огли
выбирать по своему  усмотрению;  чаще  их  вооружение  состояло  из  лука,
нескольких стрел и легкого меча.  Как  правило,  гонцами  были  невысокие,
хлипкого телосложения мужчины, но часто (значительно чаще,  чем  в  боевых
отрядах) среди них встречались и женщины, по  самой  своей  природе  более
хрупкие и, следовательно, более легкие.  От  гонцов  требовалось  отменное
умение ездить верхом, а также отличная память, поскольку  многие  известия
им приходилось передавать устно; что же касается всего прочего, им даже не
обязательно было уметь считать до трех...
   Обычно гонцы использовали коней с Золотых  Холмов,  что  в  центральном
Дартане, - кони эти были более крупными и быстрыми,  чем  их  армектанская
степная разновидность, но при этом более привередливыми и требовательными.
Покрытый пеной гнедой конь, несший на себе маленького  всадника,  был  как
раз  чистокровным  дартанцем.  Когда  открылись  ворота  заставы,   солдат
спрыгнул с седла и бегом помчался в  комендатуру.  Извещенный  о  прибытии
посланца, Амбеген приказал немедленно впустить новоприбывшего.
   На плацу начали собираться солдаты. Они  узнали  одного  из  гонцов  из
Алькавы и теперь, разбившись на небольшие группы, делились соображениями и
догадками. Двое конников Терезы, которым в тот  день  выпало  дежурить  по
конюшне, занялись гнедым. Пить ему не дали, лишь увлажнили морду,  обтерли
сеном спину и бока, накрыли попонами и стали водить по  двору.  Прекрасное
благородное животное, стоящее целого состояния,  было  заезжено  почти  до
смерти.
   Некоторое время спустя дверь комендатуры с треском распахнулась,  и  из
здания вышел Амбеген в сопровождении гонца. Отпустив солдата, который  тут
же побежал к своему  коню,  комендант  громко  назвал  имя.  Повторять  не
пришлось. Один из гонцов Эрвы в мгновение ока появился перед ним.  Получив
запечатанное письмо, он выслушал  несколько  негромких  указаний,  ответил
"так точно!" и помчался на конюшню.
   Солдаты на плацу начали нервничать. Услышав из уст Амбегена:  "Офицеров
ко мне!" - дежурный  легионер  отправился  искать  подсотников.  Комендант
вернулся в кабинет. Все видели, что он сильно взволнован.
   Подсотники явились тотчас  же.  Амбеген  велел  им  сесть,  после  чего
несколько мгновений смотрел на них, не говоря ни слова, затем взял в  руку
помятое, пропитавшееся потом письмо. Тереза и командир лучников обменялись
короткими  взглядами.  Письма  особой  важности  гонцы  прятали  порой   в
местах... попросту невероятных. Например, в штанинах,  под  рубашкой  -  и
неизвестно, где еще. В седельной сумке, где полагалось  возить  сообщения,
обычно лежал какой-нибудь пустячный, ни о чем не говорящий рапорт. Дело  в
том, что порой гонцы становились  жертвами  нападений.  Алерцы  читать  не
умели, но разбойники попадались грамотные...
   - От коменданта Алькавы, - сказал сотник. Пропустив "шапку",  он  сразу
начал читать  содержание  приказа:  -  "Немедленно  эвакуировать  заставу.
Пехота вместе со всем имуществом будет перевезена в Алькаву водным  путем.
Произвести  глубокую  и  обширную  разведку  местности   силами   конницы.
Многотысячные..." Здесь  подчеркнуто,  -  заметил  Амбеген,  на  мгновение
прерывая чтение.  -  "Многотысячные  силы  Серебряных  Племен  форсировали
Лезену выше и ниже  Алькавы.  Эвакуацию  провести  в  течение  трех  дней.
Завершив разведку не позднее тех же трех дней, конница должна  явиться  на
главную заставу округа. Приказ командирам конницы: в  поле  не  атаковать,
избегать столкновений". Конец.
   Он отложил письмо.
   - Конец, - повторил он. - Кто-то совсем свихнулся...
   - Что значит "избегать столкновений"? - разозлилась подсотница. -  Если
я встречу стаю, то что? Отпустить тварей целыми и невредимыми? Может,  еще
и провизии им подкинуть на дорожку?
   - Никаких дискуссий! - предостерегающе сказал  Амбеген.  -  Не  сейчас,
подсотница! - Он поднял палец. - Имей в виду, если дела  и  в  самом  деле
обстоят именно так, -  комендант  показал  на  письмо,  -  то  у  нас  тут
настоящая война, а мы к ней не готовы. Это вам не рейды, не  дозоры  и  не
патрули. Это война. В Алькаве, как я вижу, хотят сосредоточить все силы. А
их не так уж и много. Если конница начнет ввязываться в мелкие стычки... -
Он снова поднял палец, так как Тереза опять открыла было рот. - Ни  слова,
Тереза. Мне самому не слишком нравится то, что  здесь  написано.  Подумать
только, указания командирам конницы отдаются через голову коменданта!  Тем
не менее приказ совершенно ясен и будет в точности исполнен. Понятно?
   - Понятно, - мрачно ответила Тереза. - Так точно, понятно.
   - Подготовь людей.  Разведка,  -  назидательно  произнес  комендант,  -
глубокая и всесторонняя, но только разведка. Большое количество  усиленных
патрулей, но только патрулей. Поняла? А ты, -  обратился  он  к  командиру
пехоты, - займешься эвакуацией. Сначала запасы  воды  и  пищи,  фураж  для
коней,  затем  кузница,  столярные  инструменты,  весь  скарб  седельника,
шорника, сапожника  и  портного,  кухонная  утварь,  и  в  самом  конце  -
обстановка  солдатских  казарм.  В   таком   порядке   все   должно   быть
соответствующим образом упаковано и  сложено  на  пристани.  Под  охраной.
Усиль также сторожевые посты, в особенности на башне, поставь там  четырех
парней с хорошим зрением. Когда сделаете все, что надо, снова  явитесь  ко
мне.  Найдется  немного  времени,  чтобы  поговорить,  я  с  удовольствием
выслушаю, что вы думаете и что хотите сказать... Но сейчас - за работу.
   - Есть, господин! - хором ответили оба в ответ на речь коменданта.
   Амбеген остался один. Он еще раз прочитал  письмо.  Потом  посмотрел  в
окно. Его гонец как раз выводил своего сивку из конюшни.
   Сотник развернулся, медленно поднял руку и, неожиданно для самого себя,
грохнул кулаком о стену, аж доски затрещали.
   За четыре  года,  проведенных  на  Северной  Границе,  Амбеген  побывал
поочередно командиром топорников, заместителем коменданта Эрвы и, наконец,
добрался до коменданта. Первый раз в жизни он слышал о том, чтобы  бросали
заставу. Это означало отдать ее на растерзание  алерским  ордам,  то  есть
заставу полностью уничтожат, и позднее ее придется восстанавливать. А  это
потребует денег и времени, войско же надолго лишится  опорного  пункта.  В
кордоне застав появится дыра...  и,  судя  по  всему,  не  одна!  Вряд  ли
эвакуируют только Эрву, оставив остальные заставы в покое.
   Амбеген  догадывался   о   намерениях   Алькавы.   Учитывая   небывалую
численность алерских отрядов, было решено сосредоточить в одном месте  все
силы  округа;  обособленные,  слишком  слабые,  чтобы  оказывать  успешное
сопротивление, маленькие гарнизоны не составит  труда  разгромить.  Однако
комендант Эрвы опасался,  что  это  внешне  справедливое  решение  принято
преждевременно. Никакой угрозы пока что не чувствовалось.
   Да, алерцам явно известно, что из Эрвы ушла значительная часть  личного
состава.  Ночные  патрули  спугнули  их  разведчиков.  Однако  возвращение
конников остудило пыл алерских воинов, и нападения на частокол  больше  не
повторялись. Это свидетельствовало о том, что силы, готовые осаждать Эрву,
не крупнее обычного и вряд ли  насчитывают  много  тысяч  воинов.  Заставу
отдавали  даром,  добровольно  отказываясь   от   хорошо   подготовленного
форпоста,  который  мог  обеспечить  защиту  действующим  в  этом  регионе
войскам. Амбеген считал, что это ошибка. Однако он получил четкий приказ и
ничего не мог поделать.
   Впрочем, возможно, в Алькаве знают несколько больше, чем это следует из
короткого,  немногословного  распоряжения.  Вероятно,   какие-то   весомые
предпосылки свидетельствуют о необходимости собрать все силы в один кулак.
