Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
атано. Рават присел, неуклюже собрал их одеревеневшими пальцами и
первым делом прочитал приказ о собственном повышении.
- Ну что ж... - сказал он. - Наконец-то. Не слишком-то они
торопились...
Лишь теперь он мог во всей полноте пользоваться своими полномочиями.
Прежде всего, он получал право присваивать звания подсотников и требовать
утверждения подобных назначений. Самое время. А то на всей заставе, кроме
него, только один офицер - Тереза...
Рават вернулся на свое место за столом. Долго вертел в руках одно из
писем, наконец отложил его в сторону и по очереди прочитал оставшиеся два
письма.
- Еще одно назначение, - сказал он, поднимая одно из них. - У нас новый
комендант округа, что-то наконец сдвинулось с места. "К сведению
комендантов застав Военного Округа Алькава..." - прочитал он и поднял
взгляд. - Представляешь? Все еще пишут "комендантам застав"...
Командование Восточных Военных Округов никак не может примириться с
мыслью, что есть только один комендант и только одна застава. Тем не
менее, - он отложил письмо, - Эрва повышена до главной заставы округа, и
теперь это уже Военный Округ Эрва. А комендантом округа стал, естественно,
Амбеген. Что ж, он того заслужил. Но не знаю, хорошо ли это. - Внезапно
нахмурившись, сотник задумался, глядя в окно. - Амбеген шутить не умеет и
устроит тут такую войну...
Он замолчал, помрачнев еще больше.
- И что будет, комендант? - серьезно спросил Дорлот. Было видно, что
вопрос этот задан не просто так.
Рават не ответил.
Помолчав, он вернулся ко второму письму и еще раз его перечитал.
- Вот этого я не понимаю! - наконец сказал он явно со злостью. - Нет,
совершенно не понимаю... И как мне поступать? Что за чушь мне посылают? Да
что им известно об алерцах? Время Сдвига? Какое еще Время Сдвига? Речь
явно идет о "языке", но...
- Все, с меня хватит, комендант, - сказал Дорлот, вставая и направляясь
к окну.
- Я тебе дверь открою! - рявкнул сотник. - Здесь застава, а не ярмарка,
где выступают акробаты... Подожди! Хватит, говоришь? Дело как раз в тебе!
И твоих разведчиках.
Однако кот не собирался возвращаться на прежнее место.
- Я уже сто раз говорил, комендант, - промурлыкал он более хрипло, чем
обычно, - на меня это не действует. Понятия не имею, о чем речь. Вот вы
там сразу голову теряете, - говоря "вы", он имел в виду отряды, состоящие
из людей. - Не знаю почему. Ничего там не гремит, даже не воняет. Я не
чувствую, где этот "язык" заканчивается или начинается. Мы спокойно ходим
туда на разведку, все как обычно. Это ты, господин, слушая мои доклады,
многозначительно киваешь, строишь мины, которых я не понимаю, то и дело
поднимаешь вверх палец, что, видимо, должно означать: "А я знал!" Но для
меня, комендант, силы, что правят миром, не стоят и кучки дерьма. Я в них
не разбираюсь, да и ни к чему они мне. Я по горло сыт расспросами, как там
обстоят дела. И постоянными сомнениями, когда я говорю, что там все
абсолютно нормально. На меня смотрят, как будто я вру! - закончил он с
типичной для котов яростью, возникавшей совершенно неожиданно, без
предупреждения.
Дорлот обижался, когда его слова подвергали сомнению. Как и всякий кот,
говорить неправду он считал ниже своего достоинства. Порой возникали очень
сложные ситуации - представьте, когда вам в лицо откровенно высказывают
все, что думают, например, о вашем подарке. К сущности обмана кот
относился точно так же, как и к природе правящих миром сил, которых только
что упоминал. Ложь требовала от кошачьего разума столь значительных
усилий, что могла приравниваться к самому значительному событию во всей
кошачьей жизни.
- Успокойся, Дорлот, - примирительно сказал Рават, будто сам только что
не кричал. - Никто не говорит, что ты лжешь. Но может, что-то ускользнуло
от вашего внимания? Даже кот-разведчик способен ошибаться...
