ля того, чтобы проверить
   Животных в стойлах, обойти дома и предупредить жителей о близящейся буре,
да проверить, не заблудился ли кто из  детей.  На  это  ушло  ровно  полдня.
Перебегая от дома к дому,  Лэрд  ощущал  странное  радостное  возбуждение  -
наконец-то к нему начали относиться, как ко взрослому:  ему  доверили  жизни
людей, и никто не следовал за ним по пятам, проверяя,  всех  ли  он  обошел,
всех  ли  предупредил.  "Я  почти  взрослый,  -  подумал  Лэрд.  -  Я  почти
самостоятельный человек".
   К вечеру двери домов были плотно закрыты,  никто  не  осмеливался  и  нос
высунуть на улицу. Во внутренний дворик залетали хлесткие  пригоршни  снега,
наметая сугробы у стен дома, амбара и кузни. Лэрд отворил окошко на двери  и
выглянул на улицу; ветер, тотчас ворвавшийся  в  маленькую  щелку,  жалил  и
слепил глаза. Это был шторм, обещанный медником. Ветер дул не  ослабевая,  и
лишь на короткие минуты снег  просто  падал  на  землю,  чтобы  затем  вновь
нестись параллельно ей. И  поди  разбери,  какой  глубины  нанесло  сугробы:
завеса снега скрыла все окружающие дома, сравнивать было не  с  чем.  Только
когда снегом начало засыпать дверное окошечко, Лэрд вдруг понял, что никогда
деревня Плоского Залива не видала такой метели.  Тем  вечером  они  с  отцом
поднялись на выстуженный чердак, чтобы  проверить,  выдержат  ли  балки  вес
снега. После этого мальчик долго ворочался в своей постели, прислушиваясь  к
вою  ветра  за  ставнями.  Старые  балки  скрипели   под   тяжестью   снега,
опускающегося на крышу.  Дважды  Лэрд  вставал,  чтобы  подбросить  в  огонь
полено-другое. Поднимающийся вверх жар  должен  был  пересилить  сквозняк  в
печной трубе, иначе дым пойдет обратно в дом и убьет его обитателей.
   Наконец Лэрд заснул. Ему снился очередной день из жизни  Язона  Вортинга,
день, когда Язон понял, что основанная им колония будет жить.

***

   Язон проснулся от мычания коров,  требующих  дойки.  Ночью  ему  пришлось
трижды соскакивать с кровати от криков новичков,  которых  он  только-только
доставил с корабля. Вьен, Хакс, Вэйри - беда да и  только;  Язон  уже  успел
забыть, сколько  беспокойств  причиняют  дети,  поскольку  его  первые  трое
воспитанников уже стали более или менее самостоятельны. Новички  просыпались
вовсе не потому, что хотели  есть,  -  их  тела,  тела  взрослых  людей,  не
нуждались в развитии. Они просыпались потому, что не умели видеть  снов.  Их
разум был огромной пустынной пещерой, в которой нетрудно и заблудиться;  они
знали слишком мало, чтобы сновидения  являлись  им  во  мраке  ночи.  И  они
просыпались, а Язон должен был успокаивать и утешать их.
   "Пора доить коров, а значит, пора вставать. Еще секундочку, и я встают.
   Сколько времени  пройдет,  пока  эти  взрослые  младенцы  выучатся?  Язон
вспоминал последние месяцы, долгую зиму и еще более долгую весну,  во  время
которых он заботился о Капоке, Саре и Батте, опекая, охраняя, обучая  их,  и
одновременно пытаясь подготовить землю для весенних посевов. К  концу  весны
"дети" уже повсюду ходили за ним, подражая его  движениям,  учась  работать.
Обучение заняло не  так  много  времени,  как  могло  показаться,  -  восемь
месяцев, и они уже ходят, говорят, по мере сил помогают работать.
   Язон представлял, что такое дети, хотя сам потомством и не  обзавелся,  а
потому видел, что  Капок,  Сара  и  Батта  развиваются  значительно  быстрее
обыкновенных младенцев. Будто что-то в их разуме, несмотря ни на что, все же
сохранило смутную схему прошлого: всего за несколько месяцев  они  научились
ходить; так же быстро они научились справляться с  кишечником,  к  огромному
счастью Язона; а языки их достаточно успешно имитировали звуки. Со взрослыми
было гораздо легче, нежели с младенцами. Хотя ни одной матери не приходилось
управляться с шестифутовым дитятком, которое  решило  вдруг  на  ночь  глядя
отправиться погулять. Таким образом, когда тела их развились, Язону пришлось
установить строгие правила, кто где спит, как одевается и что можно трогать,
а что - нельзя. Да еще надо было избегать нежелательных беременностей.  Язон
собрался  построить  стабильное,  крепкое  общество,  а  это  означало,  что
семейная жизнь должна стать для этих младенцев одной из святынь.