Не имея на этот счет никаких данных, Амбеген не мог и не хотел  подвергать
сомнению решение начальства. Его мучило другое - судьба отряда Равата. Его
заместитель оказался в незавидной ситуации. Мало того что по  армектанским
землям бегают алерские армии, каждая  из  которых  в  порошок  сотрет  его
отряд, даже не замедлив шага, так еще  по  возвращении  Равату  предстояло
обнаружить пустую заставу... Амбеген все же надеялся, что Рават появится в
Эрве прежде, чем из Алькавы придут речные барки,  чтобы  забрать  людей  и
имущество.  Жаль,  нельзя  было  выделить  заместителю  одного  из  конных
курьеров... Но в Эрве таких было только трое, одного  из  которых,  тяжело
заболевшего,  не  так  давно  перевезли  в  глубь  страны.  Второй   гонец
сопровождал отряд Терезы (и совершенно зря, поскольку  подсотнице  даже  в
голову не пришло сообщать о чем-либо на заставу). Так что Амбеген  не  мог
выделить  Равату  последнего  и  единственного  гонца,  который   у   него
оставался.
   Комендант снова посмотрел в окно. Подсотники времени даром  не  теряли.
Конники готовились к  выходу  в  поле,  группа  пехотинцев  маршировала  к
пристани. Сама пристань была укреплена и соединена  с  заставой,  но  так,
чтобы в случае необходимости можно  было  отказаться  от  ее  обороны,  не
ослабляя валов и частокола, защищающих собственно заставу.  А  можно  было
поступить наоборот - покинуть заставу и обороняться на пристани,  чтобы  в
крайнем случае уйти по реке. В Эрве было несколько небольших лодок.  Хотя,
конечно, с плоскодонными речными кораблями, которыми располагала  Алькава,
эти суденышки не выдерживают никакого сравнения.
   Убедившись, что все идет как надо, сотник уже собирался отойти от окна,
когда вдруг заметил Терезу, чуть ли не бегом направляющуюся к комендатуре.
Вскоре она уже стояла  перед  ним.  Злость  ее  прошла,  и  девушка  снова
выглядела не слишком красивой.
   - Я отдала приказы, беру половину конницы и выхожу в поле. Естественно,
только на разведку, - подчеркнула она.
   -  Я  бы  предпочел,  чтобы  ты  осталась.  Кстати,  чем  ты  собралась
командовать? Патрулем?
   - Патрулем, - кивнула она. - Тем, который пойдет дальше всех и  в  Эрву
уже не вернется. Сразу проследует в Алькаву.
   Он понял, что она имеет в виду.
   - Мне всегда казалось, что ты не любишь Равата? - сказал он  и  тут  же
пожалел о своих словах.
   Какое-то время она молчала, спокойно глядя ему в глаза.
   - Стыдно, комендант, - негромко ответила она. - Даже если  это  и  так,
что с того? Там ведь не только сотник Рават, с ним еще тридцать солдат. Да
будь он там один! Ведь это  армектанский  легионер.  А  я  -  армектанская
легионерка.
   - Прости, Тереза, - сказал комендант. -  Не  сумел  сдержать  язык.  Ты
права. Хорошо, найди его.
   - Есть, господин, - бесстрастно произнесла  она,  поворачиваясь,  чтобы
уйти.
   - Подожди.
   Несколько мгновений он напряженно размышлял.
   - Когда вернутся с разведки твои люди, в поле пойдет  вторая  половина.
Тот гонец из  Алькавы  пока  остается  здесь,  он  слишком  устал.  Возьми
второго, нашего. Если  нужно  будет...  если  действительно  будет  нужно,
слышишь? В общем, пришлешь его ко мне. Барки из Алькавы будут здесь  самое
раннее послезавтра утром. До этого времени, если твой гонец  обернется,  я
могу, собрав все патрули, отправить людей к  тебе,  в  назначенное  место.
Поняла, Тереза? Но рассчитывай свои силы.
   - Спасибо, господин. Хорошо, я... спасибо.
   - Прежде всего - разведка. Это может оказаться важнее всего остального.
   - Есть, господин.
   - Все. Чтоб я тебя больше не видел.
   - Есть, господин!



        "5"

   По  мере  того  как  легионеры  приближались  к  мосту   через   ручей,
накатывающаяся  со  стороны  степи  могучая   волна   алерских   всадников
становилась все гуще. Из леса тоже появились первые из  преследовавших  их
воинов.
   Пехота перебежала через мостик. Рават упорно держался в  конце  отряда,
оседлав вьючную лошадь. Прямо перед ним сражались со  своими  конями  двое
раненых солдат. Животные боялись ступить  на  непрочный  деревянный  мост,
только что громко стучавший под сапогами бежавших пехотинцев.  Сотник  уже
понимал, что отряд не успеет, будет окружен и вырезан под корень  у  самой
деревни.