- Ничего подозрительного я не заметил, комендант. Если замечу, скажу.
Между прочим, я очень доволен, что комендант Амбеген вернется и наконец
наведет здесь порядок. Давно пора перерезать всех этих свиней, что торчат
у нас под боком. Хватит искать объяснений в собственных снах. Они изменили
тебя, комендант. Пора решать, какой мир больше тебе по душе. Тот, в
котором ты живешь, или тот, который тебе снится.
Рават немного помолчал.
- Однако, Дорлот, ты слишком много себе позволяешь, - наконец сказал
он.
И приоткрыл дверь. Кот ушел, не говоря ни слова.
Рават снова сел за стол и перечитал все три письма по очереди. Дольше
всего он держал в руке последнее. Потом отложил его и опять принялся
растирать руки.
Все чаще у него возникало желание бежать. Бежать от этой войны, от
границы, от войска... Свое дело он сделал. Теперь его ждет иная жизнь,
давно забытая, но не такая уж и плохая. Спокойная. Он начал осознавать,
что конь и седло - это слишком мало, чтобы сделать человека счастливым.
Нужно место, куда можно вернуться, где можно отдохнуть. Отдохнуть...
Снаружи после короткого перерыва снова разбушевалась метель.
Время Сдвига. Тени Лент Алера. Подвижная граница. Все это звучало
чуждо, странно, но каким-то образом Рават мог понять, что означают эти
слова... Как и прочие солдаты, он всегда отдавал себе отчет в том, что
охраняет границу от чего-то чуждого, созданного могуществом иной, нежели
Шернь, силы. Здесь пролегала не обычная граница, разделяющая две страны,
такая, которая когда-то отделяла Армект от Дартана. Через границу, как это
всегда бывает, пробирались вооруженные банды. Единственная разница
заключалась в том, что, разбив такую банду, невозможно было пойти дальше,
в чужие селения, чтобы сжечь их в отместку за собственные потери. А сами
банды? Если бы они состояли не из алерцев, а из людей или котов, он
сражался бы с ними точно так же, разве что понимал бы лучше.
Так было когда-то.
Теперь неожиданно оказалось, что происхождение алерцев, их "чуждость",
имеет весьма немаловажное значение. С той стороны границы явились им на
помощь грозные, непостижимые силы, о которых здесь абсолютно ничего не
известно. И Рават не был исключением - даже о Шерни он имел довольно
смутные представления, что уж говорить о Лентах Алера, или как их там...
Однако он многое знал кое о чем другом - о самих алерских племенах. И
узнавал о них все больше. Так же, как Астат, Агатра... Особенно Астат. Сны
Агатры были несколько иными.
Тени Лент... Рават догадывался, в чем дело. Солдаты на заставах не
всегда чувствовали себя одинаково, выдавались дни, когда всех преследовали
дурное настроение, нежелание рисковать и неизмеримая лень. С ним самим
несколько раз бывало такое. В таких случаях говорили, что наступил "черный
день". Чаще всего это случалось на заставах, находившихся близко к
алерской границе. Рассказывали, что это силы Алера, скрытые за небесным
куполом, проникают в Армект. Но ощущения, хотя и неприятные, большой
проблемы не представляли. "Черные дни" проходили, не оставляя никаких
следов. Если даже в это время приходилось выступить против стаи,
подавленные солдаты, очутившись на поле боя, быстро приходили в себя. И
дело вовсе не в том, что во время похода на дурное настроение просто нет
времени... Возможно, истинной причиной было то, что они уходили в глубь
армектанской территории, то есть отдалялись от проклятой границы. Стаи
ведь шли в селения, расположенные "за спиной" Эрвы. И увлекали за собой
солдат. Странно, что он не подумал об этом раньше.
