альный костер, словно боги на небе справляли  поминальную
тризну. Корабли выволокли на  песок,  и  те  застыли  грозными  изгибами
форштевней, как рвущиеся в пылающее небо неведомые существа... На берегу
темнел   какой-то   навес   из   жердей.   Видимо,    здесь    частенько
останавливаются. Тут же воины запалили костры,  отхватив  у  наступающей
темноты изрядный кусок территории.
   Савинов собирал хворост вместе со всеми. Несколько раз он  чувствовал
у себя на спине чей-то взгляд, но делал  вид,  что  ничего  не  заметил.
После трапезы, состоявшей из жареного мяса,  черствых  лепешек  и  сыра,
похожего на камень, люди стали  готовиться  ко  сну.  Ложились,  как  бы
невзначай, рядом - один подле  другого,  чтобы  по  тревоге  вскочить  и
прикрыться  щитами.  Стражей  поставили  у  костров.   Похоже,   Ольбард
провоцировал неизвестных соглядатаев на нападение. В  лес  на  этот  раз
князь никого не отрядил - верная смерть. Хагена и других скандинавов  на
всякий случай связали. "Еще не хватало, чтобы они нам в  спину  ударили,
если нападающие окажутся их знакомцами..."  -  ворчал  Храбр,  затягивая
узлы. Хаген презрительно молчал и позволил себя связать. Он дал  клятву,
а ему не доверяют. Сигурни усадили рядом и тоже связали.  В  бою  некому
будет за ней следить.
   Вскоре все стихло. Казалось, лагерь действительно погрузился  в  сон.
Стражи походили некоторое время, потом оперлись на копья и стали клевать
носами...
   Тени копились во мраке, слетаясь со всех сторон. Их  было  много,  по
крайней мере достаточно на такое количество людей. Сегодня они  нападут.
Нужно только выждать, когда жертвы уснут. Глупые, они  поставили  стражу
только у костров... Выждать... Предводитель теней не думал о том, почему
ненавистные чужаки на берегу так беспечны. Скоро настанет час,  которого
он так долго ждал. Скоро... Уже сейчас!
   Когда темнота брызнула в  дружину  Ольбарда  ливнем  стрел  и  темные
фигуры  вынырнули  из-за  деревьев,  воины  разом  повскакали  на  ноги,
стряхнув сонную одурь. Один из стражей у костра упал, пораженный стрелой
в лицо. Двое других успели стать в строй. Щиты  с  грохотом  столкнулись
краями.
   Дружина ощетинилась тяжелыми  копьями,  построившись  клином.  Первая
волна нападающих разбилась об него, как волна о  берег.  Строй  даже  не
дрогнул. Люди в темных накидках отступили, забрасывая русов стрелами. Те
градом бились в русские щиты, со  звоном  отлетали  от  шлемов.  Накидки
упали, и тени,  оказавшиеся  рослыми  светловолосыми  воинами,  ринулись
вперед. У некоторых были кольчуги и круглые щиты, но большинство -  лишь
в кожаных панцирях, а то и вовсе в одних рубахах. - Это весины!
   Нападающие метали тяжелые топоры, подкатывались под  копья,  стараясь
ударить снизу, подсекая поджилки. Пара русов упала, но строй дружины тут
же сомкнулся  над  ними.  Наконечники  копий  сновали  вперед  -  назад,
окрашиваясь кровью. Но весинов было примерно впятеро больше. Они рвались
вперед, нажимая на вершину клина. Казалось, сейчас они сомнут  и  просто
затопчут русов. Но дружина стояла. Воины в первых рядах орудовали мечами
и секирами. Второй ряд бил копьями от бедра,  прикрывая  щитами  головы.
Савинов,  оборачиваясь,  видел  их  тяжко  вздымающиеся  плечи,  облитые
броней. Он стоял в задней шеренге со стороны реки, и здесь пока было все
тихо. Бой сюда еще не докатывался...  Постепенно  натиск  ослаб.  Весины
снова откатились назад, оттаскивая раненых и убитых, чтобы те не  мешали
сражаться.
