ь бы между собой, может, и устояли б..."
     Он снова подумал о том, что вот оно, дело. Вот вызов, который невозможно отвергнуть. Это они здесь не могут договориться, а он сам? Он ведь знает, что все это, по сути, один народ, и если сплотить его... Эх! Какая держава могла бы подняться из этого лоскутного одеяла, составленного из малых княжеств и уделов! Никакие крестовые походы не помогли бы тогда немцам, никакие тумены - монголам...
     "Но есть ли для этого объективные предпосылки? - как спросил бы истинный коммунист, следующий учению Ленина-Сталина... - Найдем, - решил Савинов, - а надо будет - создадим!"
     Впрочем, Мстивой уже предложил поучаствовать в большом деле. Когда искалеченный "Медведь" приплелся в гавань, князь не заставил себя долго ждать. Приехал прямо на пристань, поздоровался как со старым знакомым. Посокрушался для порядка насчет повреждений, обещал посодействовать в ремонте, а потом предложил дело. А всего-то - у саксов Стариград отбить. Они там, заразы, водворились пять лет назад и уже успели обозвать наш ("Наш! - грозно сверкал очами молодой князь. - Вагрская область наша от века!") город Ольденбургом. Конечно, воевать Вагрию пойдет целая рать бодричей, но вот в осаде Стариграда вовсе не помешают Сашкины камнеметы...
     Савинов осведомился, много ли времени займут военные действия.
     Не менее двух недель, последовал ответ. Ольбард не согласился на такой срок - у него княжество без присмотра. Но ведь за имуществом Олексы Медведковича есть кому присмотреть?
     Присмотреть-то есть кому, сказал тогда Савинов и задумался. Ярина ждет, волнуется. Это заставляет спешить, но ремонта на лодье не меньше, чем на полторы недели. Все равно задержка. Поэтому Сашка посоветовался с дружиной и задал князю только один вопрос:
     - Когда выступаем?
     Но до похода случилось еще одно происшествие, которое совершенно выбило Савинова из колеи. Был солнечный день, воины на лугу упражнялись в стрельбе из лука, а Сашка, отложив оружие, углубился в расчеты. Он как раз изобретал способ, как установить снятые с "Медведя" камнеметы на большие повозки, и думал, что надо бы усилить оси и приделать к повозкам нечто вроде станин, чтобы те не перевернулись при стрельбе...
     Подумать-то Сашка успел, а потом все видимое в поле зрения вдруг задрожало и пошло полосами и трещинами, дробясь на маленькие квадратные кусочки. Они осыпались куда-то вниз, как большое мозаичное панно во время землетрясения. В конце концов остались только небольшие фрагменты - пятнышко травы, клочок неба с белым мазком облака, один из рогов Рысенкова лука, чье-то плечо. Затем пропали и они, и наступила мутная, колеблющаяся темнота. И потом прямо из нее, из глубины темного вихря соткался тяжелый двухтумбовый стол. А за ним - человек в военной форме с петлицами капитана НКВД.

Глава 7
Застенок

     Завтрашний день будет потом,
     Все, что нам нужно,
     Нам нужно сейчас!
     Время горит ясным огнем,
     Остановите нас!..
     Константин Кинчев

     - Вы, похоже, не понимаете всей тяжести своего положения, Лев Львович! - Следователь Мелкис поднялся из-за стола и прошелся по кабинету, заложив руки за спину. - Вам вменяется в вину, что вы развалили обороноспособность своей авиадивизии, из-за чего наши ВВС на Западном фронте понесли тяжелые потери! Это даже не вредительство! Вы же враг! Враг трудового народа! Вы понимаете, что у вас нет другого выхода, как покаяться перед партией и правительством? Подпишите бумагу, и трибунал, возможно, учтет...
     Полковник Шестаков молча сидел на табурете перед столом и неотрывно смотрел на портрет Сталина, висевший на противоположной стене. Савинов чувствовал обреченность, с которой полковник слушал следователя. Оно и понятно. Что бы он сейчас ни начал говорить, все бесполезно. На самом деле вердикт уже вынесен. И не сегодня завтра Шестакова расстреляют.
     - Ну, что вы молчите? Вам нечего сказать? Страшно? А о чем вы думали, когда позорно струсили? О чем вы думали, бросая управление дивизией?
     Шестаков-Савинов поднял голову и твердо произнес:
     - Я не трус! И вы это знаете!