Когда, покинув Три Селения, они остановились на ночь, Рават чувствовал
себя так, словно наступил "черный день". Все остальные ощущали то же
самое. Астат вообще хотел бросить крестьян и бежать. Агатра не верила в
выздоровление Дорлота; женщины вообще хуже переносили "черные дни"... Но
до сих пор в глубине армектанской территории ничего подобного не
случалось. _Нечто_ пришло сюда следом за алерцами. И ушло только утром -
он помнил, как на рассвете к нему вернулась прежняя энергия. И тогда Рават
снова начал действовать, принял роковое, но все же справедливое решение
послать Эльвину за помощью. Боевой дух конников Терезы был на высоте,
несмотря на то что вид двухсот золотых алерцев потряс их... Рават отчаянно
надеялся, что вид полусотни легионеров подействует устрашающе. В крайнем
случае удастся отвлечь внимание золотых от крестьян в лесу, получится
увести стаю в степь... Потом все спутала Тереза.
Однако виноват был сам Рават, и он это знал. Он не собирался говорить
этого подсотнице, - впрочем, с того времени они друг с другом не
разговаривали, не считая вопросов, непосредственно связанных со службой.
Он должен был хотя бы в двух словах изложить ей свой план, прежде чем
поднимать солдат на то, что Тереза сочла попыткой самоубийственной атаки.
Он спешил, действовал лихорадочно, почти... потерял голову.
Что случилось, то случилось.
Он отогнал мрачные мысли прочь.
Из разнообразных мелочей, из того, что говорил Амбеген, из воспоминаний
солдат, уцелевших после поражения под Алькавой, следовало, что
таинственная "злая сила" несколько раз совершала набеги в глубь Армекта и
быстро отступала. Рават пытался связать все сведения в единое целое. Он
представлял себе длинный и широкий, закругленный язык... Нечто подобное
несколько раз выдвигалось вперед, вытягиваясь с каждым разом все дальше, -
выдвигалось и отступало. Лишь Алькава постоянно находилась в черте
"языка", с тех пор как тот появился. Даже когда он отступал, она
оставалась в его пределах, у самого основания... Отсюда непродуманные,
почти панические действия, отсюда последовавшее за ними беспримерное
поражение.
Эрва, наоборот, находилась за пределами "языка", хотя, когда он
вытягивался, его задняя, широкая часть оказывалась близко, очень близко...
Амбеген об этом кое-что знал. Разговаривая с Раватом, он упоминал, что,
когда они плыли по реке в Алькаву, солдаты переживали "черные дни". Дурная
аура ощутилась почти сразу, стоило проплыть по реке всего несколько миль.
И решения коменданта Эрвы не избежали ее влияния. Во время знаменитого
сражения Амбеген командовал правым флангом и теперь упрекал себя в
нерешительности. Да, он правильно поступил, когда вывел из боя солдат,
которым угрожало окружение, но потом он мог предпринять более
широкомасштабные действия, рассчитанные на то, чтобы собрать вместе
разбежавшиеся остатки войска.
После битвы далеко вытянувшийся язык, словно насытившись поражением
легионеров, уже не отступал... Вся пограничная линия, вплоть до частных
землевладений, находившихся дальше к югу, была захвачена чем-то невидимым,
враждебным и мрачным. Пропала четвертая часть округа Эрва и пятая часть
Алькавы... На обратном пути отряды Амбегена изрядно потрепали и почти
вчистую уничтожили у самого частокола покинутой Эрвы, к которой комендант
столь отчаянно и целеустремленно пробивался... А потом тех, кто еще
остался в живых, оставили в покое, подарив им нисколечки не пострадавшую,
хотя и разграбленную, заставу... Лишь теперь, спустя три месяца странных
снов, Рават стал понимать, что случилось.
В начале осени собравшимся в Эрве солдатам приходилось туго. Алерцы не
стремились захватить заставу, но и не хотели, чтобы слишком выросли силы
ее гарнизона. Как только прибывало более или менее существенное
подкрепление, его выманивали в поле, жертвуя при этом немалыми силами. Это
прекратилось лишь тогда, когда стали появляться все более многочисленные
орды Золотых Племен... Но все было не просто так. Серебряные алерцы
оставили Эрву охранять западный фланг; чтобы понять это, не требовались
даже сны Равата. Защищающим селения легионерам волей-неволей приходилось
сражаться с золотыми. Другой выход - сидеть на заставе, в холоде и голоде,
беспомощно глядя на то, что вытворяют с родным краем.
