окружающему - он инстинктивно
боялся того, что может крыться в ее воспоминаниях, он не хотел этого знать.
   Ибо воспоминания других людей воспринимались им чересчур близко к сердцу,
как будто все это он пережил сам. Они крепко-накрепко  врезались  в  память,
поэтому, задержавшись в разуме другого человека, по прошествии определенного
времени он начинал  путаться,  что  принадлежит  ему,  а  что  -  совершенно
посторонней личности. Лежа в постели  долгими  ночами,  он  странствовал  по
близлежащим хибарам - он еще не настолько овладел даром прослушивания, чтобы
достигать отдаленных уголков. И никто даже не подозревал о его  присутствии.
Люди думали свои думы, что-то вспоминали, видели сны, не зная и не  ведая  о
том, что за ними подглядывают. Ум Джэйса был далеко не девственен  -  чистый
телом, он принимал участие как в роли мужчины, так и в роли женщины в  таких
изощренных оргиях, которых никак не ожидал от  своих  тихеньких  и  скромных
соседей. В своих воспоминаниях Джэйс измывался над детьми,  убивал  человека
во время бунта на нижнем  уровне,  обкрадывал  работодателя,  совершал  акты
саботажа, нанося незаметные повреждения системе подачи электричества,  -  он
пережил все  наиболее  запоминающиеся,  болезненные,  унизительные  поступки
людей, в чьи умы он заглядывал. Хуже всего приходилось по  утрам,  когда  он
просыпался:  каждый  раз  надо  было  разбираться,  что  же  он  натворил  в
действительности, а что - только в мыслях.
   Ему не хотелось,  чтобы  воспоминания  матери  влияли  на  него  подобным
образом.
   Но она была явно испугана. Она продолжала грызть ладонь, сидя за столом в
ожидании  ужина.  "Почему  ты  так  боишься,  что  кто-то  обвинит  меня   в
способностях Разумника?"
   Он не выдержал и заглянул в ее разум. А заглянув, все  узнал.  Она  вышла
замуж за Гомера Вортинга еще до восстания, поэтому  ее  не  тронули.  Ожидая
возвращения мужа, она обычно ложилась в  сомек  -  так  поступали  все  жены
пилотов космических кораблей. И вот, в один прекрасный день, когда плоть  ее
все еще горела после пробуждения, сразу после того,  как  воспоминания  были
возвращены ей, участливые люди в белых стерильных одеждах поведали  ей,  что
ее муж погиб, подробно описав, что он натворил перед смертью.  Ей  казалось,
что они расстались всего  несколько  минут  назад,  незадолго  до  процедуры
считывания памяти. Он поцеловал ее на  прощание,  она  до  сих  пор  ощущала
призрачное, легкое прикосновение его губ - и вдруг оказалось, что он  мертв,
умер за год до того, как посчитали нужным разбудить вдову. Он превратился  в
монстра-убийцу, а она даже не успела зачать от него ребенка.
   "Так почему же ты решила родить  меня,  мама?"  В  поисках  ответа  Джэйс
заглянул поглубже, напрочь позабыв о своих намерениях  выяснить  причину  ее
тревоги. Но разницы и не было: его любопытство и ее страх вели к одной и той
же разгадке. Она  решила  родить  ребенка  от  Гомера,  и  непременно  сына,
поскольку отец Гомера, старый Улисс Вортинг, сказал,  что  она  обязана  это
сделать.
   Улисс Вортинг обладал такими же голубыми глазами, какие каждый день видел
в зеркале Язон - глубокими, чистыми, без единого пятнышка, голубыми глазами,
в которых словно  сияло  небо  живого  и  благодатного  мира.  Улисс  изучал
молоденькую  Ююл,  девушку,  которую  привел  домой  знакомиться   с   отцом
космолетчик-сын, а она никак не могла понять, что же такое заинтересовало  в
ней этого необычного старика.
   - Не знаю, - произнес наконец старый Улисс. - Не знаю, сильна ли  ты  или
нет. Сколько останется от былой Ююл, когда она свяжет судьбу с Гомером?
   - Ну вот, правильно, попугай ее мной, - пошутил Гомер.
   "Я не хочу слышать твой голос, - обратился Язон к возникшему из  далекого
прошлого образу отца. - Я не имею к тебе  никакого  отношения.  У  меня  нет
отца".
   - Я не боюсь тебя, - ответила Ююл. К кому она обращалась - к Гомеру или к
Улиссу? - Может, я сильнее, чем ты думаешь.
   Но про себя она думала: "Даже если я  лишусь  самой  себя  и  стану  лишь
частицей Гомера, да будет так".
   Улисс расхохотался. Как будто прочитав ее мысли, он сказал:
   - Не женись на ней, Гомер. Она с радостью готова стать получеловеком.
   - О чем мы вообще говорим? - немного нервно рассмеялась Ююл.
   - Мне плевать, на ком или на чем женится мой  сын,  -  наклонился  к  ней
Улисс. - Он не просит моего благословения и никогда не попросит. Но слушайте
внимательно, юная леди. Речь идет о тебе и мне, а вовсе не о нем и тебе.  Ты
зачнешь от него ребенка, и это непременно должен быть  мальчик,  у  которого
будут такие же голубые глаза, как у меня. Если не получится с первого  раза,
ты будешь рожать до тех пор, пока не родишь того, кого нужно. Я  не  допущу,
чтобы ты оставила меня без преемника только потому, что слишком слаба.  Ведь
ты бы даже и имени своего не помнила, не шепчи его тебе Гомер на ушко каждую
ночь.
   Эта речь привела ее в ярость:
   - Не вашего ума дело, сколько у меня будет детей, мальчиков или  девочек,
и какого глаза будут их цвета... Какого цвета глаза! - Она так  разозлилась,
что даже начала путать слова. Улисс же лишь смеялся ей в лицо.
   - Не обращай внимания, - успокоил ее Гомер.
   "Не теряй самообладания!" - крикнул подслушивающий Язон.
   - Он любит строить из себя эдакого сукина сына, - продолжал Гомер.  -  Он
просто испытывает тебя на прочность, проверяет, сможешь ли ты выдержать  его
натиск.
   - Не смогу, -  призналась  Ююл,  в  самый  последний  момент  попытавшись
обратить сорвавшуюся с губ правду в неловкую шутку.
   Улисс же пожал плечами:
   - Мне-то что? Роди от Гомера сына с глазами цвета  чистого  неба,  вот  и
все. И назови его Язоном, в честь моего отца. Мы передаем эти древние  имена
из поколения в поколение столько лет, что...
   - Отец, ты начинаешь утомлять, - произнес  Гомер.  Произнес  нетерпеливо,
сделав ударение на слове "утомлять". Язону захотелось  хотя  бы  на  секунду
очутиться  в  прошлом  и  проникнуть   в   разум   самого   Гомера,   а   не
довольствоваться воспоминаниями матери.
   - Гомер - это я, - сказал Улисс, - таким же будет сын Гомера.
   Вот, значит, какие слова запали ей в душу. "Гомер - моя копия,  таким  же
будет сын Гомера. Роди сына с глазами цвета чистого неба. Назови его Язоном.
Гомер - это я, таким же будет сын Гомерам.
   - Я не убийца, - прошептал Язон. Мать вздрогнула.
   - Но я вижу, что отец...
   Она вскочила и кинулась к нему, опрокинув по дороге  стул,  протягивая  к
Джэйсу руку, словно пытаясь зажать ему рот.
   - Следи за тем, что говоришь, сынок, разве ты не знаешь,  что  и  у  стен
есть уши?
   - Гомер - это я, - громко сказал Джэйс, - таким же будет сын Гомера.
   Мать в ужасе воззрилась на него. Он словно назвал по  имени  глубокий  ее
страх. Подчинившись воле Улисса, она произвела на свет еще одного Разумника.
   - Не может быть, - прошептала она. - От матери к сыну, только так...
   - Должно быть, есть в этом мире и другие возможности, - проронил Джэйс, -
а не только те, что кроются в Х-хромосомах и обретают силу, совместившись  с
пассивной У-хромосомой.
   Внезапно она сжала руку в кулак и с размаху  ударила  по  губам  лежащего
Джэйса. Он вскрикнул от боли; кровь залила рот. Он попытался заорать на мать
и едва не захлебнулся. Она же отшатнулась и, всхлипывая,  впилась  зубами  в
руку, ударившую сына.
   - Нет, нет, нет, - повторяла она. - От матери к сыну, ты чист,  ты  чист,
не его сын - мой, не его сын - мой...
   Однако, проникнув в разум матери, Язон увидел, что она  смотрит  на  него
теми же самыми глазами, которыми смотрела на любимого мужа. Как ни верти,  а
у Язона было лицо  Гомера  Вортинга,  хорошо  известное  всем,  даже  детям,
которых запугивали этим человеком-монстром с самой колыбели. Он был  моложе,
губы были чуточку полнее, глаза - мягче,  и  все  равно  это  лицо  когда-то
принадлежало Гомеру. Мать любила и одновременно ненавидела его за это.
   Она стояла посреди комнаты, лицом к двери, и  Язон  увидел:  ей  кажется,
будто на пороге стоит вернувшийся Гомер, будто он улыбается и говорит:  "Все
уладилось, и я вернулся, чтобы вновь мы были с  тобой  единым  целыми.  Язон
проглотил скопившуюся во рту кровь, слез с  кровати,  обошел  мать  и  встал
перед ней. Она не замечала его. Ее помыслы сосредоточились на любимом  муже,
который протянул руку, коснулся ее щеки и произнес: "Ююл, я люблю тебя", - и
тогда она шагнула навстречу к нему, в его объятия.
   - Мама, - позвал Язон.
   Она вздрогнула; глаза ее  прояснились,  и  она  увидела,  что  сжимает  в
объятиях не мужа, а сына с  разбитыми  губами.  Она  разразилась  рыданиями,
приникла к нему, оторвала от пола и, заливая его лицо слезами,  дотрагиваясь
до окровавленных губ, принялась целовать, повторяя и повторяя:
   -  Прости,  прости,  прости,  что  родила  тебя,  простишь  ли  ты   меня
когда-нибудь?
   - Я прощаю тебя, -  прошептал  Язон,  -  за  то,  что  ты  позволила  мне
родиться.
   "Мать безумна, - про себя подумал он. - Безумна и знает,  что  я  обладаю
даром проникать в разум других людей. Если на нее как следует поднажать, она
все расскажет - и тогда нам конец".
   На следующий день ему придется идти в школу. Если он останется  дома,  он
обличит сам себя. Тогда за ним придут прямо сюда и наткнутся на Ююл, на жену
самого Гомера Вортинга - на Ююл, суженую чудовища, так она мысленно называла
себя. "О Господи, зачем я  полез  в  ее  разум?з--  повторял  он  про  себя,
ворочаясь с боку на  бок.  Долгое  время  ему  никак  не  удавалось  уснуть;
пришедший наконец сон был прерывист, и Джэйс часто просыпался,  все  пытаясь
придумать  выход  из,  казалось  бы,   безнадежной   ситуации.   Спрятаться,
превратиться в "стенную крысу"? Он понятия  не  имел,  как  люди  ухитряются
выжить на Капитолии без специального кода на руке - они вынуждены всю  жизнь
скрываться в вентиляционных шахтах и красть все, что плохо  лежит.  Нет,  он
пойдет в школу и с открытым взглядом встретит любую опасность. Доказательств
его вины нет. Он САМ додумался до ответа. Ну, большей частью сам.  Так  что,
пока  анализ  не  покажет  в  Джэйсе  ген  Разумника,  у   Торрока   никаких
доказательств нет.
   Утром он попрощался с матерью и, сев в трубопоезд, продремал  всю  дорогу
до школы. Как  ни  в  чем  не  бывало  он  отсидел  утренние  занятия,  съел
бесплатный обед, который обычно служил ему основной трапезой за день,  после
чего появился директор школы и пригласил Джэйса к себе в кабинет.
   -  А  как  же  история?  -  спросил  Джэйс,  пытаясь  сохранить  на  лице
беззаботное выражение.
   - От остальных занятий ты сегодня освобожден. Торрок ждал в  директорском
кабинете, на губах его змеилась довольная улыбка.
   - Мы подготовили тебе контрольную работу. Она не труднее той,  вчерашней.
Только вопросы писал не я. И поэтому ответов не знаю. Кто-то будет постоянно
присутствовать рядом с тобой. Если уж вчера ты проявил  себя  таким  гением,
сегодня, безусловно, ты без труда повторишь свой успех.
   Язон перевел взгляд на директора:
   - А мне обязательно заново проходить тест? Вчера я все сделал  правильно,
почему я обязан снова сдавать контрольную работу?
   Директор вздохнул, покосился на Торрока и беспомощно развел руками:
   - Против тебя было выдвинуто серьезное  обвинение.  Эта  проверка...  она
законна.
   - Но это ничего не докажет.
   - Твой анализ крови... вызывает определенные сомнения.
   - Мой анализ крови дал  отрицательную  реакцию.  И  ни  разу  не  вызывал
никаких сомнений, с тех самых пор как я родился. Я что, виноват, что у  меня
был такой отец?!
   "Да, - согласился про себя директор. - Это нечестно, но..."
   - Существует еще несколько способов проверить твои способности, а  анализ
твоих генов показывает... некие отклонения от нормы.
