудным голосом.  -  Сделала,  как  я
велел?
   Он всегда спрашивал, выполнила ли она  его  поручение,  хотя  прекрасно
знал, что не выполнить она не могла.
   - Да, господин, - тихо ответила она. - Кажется... я убила Аркса.
   - Плохо. Но ничего не поделаешь. Подойди.
   Она чувствовала себя рядом с ним маленькой и беспомощной. Он возвышался
над ней, словно тяжелая скала над мышонком. Она всегда приближалась к нему
со страхом, хотя он никогда не сделал ей ничего плохого. Напротив, он  дал
ей то, чего никто до сих пор дать не мог, - ребенка.
   Она остановилась рядом с креслом, на котором он сидел. Он взял ее  руку
и поцеловал с неподдельным почтением и покорностью. Он это  делал  всегда,
хотя она никогда не понимала зачем. Она вообще мало что понимала.
   - Хорошо, дитя мое. Сядь мне на колени.
   Он снова был ее господином и  повелителем.  Послушно  и  торопливо  она
исполнила его желание, робко обняв за шею.
   Он коснулся ее живота и на секунду прислушался. Потом сказал:
   - Через одиннадцать дней ты родишь сына.
   Крик радости замер у нее на губах, сорвавшись сдавленным  вздохом.  Она
медленно сползла к его ногам. Бруль мягко заставил ее подняться.
   - Ну хорошо, - сказал он, - я тоже рад. А теперь - иди. Мне надо побыть
одному.
   Она встала и, улыбаясь, побежала к двери.
   - Медленнее! - крикнул он, провожая взглядом  ее  невысокую,  стройную,
несмотря на беременность, фигурку.  Он  улыбнулся,  но,  когда  она  ушла,
погрузился в задумчивость.
   Одиннадцать дней...
   Каким он родится? Его ребенок... Сквозь тугую упругость  ее  живота  он
отчетливо ощутил ауру Шерни. Если ребенок уже теперь  носил  в  себе  силу
Полос,  это  означало,  что  он  демон.  Сам  Бруль,   будучи   одним   из
могущественнейших мудрецов  Шерни,  не  обладал  такой  силой.  Он  только
понимал ее, черпал ее, но не обладал ею.
   Демон?
   "Лишь бы только в теле человека, - думал он почти с отчаянием и  вместе
с тем с болезненной надеждой. - О Шернь, да будет так!"  Но  призыв  повис
где-то в воздухе. Посланник в глубине сознания понимал, что вряд ли  этому
суждено случиться.
   Все шло не так. Илара была беременна всего три  месяца.  _Человеческий_
плод не мог развиться столь стремительно. Ребенок... явно был  проявленной
силой Шерни.
   Он плотно сжал узкие губы. Если даже она, она  -  избранная  из  сотен,
тысяч женщин, - если даже она породит чудовище... это будет означать,  что
он, Бруль, никогда не дождется наследника. Слишком поздно. Он стар. Дважды
приходилось прибегать к силе Полос,  чтобы  тело  свершило  невозможное...
Большего он требовать от себя и от Шерни не мог.
   Демон. Чудовище.
   Так часто случалось. Дети Посланников никогда не  рождались,  как  дети
других людей. Они всегда были иными. Иногда их  отличала  злоба,  но  чаще
внешность. Порой весьма сильно.
   До сих пор ни одна из его избранниц не справилась со своей задачей. Его
первенец уродился чернокожим с липким студенистым шаром из  отвратительной
вонючей массы вместо головы. Другая - девочка, родившаяся без рук,  умерла
через три дня. Последний был синим, теплым и дышавшим комком.
   И вот он ждал четвертого.
   Он хотел наследника, которому мог бы сделать магическую передачу. Мысль
о том, что собранные в течение двух  веков  знания  уйдут  вместе  с  ним,
приводила его в отчаяние. Все  законы,  которые  он  открыл,  содержались,
правда, в его вкладе в Книгу Всего, но кто же их  поймет  без  его  личных
подсказок. Слишком сильно они отличались  от  большинства  Законов  Всего,
насчитывавших века.
   Смерть... Она неуклонно приближалась. Десять,  может  быть,  пятнадцать
лет - все, что ему осталось. Если бы теперь он стал отцом,  то,  возможно,
успел бы, сумел бы передать ключ к пониманию новых истин!
   Он тяжело поднялся с кресла и подошел к узкому высокому окну. Солнечный
луч,  играя  пылинками,  осветил  его  старое,  усталое  лицо:  изрезанный
морщинами лоб, выпуклые, поблекшие глаза, густые, все  еще  темные  усы  и
бороду. Большой крючковатый нос торчал надо ртом, как хищный клюв орла.