   И тут он внезапно увидел, что топорники возвращаются. Лучники,  таща  и
поддерживая раненых, двигались дальше.
   - Вперед! - рявкнул подбежавший десятник топорников. - Шевелитесь же!
   Тяжелораненый щитоносец, едва держащийся в непривычном для него  седле,
получил  помощь  со  стороны  товарища:   конный   лучник   с   обмотанной
окровавленными тряпками головой каким-то образом  сумел  успокоить  своего
коня, схватил под уздцы лошадь, на которой сидел пехотинец, и  они  вместе
помчались к деревне. Рават хотел было пустить за ними свою вьючную лошадь,
чтобы самому  остаться  с  тяжеловооруженными  пехотинцами.  Но  Биренета,
бежавшая сразу за Дорвалем, решила иначе.
   - Пошла! - крикнула она, вбегая на мостик. - Ну, пошла же, кляча,  мать
твою!..
   Ругаясь, она ударила животное  обухом  топора  по  заду.  Конь  заржал,
дернулся и галопом понес Равата в сторону деревни. А буквально  через  миг
на мост ворвались серебряные всадники, ударив в железную стену щитоносцев.
Сотник, пытаясь справиться  с  конем,  не  видел,  что  произошло  дальше,
услышал лишь могучий лязг и грохот, смешанный с неистовыми воплями. Лишь у
самой деревни он сумел наконец остановиться; на мосту к тому  времени  шла
яростная резня. Офицер понял,  что  его  участие  в  этой  схватке  лишено
смысла. Он спрыгнул с коня и погнал его прямо в руки подбегающему  Астату.
Хотя бы эти дошли! Не раздумывая больше на  эту  тему,  сотник  побежал  к
лучникам, находящимся на полпути между речкой и деревней. Однако помощь не
требовалась;  легковооруженные  пехотинцы  тащили  только  двоих  раненых.
Одноглазый громбелардец исчез. Тела нигде не было видно, и  сотник  понял,
что солдат, несмотря на  раны,  пошел  вместе  со  своими  товарищами.  На
мост...
   Он  помог  провести  коней  и  раненых  через  неуклюжее   заграждение,
состоящее из опрокинутой повозки, каких-то лестниц,  лавок  и  неизвестно,
чего  еще.  Множество  таких  заграждений  было  возведено  между  домами.
Удостоверившись, что все нашли  убежище  в  пределах  этого  "укрепления",
Рават снова перевел взгляд туда, где все еще  сражались  тяжеловооруженные
пехотинцы.  Топорники  рубили  наездников  и  их  животных,   крики   боли
смешивались с боевыми  воплями  алерцев.  Узкий  мостик  в  мгновение  ока
оказался завален грудой  трупов  и  раненых.  Рават  видел,  как  треснули
хлипкие перила под тяжестью свалившегося на них животного с  всадником  на
спине. Во все стороны полетели брызги, вспенилась вода, в  которой  билось
раненое животное. Алерцы, видимо, поняли, что мост им не одолеть, и теперь
переправлялись через поток.
   Битва прервалась, топорникам отрезали путь к  отступлению,  после  чего
засыпали  со  всех  сторон  дротиками  и  стрелами.  Когда  очутившиеся  в
безопасности лучники Равата, передав раненых в руки крестьян, прильнули  к
заграждению рядом со своим командиром, вода как раз  поглощала  смертельно
раненного, добиваемого множеством копий  десятника  тяжелой  пехоты...  На
мосту оставались лишь громбелардец  и  Биренета,  стоящие  среди  десятков
сваленных в груду трупов животных, алерцев  и  людей.  Все  больше  воинов
соскакивали с животных, еще мгновение - и дикая толпа ворвалась на мостик,
с двух сторон сразу. Лязг и вопли зазвучали с новой силой.
   В течение долгих, очень долгих минут, пока двое  щитоносцев  сдерживали
атаку громадной стаи, легионеры в деревне хотели  верить...  да  нет,  они
вправду верили, что эти двое никогда не сдадутся, будут стоять так вечно и
рубить  врагов,  пока  не  останется  никого,  кто  мог  бы  им  угрожать.
Сокрушительные удары Биренеты чуть ли не подбрасывали  алерцев  в  воздух,
скидывая их в воду через разбитые перила. Видны были отблески на  доспехах
прикрывающего ее со спины товарища. Громбелардец,  полуслепой,  с  большой
опухолью, закрывающей здоровый глаз, мог видеть, самое  большее,  размытые
тени... Обеими руками держа топор, он валил эти  тени  до  тех  пор,  пока
какое-то оказавшееся более крепким,  чем  остальные,  копье  не  выдержало
удара о кирасу и не пробило ее.
   А  через  миг  в  руке  Биренеты  сломалась  рукоять  топора.   Девушка
попыталась вытащить меч, но за спиной ее уже не было светловолосого силача
из далеких гор Громбеларда... Ее окружили со всех сторон.  Возвышаясь  над
толпой  алерцев,  зажатая  в  смертельные  клещи,  она  била  кулаками  по
отвратительным мордам, разбивала головы, пока ее не  опрокинули,  пока  не
навалились всей массой, но и тогда еще  слышен  был  жуткий,  хриплый  рев
воина, которого она утащила за собой и сдавила в железных объятиях, прижав
к закованной в панцирь груди.
   Солдаты в деревне с болью  и  яростью  наблюдали  за  последней  битвой
товарищей, хотели бежать им на помощь, стыдясь того, что находятся  здесь,
в безопасности, среди домов и баррикад. Они столь рвались вступить в бой с
серебряными воинами, что  Рават  удерживал  их  чуть  ли  не  силой.  Юная
Эльвина, которой  могучие  мужчины  в  блестящих  кирасах  казались  почти
сверхлюдьми,  плакала.   Впрочем,   слезы   на   глазах   были   у   всех.
Тяжеловооруженные пехотинцы купили им жизни,  отдав  взамен  свои.  Гибель
громбелардца встретили молчанием, гибель девушки - слезами.  Они  плакали,
не стыдясь своих чувств перед окружившими их крестьянами.
   Серебряное Племя собирало своих "коней". Еще  мгновение  -  и  алерская
орда двинулась в сторону деревни.
   Лучники вытерли глаза.
   Не дожидаясь указаний командира, воины схватились  за  оружие.  Увидев,
что его солдатам не нужны приказы, Рават бросился к своему коню, вырвал из
колчана легкий лук и выдернул из седельной сумки колчан. Когда  серебряные
всадники оказались на расстоянии выстрела, в их  сторону  полетели  первые
стрелы. Четверо воинов почти  одновременно  свалились  со  спин  животных.
Тетива звенела без устали, то и дело падал на землю наездник, или с резким
кваканьем вставало на дыбы  раненое  животное.  Алерцы  подошли  к  самому
заграждению и тоже принялись пускать стрелы.  Застонал  раненный  в  плечо
легионер, но другие трудились не покладая рук, стрела летела за стрелой, и
почти каждая попадала в цель, раня, а нередко и убивая. Могло  показаться,
что не знающие промаха лучники, лучшие из лучших, побились об заклад,  кто
чаще натянет тетиву, кто первым опустошит колчан, кто уложит больше  всего
врагов... От вьючной лошади Дорлот тащил мешок с запасными стрелами, чтобы
сражающиеся лучники не испытывали в них недостатка.
   И внезапно  пришло  подкрепление!  Возле  баррикады  начали  появляться
разозленные крестьяне с оружием. Они стреляли  иначе,  нежели  солдаты,  -
целились дольше, тщательнее, хмуря брови и прикусив  губу,  попадали  тоже
значительно реже, чем лучники легиона... Однако совместные усилия  привели
к тому, что в рядах алерцев началось замешательство, все  больше  вехфетов
бегали без всадников, все больше раненых ползали  по  земле...  Нападавшие
все еще пытались стрелять из луков, иногда бросали дротики, но у  них  это
выходило крайне неуклюже; в суматохе попасть в цель было не так-то просто,
тем  более  что  скрытые  за  заграждением  защитники  представляли  собой
непростую цель. Алерцы пытались подобрать своих  раненых,  но,  когда  еще
нескольких всадников сбросило  на  землю,  понесшая  большие  потери  орда
развернулась и поспешно отступила за реку, потеряв по  дороге  еще  одного
воина, в спину которого вонзился сразу целый пучок стрел.
   Через баррикаду с трудом  перебрался  солдат;  блеснула  сталью  кираса
щитоносца. Дольтар обходил побоище... Он бродил с мечом  в  руке,  туда  и
обратно, иногда прижимал коленом к земле извивающегося воина и, схватив за
голову, перерезал ему горло. Никто  никогда  не  видел  у  Дольтара  таких
глаз...
   Все молча смотрели на него.
   Место топорника было там - на мосту. Дольтар не успел присоединиться  к
остальным тяжеловооруженн