   - Гены у всех разные. Директор снова вздохнул:
   - Вот контрольная работа, мастер Вортинг. Удачи вам. Торрок улыбнулся:
   - Здесь три вопроса. Можешь думать, сколько душе угодно. Хоть всю ночь.
   "А может, мне просто извлечь у тебя из памяти твои самые заветные секреты
и рассказать их всему миру?" Но  Джэйс  не  осмеливался  заглянуть  в  разум
Торрока. Он должен был пройти тест, основываясь исключительно на собственных
знаниях. Возможно, на кону стоит его жизнь.  Но  упорно  отказывая  себе  во
всяком знании со стороны, он все  же  думал:  может,  все-таки  заглянуть  в
чей-нибудь разум? Чтобы узнать,  какую  цель  преследует  эта  проверка.  Он
явственно  ощущал  свою  беспомощность.  Торрок  мог  принуждать  его,   мог
толковать результаты контрольной работы как угодно,  а  Джэйс  был  бессилен
что-либо поделать.
   Сев за парту и вглядевшись в рисунок  витающих  в  воздухе  звезд,  Джэйс
окончательно  пал  духом.  Он  даже  вопроса  толком  не  понимал.   В   нем
присутствовало два символа, которых он не знал, а движение звезд было, мягко
говоря, несколько необычным. Да кто они такие, чтобы, подобно Господу  Богу,
распоряжаться его жизнью?
   Все время им кто-то повелевал и распоряжался. Зачат он был только потому,
что старый Улисс так сказал; Язона породила на  свет  не  любовь,  а  чей-то
древний бездушный умысел, которому следовала полусумасшедшая  вдова.  И  вот
снова он зависит от чьих-то планов, а сам даже толком не уверен, спасет  его
знание намерений окружающих людей или нет.
   Но отчаяние ни к чему хорошему не приводит.  Он  изучил  движение  звезд,
попытался осмыслить их эксцентрические прыжки, просмотрел цифры, после  чего
начал один за другим отбрасывать неверные варианты.
   - А на вопросы обязательно отвечать по порядку? - спросил Джэйс.
   Директор оторвал голову от работы:
   - М-м-м?
   - Можно я отвечу сначала на второй вопрос или на третий?
   Директор кивнул и вновь углубился в писанину.
   Язон быстренько проглядел вопросы:  раз-два-три,  раз-два-три.  Они  были
связаны друг с другом  и  расставлены  в  порядке  возрастания  сложности  -
начинаясь с плохого и  заканчиваясь  худшим.  Здесь  даже  теорема  дуги  не
поможет. За кого его принимают, за гения?
   Очевидно. Либо за гения, либо за Разумника. Либо  он  оказывается  одним,
либо другим. Срединного варианта не существует. И он приступил к работе.
   День клонился к вечеру.  В  перерыве  зашел  Торрок  и  сменил  на  посту
директора, который вернулся часом позже и принес обед на троих. Джэйс не мог
есть.  Он  уловил  суть  первой  проблемы,  поняв  кое-что  из   информации,
прилагавшейся ко второму вопросу. Она-то и помогла ему  разобраться  в  том,
что следовало делать в первой задаче. И прежде  чем  Торрок  успел  очистить
поднос, первый ответ был готов.
   Часов в одиннадцать он заснул. Директор к тому времени уже храпел  вовсю.
Проснулся Джэйс рано утром, задолго до того, как в школе начинались занятия.
Вторая задача все еще реяла в воздухе, ожидая ответа. И Язон тут же  увидел,
что надо сделать - ответ лежал в совершенно другом направлении, просто вчера
он пошел не в ту сторону. Потребовалось пересмотреть значение дуги,  кое-что
подправить, и вот - все сошлось. Он ввел второй ответ.
   Третья задача отняла больше времени, но, обладая знаниями по первым двум,
он сразу понял, что в ней задействовано  слишком  много  переменных,  и  без
определенной информации, которая здесь  отсутствовала,  ее  не  решить.  Или
решить лишь частично - не более того. Проделав  необходимые  вычисления,  он
ввел полученные результаты, указал,  что  на  остальное  ответить  в  данных
условиях невозможно, и сдал работу.
   Над  столом  загорелся  красный  свет.  Полнейший  провал.  Он   разбудил
директора.
   - Который час-то? - спросил спросонья старик.
   - Самое время, чтобы подыскать другого козла отпущения, - ответил Джэйс.
   Директор увидел красный отлив на парте и вскинул бровь.
   - До  свидания,  -  распрощался  Язон  и  выскочил  за  дверь,  решив  не
дожидаться, когда директор окончательно проснется и обдумает случившееся.
   Школа располагалась неподалеку от университета, и он направился  прямиком
в университетскую библиотеку. Как учащийся он  обладал  большим  доступом  к
информационной системе Капитолия, чем  обычный  гражданин,  потому  и  решил
воспользоваться университетской,  а  не  общественной  подстанцией.  Однако,
может, у него уже нет времени. Красный  свет,  загоревшийся  после  введения
результатов, мог означать что угодно - только благополучным исходом здесь  и
не пахло. Возможно, он провалил тест, а следовательно,  "доказал",  что  без
способностей Разумника первый тест не сдал бы никогда,  и  значит,  на  него
начнется охота. Возможно, он прошел испытание, но никто не поверил, что  без
тех же способностей Разумника он сумел справиться с такими заданиями. Дело в
том, что ни первый, ни второй тест сами по себе  ничего  не  доказывали.  Но
если кому-то вдруг покажется, что мальчик ведет себя  как-то  странно,  жить
Джэйсу считанные секунды.
   Выход оставался один. Мать верила, что дед Джэйса также был Разумником, и
ее воспоминания о встрече с ним подтверждали это предположение. Способности,
которыми  обладал  Джэйс,  были  разновидностью   телепатии   Разумников   и
передавались от отца к сыну. Это происходило не раз и не два, поэтому  Улисс
Вортинг знал о наследственной особенности, а значит,  мог  существовать  еще
кто-нибудь из Вортингов, обладающий тем же даром. Естественно, тот факт, что
Маменькины Сынки не подозревали об этом,  означал,  что  остальным  потомкам
Вортингов удалось скрыть свой тайный дар от остальных.
   Мимо него бесконечными рядами  бежали  сотни  пыльно-розовых  пластиковых
кабинок, каждая была обозначена  серо-голубой  литерой  "О",  эмблемой  Бюро
Связи, Он не раз бывал в местной библиотеке,  а  поэтому  знал,  где  обычно
собираются студенты, а где, как правило, не бывает ни души. Он направился  в
пустынный коридор, в старую секцию, где хранилась древняя аппаратура  и  где
не хватало приспособлений, чтобы играть в  наиболее  популярные  игры.  Язон
многие  часы  провел  в  библиотеке,  поглощенный  "Эволюцией".  Суть   игры
заключалась в умении  игрока  вовремя  приспособить  животных  к  постоянным
изменениям окружающей среды. Он достиг уровня, где  надо  было  одновременно
приспосабливать  восемь  животных  и  четыре  растения.  Джэйс  играл  очень
неплохо, но сегодня; он пришел сюда не за этим.
   Он  подключил   считывающую   машину   и.,   когда   раздался   требующий
идентификации личности сигнал, прижал к экрану ладонь. По  дисплею  побежали
яркие полосы директорий. Джэйс поднялся  наверх,  затем  снова  спустился  и
двинулся влево, пока наконец не нашел искомое -  генеалогическую  программу.
Он установил курсор на отделе "Генеалогия: родственники по  одной  линии"  и
нажал на "ввод". Появилась еще одна менюшка, уже попроще. На ней  он  выбрал
отдел "Мужские потомки по мужской линии: и ввел собственное имя  и  код.  Не
успел он и глазом  моргнуть,  как  в  воздухе  возникли  дата  и  место  его
рождения. Подобно облачку пыли, они начали медленно  оседать  вниз.  От  его
имени шла тоненькая ниточка к имени отца, а затем  -  к  имени  отца  и  так
далее: Гомер Вортинг, Улисс Вортинг, Аякс Вортинг, снова Гомер, снова  Язон.
Вокруг этой колонны спиралью обвивались имена братьев - сотни, тысячи  имен.
Нет, с таким количеством родственников ему не справиться.
   "Ближайшие пятеро братьев. Особое условие: живы  в  настоящее  время",  -
ввел Язон.
   Реки имен исчезли,  на  экране  осталось  только  пять  облачков.  К  его
удивлению, из пятерых только  двоих  братьев  можно  было  считать  ближними
родственниками - остальные трое происходили из семьи, которая отделилась  от
рода еще пятнадцать поколений назад. Значит, остаются двое.
   "Место  жительства  в  настоящее  время",  -  напечатал   он.   Ближайшим
родственником оказался Тальбот Вортинг, внук Аякса Вортинга. Только  жил  он
на планете, расположенной в сорока двух световых годах от Капитолия.  Другой
брат оказался