же  легионеры  увидели  Равата,  отовсюду
раздались радостные, изумленные крики. Один за другим солдаты подъезжали к
нему, чтобы поприветствовать.
   Сотник лихорадочно высматривал Терезу и  наконец  увидел  ее  рядом  со
всадником на курьерской лошади. В атаке гонец не участвовал - лишь  теперь
появился на поле боя, ведя собственную битву с  целым  табуном  вьючных  и
запасных коней. Направлявшаяся к гонцу подсотница остановилась на полпути,
словно не веря, что и в самом  деле  услышала  звук  офицерского  свистка.
Пришпорив коня, она галопом поскакала туда же, куда и все.
   Услышав свисток, Тереза почувствовала, как застучала  кровь  в  висках.
Она сразу поняла, кто свистит, и  теперь  не  знала,  что  делать.  Тереза
ощутила прилив странной, необоснованной, ненужной  злости.  Однако  злость
тут же сменилась неподдельной радостью, столь  искренней,  что  подсотница
даже испугалась.  Этот  прилив  чувств  был  чем-то  большим,  чем  просто
радостью по поводу того, что пропавший отряд  все-таки  нашелся...  Тереза
попыталась задавить ненужные  эмоции  на  корню,  но  сделать  это  ей  не
удалось, что лишь прибавило изначальной злости.
   На  краю  леса  Тереза  появилась   и   разозленной,   и   обрадованной
одновременно. Осадив коня, она соскочила с седла. Тереза не знала,  что  и
сказать, почему-то ей вдруг захотелось от всего сердца обнять  сотника,  и
вместе с тем нарастало желание дать ему по  морде...  Пожав  плечами,  она
отчасти сердито, но все же по-дружески протянула  ему  руку.  С  языка  ее
готовы были сорваться и грубые, и теплые слова сразу.
   Сотник ничего не заметил. Он набросился на нее, словно  желая  наказать
неизвестно за какую провинность. Ошеломленная, Тереза не могла  понять,  в
чем дело.
   - Коня! -  метался  Рават.  -  Золотые  за  лесом,  а  в  лесу  у  меня
крестьяне... Дай мне коня! Скорее!
   Неожиданно, совершенно без причины, он ударил ее в грудь:
   - Ну, что стоишь?! Коня, быстро!
   Растолкав солдат, Рават бросился в сторону приближающегося гарнизонного
гонца. Одним прыжком оказавшись  на  спине  оседланной  лошади,  он  начал
собирать вокруг себя солдат. Те с неподдельным энтузиазмом повиновались.
   Тереза одиноко стояла на краю  леса.  И  странная  злость,  и  излишняя
радость куда-то бесследно пропали. Тереза поняла, что, не  нужная  никому,
даже собственным солдатам, она может стоять так до конца.  Каким  бы  этот
конец ни был... Конные  лучники  из  кожи  вон  лезли  при  виде  любимого
командира. Она привела их к нему. Теперь она не только  не  нужна,  скорее
даже мешает.
   - Рест! - крикнул Рават, только  сейчас  заметив  своего  десятника.  -
Рест!
   - Здесь, господин! - послышался радостный голос солдата.
   Полусотня рысью направилась туда,  где  делала  изгиб  линия  деревьев.
Тереза медленно подошла к своему коню и села в седло. Опустив голову,  она
потащилась следом за отрядом. Вскоре ее опередили несколько легко раненных
солдат. Они тоже хотели сражаться под началом сотника Равата...
   Конные лучники, ведомые уверенной рукой, достигли края лесного выступа,
свернули на юг и увидели перед собой свору,  до  которой  было  не  больше
четверти  мили.  Солдаты  инстинктивно  придержали  коней,   тут   и   там
раздавались  удивленные,  недоверчивые  возгласы.  Подобного  солдаты   не
ожидали! Разгоряченный Рават велел выровнять строй.
   Стая снова  остановилась.  Ветер  донес  хриплые,  беспокойные  голоса,
удивительно напоминающие приглушенный лай  крупных  собак.  Появившись  за
спинами своих всадников, Тереза увидела то же, что и они, и остолбенела.
   - О Шернь, нет... - пролепетала она.
   Пустив коня во весь опор, она подлетела к Равату.
   - Что это?! - завопила она, задыхаясь от гнева, к которому примешивался
неподдельный страх. - Что ты хочешь... Назад! - крикнула она всадникам.  -
Кругом, марш!
   - Здесь командую я! - бросил Рават.
   Золотое Племя не отступало. Вид  легионеров  произвел  на  них  немалое
впечатление, но после  минутного  замешательства  твари  начали  рычать  и
лаять, некоторые  колотили  по  широкой  груди  кулаками,  другие  грозили
толстыми обломками сучьев. Наконец часть стаи бросилась в  атаку,  увлекая
за собой остальных.
   Неожиданно перед мысленным взором Терезы встала ужасная  картина  -  ее
люди, растерзанные, перебитые, растащенные по степи, сожранные...
   - Эй, вы! - завизжала она, обращаясь к уцелевшим пехотинцам  из  отряда
Равата. - Там запасные лошади, берите раненых и прочь,  прочь  отсюда,  ну
же, прочь!
   Рават подскочил к ней. Сбитые с толку всадники  машинально  попятились.
Потеряв самообладание, Тереза выхватила висевшее у седла копье  и  древком
ударила Равата по голове - столь сильно, что тот свалился с коня.
   - Сотник ранен, командую я! - хрипло крикнула она. - Берите его! Назад,
все назад!
   Золотая стая неслась все быстрее.
   Рест и второй десятник спрыгнули с коней, совместными усилиями  усадили
полубессознательного сотника верхом и, снова  вскочив  в  седла,  с  обеих
сторон подхватили висевшие поводья.
   - Рест, ты командуешь! - металась подсотница. - Полусотня, назад! Рысью
- галоп - марш!
   Солдаты без промедления повиновались.  Тереза  въехала  в  лес.  Астат,
Агатра, какой-то лучник и Дольтар  тащили  к  северному  краю  леса  двоих
тяжело раненных солдат, снятых  с  повозки.  Агатра  несла  завернутого  в
тряпки, не подающего признаков жизни кота. Подсотница наклонилась в  седле
и  с  помощью  Астата  посадила  перед  собой  одного  из   тяжелораненых.
Одновременно она заорала во все горло, призывая к себе гонца  с  запасными
лошадьми. Наконец он появился среди деревьев. Солдаты помогли  полуживому,
раненному в живот лучнику  сесть  на  какую-то  лошадь,  а  затем  и  сами
оказались в седле.
   - Вперед! Дольтар! - вопила Тереза.
   - Нет, госпожа, - сказал топорник, здоровой рукой сжимая свое оружие. -
В лесу крестьяне со своими бабами и детьми... Мы с сотником  говорили  им,
что...
   Не закончив, он повернулся  и  пошел  защищать  крестьян,  которых  они
предали.
   - Дольтар!
   Стая с  хриплым  лаем  и  рычанием  ворвалась  в  лес.  Из-за  поворота
появилась вторая большая орда, мчавшаяся следом за  уходящими  всадниками.
Тереза пришпорила коня и пустила его с места в галоп.  Твари  были  совсем
рядом. Отчаянно  подгоняя  животное,  она  боялась  оглянуться,  поскольку
знала, что ближайший алерец не более чем в десяти шагах за ее спиной.  Она
могла поклясться, что слышит хриплое, тяжелое дыхание. Еще, еще немного...
Тереза про себя умоляла верного коня, чтобы тот ее спас. Ее и  себя.  Спас
от кошмарной золотой стаи, самой  крупной,  какую  ей  только  приходилось
видеть. Она даже и не слышала никогда о подобных стаях.
   Но солдат, лежавший без сознания поперек шеи коня, сдерживал его бег, а
потом вообще начал  сползать.  Охваченная  ужасом,  Тереза  изо  всех  сил
пыталась его удержать, но он был беспомощен и тяжел... Онемевшие пальцы не
выдержали. Тереза закричала. Конь споткнулся, а  потом,  освободившись  от
груза, помчался, словно выпущенная из лука стрела. Лай и рычание  остались
далеко позади - стая получила добычу... Пытаясь  сдержать  выступившие  на
глазах слезы, Тереза не могла оглянуться, была не  в  силах.  Она  бросила
раненого легионера, своего товарища.
   Бросила раненого легионера.
   Впервые в жизни.
   Струсила.
   Бросила раненого легионера...
   Тереза догоняла уходящий отряд; как  пережить  тот  момент,  когда  она
присоединится к солдатам? Присоединится одна... Она  заплакала,  сдавленно
выкрикивая какие-то обещания, что больше нигде, никогда...
   А потом, когда Тереза увидела убитого  коня,  рядом  с  которым  лежало
бездыханное тело Эльвины, ее обещание превратилось в клятву. Оторванная от
тела рука маленькой легионерки сжимала лук. Девушка приняла неравный бой с
тремя золотыми алерцами.