   С Баттой, Капском и Сарой  все  уладилось,  теперь  начались  проблемы  с
Вьеном, Хаксом и Вэйри.
   Язон вздохнул и, нехотя поднявшись с кровати, нащупал в темноте одежду. А
ведь не так уж и темно - на горизонте появилась светлая полоска. Он проспал,
и коровы будут явно не в духе. Вот только почему-то он мычания их не слышит.
По идее, оскорбленный рев уже должен был поднять на ноги весь дом.
   Открыв дверь, он впустил в помещение неясный свет восходящего солнца -  и
обнаружил, что дети куда-то подевались. Новенькие благополучно спали в своих
кроватях-колыбельках - высокие стенки не давали им скатиться во сне на  пол,
- но первые  его  воспитанники  исчезли.  При  мысли  о  том,  что  они  без
разрешения сбежали на реку, Язона охватил страх. Хотя нет, они уже научились
плавать, на воде держаться умеют, а  течение  в  середине  лета  не  слишком
сильное - ему не следует пугаться. И все же он испугался. Впрочем, у реки их
не было. Обойдя пластиковый, купол, который они  называли  Домом,  он  вдруг
увидел  Капока,  бродящего  среди  высаженных  бобов.  Присмотревшись,  чуть
дальше, на краю леса, он увидел Сару с Псом: открыв ворота, она  гнала  овец
пастись на лужайку. Догадавшись, где  может  быть  Батта,  он  направился  в
стойло.
   Она уже закончила дойку и сейчас взбивала сливки на масло.
   - А вот и ты, - произнесла она фразу, которой Язон обычно встречал  своих
воспитанников. Она даже  интонацию  его  передала  в  точности.  -  Как  раз
вовремя. Пора сворачивать молоко.
   Она так  гордилась  собой,  и  заслуженно  -  с  работой  она  справилась
прекрасно, а ведь Язона, который мог помочь  советом,  рядом  не  было.  Они
вылили ведра молока в деревянный чан и поставили его рядом  с  нагревателем.
То, что в процессе сворачивания молока используется солнечная батарея, Язона
ничуть не смущало. Он знал, что скоро придется  обходиться  костром,  однако
пока что он боялся давать  огонь  неопытным  "младенцам"  и  решил  отложить
знакомство с этой стихией еще на год. Обогреватель, принесенный им с  судна,
поддерживал температуру молока на одном уровне, а молочная кислота из живота
недавно  зарезанного  ягненка  плюс  бактерия,  привезенная   с   Капитолия,
благополучно превращали молоко в сыр.
   - Мы дали тебе поспать, - сказала Батта. - Ты был очень,  очень  усталым.
Новенькие совсем плохо вели себя ночью.
   - Да, - кивнул Язон. - Спасибо. Вы отлично справились.
   - Я уже умею, - подтвердила она. - Я научилась.
   И он помогал ей, только когда требовалась вторая пара рук,  стараясь  при
этом помалкивать. Он убедился, что она и в  самом  деле  научилась  готовить
масло. Когда молоко начало сворачиваться, Батта, чуть покачиваясь, подошла к
маслобойке и, улыбнувшись Язону, взялась за ручку.
   - Масло - на летний запас, сыр - на зимний припас, - объявила она.
   - Ты молодец, - похвалил ее  Язон  и  вернулся  в  Дом,  к  новичкам.  Он
покормил  и  перепеленал  их,  вылил  горшки  в  отхожее   место   и   выжал
пропитавшиеся мочой пеленки в специальный  чан.  Осенью  из  этой  мочи  они
сделают мыло. "Используй все и вся, - думал Язон, - учи их использовать  все
подряд, даже если твой цивилизованный желудок протестует против  этого.  ОНИ
не  настолько  чувствительны.  ОНИ  сами  разберутся.  Большинство   граждан
Капитолия не находили ничего предосудительного в адюльтере,  но  каждый  раз
брезгливо  морщились  при  виде   собственного   стула.   "Петли",   которые
демонстрировали   человеческие    испражнения,    считались    куда    более
порнографическими, чем те, что концентрировались на всевозможных сексуальных
изысках. На самом деле, Дун, ты и не нужен был  Капитолию  -  Капитолий  пал
сам. Ты всего лишь сделал так, чтобы вместе с ним умер сомек".
