хся почти от самой воды на головокружительную высоту.
     Двое из самых молодых и ловких воинов разведали тропку, по которой можно было подняться наверх. Там начиналось поросшее лесом плоскогорье, откуда натащили лапника для шатров и где охотились, чтобы добыть свежего мяса. Там же, наверху, обосновались дозорные, чтобы загодя увидеть идущие корабли. И никто не знал - друзья это будут или враги...
     Остатки Стурлаугова хирда стояли здесь уже восемь дней. Это было то самое место, где хевдинг назначил своему сыну встречу. Если весть не достигла цели и посланные с ней воины погибли в пути, тогда остается отчаянная попытка прорваться мимо Халогаланда, идя мористей, так, чтобы с берега шнеккер нельзя было заметить. Но это значит - много дней без свежей воды и пищи, посреди водной пустыни, на большом корабле с немногочисленной командой. А ведь даже для того, чтобы управляться с парусом, нужно несколько человек, да кормчий, да черпальщики воды... Это не говоря уже о том, что ветер может смениться и придется идти на веслах. На шнеккере двадцать пять пар весел, а у Стурлауга всего два десятка человек...
     Но хуже всего то, что воины начали роптать. Они предлагали зарыть добычу здесь, а самим налегке отправиться в путь, чтобы потом вернуться сюда с хирдом и, уже ничего не опасаясь, забрать сокровища. Вчера вечером хирдманы подступили к хевдингу с этим предложением, крича, что проклятое золото погубит их всех, как погубило уже их побратимов. Стурлауг понимал, что совет, быть может, и неплох, но воины вели себя слишком вызывающе и кровь ударила хевдингу в голову. Он вскочил на ноги, отшвырнув в сторону меховой плащ.
     - Если вы считаете, что я уже не гожусь вам в вожди, тогда пусть любой из вас оспорит мое право! - крикнул он им.
     Секира грозно блестела в его руке. И воины, глядя в его налитые кровью глаза, отступились. Никто не захотел выйти против Ингольвсона один на один.
     - Ну что ж! - прорычал хевдинг. - Значит, будет, как сказал я! Добычу мы не оставим!
     Теперь Стурлауг сидел на плоском валуне и мрачно смотрел, как набегающая волна с шорохом выносит на берег мокрый плавник. Точно так же когда-нибудь она вышвырнет на чужие камни обломки "Рыси" или его собственный вздувшийся труп. Черные предчувствия переполняли душу хевдинга. Его расчетливый ум боролся с алчностью, но последняя побеждала раз за разом. Ингольвсон прекрасно понимал, что воины правы, но никакие силы на свете уже не могли заставить его даже на время отказаться от золота, добытого в этом походе. Стурлауг просто не в силах был сделать это... Ему хотелось верить, что все обойдется, но хевдинг знал, что его старый знакомый Ольбард Синеус тоже умеет считать. Дружина Ольбарда велика, и если варяжский князь придет по его, Стурлауга, душу... Тогда - никакой надежды! А Синеус считать умеет, да еще этот его вещий дар... Он вполне может провидеть и место и время встречи... Остается надеяться на гонцов, отправленных домой. Ингольвсон боялся даже думать о том, что будет, если они попадут в плен к халогаландцам. Нет таких людей, что выдержали бы многодневные изощренные пытки... И тогда вместо Хагена сюда придут вольные ярлы Халогаланда...
     Стурлауг поднял глаза к низкому небу, покрытому быстро несущимися облаками. Где-то там сияют сплетенные из клинков стены Вальхаллы. Если Отец Дружин не оставил еще Ингольвсона и не отнял последние крохи удачи, ярлы могут столкнуться здесь с варягами, и тогда у "Рыси" останется надежда удрать от тех и от других...
     Поддавшись внезапному порыву, хевдинг выхватил нож и полоснул себя по левому запястью. Широкий клинок окрасился кровью. Стурлауг хлестким движением стряхнул багровую влагу в костер, горевший рядом. Затем сделал то же в сторону моря. Волна жадно поглотила дар.
     - Один! - Имя бога, произнесенное вполголоса, ветер украл с губ и унес ввысь. Хевдинг выпрямился, зная, что хирдманы наблюдают за ним, и вдруг почувствовал незримое присутствие за правым плечом. Волна Силы пронзила его насквозь, огнем озноба пронеслась по жилам. "Бог воинов услышал!"
     И, словно подтверждая эту мысль, сплошная стена облаков вдруг на миг разорвалась, плеснув в лицо Стурлауга солнечным светом! Хевдинг глубоко вдохнул пряный морской воздух и нащупал на груди заветный мешочек. "Бог слышал! Самое время вопросить Руны..."
     Воины видели, как вождь достал что-то из-за пазухи и накрылся плащом с головой. Наступила тишина, лишь чайки стонали над волнами да шумел прибой. И ветер трепал выбившуюся из-под плаща прядь рыжих с проседью волос... Хирдманы замерли, понимая, что хевдинг беседует с богами. Откроют ли они ему будущее? Каким оно будет?.. Стурлауг под плащом вдруг вздрогнул, словно получил удар, и в тот же миг сверху, со скал, раздался крик:
     - Паруса! Цветные паруса на Закате!!!
     Плащ отлетел в сторону, словно сорванный вихрем. Хевдинг вскочил на ноги и проревел:
     - Все на борт! Это халогаландские ярлы!
     Но воины нерешительно топтались на месте, а потом один из них спросил:
     - Не лучше ли укрепиться в скалах, хевдинг? Обойти нас они не смогут!
     Багровая муть вскипела перед глазами Стурлауга. Он глухо зарычал и шагнул вперед, взмахнув секирой. Кровь струилась по его запястью, розовая пена пузырилась на губах, глаза закатились. Воины шарахнулись в стороны. Хевдинг был настолько страшен, что даже у самых храбрых заледенели сердца.
     - На борт!!! - не то провыл, не то пролаял Стурлауг. - Что, хотите оставить золото им?! - Он махнул окровавленной рукой в сторону моря.
     Хирдманы, решившись, бросились к шнеккеру и общим усилием, хрипя и ругаясь, столкнули его нос с камней. Никто из них раньше не видел хевдинга в такой ярости. Уж лучше добрая драка с халогаландцами!
     По крутой тропке с вершины скалы, рискуя свернуть шею, неслись дозорные. Стурлауг смотрел, как они прыгают с камня на камень, и ярость понемногу отступала. Но оставалась обида пополам с горечью. "Неужели мои хирдманы все разом вдруг стали трусами?" Хевдинг сплюнул в прибой и по колено в воде двинулся к борту "Рыси". Воины уже поставили парус и вооружались, готовясь к безнадежной схватке.
     "Ветер есть - из фьорда выйти успеем, если дозорные не проспали..."
     Стурлауг застегнул подбородочный ремень шлема. Хирдманы поставили весла - по пять на борт. Мало! Но чтобы отойти от берега, хватит.
     Запыхавшиеся дозорные с грохотом перевалились через борт. Весла тут же вцепились в волну. Дайн, стоявший на корме, переложил рулевое весло влево, и парус с тугим хлопком наполнился ветром. "Рысь" рванулась вперед.
     - Сколько? - Стурлауг обернулся к дозорным.
     - Три "дракона" и "змей" <"Дракон" - драккар, "змей" - шнеккер.>! Паруса полосатые... - ответил один из воинов, поспешно облачаясь в кольчугу.
     "Значит, самое меньшее три сотни бойцов, - подумал Стурлауг. - Полосатые паруса - это враги. Хаген должен прибыть под черными".
     - Убрать весла! - приказал он и перешел на нос "Рыси". Руна, что выпала ему, не обманула. "Перт", да еще перевернутый - это знак смертельной опасности, приходящей как воздаяние за прошлые ошибки. Впрочем, Руны не предопределяют исхода... Они предупреждают.

***

     След Гюльви отыскал к вечеру, когда достиг предгорий, где унесшая его спутника лавина разбилась о стволы деревьев. Здесь воин обнаружил лыжню. Она пересекала его дорогу и исчезала где-то справа. В первый миг что-то шелохнулось в груди. Тень надежды. Однако Гюльви сразу сообразил - их лыжи засыпала лавина, и даже если бы Видбьёрн выжил, то ему пришлось бы делать снегоступы, вроде тех, что украшают ноги самого Гюльви. Тем более что лыжня была двойная, а посередине след, словно от волокуши. След свежий, оставленный не позже полудня, значит, рядом люди. И люди эти, без сомнения, - враги. Ведь это земли Халогаланда, а Стурлауг никогда не ладил со здешними ярлами. Есть еще и бонды - свободные земледельцы, но их в этих местах мало, и они тоже не любят чужих...
     Трезво поразмыслив и тщательно изучив след, Гюльви двинулся налево, тем более что туда и лежал его путь. И к дому поближе, и от врагов подальше... А потом он увидел яму... Она была довольно глубокой. Снег вокруг ямы покрывали многочисленные следы лыж. И именно отсюда начиналась та двойная лыжня, которую он заметил раньше. Гюльви покружил вокруг, разбираясь в следах...
     "Значит, пятеро проходили вот здесь... Один заметил справа что-то торчавшее из снега, свернул... Остальные продолжали идти своей дорогой... Этот, зоркий, подъехал поближе, остановился, - вот след от древка копья и засечки от задников лыж. Присмотрелся... Позвал остальных. Те вернулись, помогли зоркому выволочь находку из снега и отправились восвояси, забрав ее с собой... Отправились, кстати, в ином направлении, чем то, в котором шли раньше. Значит, нашли что-то важное... Что?"
     Гюльви, конечно, умел тропить след, но во всяком деле для мастерства нужен Дар. У Видбьёрна он был. Косматый точно смог бы определить, что нашли в снегу халогаландцы... Косматый?
     Сердце Гюльви гулко забилось. "Неужели?! Яма как раз подходящих размеров. Значит, Видбьёрна вынесло сюда лавиной. И Косматый жив, иначе эти пятеро не стали бы волочь его с собой... Но если так, то они все узнают! И если это люди какого-нибудь ярла..." Выбор настигает человека внезапно, как удар стрелы, пущенной из засады. Гюльви понял, что не может просто отправиться дальше. Он должен вытащить Видбьёрна во что бы то ни стало. Иначе халогаландцы узнают все, и Стурлауг дождется не сына с подмогой, а хищных ярлов, слетевшихся на поживу... Но если и он, Гюльви, попадется в плен или погибнет? Тогда остатки хирда уже точно не дождутся помощи... Воин еще некоторое время раздумывал, затем засмеялся, сплюнул на лыжню и потопал на своих снегоступах туда, куда враги увезли его друга. На то он и Гюльви Сорвиголова, чтобы не упускать случая снести кому-нибудь голову, выручить побратима или потискать девицу. Почему-то десятник Гюльви был уверен, что ему еще предстоит водить в бой сотню хирдманов...

Глава 4
О месте для мести

     ...Видела дом,
     Далекий от солнца,
     На Береге Мертвых,
     Дверью на север;
     Падали капли
     Яда сквозь дымник;
     Из змей живых
     Сплетен этот дом.
     Там она видела -
     Шли через потоки
     Поправшие клятвы
     Убийцы подлые...
     Из "Младшей Эдды"

     Ольбард стоял на корме "Змиулана" рядом с Диармайдом. Тот с привычной легкостью поворачивал тяжелое кормило, рукоять которого его ладони отполировали до блеска. Ветер трепал черные волосы ирландца. Лицо его было суровым, но в глазах, таких же синих, как и у самого Ольбарда, застыло мечтательное выражение. В отличие от большинства воинов, Диармайд знал, что главной целью похода была вовсе не месть. Когда-то давно князь обещал, что доставит ирландца домой. И теперь Ольбард Синеус держит слово.
     Князь окинул взглядом закатный горизонт. Ему было грустно. За эти годы, что Диармайд О'Дуйвне ходил кормчим на его лодье, Ольбард успел сдружиться с ним. Они многому научились друг у друга, стали побратимами. И вот теперь близится пора расставания... Что ж, Диармайд заслужил счастье. Там, на Эрине, ждут его жена и сын, который еще не видел отца... Что же до мести... Ольбард не собирался биться со Стурри Трудолюбивым. Он знал, что тот не замышлял худого, и сражение после пира в зимовье оказалось случайностью, хотя и унесло много жизней. Боги отомстили Трудолюбивому руками русов за разорение храма Богумира. Князь чувствовал правду еще до того, как неугомонный Александр Медведкович передал то, что поведал ему сын Стурлауга, Хаген, перед своим отправлением домой. Мол, хотели в тот раз викинги просто потихоньку уйти, да кто-то на кого-то спьяну в темноте наступил... И началась сеча...
     Ольбард Медведковичу верил. Князю еще ни разу не пришлось пожалеть, что он вытащил Александра из студеной морской воды. И тот в долгу не остался - не раз спасал князю жизнь. Медведкович умен, удачлив, храбр, и Дар у него... Одно плохо. Не заладилось у них с Буривоем... Князь сына любил. Не настолько, правда, чтобы изгнать неугодного наследнику удачливого воеводу... Однако если Александр сам попросится уйти, отказа ему не будет... Тем более что Ольбард знал: Медведкович попросится обязательно. Может быть, даже после этого похода...
     А со Стурлауга князь возьмет справедливую виру за своих погибших воинов. И Стурри заплатит. Ссориться с русами ему не с руки. Вот только... Уже не первый день чудилось Ольбарду, что он может опоздать...

***

     Косматый очнулся от того, что больно ударился плечом о ствол какого-то дерева. Вначале ему показалось, что его все еще несет лавиной. Кусты и деревья пролетали мимо и снежная пыль клубилась вокруг их стволов и ветвей.
     Видбьёрн попытался ухватиться за них руками, но вдруг выяснилось, что он не может ими пошевелить. Более того - Косматый их не чувствовал. С великим трудом, извернувшись, он сумел посмотреть вниз и увидел, что руки его намертво привязаны к бокам толстой волосяной веревкой. И что его самого волокут по снегу, как тушу добытого на охоте кабана. А справа и слева бегут на лыжах какие-то люди в меховой одежде. Халогаландцы!
     Внутри у Косматого все похолодело и сжалось. Сердце пропустило удар, а затем забилось неровно и сильно чуть ли не у самого горла. "Господи, спаси!" Видбьёрн прикрыл глаза и притворился, что продолжает пребывать без сознания: похоже, никто не заметил, что он пришел в себя. А может, этому просто не придали значения... Мысли метались в голове вспугнутыми птицами. Косматый понимал - его будут пытать! Сначала - чтобы выяснить, кто он, затем - чтобы узнать, куда он направлялся. Воин понимал и то, что рано или поздно он скажет все. Никакой, даже самый мужественный человек не сможет долго сопротивляться пыткам. Если, конечно, враги не станут спешить. Тогда у пленника появится шанс умереть раньше, чем они узнают у него что-то важное...
     Умереть? Видбьёрн стал из-под ресниц наблюдать за халогаландцами. Он видел только двоих - тех, что по бокам. Еще двое, судя по быстроте бега, волочили его самого, и кто-то один бежал впереди, выбирая дорогу. Косматый прислушался к его бегу, скрипу снега под лыжами, дыханию. Да, пожалуй, этот - самый опытный и опасный. Остальные - обычные дренги <Дренг - воин. В принципе - то же, что и хирдман. Но автор использует это название для обозначения менее опытных воинов, аналога "молодших" в славянских дружинах.>. Может, Видбьёрну удастся обмануть их? Куда бы ни тащили его, они в конце концов прибудут на место. И чтобы приступить к пыткам, им придется развязать его и раздеть. Кто же пытает одетого? А голый человек чувствует себя беззащитным. Поэтому они обязательно развяжут его... Косматый, конечно, не надеялся победить всех пятерых. Для этого он был слишком слаб. Все тело болело и мозжило, избитое лавиной, обмороженное. Поэтому победить он не сможет. Но вот заставить убить себя - да! Для этого ему надо будет сразу завладеть каким-то оружием. Косматый знал - это возможно только в том случае, если враги до самого конца не будут догадываться, что пленник уже пришел в сознание. И если ему удастся хотя бы частично вернуть себе власть над телом...
     Халогаландцы бежали долго. Уже смеркалось, а они все так же неутомимо неслись сквозь сумрачный лес к ведомой им цели. Судя по тому, что они не останавливались на отдых, эта цель была уже близка. Косматый все это время осторожно обследовал себя, чуть сгибая ноги, приподнимая плечи и делая другие не привлекающие внимания движения. Со стороны все выглядело так, будто безвольное тело само собой вздрагивает на неровностях. Голова Видбьёрна бессильно свешивалась на грудь...
     Однако он был в полном сознании и даже с трудом подавлял в себе радость. Тело слушалось! Казалось чудом, что, побывав под лавиной, он отделался лишь множеством ушибов. Но, насколько Косматый мог почувствовать, - все кости целы. Правда, пальцы ног не хотели подчиняться. Казалось - их вовсе нет. "Отморожены! Но это ничего... Ступни слушаются, колени сгибаются, и даже стянутые веревкой запястья ноют и болят, а значит, в них просто застоялась кровь". Пальцы рук, одетых в толстые рукавицы, покалывало. Они занемели, но Видбьёрн мог ими шевелить! Значит, еще не все потеряно!
     - Хо! - воскликнул один из халогаландцев. - Пахнет дымом!
     Видбьёрн почуял запах еще раньше. Он тут же прекратил всякое движение, чтобы не выдать себя в последний миг. Где-то впереди залаяла собака. Затем Косматый почувствовал, что катится вниз по склону. Скрипнуло дерево. Звякнул металл. Собачий лай раздался совсем рядом. Снова заскрипело дерево, потом взвизгнули петли, и Косматого обдало жаром.
     "Дом", - подумал он.
     Халогаландцы сразу загалдели, перебивая друг друга. Но чей-то властный голос приказал им заткнуться.
     - Кого это вы приволокли?
     - На перевале нашли. Лавиной его присыпало. Он не из наших, Оттар, и не прост - сразу видать. Глянь, какой у него меч!
     Тот, кого называли Оттаром, что-то буркнул себе под нос. Затем зашелестел вытягиваемый из ножен клинок.
     - Ого! - Судя по голосу, Оттар был удивлен. - Гляньте-ка на этот узор! Миклагард <Миклагард - Константинополь.>! Да, не простого человека послали нам боги. Надо бы поспрошать его - что он делал в нашей земле. Или он уже помер?
     - Да нет вроде. Без сознания он, но замерзнуть не успел, кажется.
     - А ну, тащите его к очагу! Развяжите и разденьте... Да осторожнее! Кто его знает... Как разденете - подвесьте к балке. Посмотрим, что он нам скажет.
     Видбьёрна подхватили и поволокли. Жар очага ударил ему в лицо. Сильные руки ворочали безвольное тело Косматого, снимая веревки. Холодный собачий нос вдруг ткнулся в его щеку. Пес фыркнул. Терпкий собачий дух наполнил ноздри Видбьёрна. Он едва не чихнул, но сдержался, чувствуя, как его освобождают от меховой куртки. Чья-то рука ухватилась за серебряное ожерелье на шее Косматого. Дернула. Сейчас!
     Он быстро открыл глаза. Человек, пытавшийся избавить Видбьёрна от ожерелья, замер от неожиданности, забыв о ноже, который он держал в левой руке. Косматый схватил его за бороду, ударил коленом в ребра и рванул в сторону. Халогаландец заорал и обрушился прямо в пылающий очаг. Нож выпал из его пальцев. Видбьёрн тут же подхватил оружие и вскочил, чтобы оказаться лицом к лицу с полудюжиной противников. Конечно, он мог просто перерезать себе горло, и враги остались бы ни с чем. Но в Священном Писании сказано, что самоубийство - тягчайший грех. Поэтому Косматый взревел и ринулся вперед. Ближайший из халогаландцев даже не успел поднять топор, когда нож Видбьёрна вспорол ему горло от уха до уха...
     - Брать живым!!! - проорал кто-то, а затем все смешалось...

Глава 5
О месте для мести>
(продолжение)

     ...Клену тинга кольчуг
     Даю я напиток,
     Исполненный силы
     И славы великой...
     Из "Старшей Эдды"
     <Еще один кеннинг воина.
     Тинг - народное собрание, вече скандинавов.
     "Тинг кольчуг" - битва.
     "Клен тинга кольчуг" - воин, вождь.>

     "Медведь", недовольно звеня такелажем, взобрался на очередную волну. Савинов стоял возле мачты, прислонившись к ней плечом, и всем телом ощущал вибрации корпуса лодьи и мощную, мерную тягу ветра, увлекавшего вперед корабль. Как это оказывается здорово - стоять вот так на палубе, дышать морским соленым воздухом, слушать гул, с которым ветер наполняет парус, и смотреть вперед, на странно близкий горизонт, оттененный сизо-серыми тучами! Пожалуй, не хуже, чем сидеть в кабине самолета. И чудятся впереди, за гранью окоема, таинственные берега и чудеса неведомых земель, только и ждущие, чтобы кто-нибудь открыл их и явил миру. Романтика! Сашка усмехнулся своим мыслям. Романтика - смешное слово, особенно когда ты уже далеко не ребенок. Когда знаешь, что впереди кроме чудес - кровь и смерть. Когда тебя ждут дома и ты не имеешь права не возвратиться! Насколько же было легче тогда, на ТОЙ войне. Легче потому, что некуда было возвращаться... И все-таки здорово! Здорово стоять у мачты и глядеть в глаза неведомому будущему, зная, что рядо