   Нет! Он был еще силен! Не только как Посланник, но и  как  мужчина.  Он
все еще мог бегать, карабкаться  по  скалам,  рубить  дубовый  стол  одним
ударом топора.
   Еще...
   Человек, ставший посланником Шерни, стареет быстро, но дряхлеет поздно,
очень поздно, правда, совершенно неожиданно. Буквально не по  дням,  а  по
часам.
   Стоя у окна, смотрел на маленькую Ил ару с лицом избалованной  девочки.
Волоча  за  собой  Бич,  она  шла  в  сторону  моря.  На   фоне   мрачной,
монотонно-серой равнины ярко выделялась ее  белоснежная  рубашка.  Прикрыв
глаза, он что-то прошептал и с удовольствием увидел, как, не ускоряя и  не
замедляя шага, она начинает ходить по кругу. Да, он все еще силен. Формула
Послушания действовала.
   Вдруг он подумал, а сможет ли он отозвать заклинание?  Чтобы  применить
Формулу, нужно огромное знание. Чтобы отменить - знание еще большее.
   Когда-то...
   ...в Крае тень Полос все еще лежала на земле, и все, что она  укрывала,
было насыщено сущностью Шерни. Формулы, связи действовали легко и  быстро.
Однако, чтобы их отменить, нужно  рассеять  тень.  Для  этого  требовалась
сила, содержащаяся в Полосах, а Бруль ни разу не осмелился  ее  коснуться.
Нельзя переносить силы Шерни к свету. Иначе ему пришлось бы искать  другую
Формулу, с действием, полностью обратным тому, что он хотел разрушить. Они
уничтожили бы друг друга, а времени и усилий на  поиски  потребовалось  бы
бесконечно много.
   Он махнул рукой, и Илара все тем же  спокойным  шагом  пошла  дальше  в
сторону моря. Он  редко  подчинял  ее  своей  воле.  Старался  действовать
убеждением,  оставляя  девушку  в  уверенности,  что   она   поступает   в
соответствии с собственными желаниями.
   И вреда он не хотел ей причинять. Сознание,  в  которое  слишком  часто
вторгаются, пытается  защищаться,  создавая  собственный  мир,  живущий  в
особых рамках законов.
   Это - безумие.
   Он повел головой, все еще глядя в окно, потом позволил себе гордо, чуть
надменно  улыбнуться.  Там,  где  любому  другому  пришлось  бы   отчаянно
сражаться за жизнь, Илара шла совершенно легко. Все обитатели  этой  части
Края  знали,  что   маленькое   беспомощное   создание   -   собственность
могущественного Бруля... Один-единственный Галла угрожал  ей,  как  и  ему
самому, но тот редко бывал на Черном Побережье. А когда он, живший  дальше
в глубине материка, являлся на границу, Мольдорн-Посланник давал  об  этом
знать. Если же Мольдорн отсутствовал, тогда  предупреждала  его  цитадель,
такая же живая обитель, как и те руины, в которых жил он, Бруль.
   Мольдорна он недолюбливал, но и врагами они не были. Жили  по-соседски,
не мешая друг другу. Иногда, когда это было действительно необходимо,  они
даже помогали друг другу. Бруль презирал Мольдорна, считая  его  неучем  и
слабовольным  человеком.  Мольдорн  был  рядовым  Посланником,   которого,
собственно, даже трудно было назвать "мудрецом". Если бы  не  прирожденная
лень и овладевшая  им  странная  навязчивая  идея,  возможно,  он  мог  бы
сравняться даже с учениками Великого...
   Бруль нахмурился: "Не следует даже в  мыслях  упоминать  имя  Покойного
Мудреца. Ему бы это не понравилось". Он снова выглянул в окно.  Илара  уже
скрылась в песчаных дюнах. Не видя ее, он уже ничего не мог ей  приказать.
Их связывала лишь железная Формула Послушания.
   Бруль был человеком одержимым.



        "11"

   - Господин...
   Гольд мгновенно вскочил, молниеносно  вытащив  меч.  Бельгон  этого  не
видел, было слишком темно,  однако  тихий  лязг  клинка  прозвучал  весьма
выразительно. Он инстинктивно отступил назад и тут же ощутил  упертое  под
лопатку острие, а на плече - большую тяжелую руку.
   - Это Бельгон, - сдавленно прошептал он. - Тройник Ц.Ф.Рбаля...
   - Довольно. Имена своих солдат я знаю.
   Могучая  рука   подсотника,   казалось,   налилась   свинцом.   Бельгон
волей-неволей сел. Гольд взял его за плечо и привлек к себе. В  абсолютной
темноте они могли лишь догадываться о выражении лиц друг друга.