   Капок трудился на огороде  не  покладая  рук.  Как  и  Батта,  он  жаждал
заработать одобрение Язона,  и  Язон  искренне  похвалил  его.  Ни  одно  из
полезных растений не было выдернуто, зато от сорняков не осталось и следа.
   - Сегодня ты обеспечил нас обедом, - сказал Язон.
   Это была очень высокая похвала, поскольку он всегда твердил, что  главное
- научиться выживать: ежедневная работа должна приносить в дом еду, а каждый
час трудов под палящим солнцем помогал просуществовать несколько дней зимой.
Воспитанники верили ему, хотя прошлую  зиму  почти  не  помнили  и  даже  не
представляли,  что  такое  остаться  без  еды.  В  любом  случае  проблем  с
провиантом не будет - запасов на космическом корабле хватило бы  на  четыре,
нет, на семь поколений. Однако чем раньше они начнут сами себя обеспечивать,
тем лучше.
   Капок довольно заухал. Язон не удержался и  заглянул  в  разум  взрослого
младенца. Капок пока еще знал слишком мало слов, чтобы  мыслить  связно,  но
инстинктивно чувствовал порядок вещей.  Это  он  придумал  устроить  сюрприз
Язону, дав ему подольше поспать и выполнив за него всю работу. И конечно же,
самую трудную, самую изматывающую часть работы Капок взвалил на  собственные
плечи - часами сгибаться-разгибаться под палящими лучами выдержит не каждый.
Но так, по его мнению, было заведено в этом мире: в  точности  исполняй  то,
чему учит Язон, и никогда не заставляй ближнего просить дважды.  Именно  это
всегда говорил Язон: быть взрослым означает делать то, что должен,  -  пусть
даже никто и никогда не узнает о твоем труде, через "не-хочу",  через  самую
страшную усталость - но делать. Сегодня Капок поставил  перед  собой  задачу
стать взрослым в глазах Язона.
   Заглянув в его разум поглубже, Язон немало удивился. Как оказалось, Капок
уже понимал, что такое будущее. И даже смог выразить это словами:
   - А новенькие завтра помогут нам?  -  спросил  он.  Каким-то  образом  он
понял: такими же беспомощными, в тех же самых  постельках,  лежали  когда-то
он, Батта и Сара, а значит, новенькие вскоре тоже научатся ходить  и  станут
такими же, как и они.
   - Ну, не завтра, но через пару-другую недель - точно.  Капоку  этот  срок
показался неизмеримо огромным, обещанное было так  же  невообразимо  далеко,
как и таинственная зима, однако своим ответом Язон  подтвердил,  что  все  в
этом мире происходит именно так, как  он  думает.  А  поэтому  он  осмелился
задать еще один вопрос:
   - Я смогу их учить?
   На самом-то деле этот вопрос означал: "Стану ли я когда-нибудь таким, как
ты, Язон?" И Язон, поняв ход его мыслей, ответил:
   - Нет, этих придется учить мне, а ты будешь учить других, тех, что придут
позже, малышей. Вот их ты и научишь всему, что знаешь.
   "О! - мысленно воскликнул Капок. - Значит, я  действительно  когда-нибудь
буду похож на тебя! Значит, моя заветная мечта все-таки сбудется!"
   Обедали они  без  Сары,  потому  что  ей  надо  было  пасти  овец,  а  те
возвращались в загон только под вечер. Язон никогда не видел, чтобы Капок  и
Батта  были  настолько  счастливы:  захлебываясь   словами,   они   пытались
рассказать друг другу о том, что сделали за день, о похвалах Язона. Язон тем
временем ходил меж колыбелек, кормя  "малышей"  сливками,  предусмотрительно
припасенными с утра. Тем маслом, что взбила сегодня  Батта,  уже  намазывали
выпеченный из прошлогодней пшеницы хлеб. Как Язон намучился,  пока  из  семи
разных сортов пшеницы не  выбрал  тот,  который  лучше  всего  приживется  в
местной почве! "Сейчас я уже не так одинок, как тогда, когда боронил поле на
маленьком тракторе и летал на скифе по окрестностям, населяя леса маленькими
зверьками, а озера - рыбой, которой будет питаться мой народ.  Тогда  я  мог
улетать и прилетать, когда захочу, сейчас я тружусь в два  раза  больше,  но
это "сейчас" мне по душе гораздо больше - мне нравится  слышать  их  голоса,
радоваться вместе с ними тем новым знаниям, что они получают".