Однако никто не мог толком объяснить, что происходит. Кружили какие-то
предположения насчет перемещения алерской границы. И теперь еще это письмо
из Тора... В комендатуре Восточных Округов Пограничья делали вид, будто им
известно нечто крайне важное.
А может, они и в самом деле что-то знают... Вскоре после возвращения
первых посланных в Тор гонцов на заставу прислали весьма своеобразный
отряд - семь котов-разведчиков. И тут же выяснилось, что коты не ощущают
разницы между армектанской территорией и территорией "языка"! Когда
легионеры падали духом, засыпали на посту, ленились, коты вели себя так
же, как всегда, оставаясь безразличными к влиянию "черных дней", о чем
Рават и сам знал, поскольку наблюдал за Дорлотом. Таким образом, Эрва
получила семь неоценимых солдат, обследовавших внутренность "языка".
Некоторое время спустя к ним присоединился восьмой - Дорлот. Коту
пришлось тяжко, но, когда миновал кризис, он с воистину кошачьей
живучестью восстановил прежние силы и темперамент. Вскоре Рават поставил
его командиром кошачьего отряда. Благодаря отважным и вездесущим
разведчикам подтвердилось множество сведений, полученных ранее... из снов.
Именно из снов. Дорлот был не прав, не принимая всерьез знаний коменданта,
пусть даже знания эти происходили из столь необычного источника.
Верхушка "языка" приходилась именно на то место, где высился
раскопанный алерцами холм, - это подтвердили конные лучники, поскольку
точные границы "языка" коты определить не могли. Но именно благодаря
восьмерке мохнатых разведчиков Рават узнал, что скрывает в себе холм, -
гигантскую статую сидящего на подогнутых лапах чудовища. По словам
Дорлота, статуя была уродлива и бесформенна: лапы - или ноги - разной
длины и толщины; плоская голова со всех сторон выглядит по-разному - то ли
змее принадлежит, то ли ящерице, то ли жабе. Также Рават выяснил, что на
занятой алерцами местности уже разыгралось несколько крупных сражений
серебряных с золотыми. Во всех битвах победу одержали серебряные.
Однако на территории Алера все происходило в точности наоборот. Там
побеждали золотые. Комендант Эрвы знал это. Знал из снов. Подобные сны
посещали всех, кто некогда взглянул на торчащую из холма голову алерского
чудища...
Сквозь дырявое окно в комнату ворвался ледяной ветер, бросив сотника в
дрожь. Рават снова поправил куртку, невольно представляя себе небольшую
группу всадников, которые сейчас, посреди снежной бури, мечтают хоть о
каком-то убежище...
Четвертое письмо, еще не распечатанное, лежало на краю стола. Личное
письмо. Рават отложил его в сторону вовсе не для того, чтобы, когда
наступит подходящий момент, порадовать себя его содержанием. Напротив. Он
узнал этот четкий и вместе с тем необычно мелкий почерк, хотя видел его
всего два или три раза. Почерк женщины. Но не жены. И не любовницы (у него
никогда не было любовниц). Это было письмо от подруги семьи. Она никогда
ему не писала - что могло подвигнуть ее на это? Он боялся строить догадки.
Новости не могли быть хорошими. Рават предпочитал сидеть и размышлять об
алерцах, лишь бы как можно дальше отодвинуть то мгновение, когда наконец
придется сломать печать и узнать... что-то недоброе. В последнем он был
абсолютно уверен.
Он осторожно взял письмо в руку.
"Его Благородию Д.Л.Равату...
Дорогой,
В Сар Соа полно желтых и красных кленовых листьев, улицы города словно
устланы разноцветным ковром. Как жаль, что ты так далеко! Я смертельно
скучаю и охотно бы уехала из города, но мне просто не к кому ехать. Твой
дом всегда был лучшим местом, там можно было укрыться, забыть об уличном
шуме..."