     - Ах да! Простите! - Мелкис язвительно улыбнулся. - Как же, герой Испании! Восемь сбитых лично и тридцать с гаком в группе, - я все верно говорю?
     - Да.
     - Более того, - следователь старательно изобразил на лице недоумение, - за первую неделю боев с фашистами вы сбили еще пять самолетов врага. Похвально... А ваша дивизия потеряла семьдесят шесть истребителей за это же время! <На самом деле такие потери для первой недели войны невелики, если учесть, что многие авиадивизии и корпуса были уничтожены практически полностью. Если учесть и то, что численность дивизии - до 350 самолетов (3-4, а иногда - до шести авиаполков), выходит, что полковнику просто "шьют дело".> Вы пытаетесь своим личным счетом замазать нам глаза! Отвести от себя справедливое возмездие!
     - Потери закономерны! Немец имеет опыт Европы, а большинство наших летчиков - недавно из училищ. Дивизия полгода как сформирована! К тому же мне так и не разрешили в ночь на двадцать второе объявить готовность номер один! Многие аэродромы узла - у самой границы! Вы можете поднять документы: я писал в штаб округа неоднократно, однако меня не слушали. А теперь я у вас стрелочник?
     - Ма-алчать!!! - Мелкие ударил кулаком по столу. Двое мордоворотов за спиной Шестакова нетерпеливо шевельнулись, и он понял - будут бить. А ведь не верил, когда ходили подобные слухи! Выходит - зря. Следователь тем временем продолжал бесноваться:
     - Вы что здесь, на диспуте?! Не забывайтесь!!! Идет дознание, а вы, как я посмотрю, вместо добровольного содействия органам пытаетесь обелить себя?! Не выйдет! Ваша вина доказана!
     - Тогда на кой черт ваше дознание? - устало спросил полковник. - Раз вина, выходит, доказана...
     - А это не ваше дело, гражданин Шестаков! - рявкнул Мелкис, упирая на слово "гражданин". - Не зарывайтесь! Иначе мы быстро поставим вас на место! Да что я здесь с тобой цацкаюсь, подлый предатель! Орденов надавали, звание присвоить собирались внеочередное, Героя вручили этакой сволочи!!!
     Он вдруг протянул над столешницей длинную костистую руку и схватил полковника за китель на груди, намереваясь сорвать с него звезду Героя.
     Гнев и отчаяние ударили Шестакову в голову, но Савинов не стал дожидаться действий полковника. "Семьдесят шесть самолетов за первую неделю боев! Это же подвиг! Другие дивизии теряли ВСЕ самолеты! Сотнями! Какого хрена!!!" Он перехватил руку Мелкиса, когда тот уже собрался рвануть награду, чтобы с мясом выдрать ее из кителя.
     - А ты там был, крыса?! Только и можешь, что пытать да расстреливать! А сам под пулями хаживал? Нет?! Тогда убери руки! Не ты награждал, не тебе и снимать!
     Мелкис дернулся, пытаясь освободиться, но хватка у летчика была железная. Тонкое смуглое лицо следователя перекосилось.
     - Розов! Касимовский!! Что стоите столбами?!
     Сашка не стал ждать, пока его схватят. Ненависть всколыхнулась в нем багровой, тяжелой волной. Он вскочил, не глядя, пнул табурет ногой. Тот отлетел назад и угодил точно под ноги одному из вертухаев. А в набегающего второго Савинов, крякнув от натуги, швырнул обмякшее от удара в висок тело Мелкиса. Оно сшибло мордоворота с ног, но первый уже выпутался из табурета, подскочил ближе. Его тяжелый левый кулак летел Сашке в лицо, а правый норовил заехать под дых. "Боксер?"
     Полковник куда-то пропал, и Савинов остался один в его теле. А может, они настолько слились в своей ярости, что было не разобрать, кто где. Но Шестаков, пожалуй, проиграл бы этот свой последний бой. Проиграл от безысходности и отчаяния, а не оттого, что не мог справиться с двумя вертухаями... Нет, с тремя! Дверь отворилась, и в нее ворвался дежурный с повязкой на рукаве. Увидев дикую, неподобающую сцену, рванул из кобуры пистолет: подследственному не положено избивать дознавателей! Наоборот, это они должны...
     Времени выстрелить Савинов ему не дал. Сам-то он никакого отчаяния и обреченности не испытывал. Дикая, первобытная ярость пополам с жаждой крушить кости и черепа захлестнула его. Он вновь стал берсерком. Против этих - в самый раз!