   Совместными усилиями они выжали творожную массу, завернули  ее  в  клочок
ткани и положили под пресс. Тридцать других головок сыра, уже почти готовых,
обещали спокойную, сытую зиму. Язон был тысячу раз прав, когда вывез с судна
почти всех коров, хоть они и доставили ему массу неприятностей,  то  и  дело
проламывая шаткие стенки загона.
   "Все это сделал я, - думал Язон. - Я пришел на лужайку у реки и превратил
ее в ферму, населил ее людьми и животными, дал им пищу. И они учатся, в один
прекрасный день они смогут обойтись без меня..."
   В том, что сегодня он был нужен им меньше, чем  вчера,  крылось  обещание
будущей свободы. И напоминание о свойстве человека умирать.
   Батта  и  Язон  оставили  Капока  приглядывать  за  "малышами",  а   сами
направились на край леса, чтобы из заваленных  еще  прошлой  зимой  деревьев
нарубить бревен и жердей на ограду. Жара дурманила  голову,  изнуряла  тело,
однако, прежде чем тьма прогнала их обратно  в  дом,  они  успели  огородить
огромный кусок поля - теперь можно было спокойно  выгонять  свиней  питаться
лесными желудями, не опасаясь, что эти хитрые твари заберутся в огород.  Лес
прекрасно прокормит их, а ферма чуточку, но сэкономит: свиньи будут собирать
лесной урожай, который позднее превратится в ветчину на зиму.
   Ничем не разбрасывайся. Используй все и  вся.  Гуси,  выгнанные  на  поле
сразу после жатвы, нагуляют жир на  просыпавшемся  зерне  и  поздней  осенью
обеспечат отличное жаркое. Овцы, жующие жнивье, приносят  шерсть,  молоко  и
ягнят. Зола из очага смешивается с мочой, и из этой смеси варится  мыло.  Из
кишок зарезанных свиней и баранов получаются хорошие  веревки  или  оболочки
для колбас. Именно так когда-то жили люди - у них ничто не пропадало  даром:
шло в пищу, на растопку, на одежду, на укрепление жилья. Для Язона  это  был
рассвет творения, и что бы он ни делал, все было внове.
   Сара  и  Капок  уже  приготовили  ужин.  Хоть  похлебка  и  вышла  слегка
безвкусной, зато сварили они ее сами,  без  помощи  Язона.  Они  старательно
взялись за дело - и за этот день было сделано в два раза больше,  чем  когда
Язон трудился в одиночку. Батта даже попыталась  покормить  новеньких.  Хакс
плюнул в нее, а Вьен укусил ложку, после чего она рассердилась  и  накричала
на них. Капок посоветовал ей успокоиться: чего еще она ожидала  от  малышей?
Тогда Сара напустилась на Капока, говоря, что  не  надо  ругать  Ватту,  она
только пытается помочь. Язон любовался спорами и радостно, от души, смеялся.
Его дело было завершено. Они стали семьей.
   - Вот, - сказал Лэрд. - Этого ты добивался?
   - Да, - кивнул Язон.
   - Я постарался описать все  это  так,  чтобы  даже  ваша  возня  с  сыром
казалась чем-то замечательным. Любой недоумок умеет делать сыр, сам  знаешь.
А через ту ограду, что вы поставили, даже овца перепрыгнет.
   - Ну, в этом я быстро убедился. Спустя  пару  недель  пришлось  нарастить
забор.
   - Мыло из мочи выходит преотвратное.
   - Об этом в книгах не говорилось. Но вскоре мы начали варить  солому  так
же, как вы. Мы же не могли узнать все и сразу.
   - Догадываюсь, - согласился Лэрд. - Я просто хочу сказать... ты был таким
же ребенком, как и они. Когорта ребятишек. Только тебе было пять годиков,  а
им - по три, поэтому в их глазах ты выглядел Богом.
   - Вот именно.
   Однажды поздним осенним вечером к нему  подошел  Капок.  Лампы  уже  были
потушены, все спали.
   - Язон, - тихо окликнул он в полной темноте, -  я  вот  подумал,  неужели
все, что нас окружает, когда-то хранилось в космическом корабле?
   Он упомянул космический корабль, сам не зная, что это за штуковина. Он  и
не догадывался, что корабль когда-то летал среди звезд. Для  него  это  была
просто высоченная постройка в часе ходьбы от Дома.
   - Все, кроме того, что вы помогли мне построить, - ответил Язон.