   - В чем дело? - тихо спросил сотник.
   Бельгон долго молчал.
   - У меня сообщение, командир... Но...
   Наступила напряженная пауза.
   Гольд понимающе, но не очень дружелюбно улыбнулся.  Улыбка  потонула  в
темноте.
   - Понимаю. Важное сообщение, но не даром. И что же это за сообщение?
   В ответ тишина.
   - Ты знаешь, что я небогат, Бельгон.
   - Нет, господин, мне не нужно золота.
   - Тогда что?
   - Звание подсотника легиона. Мое жалованье...
   - Хватит. Я понял, чего ты хочешь, и меня совершенно не волнует почему.
   Гольд молчал, принимая решение. Он никогда не бросал слов на ветер.
   - Такие звания присваиваю не я, а комендант гарнизона, - наконец сказал
он. - Самое большее, что могу  тебе  обещать,  выдвину  тебя,  как  только
освободится место.
   - Этого достаточно, господин.
   - Итак?
   - Завтра ночью на вас и людей из тройки Лордоса будет нападение. Это  -
Рбаль и его люди. Затем он намерен погнаться за Эгдехом.
   - Ты уверен? Откуда сведения?
   - Мы вместе составили план... Я и Рбаль.
   - Кажется, вы с Рбалем друзья? - задумчиво спросил Гольд.
   - Верно. Поэтому и прошу тебя, господин, сохранить ему жизнь.
   - Не боишься мести?
   - Надеюсь... что ты не расскажешь ему, господин...
   Тишина. В темноте чувствовалось, как колеблется сотник.
   - Я должен оставить его в живых? Чего ради?
   - Прошу тебя, господин.
   - И ты готов взамен отказаться от звания подсотника?
   Тишина.
   - Понятно. Значит, нет?
   Тишина.
   - Понятно. Если бы ты сказал  "да",  то  получил  бы  и  то  и  другое.
Убирайся!
   Солдат сидел неподвижно. Наконец, та же самая  рука,  что  чуть  раньше
усадила его на землю, дала ему крепкого подзатыльника. Бельгон  вскочил  и
исчез настолько быстро, насколько это было  возможно.  Словно  растаял  во
тьме.
   - Идем, Даг, - позвал Гольд.
   На ощупь вышли из пещеры. Дождя снаружи не было, видимо, небо во  время
вечернего ливня исчерпало весь запас воды. Часовой дремал, притулившись  к
мокрой скале. Заслышав шаги, он вздрогнул, а разглядев,  кто  идет,  резко
выпрямился.
   - Не докладывай, - походя бросил  командир  солдату  и,  обернувшись  к
Дагу, спросил: - Что скажешь?
   - Ничего.
   - Вообще ничего?
   - Ничего, - повторил подсотник. - Помнишь? Я ведь предупреждал.
   - Что предлагаешь?
   - Без людей Эгдеха ждать рискованно. Нужно опередить нападение.
   Гольд задумался.
   - У нас никаких доказательств вины Рбаля, - наконец сказал он. -  А  он
их наверняка потребует.
   - Кого волнуют претензии покойника?
   - Возможно, и никого, только вот я не хочу убить  его  просто  так,  за
здорово живешь. Да и при чем здесь солдаты? Они могут принять его сторону,
не разобравшись. Да и не дело  для  воина  копаться  в  интригах.  А  если
доносчик попросту врал? Мразь! Я самого себя презираю, что вообще стал его
слушать.
   - Да, но все-таки выслушал. К чему теперь огород городить?  Выбора  все
равно нет. Пока будешь выжидать, Рбаль обязательно что-нибудь пронюхает. И
тогда ударит первым. А утром уходит Эгдех.
   - Я понимаю, что ты прав, Даг, хотя мне это не  нравится.  Как  я  могу
убить своего же солдата? Рбаля надо взять под арест.
   - Зачем тебе такая морока?  Ему  ничего  не  докажешь,  придется  потом
освободить. Тогда-то он прирежет тебя без раздумий, тут же, на  месте.  Он
сейчас готов на все.
   - Может, и так.
   - Ты слишком  мягок,  Гольд.  Странно!  Не  могу  к  этому  привыкнуть.
Когда-то...
   - Когда-то, - оборвал его воспоминания о былом сотник, покачал  головой
и добавил: - А что... что с ней? Как думаешь, она в этом замешана?
   Иронической улыбки Даганадана он не заметил.
   - Сомневаешься? Она - это сердце, душа всей игры.
   - Нет, Даг, не может быть. Я знаю, что меня она ненавидит,  но  тебя-то
за что? А солдат? Десять солдат, Даг, десять жизней.
   - Как же ты наивен, Гольд. Во имя Шерни! Наивен, как и  Рбаль!  Это  же
все обман, иллюзия, Гольд.
   - Иллюзия, говоришь? Я чувствую эту женщину,  Даг.  Может,  потому  что
знаю  ее  дольше,  чем  ты.  Она  избалованна,   никчемна,   возможно,   и
пустоголова. Она привыкла  к  праздности,  потому  и  склонна  к  ней,  но
извращенности в ней не ищи.
   - Пусть так. Что произошло в конюшне? Скажи - ты и в самом  деле  хотел
ее изнасиловать?
   - Издеваешься, Даг? Она солгала.
   - Зачем?
   - Чтобы...
   - Породить ненависть, Гольд. Нет ничего проще, чем спровоцировать ее  в
наивных влюбленных дурачках вроде Рбаля.
   Гольд задумался.
   - Не угадал, Даг. Я уверен, что это не так.
   - Прав  я  или  не  прав,  Гольд,  все  равно.  Предупредить  нападение
необходимо, пусть даже Рбаль и погибнет. Меня не волнует, что  ты  на  это
скажешь. Теперь это мое дело.
   Гольд ошеломленно уставился на друга.
   - Мое дело, - повторил Даганадан. - За порядок  отвечаю  я.  Ты  можешь
лишить меня звания, вышвырнуть из легиона. Согласен, но  позже,  когда  мы
вернемся в казармы. Сейчас моя задача  -  поддерживать  дисциплину.  Я  не
намерен во время опасной экспедиции терпеть в  отряде  человека,  готового
убить своего командира. И своих товарищей, не забывай этого.
   Сотник понуро молчал. Тем временем  ночная  мгла  как  будто  понемногу
рассеялась.
   - Идем, Гольд. Уже светает.



        "12"

   - Как далеко отсюда до Края? - спросил Байлей.
   - Дня два пути, - не останавливаясь, ответила девушка. - Через Горы.
   Она обернулась, кинув взгляд на него через плечо. Он выдержал его,  уже
понимая, что в нем  не  так.  Под  длинными,  изогнутыми  вверх  ресницами
глядели, словно  насильно  вставленные,  совершенно  чужие  глаза.  Серые,
проницательные, по-мужски жесткие.
   - Что так разглядываешь?
   Он сделал неопределенный жест.
   Она отвернулась и пошла дальше.
   - Знаю, - сказала она, глядя перед собой. - Когда-то я тоже их боялась.
   Он не стал ни о чем спрашивать.
   - Может, когда-нибудь, кто знает... Я расскажу, как это  случилось.  Но
не сейчас, не сегодня. Хорошо?
   Посыпал плаксивый дождь. Громбелардское  небо  постепенно  просыпалось.
Каренира подняла голову.
   - Вечером грянет ливень, - сказала она, - какого Горы еще не видали.
   - С чего ты решила?
   - Знаю.
   Байлей все  время  удивлялся,  как  быстро  они  идут.  Старик,  шедший
впереди, для  своего  возраста  передвигался  весьма  энергично.  Проявляя
завидную ловкость и силу, он  вел  их  за  собой,  минуя  труднопроходимые
места, предпочитая обойти их, нежели рваться напролом.
   - Мы идем в сторону Разреза, - внезапно сообразил дартанец. - Неужели в
этих краях существует дорога, которая туда не ведет?
   Она звонко рассмеялась.
   - Есть, конечно, надо только знать, где и как ее искать.
   - Похоже, мне не дано понять Горы, - пробормотал он.
   - Пару лет назад я тоже так думала.
   Он вдруг споткнулся, чуть не сбив ее с ног. Она устояла сама, да и  его
поддержала.
   - Смотри под ноги, - иронично посоветовала она.
   Шли они целый день. Байлей временами спрашивал о том  о  сем,  Охотница
объясняла. По большей части разговор шел о Тяжелых Горах.
   Единственный горный массив Шерера, никогда не знавший снега. Даже самые
высокие вершины чернели голыми пиками, утомляя своим монотонным видом. Это
поначалу пейзаж  радует  своей  оригинальностью,  но  по  мере  того,  как
привыкаешь, от него начинаешь все больше уставать. Всюду  серые  и  черные
скалы, словно это зловещая пустыня, где нет ни пятна  иной  краски,  кроме
серой и черной. Тучи сливаются с оскалом черных вершин, и  тогда  кажется,
что  горы  достигают  неба,  а  небо  растворилось  в  горах,  будто  весь
Громбелард - невероятных размеров пещера.
   В Громбеларде гуляет один ветер, но весьма  странный.  Собственно,  это
непрерывное движение воздуха в определенном направлении с одной и  той  же
скоростью и силой, словно долгий вдох... или выдох. Повадки у этого  ветра
- что у дождя. То закапризничает, спрячется на день-два,  потом  судорожно
начинает сотрясать горы, как нездоровый кашель, бьет крылом по вершинам, и
снова - вдох, выдох, вдох...
   Да и голос у ветра такой же монотонный. Скоро перестаешь  его  слышать,
особенно когда он сливается с  шелестом  дождя.  Этот  общий  гул  пастухи
Громбеларда называют "пением гор". Так повелось, что тянется эта заунывная
песня многие года, века и, как повелела Шернь, до скончания дней.
   Сколько ни ходи по этим  горам,  радушия  не  встретишь.  Тяжелые  Горы
негостеприимны, а люди да коты - здесь чужаки, пришлые  из  другого  мира.
Здесь царствуют иные существа из Разумных. Разве что стервятники чувствуют
себя между скалами и рваными тучами как дома. Перевалы, вершины,  утесы  -
все их собственность, однако самих стервятников слишком мало, чтобы биться
за эту землю с человеком.
   Громбелардцы непоколебимо верят, что Тяжелые Горы -  живые.  Собственно
говоря, если приложить ухо к земле, можно  отчетливо  услышать  медленные,
ритмичные и глубокие удары. Сердце Гор...
   Где оно? Как глубоко? Говорят, что его удары  четче  всего  слышатся  в
окрестностях Громба, столицы Громбеларда.
   Тогда, может, действительно, ветер - дыхание Гор?


   - Над чем задумался, Байлей? - спросила Каренира.
   Тот витал где-то далеко в своих мыслях, и вопрос будто  вырвал  его  из
глубокого сна. Блики костра играли на его лице.
   - Скажи, Горы живые? - с серьезным видом спросил он.
   Вопрос ее озадачил, она с интересом заглянула ему в глаза.
   -  Громбелардцы  в  это  верят.  Пожалуй  что  живые.  Но   ты-то   как
почувствовал?
   Он пожал плечами, словно сам удивился собственным мыслям.
   - Отец, как думаешь? - обратилась девушка к Старику.
   -  Если   верить   старым   хроникам.   В   них   приводились   весомые
доказательства.
   Девушка с Байлеем обменялись удивленными взглядами.  Старик  улыбнулся,
но как-то невесело, и получилось натянуто.
   - Сегодня многое затерялось в  памяти  поколений,  -  сказал  он.  -  В
истории Шерера чередуются светлые и темные полосы, но как смутные периоды,
так и периоды расцвета не должны оставаться для людей белыми, непознанными
пятнами, о которых ведают одни лишь Посланники.
   Старик устроился поудобнее и погрузился в собственные мысли. Мешать ему
не хотелось, потому девушка и Байлей тоже затихли.
   - Это было еще в Старую Эру, Эру Людей, - вспомнил старец. - Две армии,
одна из Армекта, другая из Дартана, напали на дикий Громбелард.  Дартан  к
тому времени уже был завоеван,  а  вот  Громбелард  не  представлял  собой
единого государства. Так, горстка удельных княжеств, куда  более  хилых  и
раздробленных,  чем  многие  века  назад  Армект.  Казалось,  что  речи  о
достойной войне и быть  не  могло.  С  кем  ее  вести?  С  мелкопоместными
владельцами замков?  Не  то  рыцари,  не  то  разбойники.  И  все  же  они
объединились и дали мощный отпор. Кровавая битва произошла у  стен  Рикса.
Тогда он назывался Бролем. Рикс - это армектанское название. - Он кивнул в
сторону Карениры.
   - Оно означает - победа...
   - Именно. Однако победа не оказалась легкой, потому как в битве полегло
две тысячи армектанцев. Не  стала  она  и  окончательной,  так  как  война
длилась еще тридцать с лишним лет.
   - Такое сопротивление  оказала  горстка  князей?  -  удивленно  спросил
Байлей.
   - Не только. Воевали и горцы, и дикие пастухи.  И  наемные  разбойники,
когда-то опустошавшие страну целыми  бандами,  которым  платили  владельцы
горных крепостей. Армект ввязался в жестокую партизанскую войну, такую  же
тяжелую, как столетия назад у Северной Границы, и почти столь же кровавую,
как знаменитое Кошачье Восстание. Разбойники  бились  с  захватчиками  кто
ради добычи, кто ради войны как  таковой,  а  кто  чисто  из  ненависти  к
армект