     Кулак вертухая угодил-таки ему в живот, но Сашка ощутил лишь легкий толчок, а в следующий миг противник пролетел через весь кабинет, отброшенный мощным ударом ноги. Савинов рассчитал точно. Полет тяжелой туши сбил дежурному прицел. Сашка стремительно прыгнул следом. Его пальцы впились в запястье руки, державшей пистолет, крутанули. Что-то хрустнуло. Дежурный взвыл и приложился спиной об пол, выронив оружие. Савинов пинком отбросил пистолет в угол. Сзади наметилось движение. Придавленный Мелкисом облом вскочил и с налитыми кровью глазами несся на Сашку. Точнее, это ему казалось, что он несется. Со стороны он смотрелся презабавно, медленно перебирая ножищами в тяжелых сапогах и растопырив узловатые пальцы профессионального душилы.
     Савинов легко уклонился, подбил вверх его левую руку и врезал бугаю локтем прямо под грудную мышцу. Ноги вертухая тяжко вознеслись вверх, и он с треском хряснулся затылком о паркет.
     Готов! Стремительно окинув взглядом поле боя, Савинов удостоверился, что противники выведены из строя. Прошел в угол и подобрал пистолет.
     "ТТ - Тульский Токарева! Отлично..." Он двинулся было к Мелкису, который начал уже слабо шевелиться, когда краем глаза заметил... Шустрый дежурный, оказывается, лишь прикидывался, что он в отключке. Когда Сашка проходил мимо, хитрюга подскочил, как подброшенный пружиной, и ловко нанес летчику круговой удар ногой в печень. Тот принял удар на согнутый локоть, прижав его к боку, и лягнул энкавэдэшника в колено. Тот потерял равновесие, и Сашка, уже в полете, добавил ему рукояткой ТТ в лоб. Ловкач выпал в осадок.
     "Вот так-то, паскуда! Хреновато вас здесь готовят..."
     Прислушавшись, Савинов не заметил никаких признаков поднявшейся тревоги. Не мудрено! Здесь, наверное, постоянно кого-нибудь лупцуют. Шум, вопли. Никто не обращает на них внимания... Но надо как-то выбираться.
     Кабинет находился в полуподвале и, чтобы выйти отсюда, надо пройти через пару-тройку постов. Да еще капэ у ворот. Кислое дело! Он подошел к валяющемуся тряпичной куклой Мелкису, ухватил его за шиворот, вздернул на ноги. "Что же это я делаю?" Шестаков, похоже, уже очнулся от боевого угара и, судя по всему, немного растерялся. Однако надо действовать.
     Глаза следователя, напитые кровью, дико блуждали. "Никак я ему черепушку стряс? Ничего..." Савинов поднес пистолет к самому носу Мелкиса.
     - Видишь? - Блуждающий взгляд завороженно остановился на черном отверстии дула. - Будешь орать - пристрелю как бешеную собаку!
     Губы у побитого следователя мелко затряслись, и он быстро кивнул.
     - Сейчас ты вернешь мне документы и проведешь через посты. Вздумаешь поднять тревогу - прикончу. Мне терять нечего!
     - Т-тебя найдут! - Мелкие с ненавистью смотрел на Шестакова. - Найдут! У нас руки длинные! А ты, значит, не просто вредитель, ты предатель и немецкий шпион!
     Савинов невесело рассмеялся.
     - Нет, ну надо же, какой кретин! Кто тебя, дебила, сюда взял? Ты же больной! И башка у тебя, скотина, не варит совсем! Ты слышал, что я сказал? Еще в морду хочешь? Нет? Тогда шевелись!
     - Я...
     - Головка от х... я! Живо!
     Под бдительным присмотром Савинова Мелкис полез в стол и извлек пакет с документами.
     - Мой табельный пистолет где?
     Следователь открыл нижний ящик стола - Шестакова разоружили прямо здесь, в кабинете. А ведь вызывали как бы для беседы!.. Сашка едва успел перехватить руку Мелкиса.
     - Ах ты подлюка! - Хрясь! Следователь, получив по шее, свалился под стул. - Не дергайся! А ну встать! Встать, я сказал!
     Мелкис поднялся, шатаясь, а полковник спрятал свое оружие в пустовавшую до этого кобуру, ухватил того за шиворот и поволок к двери. Выглянул в коридор. Все тихо.
     - Пойдем-ка... Да смотри, я тебя предупредил. Дернешься, орать начнешь - добавится еще парочка трупов. Пошел!
     Шаги гулко отдавались в стенах. За закрытыми дверями, идущими вдоль коридора, царила тишина. Только звонкое эхо шагов... Эхо? Из-за поворота навстречу им вдруг вывернул офицер НКВД в парадной форме, а за ним двое солдат с автоматами.
     - Стоять! В чем дело, товарищ капитан? Что за вид?
     В петлицах у офицера был ромб - полковник! Крупная птица для войск НКВД!
     Мелкис открыл было рот, но, покосившись на Сашку, осекся. Офицер тоже посмотрел на него.
     - А! Добрый день, Лев Львович! - и Мелкису:
     - Надеюсь, телефонограмма поступила вовремя?
     - Какая телефонограмма? Я проводил дознание и приказал не беспокоить... - Следователь вдруг рванулся, отпрыгнул. - Арестуйте его! Он изувечил трех моих помощников, захватил служебное оружие, меня чуть не убил! Арестуйте!!!
     Шестаков дернулся было стрелять, но Сашка удержал его. Что-то здесь не так!
     Полковник НКВД спокойно посмотрел на него и потом негромко приказал подчиненным, маячившим за его спиной:
     - Взять! - Те двинулись было к летчику. - А-атставить! Не его! Мелкиса...
     Автоматчики невозмутимо отработанным движением завернули следователю руки за спину.
     - Что... Не меня! Его арестуйте! Он враг!
     Офицер, не глядя на Мелкиса, произнес:
     - Вы мне здесь не указывайте! Мы еще разберемся, почему у вас дело так поставлено, что человек из-под следствия сбежать может...
     Сказано это было так, что Мелкис побледнел.
     - Но ведь я...
     - Заткните ему пасть, - небрежно бросил офицер и обратился к Шестакову:
     - А вы, товарищ полковник, отдайте все-таки пистолет. У вас свой есть... Впрочем, прошу прощения, я оговорился. Не полковник - генерал-майор. Да, да! Приказ Ставки! Вас повысили в звании за успешное управление дивизией и срочно назначают командующим ВВС Крымского фронта! Вам необходимо срочно отбыть к месту службы. Самолет уже ждет!
     И, взяв обалдевшего Шестакова за локоть, тихонько добавил:
     - А следствию сопротивляться вы права не имели! Хорошо, что так все закончилось... Но если узнают...
     - А узнают? - Летчик посмотрел ему в глаза. Тот улыбнулся.
     - Нет, конечно! Кто же поверит предателю Родины! - и полковник кивнул на Мелкиса. Тот затрясся как осиновый лист, затравленно озираясь.
     - Он не предатель, - сказал Шестаков, - а просто душевнобольной. Кажется, это называется "паранойя".
     Офицер печально усмехнулся.
     - Хороший контрразведчик, Лев Львович, обязательно должен быть чуточку параноиком. Однако, может, насчет него вы и правы. Проверим... А вы все же будьте поосторожнее. И как это вы ухитрились охрану положить? Самбо? Бокс?
     - Вольная борьба... Да и вырос я не в самом спокойном районе... А этот псих хотел с меня ордена сорвать! Звезду Героя мне, между прочим, сам Сталин вручал <Исключительный случай. Обычно все награды подобного ранга вручал "Всесоюзный староста" Калинин.>. Мелкису ли отбирать?
     - Понятно... Вы, надеюсь, там никого не убили?
     - Не знаю, - честно сказал Шестаков. Он до сих пор так и не понял, что кто-то вмешался в его судьбу. Сашка мысленно улыбнулся. "Удачи тебе, генерал!" А затем, еще не осознавая, как он это делает, отстранился, выйдя из тела Шестакова. И успел увидеть, как тот в сопровождении полковника быстро идет к выходу, а Мелкиса куда-то уводят. Потом он сделал еще одно усилие и...

Глава 8
Ручей

     Как всегда, был дерзок и спокоен
     И не знал ни ужаса, ни злости,
     Смерть пришла, и предложил ей воин
     Поиграть в изломанные кости.
     Николай Гумилев

     День выдался ясный. Ярина с самого утра ушла из усадьбы и задумчиво бродила по окрестным рощам. Она и думать забыла о неясной тревоге, что охватила ее вчера на закате. Та улетучилась куда-то, не оставив после себя и следа. Все вокруг радовало взор: сияющая под солнцем листва, о чем-то шепчущаяся с легким ветерком, тенистые опушки и полянки, покрытые мягкой муравой, журчание недалекого ручейка...
     К нему-то и вынесли ее ноги, сегодня сами выбиравшие путь для своей хозяйки. На берегу лежала деревянная колода. Ярина присела на нее и стала бездумно глядеть на медленные струи воды, тихонько несущие мимо мелкие веточки и сосновые иголки. На каменистом дне прозрачного ручья лежали затонувшие разлапистые коряги. Меж ними сновала рыбная мелочь, и Яра даже пожалела, что не взяла с собой хлебных крошек, чтобы покормить мальков.
     Слабое журчание воды убаюкивало, но Ярину не клонило в сон. Наоборот, ей мнилось, что ручей протекает прямо сквозь ее уставшую душу, вымывая из нее тревоги и беды. Вычищает все темные уголки, оставляя после себя чистоту, ясность и покой... Нет, не зря она упросила брата отправить ее сюда, не зря согласился посадник. Здесь, казалось, сама Мать Сыра Земля взялась лечить ее и делает это лучше всякого знахаря. Добрые духи земли, воды и растений не оставят в беде, помогут, поддержат... Ярина почему-то ни на миг не усомнилась в том, что сейчас все они станут ее защищать и беречь, хотя сызмальства знала: и водяник и леший могут быть и злыми, и коварными...
     Но ручей пел не об этом, унося горестные и печальные думы куда-то вдаль. Она представила, как ее печали, подобно опавшим осенним листьям, долго плывут по течению, потом вливаются в воды реки Ладожки, оттуда - в могучие струи Муть-реки, и та гонит их до самых волн Нево, а те поглощают и топят постылую тоску. Она опускается на дно и исчезает, быть может обратившись в камень. И Подводный Хозяин возьмет тот камень, да и положит в стену своего могучего дворца...
     Вдруг ей почудилось, будто что-то изменилось вокруг. Нет, не треснула в лесу ветка, не грянул конский топот, и криков звериных тоже было не слышно. Тишина так и стояла, как несколько мгновений назад, но теперь она казалась мертвой. Будто замолк приветливый хозяин, настороженно глядя на внезапно вошедшего в дом странного чужака. От которого неизвестно чего ожидать...
     Ярина медленно обернулась, нащупывая на поясе нож. И встретилась взглядом с волком. Серая остроухая морда в тени прибрежных кустов была бы почти незаметна, но острый "лунный" блеск в глазах зверя выдал его. "Снова весточка от Сигурни с Хагеном? - подумала Ярина. - Неужто опять случилось что?" Будто услышав ее мысль, бирюк бесшумно вытек из тени, и стало ясно: дело тут не в известиях от названой сестры. Глаза у волка оказались желтыми, будто кусочки янтаря, а не голубыми и зелеными, как у тех, что приносили известия ранее. Зверь остановился и, опустив лобастую голову к самой траве, исподлобья глянул Яре прямо в глаза. Она замерла, почему-то не в силах отвести взгляд, хоть и знала, что нельзя так смотреть: серый лесной охотник, как и домашний пес, может расценить прямой взгляд как угрозу. Волк издал глухое, утробное ворчание и принюхался. "А велик!" Серая с рыжинкой морда оказалась почти на одном уровне с лицом Ярины, сидевшей на колоде. "Матерый..."
     Почему-то ей было совсем не страшно. Но не успела она понять - почему, как зверь бесшумно канул, растаяв среди лесных теней, будто и не было его вовсе. Ярина еще подумала, что не видела его спины, как если б волчище отступил, пятясь назад... И тут она услышала шорох травы позади себя и быстро обернулась, выхватив нож из чехла.
     В пяти шагах от нее...
     Отчего-то Ярина решила, что это свей. Не дан, не урманин - свей. Огромный: в плечах косая сажень, а ростом, пожалуй, даже повыше княжьего воеводы Василько. Сивая борода в каких-то темных потеках. Глаза прячутся под полумаской клепаного железного шлема - только белки едва заметны. Борода сивая, а дубленные морскими ветрами и солнцем щеки все ж выдают: не стар еще свей, ни морщинки на них. Плечи, закованные в чешуи брони, в руках - щит и секира. Все побитое, во вмятинах, только лезвие секиры блестит молодым месяцем. Ратился недавно? Огромен, а подошел-то неслышно... Где ж гридни-то?
     И тут молнией-перуницей сверкнула мысль: "А не из тех ли он свеев, которых давеча в Нево побили?" И Ярине стало страшно. А ведь только что она чувствовала себя такой защищенной. Даже вол