   Он не обратил внимания на слово "все", и Капок счел, что и земля, и река,
и лес, и небо - каким-то образом все это когда-то умещалось в корабле.  Язон
попытался объяснить ему, что он имел в виду, но Капок ровным  счетом  ничего
не понял. Слова "полет", "колония", "планета", "город" и  даже  "люди"  были
для  него  пустым  звуком.   Обозначением   чего-то   невероятно   сложного,
разобраться в чем мог один Язон. Язону так и не удалось  переубедить  его  -
Капок твердо уверовал, что все произошло от  космического  корабля,  который
когда-то привел сюда Язон. "Когда-нибудь я  все  растолкую  ему,  -  подумал
Язон. - Не сейчас, попозже, когда он  будет  понимать  больше.  И  тогда  же
объясню ему, что я вовсе не Бог".
   - А новенькие, их тоже ты сотворил?
   - Нет, - покачал головой Язон. - Я всего лишь привез их с собой. Когда-то
они были такими же, как я. По дороге сюда они спали. На самом деле  их  было
больше.
   - А вдруг они проснутся, увидят, что тебя нет, и испугаются?
   - Нет, они спят дольше, чем мы. Их сон похож на сон  реки,  успокоившейся
подо льдом. Точно так же спят поля под снежным покрывалом. Они не проснутся,
пока я не разбужу их.
   "Конечно, не проснутся. Все свершается только по приказу Язона. Когда  он
пожелает, приходит зима. И те люди, которые сейчас спят сном покрытой льдами
реки, - они тоже придут, когда Язон позовет их. Я и сам  поступаю  так,  как
учит Язон, потому что когда-то я тоже был Льдом".
   Ветер стих только под вечер.
   - Это ненадолго, - предупредил медник. - Далеко не забредайте и не ходите
никуда поодиночке.
   - Я недалеко, - сказал отец. - Да и Лэрд будет со мной.
   Укутанные с головы до ног, они  неуклюже  вывалились  на  улицу  из  окна
кухни. С южной стороны снег был еще не так  глубок,  но  со  всех  остальных
сторон дом окружили целые стены из сугробов. Снег еще падал,  только  теперь
снежинки опускались на землю плавно, неторопливо.
   - Куда мы? - поинтересовался Лэрд.
   - В кузню.
   Хруст шагов, раздавшийся в абсолютной тишине, больно  резанул  слух.  Они
даже не сразу увидели кузню: снег, засыпавший деревню, оставил лишь  смутные
очертания знакомых мест. Они неловко пробирались через доходящие аж до пояса
сугробы. Наконец впереди замаячила кузня, вернее - конек  ее  крыши.  Раньше
Лэрду никогда не приходилось выбираться из дому в такую погоду,  и  будь  он
один, то непременно куда-нибудь провалился бы, однако отец  будто  чуял  все
ямы и безошибочно сворачивал туда, где снега было поменьше.
   По какой-то неведомой причуде ветра дверь кузни, выходящую на юг,  замело
полностью. Они наскоро, как могли, разбросали снег и, добравшись до широкого
окошка в левой створке, протиснулись в кузню.
   - Помоги раздуть огонь. - Угли в горне, оставшиеся со вчерашнего дня, еще
тлели. Но что же это за работа такая срочная, раз ради нее  можно  и  жизнью
рискнуть, выбравшись на улицу в такую метель?
   Ответ Лэрд получил, когда пошел закрывать окно.
   - Огонь разожги!  -  остановил  его  отец.  -  И  оставь  окно  открытым.
Остальные пойдут на свет.
   Остальные... Лэрд  сразу  все  понял.  Сегодня  ночью  он  пройдет  обряд
посвящения в мужчины. Ему была оказана великая честь, ведь  на  улице  такая
непогода - никто даже нос из дому не  высовывает.  Остается  надеяться,  что
остальные все-таки придут. И они пришли, по двое вваливаясь в окошко. Вскоре
в натопленной кузне собралось восемнадцать мужчин. Расступившись в  стороны,
они образовали проход, ведущий от открытого окна к жаркому горну.
   - Мы стоим, - начал отец,  -  меж  огнем  и  льдом.  -  Лед  и  огонь,  -
подтвердили остальные.
   - Повернешься ли ты к огню или предпочтешь  лед?  Что  это  значит?  Либо
одно, либо другое? Как он  пройдет  это  испытание,  если  даже  вопроса  не
понял?
   Он заколебался.
   Мужчины недовольно зашептались.
   Лэрд судорожно пытался сообразить, что  его  ждет.  Огонь  -  это  Клэни,
умирающая в страшных мучениях; лед - это снег,  заметающий  все  тропинки  к
дому. Нет, уж лучше лед. Но затем его посетила еще  одна  мысль: