ные еще на заставе, в точности подтвердились.
   "Давай! - мысленно произнес сотник. - Дорваль, парень, давай, ну!"
   Десятник не подвел. Рават  ударил  кулаком  по  бедру,  увидев,  как  в
двухстах шагах за спинами  алерцев  среди  деревьев  появляются  прикрытые
щитами силуэты  тяжеловооруженных  пехотинцев,  быстро  выстраивающихся  в
ровные ряды. Их тоже не заметили! Мгновение - и вдоль края леса прокатился
могучий рев бросившихся следом за стаей  топорников.  Нападение  оказалось
куда более внезапным, чем рассчитывал Рават, поскольку стая  уже  миновала
укрытие  пеших  лучников,  напротив  которого  он  собирался  сразиться  с
алерцами. Астату теперь придется немного  передвинуть  своих  людей...  Но
боевой клич пехоты раздался как раз вовремя; у десятника тяжеловооруженных
пехотинцев была голова на плечах!
   Стая поспешно меняла фронт, одновременно  пытаясь  развернуть  фланг  в
сторону степи. Должно быть, алерцы не верили своим глазам: чтобы атаковать
таким малым  количеством  людей,  нужно  быть  подлинным  безумцем!  Удары
тяжелой  пехоты  алерцы  обычно   принимали   на   месте,   предварительно
спешившись, но сейчас расклад сил был настолько неравным! Не тратя времени
на особые приготовления, племя самоуверенно двинулось в контратаку.  Самые
сокровенные желания Равата воплощались в действительность. Сотник  опустил
копье.
   - Марш! Рысью - марш!
   Больше команд не потребовалось. Они выдвинулись  на  край  леса  ровно,
деловито, быстро  и  сформировали  двойную  шеренгу,  обращенную  к  стае.
Солдаты на описывающем дугу фланге пустили коней рысью; те, кто был  ближе
к  лесу,  шли  медленнее,  пока  все  не  выровнялись.   Послышался   клич
бросающейся в атаку легкой пехоты  -  протяжный,  постепенно  нарастающий,
вздымающийся волнами. Приученные к езде в строю, лошади ступали бок о бок.
   Контратака алерцев против топорников  распалась  еще  в  самом  начале:
несколько наездников  не  заметили  или  не  услышали  новой  опасности  и
продолжали мчаться к тяжеловооруженным пехотинцам, в то время  как  другие
сдерживали  своих  уродливых  "коней",  выкрикивали  какие-то  приказы,  а
последние ряды снова меняли фронт, выстраиваясь  против  мчащейся  на  них
армектанской конницы, - и все вместе  лихорадочно  пытались  перестроиться
для  обороны  от  неожиданной  двусторонней  атаки.  Наступило  неизбежное
замешательство, которое все нарастало, превосходя  самые  смелые  ожидания
Равата! Одно из верховых животных алерцев, очевидно, упало, ибо  в  центре
стаи возник беспомощный, спутанный клубок... Рават пустил своих  всадников
галопом. Еще недавно он мысленно умолял топорников  появиться  на  равнине
вовремя, но теперь основной расчет был на Астата  -  Рават  надеялся,  что
тройник сориентируется в  постоянно  меняющейся  обстановке  и  забудет  о
приказах. Лучшего случая не представится! Клубящаяся перед  самыми  носами
лучников толчея представляла собой самую идеальную цель в мире!  Несколько
стрел и...
   Астат понял, что надо делать. Мчащийся во главе конницы  Рават  не  мог
заметить мелькающих  стрел,  но  увидел  алерских  животных,  мечущихся  и
сбрасывающих воинов на землю. С края леса летела стрела за стрелой, и  все
попадали в цель, а иначе и быть не могло! Стая окончательно превратилась в
беспорядочный клубок, и тогда с двух сторон, почти  одновременно,  ударили
топорники Дорваля и конники Равата!
   Прошло совсем немного времени с того момента,  когда  тяжеловооруженные
пехотинцы вышли на равнину, и  до  мгновения,  когда  вместе  с  атакующей
конницей они ударили по врагу.  Топорникам  нужно  было  пробежать  двести
шагов, а конникам - самое большее пятьсот.  Совершить  за  это  время  два
разворота и умело разделить силы на два фронта стая явно не успела бы, ибо
это превосходило возможности  самых  обученных  войск  мира.  Использовать
численное  превосходство  алерцы  тоже  не  смогли:  их   воины   метались
беспорядочной толпой, пронзаемые стрелами лучников  Астата.  Атакуемая  со
всех сторон стая почти не сопротивлялась. Острия армектанских копий  смели
с  "коней"  нескольких   наездников,   отчаянно   пытавшихся   перейти   в
контрнаступление, после чего вонзились в беспомощную толпу.
   Разогнавшиеся армектанские кони, более тяжелые и сильные, чем  алерские
животные, легко  опрокинули  первые  ряды.  С  другой  стороны  топорники,
оставив за спиной изрубленные трупы  нескольких  алерцев,  слишком  поздно
отказавшихся от контратаки, снова сомкнули треугольный строй и били теперь
как в барабаны, разбивая верховым животным головы, дробя топорами колени и
бедра наездников, отталкивая  большими  щитами  ревущую  толпу  раненых  и
охваченных паникой алерцев. В этой толпе бессмысленно гибли  те,  кто  еще
мог и хотел оказывать сопротивление.
   В отличие от конных лучников Равата, самым большим козырем которых была
внезапность удара, сила натиска топорников  не  ослабевала.  Слабые  копья
алерцев  не  могли  справиться  с  крепкими  щитами  и   толстым   железом
нагрудников. Бывало, что тяжеловооруженные пехотинцы терпели поражение  от
подвижных и ловких серебряных  воинов,  но  лишь  тогда,  когда  те  могли
использовать эту подвижность и ловкость. Не имея времени  и  места,  чтобы
отыскать слабину закованных в доспехи людей,  алерцы  безнадежно  пытались
остановить сокрушающую их железную стену, тыча в нее почти  вслепую  своим
примитивным оружием, но всюду встречали лишь  щиты,  кирасы  или  тяжелые,
большие шлемы, почти полностью скрывающие лица противников.
   Рават и его конники, с  легкостью  уничтожив  фланги,  теперь  отчаянно
рубили мечами - сдерживать врага становилось все труднее,  и  им  пришлось
перейти от атаки к обороне. Топорники продолжали  двигаться  вперед,  хотя
уже медленнее, поскольку сопротивление  возрастало,  а  убитые  и  раненые
воины (тем более искалеченные, беспомощно мечущиеся  животные)  затрудняли
доступ к следующим рядам.
   Исход сражения решили лучники.
   Численное превосходство алерцев было  подавляющим.  Потеряв  убитыми  и
ранеными без малого половину  воинов,  стая  все  еще  вдвое  превосходила
числом атакующих. Из-за самой массы сражающихся раздавить их одним  ударом
было невозможно. Однако те, кто застрял в середине,  понятия  не  имели  о
том, какие силы их громят. Пока воины с флангов, вынужденные защищать свою
жизнь, кое-как сдерживали натиск врага, те, кто был в середине, все так же
видели  лишь  гибнущих  от  стрел  товарищей.  Раненые  стрелами  верховые
животные метались как бешеные, делая суматоху просто невообразимой. Стрелы
продолжали лететь одна за другой - невероятно  быстро,  непрерывно;  могло
показаться, что невидимых лучников не шесть, а шестьдесят.
   Наконец  зажатые  между  армектанской  конницей  и  топорниками  алерцы
брызнули в разные стороны, стремясь вырваться из вражеских  клещей.  Часть
бросилась в сторону степи, другие рванулись к  деревьям.  Получив  свободу
движений, серебряные воины легко могли обойти  с  флангов  короткие  линии
легионеров, и ситуация стала бы диаметрально  противоположной.  Однако  ни
один из алерских командиров не был властен  над  ходом  сражения,  а  ведь
нужно было правильно распределить силы, показать, кто и где должен нанести
удар. Это могло произойти в лучшем случае стихийно, но для таких  маневров
требовалось  прекрасно  организованное  войско,  состоящее  из   обученных
солдат, которые способны оценивать обстановку и принимать  самостоятельные
решения.
   Алерская стая не отвечала  ни  одному  из  этих  условий.  Воины  самым
настоящим образом удирали и не услышали бы никаких приказов, даже если  бы
было кому их отдавать. Тем не менее сидевший в кустах Астат  не  собирался
перегибать палку. Стая была разбита, и, учитывая недостаток сил, не  имело
смысла вынуждать недобитых алерцев к дальнейшей отчаянной обороне. Поэтому
командир лучников поспешно убрал своих  людей  с  дороги  бегущего  врага.
Отодвинув солдат чуть в сторону, он предоставил  разбираться  с  остатками
стаи топорникам и коннице, сам же выставил  чуть  дальше,  в  глуби  леса,
двоих  лучников  -  как  подстраховку  на  случай,  если  алерцы  вздумают
вернуться на поле  боя.  Лишившись  прекрасной  мишени,  каковой  являлась
сбившаяся в клубок середина стаи, Астат сменил тактику:  вместо  множества
выпускаемых наугад, лишь бы быстрее, стрел с края леса полетели  одиночные
стрелы, тщательно нацеленные на одиночные мишени. На землю  рухнул  первый
бегущий по степи воин, за ним второй и третий; на  этом  фоне  раздавалось
болезненное, жуткое кваканье раненых алерских  животных.  Прикончив  таким
образом нескольких беглецов, лучники перестали стрелять - не было  смысла.
Стрелы заканчивались, да и следовало сохранить  хотя  бы  несколько  -  на
всякий случай.
   Подавив остатки сопротивления, щитоносцы и конники  завершили  побоище,
разрубая топорами головы обезумевшим от боли  животным,  закалывая  мечами
или пришпиливая к земле копьями не способных  защищаться  воинов.  Умолкли
стоны и вопли,  замерли  последние  судорожные  движения.  Поле  боя  было
мертво.
   Лучники вышли из леса, но "мужскую"  тройку  Астат  тут  же  вернул  на
прежнее место  -  охранять  отряд.  Рават  это  заметил  и,  успокоившись,
приказал собрать раненых и убитых легионеров. Он соскочил с седла и устало
двинулся по полю боя. Работа тяжеловооруженных пехотинцев повергла  его  в
неподдельное изумление, хотя в жизни ему довелось повидать всякое.  Однако
топорники редко бывали под его началом. Он отдавал себе отчет в том, сколь
значительна сила ударов тяжелой пехоты, и все же одно дело - отдавать себе
отчет, и совсем другое - видеть  собственными  глазами...  Землю  усеивали
изрубленные трупы. Многих воинов прикончили вместе с верховыми  животными,
и мертвые всадники все еще "сидели" на спинах "коней". У многих трупов  не
хватало рук или ног. Голова одного алерца была разрублена ровно пополам  -
топор остановился лишь на уровне шеи.
   Осмотрев работу тяжеловооруженных  пехотинцев,  сотник  перевел  взгляд
туда, где из тел торчали во все стороны украшенные белым оперением стрелы.
Большинство алерцев, в которых попали легкие, не обладающие большой  силой
стрелы, нужно было добить, но в тесноте раненый  всадник  создавал  больше
замешательства,  нежели  труп...  Не  число  убитых,  но  именно  всеобщая
суматоха предопределила исход битвы.
   Рават покачал головой. Он никогда не  хвалил  солдат  за  то,  что  они
исполняют свои обязанности, делают работу, за которую им платят.  Не  стал
он делать этого и сейчас. Однако он задержал свой взгляд  на  Астате...  и
худощавый лучник,  казалось,  вырос  от  одного  этого  взгляда,  чувствуя
искреннее восхищение, признание и уважение командира.
   Около тройника стояла пятнадцатилетняя Эльвина. Это был ее первый  бой,
и вообще, она впервые в жизни видела алерцев... Девушка  послала  в  толпу
немало стрел, и теперь ей довелось вблизи увидеть тех, в  кого  попали  ее
стрелы. Эльвина была потрясена. Рават уже успел забыть, какое  впечатление
производят на человека  -  и,  пожалуй,  на  любое  шерерское  создание  -
существа с той стороны границы. От трупов воинов и  животных  веяло  почти
осязаемой чуждостью.
   Сглотнув слюну, девушка посмотрела  на  лежащего  у  ее  ног  алерского
"коня"; судя по ее  лицу,  ничто  на  свете  сейчас  не  заставило  бы  ее
дотронуться  до  существа,  на  которое  она  сейчас  смотрела.   Животное
размерами поменьше лошади было покрыто мягкими,  нитевидными  черно-серыми
волосами, похожими на плесень.  Копыт  не  было,  ноги  напоминали  скорее
собачьи лапы, только странно утолщенные на концах, корявые и бесформенные,
со множеством дополнительных суставов; сотник знал, что некоторые  из  них
блокируются или  приходят  в  движение  в  зависимости  от  скорости  бега
животного, а также местности,  по  которой  оно  идет.  Холка  поднималась
намного выше зада,  так  что  очертаниями  животное  несколько  напоминало
зубра. Оскаленные  зубы,  между  которыми  сочилась  желтая,  подкрашенная
кровью пена, ничем не напоминали зубы травоядного, но  и  клыками  хищника
они тоже быть не  могли.  Разбитая  топором  голова  была  начисто  лишена
чего-либо хотя бы отдаленно напоминающего уши. Глаза, расположенные  между
двойными толстыми складками кожи, торчали в каком-то бело-розовом  студне,
отчего казалось, что они могут вытечь при любом  движении  головы.  Однако
самым жутким и, в некотором смысле, зловещим был вид самих глазных  яблок.
Это были человеческие глаза. Самые настоящие человеческие глаза.  Голубого
цвета. Отличий не было никаких.
   Девушку стошнило. Рават сделал вид, что не заметил.
   - Они очень выносливы и подвижны, но  не  слишком  быстры,  хотя  могут
долго бежать, - сказал он, подходя. - Движутся тише, чем кони,  и  в  лесу
чувствуют себя лучше. Для  атаки  они  малопригодны  -  слишком  слабые  и
легкие, к тому же непослушные. Алерцы называют их "фехсф" или что-то вроде
того, слишком трудно воспроизвести... Мы называем их "вехфеты". Ты  хорошо
себя показала, лучница, - добавил  он,  поворачиваясь.  -  Я  очень  тобой
доволен.
   Он отступал от собственных принципов, но девушка нуждалась в поддержке.
   На  краю  леса  уложили  шестерых  убитых.  Чуть  поодаль  перевязывали
раненых.  Больше  всего  пострадала  конница,  щитоносцы  оказались  более
защищенными от алерских дротиков.  Хотя  у  серебряных  воинов  имелось  и
кое-какое армектанское оружие. Трофейное, естественно...
   Биренета и Дольтар вели под руки громбелардца. Шлема на  нем  не  было,
его сорвали в бою. С залитого кровью лица смотрел лишь один глаз, нос  был
сломан и разодран, лоб глубоко рассечен. С виска свисал лоскут живой кожи.
Топорника посадили среди остальных раненых. Похоже, он не чувствовал боли,
глядя вокруг уцелевшим глазом и словно спрашивая, что  случилось,  кто  он
такой и где находится. Однако больше всего пострадал один  из  конников  -
гладкое острие алерского дротика пробило кольчугу  и  вонзилось  в  живот,
после чего древко сломалось. Рават разбирался в ранах...  впрочем,  особые
знания тут не требовались. Легионер - не слишком красивый, всегда  немного
мрачный молодой парень - умирал. Рават бывал с ним во многих  походах.  Он
сел рядом, взял солдата  за  руку  и  отеческим  движением  взъерошил  ему
волосы.
   - Моего коня, господин... добили? Он мучился... Добили?
   - Добили.
   - Это хорошо,  господин.  Хороший  конь.  Хороший  солдат,  господин...
легионер. Не нужно, чтобы он мучился. Правда, господин?
   - Он уже не мучится, сынок... Спи.
   Солдат закрыл глаза, сжал ладонь командира - и умер.
   Рават еще раз взъерошил ему волосы и встал.
   С побоища  доносились  возгласы  и  смех  солдат.  Рават  увидел  двоих
топорников, вытаскивающих из-под трупов раненую алерку. Серебряные Племена
брали с собой в походы самок. Это было  связано  с  какой-то  традицией...
собственно, истинных  причин  никто  не  знал,  ходили  лишь  всевозможные
догадки. Достаточно того, что каждая отправлявшаяся в набег стая  брала  с
собой алерку. Одну, иногда двух.
   Внешне самка несколько отличалась от обычных воинов. У нее  была  более
светлая кожа, желто-коричневая, на  лице  почти  полностью  желтая.  Кроме
этого, особой разницы не было. Голова и лицо на первый взгляд имели  очень
много человеческих черт. В мертвом состоянии  алерки  были  не  так  уж  и
уродливы... Их лица отличались широко расставленными глазами и  удлиненной
формой; неподвижные, они не  вызывали  отвращения.  Однако  кожа  скрывала
мышцы, действовавшие совершенно иначе, чем человеческие, и  мимика  алерки
была до такой степени чуждой, что попросту отталкивала,  приводя  в  ужас.
Более того, эта чуждость как будто разрушала весь  установившийся  порядок
вещей, вызывала приступ почти неудержимой  ненависти  и  гнева,  в  голову
нормального человека приходила  единственная  мысль:  убить!  Уничтожение,
превращение  этого  лица  в  ничто  -  единственный  способ  хоть   как-то
восстановить равновесие.
   Солдаты  разглядывали  добычу.  Алерка   металась   в   тяжелых   руках
топорников, подвижные тонкие  губы  складывались  в  невероятные  гримасы,
обнажая очень мелкие, разной формы зубы. С длинного, буро-красного языка в
огромных количествах стекала слюна, у алерцев это было проявлением страха.
Существо что-то выло и  кричало  на  своем  гортанном,  непонятном  языке.
Вконец разозленный рослый топорник вырвал алерку из  рук  товарища,  после
чего, не отпуская худую, снабженную вторым локтем руку, развернулся вокруг
собственной оси, раскрутил тело над головой и со всей силы ударил о землю.
Ошеломленная ударом и болью, самка беспомощно корчилась, словно  муха  без
крыльев и половины ног. Выломанная из сустава, размозженная  в  нескольких
местах рука выглядела так, будто ее прицепили к  совершенно  неподходящему
телу.
   - Убить эту тварь! - приказал Рават. - Приготовиться к маршу!
   Но солдаты еще развлекались. Им хотелось показать Эльвине, как выглядит
"алерская девушка", как будто бледная,  все  еще  сражающаяся  с  тошнотой
лучница испытывала хоть какое-то желание разглядывать новое, на  этот  раз
живое чудовище. Самку перевернули на спину, содрали с нее остатки  кожаной
одежды, обнажив три пары торчащих, словно камешки, сосков, которые венчали
плоские, расположенные рядом друг с другом груди.
   - Кончайте! - повторил сотник.
   Подошли Биренета и Дольтар.
   - Все! - рявкнула женщина. - Конец забаве!
   Растолкав  солдат,  она  наклонилась,  схватила  алерку  за   горло   и
поволокла, как тряпичную куклу, в  сторону  леса.  Дольтар  тремя  ударами
топора отрубил невысокую ветку.  Биренета  схватила  в  два  раза  меньшую
ростом, все еще оглушенную, слабо сопротивлявшуюся алерку за шею  и  между
ног, после чего  насадила  ее  животом  на  торчащий  из  ствола  обломок.
Окровавленные щепки вышли из спины. Алым потоком хлынула  кровь,  отказали
мышцы, удерживавшие мочу. Насаженная,  словно  червяк  на  палочку,  самка
пронзительно выла, судорожно сжимая рукой торчащий  из  тела  сук;  другая
рука,  сломанная,  безжизненно  висела,  подергиваясь  в  ритме   судорог.
Постепенно судороги ослабли. На  землю  обильно  хлынула  кровь.  Хриплое,
неразборчивое кваканье было единственным признаком того, что алерка еще не
сдохла.
   - Ладно, хватит! - снова повторил Рават. - Выходим!
   Он не увлекался подобными забавами, но  не  видел  причин,  по  которым
следовало бы  запретить  это  солдатам.  Однако  сейчас  время  поджимало.
Продолжать сидеть посреди побоища было неразумно; где-то в лесу,  да  и  в
степи тоже, еще блуждают недобитые остатки  стаи...  Поэтому  сотника  так
раздражало временное ослабление дисциплины, - впрочем, подобное  поведение
свойственно воинам после победоносного сражения. Он  направился  к  своему
коню - и увидел Дорлота. Кот сломя голову мчался вдоль края леса.
   - Что такое... - начал Рават.
   - Передовой отряд! - завопил кот.
   Сотник замолчал.
   - Не было...  передового  отряда!  Вернее,  был!  -  Мурлыкающий  голос
усталого разведчика звучал еще более неразборчиво, чем обычно. - Тысяча...
не знаю сколько!
   - Какой еще передовой отряд? - раздраженно спросил Рават.
   - Этот! - снова завопил кот. -  Это  и  есть  передовой  отряд!  Далеко
выдвинувшийся, потому что... ну не знаю почему!  Мы  уничтожили  передовой
отряд, командир! Стая сейчас будет здесь!
   Сбежались солдаты.
   - Что ты говоришь, Дорлот? - пробормотал сотник; его редко  можно  было
застать врасплох, но сейчас был именно такой случай.
   - Алерцы всего в миле отсюда! Сейчас они  будут  здесь,  они  встретили
тех, кто ушел живым от нас... Тысяча, несколько тысяч... Не знаю  сколько,
господин. Армия! - захлебывался кот.
   Солдаты без команды бросились собирать пожитки.  Легкораненых  посадили
на свободных лошадей, других брали под руки и тащили. Уже не было и речи о
том