   Внезапно у реки раздался вой. Новый отряд вынырнул из холодной воды и
ринулся вперед. Но и здесь их встретила стена щитов и копейные жала. Бой
возобновился с новой силой. Белоголовые навалились со всех сторон. Сашка
дрался как одержимый. Перед глазами мелькали перекошенные яростью лица в
боевой раскраске. "Ну чисто индейцы!" Топор врубился в край щита.  Сашка
тут же отсек державшую его руку. Лязг, звон, проклятия...
   Что-то ужалило в ногу. Он  не  глядя  ткнул  мечом.  Верткий  охотник
отскочил... Тяжелое копье с хрустом вошло ему между глаз...
   Сосед слева упал. Воин из  заднего  ряда  сделал  шаг  вперед,  чтобы
занять его место. Брызги крови летели во все  стороны.  Щит  дергался  в
руках, как живой, стонал от ударов. Сашкина правая рука стала липкой,  и
было неясно - чья это кровь, врагов  или  его  собственная.  Натиск  все
усиливался. Воины теснее сбивали щиты. Воздух с хрипом рвался из глотки.
Кажется, Сашка что-то кричал, но и сам не слышал себя в грохоте  боя.  В
голове  кувалдой  колотилось:  "Держать  строй!  Держать!!!"  Враги  все
атаковали, безумно, раз за разом кидаясь на русские щиты.  Потом  грохот
боя перекрыл рев: "Бей!!!" Силы сравнялись! Строй мгновенно  рассыпался.
Русы ринулись добывать славу.
   Все смешалось, Сашка вертелся ужом. Ему казалось, что он видит  сразу
во все стороны. Щит превратился в щепу. Он бросил его и  взялся  за  меч
двумя руками. Его словно закружило ураганом. Он  отчетливо  помнил,  как
перерубил чей-то подставленный для защиты клинок. Лица, морды, ощеренные
пасти. Перед глазами возникали и гасли застывшие на миг картины битвы...
Весинский топор разрубает чей-то шлем... Какой-то белоголовый падает под
ударами, прямо в костер, тут же вскакивает и в  горящей  рубахе  мечется
среди битвы, размахивая мечом. Храбр  рубит  рогатиной,  как  алебардой,
стремительно  вращая  тяжелое  древко...  Ольбард  неуловимым  движением
рассекает своего противника пополам... Диармайд подскакивает к пленникам
и  молниеносным  взмахом  меча  перерубает  путы.  Хагена.  Тот  тут  же
подхватывает чей-то меч...
   Вой, хрип, визг. В жилах настоящий вулкан... Во мраке гремит  железо,
мечутся  дикие  тени.  Звериная  мощь  переполняет  тело.  Меч  -  легче
соломины, кольчуга  тает  невесомой  паутинкой...  Клинок  не  встречает
сопротивления... Нет - это клык, коготь, бивень!.. Образы  вспыхивают  и
гаснут в кровавом тумане... Вот из лесу вываливает новая толпа. Сразу  с
десяток окружают князя. Все в доспехах и с мечами  в  руках...  Диармайд
врывается в эту кучу и становится с Ольбардом спина к спине.  "Сбор!"  -
призывно кричит кто-то. Зверь слышит, человек  пробивается  на  голос...
Весины всей кодлой навалились на Диармайда с князем. Те пока держатся...
Кто то заступает дорогу и, хрипя, валится прямо под  ноги,  зажав  рукой
распоротый живот... Довольный рык... Трое скандинавов, что  то  радостно
воя, бьются с белоголовыми среди костров. Между ними - Сигурни,  в  руке
девушки - топор...  Хаген,  раздобыв  где-то  второй  меч,  врубается  в
осадивших князя весинов. В стороны летят отсеченные головы, руки...
   Дружина уже восстановила строй, и  железный  клин  с  разгону  рассек
беспорядочную толпу...
   Вдруг все закончилось. Оставшиеся  в  живых  белоголовые  скрылись  в
лесу.
   Кто-то прохрипел: "Ольбард срубил вождя..." Тишина.  Какая  тишина...
Стоны раненых тонут в ней как в омуте. Сашка вдруг понял, как он  устал.
"Что это было со мной?" Ноги задрожали и подогнулись.  Он  опустился  на
колени. Грудь ходила ходуном.  Все  вокруг  медленно  поворачивалось,  и
Савинову вдруг показалось, что он снова  летит.  Самолет  делает  бочку,
и... наступает темнота.
 
Глава 9 
БЕРСЕРК. ДАР СВОБОДЫ 
 
   ... Рев звериный, багровый глаз,
   Кровь и смерть - это все про нас!
   Вой свирепый, века - во гьме,
   Сталь не ранит, душа - в огне
   Ада плавится... Обречен
   В гуще битвы безумствовать он...
   "Berserk"
 
   Савинов пришел в себя от холода. Его бил озноб, несмотря  на  то  что
тело  укутывал  толстый  шерстяной  плащ.   Сашка   разлепил   веки.   В
серо-голубом сумраке двигались человеческие фигуры. Пропадали в тумане и
снова появлялись, неся какие-то непонятные свертки.  Издалека  доносился
какой-то невнятный хруст и скрежет. Тянуло дымом и  еще  чем-то...  Этот
непонятный запах был повсюду. Сладковато-приторный, он был  неприятен  и
приятен одновременно.
   Сашка попробовал подняться, но понял,  что  тело  не  слушается.  Все
мышцы словно превратились в кисель. Каждая жилка мелко дрожала, будто бы
обретя собственную жизнь и от этого умирая со страху.  В  желудке  зияла
противная пустота. Отвратительный привкус на языке говорил  о  том,  что
Савинова рвало желчью.  "Отравился?"  -  мелькнула  спасительная  мысль.
"Правда,  голова  не  болит,  а  должна  бы  при   интоксикации...   Что
происходит, черт меня задери?"
   Он вторично попытался подняться. Тело снова отказалось  повиноваться,
и тут Сашка взбесился. Он начал яростно  бороться  с  объявившими  вдруг
самостийность частями тела. Его ударило  в  пот,  но  он  все  же  сумел
сначала приподняться на локтях, а потом подтянуть под себя  колени.  Тут
силы оставили его снова. Он сидел в молитвенной позе, уронив  голову  на
руки, и дышал. Одеяло  свалилось.  Сердце  колотилось  где-то  в  районе
гортани. Кольчуга, которая, как выяснилось, все еще была на нем, приятно
холодила подбородок. Сашка тут же почувствовал ее чудовищную тяжесть,  и
это чуть было снова не свалило его на землю. "Вчера-то в бою и  не  чуял
ее, проклятую... Или не вчера? Какой сегодня день?" Он приподнял  голову
и уткнулся взглядом в свои собственные ладони.  В  свете  нарождающегося
дня кожа на руках  приобрела  неестественный,  красно-бурый  оттенок.  И
пахла она  все  тем  же  сладковатым...  Еще  до  того,  как  Сашкин  ум
сообразил, что это кровь, тело, только  что  бывшее  беспомощным,  вдруг
исторгло изнутри дикий, утробный рев. Ему  очень  хотелось  лизнуть  эту
кровавую коросту! - Осознав  это,  Сашка  испугался  по-настоящему...  и
непонятно каким образом оказался на ногах. Его шатнуло,  но  он  устоял,
упершись в землю мечом. Откуда тот взялся в руках, тоже было неясно...
   Кругом кипела  работа.  Пленные  весины,  числом  около  двадцати,  в
большинстве своем перемотанные окровавленными тряпками, стаскивали  тела
убитых соплеменников со всей поляны.  В  дальнем  конце  ее  возвышалось
нечто вроде сруба, обложенное кучей хвороста. На помосте  сверху  лежали
погибшие русы - всего пять человек.  "Этого  не  может  быть,  -  устало
подумал Сашка. - У весинов потери - не меньше полутора сотен человек,  а
то и больше... Может, наши тяжелораненых добили..." Голова кружилась  от
запахов и звуков. Со всех сторон до него долетали обрывки разговоров, но
почему-то он не мог разобрать ни слова. Потом сзади  послышался  шелест,
как если бы ветер пробежал по траве. Савинов обернулся,  каким-то  чудом
сохранив равновесие.
   В паре метров от него,  опираясь  на  копье,  стоял  Храбр,  и  Сашке
почему-то показалось, что он торчит там  намеренно,  не  подходя  ближе.
Словно опасается, что он, Савинов, бросится на него.
   - Что?.. - Слово со  скрежетом  выпало  изо  рта,  будто  валун.  Ему
удалось  произнести  его  не  без  борьбы,  как  если  бы   язык   забыл
членораздельную речь.
   Храбр удовлетворенно хмыкнул и подошел ближе.
   - Воротился, значит... И даже на ногах -  силен!  Иные,  после  таких
дел, дня три лежмя лежат...
   - Откуда... воротился... О чем ты?.. Голова кругом... Что со мной?
   Храбр обхватил его за плечи и поволок к реке.
   - Ты, друже, слыхал ли про оборотцев?
   - Н-не понял... Да что с... со мной?!
   - Оборотец - это тот, кто умеет зверем перекидываться. По-урмански  -
берсерк.
   - А-а... ну слыхал...
   - А ведаешь ли, что ты таков же? Вечор человек двадцать  посек  своей
"косой"... Ревел медведем...  На  бороде  пена  кровавая...  А  как  все
кончилось, упал снопом и уснул... Я такое еще в первый  раз  заподозрил,
когда ты по стенам бегать стал, да  тогда  все  быстро  кончилось...  Не
успел ты обернуться... Теперь иди - умойся.
   Савинов обнаружил себя стоящим по колено в студеной воде.  Он  сделал
шаг, другой. Вода дошла до бедра. Левую ногу защипало. Он  вспомнил  про
шустрого весина, что пытался подсечь ему поджилки, да  закусил  копейным
железом... Храбр крикнул с берега:
   - Пройди дале! Здесь руду теченьем несет. Да гляди, - не утопни!
   Сашка рассеянно кивнул, сделал еще пару шагов  и  погрузил  ладони  в
воду. Поверхность реки казалась странно неподвижной, как при замедленной
киносъемке. "Сморщенное зеркало..." Она  напоминала  скорее  ртуть,  чем
воду. Руки вынырнули из глянцевитой, отблескивающей металлом субстанции.
Крупные капли срывались с дрожащих пальцев и с  мерной  тяжестью  падали
вниз, соединяясь с родной стихией. Почему-то было страшно  поднести  это
нечто, напоминающее воду, к лицу. Савинов  сделал  над  собой  усилие  и
отхлебнул... В голове что-то  взорвалось.  Ледяная  жидкость  хлынула  в
пищевод. Заломило зубы. Сердце заколотилось в груди,  и  он  с  радостью
увидел, как с каждым  толчком  вода  закапала  с  пальцев  все  быстрее.
Прорезался звук падающих капель, и Сашка понял, что  до  этого  какое-то
время он ничего не слышал. Дальше пошло легче. Он с наслаждением умылся,
стирая с себя давешнее наваждение. Потом захотелось нырнуть, и ноги сами
подогнулись, погрузив тело в холодную, отрезвляющую воду. В ушах  шумело
течение. Слышно было, как его зовет с берега Храбр.  Сашка  посидел  еще
немного, пуская пузыри, и поднялся на ноги. Они еще дрожали, но слабость
прошла. Он повернулся и побрел к  берегу,  оскальзываясь  на  каменистом
дне. Рассвет уже сиял в полную силу.
   Воины в полном  вооружении  обступили  кольцом  обложенный  хворостом
помост. Внутри кольца из щитов угрюмо стояли на  коленях  двое  пленных.
Они  знали,  что  их  ждет.  Ольбард  вышел  вперед  голый  по  пояс,  с
обнаженными мечами в обеих руках, встал возле костра. Кто-то  из  воинов
вздернул белоголового весина с колен, толкнул  к  князю.  Весин  сплюнул
наземь, пошел гордо. Ольбард взглянул ему в глаза. Тот выдержал взгляд и
вытянул перед собой связанные руки. Меч взблеснул рыбьей чешуей, и  путы
упали наземь. Вслед за ними к ногам пленника полетел один из мечей.  Тот
ловко подхватил его, взвесил в руке и тут  же  атакующей  рысью  ринулся
вперед. Ольбард встретил его, не сойдя с места. Клинки  взблеснули  лишь
дважды, и белоголовый упал, как подрубленное дерево. Так же молча  князь
встретил второго противника. Снова вспышка зари на клинках, и  еще  одно
мертвое тело. Устало опустив мощные руки, Ольбард  отступил  от  костра.
Двое воинов вышли вперед и закинули тела жертв на помост, так, чтобы они
лежали в ногах погибших русичов. Кто-то подал князю горящий факел. Пламя
трещало, ярясь на ветру, роняло искры. Ольбард поднял голову:
   - Братие и дружино! Воздадим честь тем, кто храбро сражался и  пал  в
битве! Отче Перун! Други наши, положившие жизни во славу  твою,  идут  к
тебе! Тебе решать - достойны ли они быть принятыми в Светлую Рать Сварги
, но, ступая по Матери Земле, каждый из них был храбрецом! За Русь! - он
вскинул над головой горящий факел и окровавленный меч.
   - За Русь!  -  взревела  дружина.  Гулкое  эхо  грянуло  через  реку,
отразившись от скал на том берегу. Птицы взлетели с  деревьев,  крича  и
жалобясь об ушедших  витязях.  Лес  зашумел  листвою,  вскинулся  ветер,
скрипя древесными стволами, погнал по воде мелкую рябь.
   - За Русь! - Ольбард шагнул вперед и сунул огненный ком факела в кучу
хвороста. Полыхнуло сразу. Дым повалил из-под помоста. Пламя взлетело до
верхушек деревьев, заревело голодным зверем. Сизые  клубы  потянулись  в
небо, стремясь к пламенеющим зарей облакам.  Ветер  гнал  их  на  север.
Костер прогорел быстро. Оставшиеся пленные стали  насыпать  курган.  Они
были уверены, что их тоже убьют, как только они закончат работу.
   Хаген стоял, молча глядя на их работу. Сигурни спрятала лицо  у  него
на груди. Давно ли прошли те времена, когда  она  дичилась  его?  Бьярни
Молот, Торфин Вилобородый и Индульф хмуро молчали.  Погребальный  костер
унес в Вальхаллу Олафа Винбьерна. Их осталось  четверо  в  чужой  земле.
Вдруг Торфин кашлянул.  Хаген  обернулся,  а  Сигурни  отступила  назад,
спрятавшись за его плечом.
   Ольбард Синеус стоял  перед  ним.  Тело,  увитое  мощными  мускулами,
крепостью своей не уступало стволу  старого  дуба.  Правое  плечо  князя
когтил полосатый кот с  огромными  клыками.  На  груди  лучился  спицами
колеса громовой знак. Рисунки, искусно наведенные на коже тонкой  иглой,
казались живыми. Русы, отворотившись от  кострища,  обступили  викингов.
Здесь  были  почти  все  -  и   Храбр,   и   черноволосый   Диармайд   и
Александер-берсерк. Глаза  русов  полыхали  пламенем  погасшего  костра.
Хаген выпрямился. Что бы ни решил князь...
   - Слушай мое слово, Хаген Стурлаугсон!  Ты  и  твои  хирдманы  храбро
бились сегодня. Я помню твою клятву, как помнишь ее и ты.  Но  неумолима
судьба. Все проходит. Твой отец враг мне... Однако  негоже,  после  того
как мы бились рядом, держать вас в полоне... Вы  свободны.  Все  пятеро.
Оружие, что добыли в бою, - ваше. Можете  взять  себе  доспехи  весинов,
которых убили. Если хотите,  -  можете  уходить  прямо  сейчас.  А  буде
пожелаете остаться - добро. Дойдете с нами до  Белоозера,  а  там  через
Новгород поезжайте домой. Неволить не стану... Что скажешь, Хаген?
   Тот поклонился в ответ:
   - Все,  что  поют  о  тебе  скальды,  князь,  чистая  правда.  Только
настоящий воин может быть так велик духом. Я пойду с тобой до Белоозера.
Что же до моих хирдманов - пусть решают сами.
   Индульф, Торфин и Бьярни быстро переглянулись. Потом старший из них -
Бьярни Молот - вопросительно посмотрел на Хагена. Тот кивнул. Тогда  все
трое шагнули вперед и положили к ногам Ольбарда свое оружие.
   - Прими, Синеус, наши клинки! Хотим послужить тебе верой и правдой!
   Ольбард взглянул поверх их голов на Хагена:
   - Как я могу принять вас? Вы оставляете своего вождя одного!
   Я отпускаю их, князь! Мы уже обсудили это. Я, Хаген Молниеносный Меч,
и сам бы пошел служить тебе, чей клинок намного быстрее моего,  но  люди
скажут дурное - ведь ты враг моего отца.
   - Достойная речь! - Ольбард улыбнулся. - Возьмите свое оружие, воины,
я принимаю вашу службу! Ты же, Хаген, будь моим  гостем  и  оставайся  в
граде моем сколько хочешь, пока долг не позовет тебя домой. Видят  боги,
мне будет жаль, если нам еще раз выпадет встретиться в бою!
   Хаген улыбнулся в ответ:
   - Почему, княже, ты жалеешь об этом? Боги  свидетели  -  это  был  бы
очень красивый бой, может быть даже подлиннее предыдущего!
   Воины захохотали. Ольбард хлопнул Хагена по плечу, и они вместе пошли
к кораблям. День вступил в свои права. Пора было в дорогу.
   "Змиулан" резал грудью речную волну. Переполненное ветрило выгибалось
дугой. Позади  остался  каменистый  плес  со  свежим  курганом.  Весинов
Ольбард отпустил, наказав передать старейшинам следующее:
   "Ваш вождь, павший от десницы моей, сам  повинен  в  своей  смерти  и
гибели своих воинов. Если бы не жаждал он мести, как кровожадный  зверь,
а принял виру по чести за погибшего брата, было бы любо всем. Теперь  же
восплачут  жены  ваши  по  ладам  своим.  Я,   Ольбард   Синеус,   князь
Белоозерский, шлю вам весть о безвременной гибели вождя вашего и  воинов
его, и отпускаю на волю полон, дабы  могли  они  передать  весть  сию  и
схоронить убитых по обычаям предков. Хочу, чтобы впредь царил между нами
Лад и Мир, а буде восхотите ратиться со мною - не  взыщите.  За  каждого
погибшего своего возьму вдесятеро."
 
Глава 10 
ЕЩЕ КОЕ-ЧТО О БЕРСЕРКАХ 
 
   ... Что же случилось? Чьею властью
   Вытоптан был наш дикий сад?
   Раненый коршун, темной страстью
   Товарищ дивный был объят...
   Николай Гумилев. "Товарищ"
 
   Лодьи ходко шли под парусами против течения.  "Змиулан"  впереди,  за
ним "Пардус". Сашка сидел,  нахохлившись,  у  самого  борта  и  тоскливо
смотрел на проплывающие мимо береговые утесы. Ему было нехорошо.  Не  то
чтобы его тело чувствовало себя плохо. Наоборот -  берсерково  бессилие,
которое, как выяснилось, всегда поражает  воинов-зверей  после  боя,  на
него подействовало слабо. Он оправился за несколько часов,  хотя  обычно
для во