("Дальше, дальше!..")
"... Однако я навестила Линелию. Ты даже не представляешь, как ей тебя
не хватает! Даже дом помрачнел, выглядит заброшенным, как будто хозяева
отпустили слуг и сами в нем почти не бывают. Иногда мне кажется, что
Линелия не в силах вынести царящей там пустоты. Ты должен ее понять,
терпеливо ждать нескорого возвращения мужа - на такое способна не всякая
женщина..."
Несмотря на мороз, Рават неожиданно вспотел. Он начал быстро
проглядывать текст, пропуская некоторые строки.
"...Ходят слухи, в которые невозможно поверить, однако я их повторю,
поскольку на скучной военной заставе даже злорадные сплетни - это хоть
какое-то развлечение. Впрочем, иногда (пожалуйста, только не смейся надо
мной) мне нравится воображать, будто это я жена выдающегося офицера, по
которому скучаю и возвращения которого жду, посылая письмо за письмом, а в
этих письмах...
...Говорят, будто Линелия - гость в собственном доме. Впрочем, дом она
собирается продать (наверняка она поставит тебя в известность, ведь это
весьма важное дело!) и, как только найдет покупателя, сразу же...
...Но из-за заложенного имущества полученная сумма будет крайне низкой,
так что...
...Его Благородие Л.Т.Хавен, который в твое отсутствие окружил Линелию
искренней заботой. Однако попытка признать брак недействительным даст тебе
мощное оружие в процессе об имуществе, так как из этого следует, что
Линелия продала то, что ей не принадлежит (поскольку брак недействителен).
Уже хотя бы по этой причине стоит считать все это обыкновенными сплетнями,
не основанными на каких-либо фактах. Да и обычный развод не стоит
принимать в расчет, поскольку жена, уходящая от солдата, который исполняет
свой служебный долг... Ну, ты сам знаешь. На самом деле я никогда не
понимала женщин, которые готовы бросить такого мужчину, как ты. Будь я на
месте Линелии..."
Крайне тщательно, медленно Рават свернул письмо и положил на край
стола, туда же, где оно лежало раньше. Долго смотрел на сломанную печать,
потом встал и подошел к окну, подставив лицо ударам морозного ветра.
Смеркалось. Надо придумать, чем загородить свечу. Нельзя же в темноте
сидеть...
"...Л.Т.Хавен, который в твое отсутствие окружил Линелию искренней
заботой. Однако попытка признать брак недействительным..."
Что ж, пожалуй, это все. Пора начинать новую жизнь...
Какие-то солдаты, сгибаясь под напором ветра, бежали со стороны ворот.
Комендант внимательно наблюдал за ними.
"...Из-за заложенного имущества..."
Рават чуть улыбнулся. Кто он теперь? Нищий рогоносец, которого разорила
неверная жена?
Солдаты добрались до комендатуры. Тут же раздался стук в дверь. Рават
повернулся к окну спиной. В комнате было почти темно.
На пороге стоял дежурный легионер.
- Ваше благородие...
- Впустить.
Облепленные снегом солдаты тотчас же появились перед ним.
- Ваше благородие, стая!
Рават молчал, пристально разглядывая солдат.
- Серебряные или золотые? - наконец спросил он.
- Серебряные! Но немного, видно, сочли, что подсотница увела с заставы
большой отряд. Господин, мы здесь пехотой обойдемся! На снегу их
вехфеты...
Рават покачал головой.
- Нет, - сказал он.
Отвернулся и снова посмотрел в окно.
- С сегодняшнего дня, - бросил он через плечо, - выступаем только
против золотых.
"9"
Целых три дня погода только ухудшалась; едва начавшись, зима
разбушевалась вовсю. Толстые снежные хлопья, которые ветер сбивал в
большие клубы, окутывали всадников холодным белым пухом. Военные плащи,
совершенно неподходящие для этого времени года, слабо защищали от мороза,
так что сгорбившиеся в седлах легионеры скорее напоминали группу старых
бродяг, чем воинский отряд; в лошадиных попонах вырезали дырки для головы,
лица и