        "ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ВРЕМЯ СДВИГА"


        "8"

   Невысокие, пологие холмы покрывал лес, вернее,  то,  что  сверху  можно
принять за лес. Вместо деревьев по  земле  струились  чудовищные  лианы  с
сотнями толстых  извивающихся  стеблей,  из  которых  произрастали  тысячи
ответвлений поменьше, а из них - десятки  и  сотни  других,  еще  меньших.
Ветви  переплетались,  скрещивались,  более  мелкие   врастали   в   более
крупные... Все это, покрытое  редкой,  увядшей,  коричнево-желтой  осенней
листвой, составляло единый гигантский, спутанный в клубок организм. А  под
пологом этого поражающего своими размерами растения шла иная жизнь.  Среди
впившихся в грунт толстых, словно змеи, корней тянулся настоящий лабиринт,
скрытый в вечном полумраке.
   Небольшие, тесно сбившиеся рощи и леса росли неподалеку друг от  друга,
разделенные полосами совершенно  пустого  пространства.  Пробитые  навылет
огромными корнями Сверхрастения,  тернистые  заросли,  столь  густые,  что
сквозь них  не  пробралась  бы  даже  лисица,  представляли  собой  мощные
крепости, цель которых заключалась лишь в одном -  выжить.  Одеревеневшие,
усеянные шипами твердые стебли по краям каждой "крепости"  не  просто  так
торчали в грунте, иначе могли бы быть отрезаны или отгрызены  у  корней...
Прицепившись к растущим далеко в глубине деревьям-кустам, они  черпали  из
них соки, давая взамен защиту  от  пришельцев  извне,  в  сторону  которых
выставляли  быстро  отрастающие,  грозные  тернистые  шипы.  Из   середины
бронированных  рощиц  выстреливали  вверх  пучки  мощных  гибких  стеблей,
вонзающихся  в  брюхо  Сверхрастения.  Когда  всходило   солнце,   побеги,
защищенные  у  корней  колючим  кустарником,  затвердевали,   одновременно
расходясь в стороны. В  переплетении  ветвей  появлялись  небольшие  щели,
пропускающие желтые лучи солнечного  света,  и  тотчас  туда  выстреливали
слабые и уже  желтеющие  листья.  Когда  путешествующее  по  ощетинившимся
шипами  кустам  солнечное  пятно  перемещалось  в  сторону,  листья  снова
скрывались в глубине. Это была крепость, обитатели которой поддерживали  и
питали ее стены, взамен предоставляющие им защиту.
   Лишь нечто подобное могло выжить под проклятым небом... Или нечто столь
же огромное, как Сверхрастение.
   Где-то далеко в полумраке послышался топот... Галоп!  Явно  различались
три такта. Но это не мог быть конь! Топот нарастал, земля  начала  дрожать
под тяжелой поступью... В глубине, среди змееподобных  корней,  промчалось
нечто огромное, могучее, словно гора, и исчезло  в  лабиринте  перелесков.
Топот быстро удалялся и наконец затих.
   Тишина.
   Только когда  наступила  тишина,  стало  ясно,  сколь  она  безмерна  и
глубока... Здесь не шумел ветер. Не пели птицы,  не  жужжали  насекомые...
Никаких признаков жизни.
   Высоко-высоко на склоне одной из возвышенностей,  возле  куполообразной
вершины, где спутанные ветви Сверхрастения пропускали больше света,  росла
еще одна тернистая  рощица.  Но  нет!  То  была  стена,  защитное  кольцо,
возведенное из твердых,  как  железо,  черных  шипастых  стеблей.  Большое
кольцо, окружающее вершину холма, словно  терновая  диадема.  Внутри  было
нечто напоминающее возделанные поля. Может, весной они и были зелеными, но
сейчас, поздней осенью, их  чернота  свидетельствовала  о  том,  что  поля
мертвы. Странные угодья окружали вершину...
   Внутри первого кольца  находилось  другое,  поменьше,  расположенное  в
самой середине. Шипастая стена заслоняла вид, однако  над  ней  вздымались
клубы серого дыма...
   Возникли ворота. Именно возникли - внезапно открылись  в  самом  центре
стены. Прежде они ничем не выдавали своего существования.  В  пространство
между внешней и  внутренней  стенами  выехал  небольшой  отряд  всадников,
вооруженных луками  и  копьями.  Кроме  того,  на  всех  были  панцири  из
прямоугольных пластинок правильной формы. Богато  разукрашенные,  покрытые
прекрасными рисунками щиты подскакивали на  спинах  воинов  в  такт  шагам
верховых животных.
   Следом  за  всадниками  двигались  несколько   пеших   воинов.   Ворота
закрылись. Вся группа достигла внешней стены, и тотчас  же  появились  еще
несколько пеших солдат, видимо стоявших на  страже.  Открылись  ворота  во
внешнем ограждении, но, как только последний из воинов выехал  за  пределы
охраняемой территории, стена снова стала сплошной.
   Сменившиеся часовые вернулись в центральный круг. Всадники  направились
вниз по склону холма.
   Сначала  они  двигались  по  открытой,  почти  пустынной  местности.  В
полумраке под ногами животных стелилась жесткая, упругая трава.
   По прошествии некоторого времени  начали  появляться  первые  утыканные
шипами рощи. Всадники равнодушно огибали  их,  но  близко  не  подъезжали,
словно опасались, что одеревеневшие острия, словно когти, схватят  любого,
кто окажется в пределах их досягаемости...  После  довольно  долгого  пути
перед отрядом вырос новый лес -  отличный  от  предыдущего,  и  не  только
размерами. Широколиственные,  раскидистые  растения  выглядели  нежными  и
хрупкими. Их густо растущие кроны едва достигали голов продирающихся через
ажурные  заросли  всадников.  Легкость  и  воздушность  этого  леса  столь
отличались от мрачной суровости всего прочего в этом  мире,  что  казались
здесь совершенно неуместными. Тем более  необычной  была  осторожность,  с
которой всадники относились к растениям, раздвигая их в стороны,  заботясь
о том, чтобы ни одного не повредить...
   В глубине леса  обнаружилось  обширное  пространство,  поросшее  только
молодыми растениями, еще более нежными и слабыми, чем деревья на окраинах.
Там шла напряженная работа: десятка полтора воинов, таких же,  как  только
что прибывшие, собирали и связывали  в  большие  пучки  срезанные  молодые
листья. Сразу же стало ясно, для чего нужны  собираемые  запасы:  верховые
животные начали осторожно срывать листики поменьше, придерживая  зубами  у
основания и отделяя легким рывком. Но  животные  не  пережевывали  их,  не
разгрызали...  Пища  в  неповрежденном  виде   отправлялась   в   желудок,
проглатываемая вместе с большим количеством слюны.
   Из зарослей вывели большое  стадо,  на  которое  стали  грузить  связки
растений. Похоже, воины  из  утыканной  шипами  цитадели  приехали  только
затем, чтобы дать указание  своим  собратьям  заканчивать  работу.  Вскоре
животных повели к краю леса.
   Несшиеся большими прыжками, покрытые рыжей щетинистой шерстью  существа
появились неизвестно откуда. Когда воины вышли  из  зарослей,  последовала
яростная,  внезапная  атака.  Раздались  несколько   громких,   отрывистых
возгласов, но их заглушило горловое рычание, переходящее  в  хриплый  лай.
Перепуганное  стадо  обратилось  в  бегство.  Всадники  в  одно  мгновение
спрыгнули со спин верховых животных и храбро встретили нападавших. Одно из
рыжих существ с разгону само наткнулось на черное копье,  которое  держали
уверенные руки. Древко треснуло. Рыжая тварь, пробитая  навылет,  повалила
своего убийцу на землю и могучим ударом  примитивной  дубины  сломала  ему
шею, а затем с рычанием вонзила клыки в уже мертвое лицо, превращая его  в
кровавую кашу. Следующий прыжок был коротким и неудачным...  Ломая  ветви,
тварь упала среди нежных кустов на самом  краю  леса.  Из  стеблей  ударил
белый сок. С рычанием  и  лаем  рыжее  существо  начало  метаться,  словно
сжигаемое живым огнем.
   Из толпы сражающихся донесся громкий крик, узкий луч  падающего  сверху
света блеснул на острие железного меча. Воины со  щитами  проигрывали,  их
панцири поддавались под ударами лап, сами же они гибли, терзаемые  когтями
и клыками. Только двое, в самой  середине  сражения,  еще  сопротивлялись.
Выщербленный железный меч отрубил очередную  волосатую  лапу,  но  тут  же
отлетел в сторону, выбитый из руки умирающего. Почти сразу за ним упала на
землю  секира  его  товарища  -  крепкая  железная  секира,  отобранная  у
крестьянина из армектанского селения.


   Зима наступила позже обычного, зато разыгралась не на  шутку.  Частокол
заставы оброс  глубокими  сугробами;  внутреннее  пространство  неожиданно
уменьшилось, ибо всюду  громоздились  огромные  кучи  снега,  убранного  с
плаца. В комнате коменданта  царил  полумрак.  Хотя  до  вечера  было  еще
далеко, сидевший за столом крепко спал, опустив голову на руки.
   Это был не Амбеген... У спящего были черные как смоль волосы и не столь
широкие плечи.
   Внезапно офицер вскрикнул во  сне  и  резко  поднял  голову.  В  то  же
мгновение в окно, прямо в комнату, прыгнул бурый кот в голубом  мундире  с
узкими белыми нашивками десятника.
   Рават неподвижно сидел за столом, полусонно глядя на разведчика.  Потом
поплотнее запахнул свою короткую куртку: в комнате и  в  самом  деле  было
немногим теплей, чем снаружи, только что  ветер  не  бушевал.  Недовольный
неуклюжим прыжком Дорлот, сильно хромая на левую переднюю лапу, прошел под
столом и сел на пол у двери, словно именно через нее и вошел.  Чуть  криво
сросшийся  хвост  слегка  двигался  из  стороны  в  сторону,   разбрасывая
приставшие к шкуре снежные хлопья.
   - Кажется, я пришел не вовремя, но, увы, по делу, - промурлыкал кот.  -
Сколько раз можно видеть одни и те же сны, комендант? Уже все  солдаты  об
этом знают.
   - Это не обычные сны, Дорлот. И тебе это прекрасно  известно,  -  глухо
ответил офицер. - То же самое снится  Агатре  и  Астату,  снилось  и  тому
молодому парню, лучнику, до того как он погиб... Всем, кто был со  мной  в
той проклятой деревне. Всем, кроме  тебя...  Холодно  здесь,  -  рассеянно
заметил он, потирая озябшие руки. - Надо бы окна починить.
   - То поле боя видели многие солдаты. Не первое сражение и не последнее,
- хмыкнул кот.
   Дружеские чувства, которые питали друг к другу все,  кто  участвовал  в
памятном  походе  Равата,  намного  превосходили  приятельские  отношения,
появляющиеся порой между хорошим командиром и подчиненными, - превосходили
настолько, что их тщательно скрывали от служивших  на  заставе  солдат.  И
дело не только  в  том,  что  пришлось  пережить  во  время  обороны  Трех
Селений... Источник этой  дружбы  заключался  в  чем-то  ином.  Коменданту
нельзя особо выделять кого-то из своих  солдат,  так  что  положение  было
крайне щекотливым. Впрочем,  сейчас  Дорлот  и  Рават  были  одни.  И  кот
позволил  себе  выказать  неодобрение,  чего  никогда  не  сделал  бы  при
свидетелях.
   Поле боя под Алькавой... Рават прикусил губу: слова  Дорлота  пробудили
горькие воспоминания.
   - Сам знаешь, нам очень редко снится Алькава... - вполголоса сказал он.
- Вначале еще снилась, а потом... Вот уже два месяца я сам  не  знаю,  что
мне снится... А сегодняшний сон... Это были алерцы.
   - Я своих снов не помню, - сказал кот, как обычно,  опередив  человека,
утомленного разговорами на одну и ту же тему. -  И  раньше  не  помнил,  и
после Трех Селений тоже. Но я принес  его  благородию  сотнику  Д.Л.Равату
приказ о назначении на постоянную должность.  Теперь  ты  комендант  Эрвы,
господин. Уже не временный. Насовсем.
   - Откуда эта новость? - Сотник перестал потирать  руки  и  поднялся.  -
Гонец? Из Тора?
   - Только что  прибыл.  Ничего  срочного.  Одно  письмо  было  приказано
передать дежурному офицеру, а сегодня дежурю я... Видимо,  считается,  что
новому коменданту недостойно получить известие о собственном назначении из
рук гонца, - язвительно заметил кот. - Дурацкие уставы.
   - Подобный приказ должен вручить начальник назначаемого, но  начальника
нет, и в Торе об этом прекрасно знают, - раздраженно объяснил Рават. - Так
что приказ пришел на имя дежурного... Где письма?
   - Под мундиром. Я велел сунуть их туда.
   Кот редко разгуливал в мундире, хотя именно так  полагалось  одеваться.
Сейчас, однако, ему выпало дежурить, было холодно... а кроме того,  мундир
офицера нравился ему больше, чем  мундир  обычного  легионера.  Подпрыгнув
несколько раз, он вытряхнул на пол четыре письма,  из  которых  одно  было
распеч