Однако  измотать  противника  не  удастся...  Снова
мелькают лезвия. Коварный, удар снизу, петля и  сразу  затем  -  сверху.
Знакомо! Князь отклоняет первый, резко вздергивает оружие. Весин рычит -
обух топора задевает его по  пальцам.  Отскакивая  назад,  он  отпускает
правую руку. Его оружие описывает дугу.  Князь  ныряет  под  удар,  бьет
навершием топора как копьем. В ребра! Будь это секира - пустил бы кровь,
а так - дыхание сбил. Весин снова рычит. Тяжелый топор в его  руках  как
пушинка. Град ударов! Князь отступает, отклоняя самые опасные. Теперь он
знает, как победить!
   Кукша зол, слишком зол на него! Еще пару раз зацепить, и  ярость  его
взбурлит, как вода в походном котле. Тогда главное - выдержать натиск, и
противник обязательно сделает ошибку.
   Весин разошелся не на шутку. Его наскоки все опаснее. Ольбард ушел  в
глухую защиту, и со стороны, наверное, кажется, что враг  побеждает.  И,
отразив очередной удар, князь вдруг понял, что  так  оно  и  есть.  Враг
побеждает! Он, Ольбард, вышел на бой, чтобы защитить свою честь, а Кукша
- чтобы убить его! Ему  наплевать  на  похищенную  невесту  -  он  хочет
отомстить! А Ольбард пытается состязаться с ним  в  искусстве  боя!  Это
ловушка! И он сам ее себе приготовил!
   Что-то вспыхнуло в голове князя.  По  жилам  промчался  всепожирающий
пламень. Ему почудилось,  что  кровь  с  ревом  несется  сквозь  сердце,
наполняя руки и ноги. И когда топор Кукши обрушился на него в  очередной
раз, Ольбард  не  стал  уклоняться.  Каким-то  непостижимым  образом  он
оказался совсем рядом  с  весским  вождем.  Его  шуйца  змеей  метнулась
вперед, перехватив топорище Кукши у самых рук. Сила удара бросила  князя
на колено. Но его собственный топор уже взлетел  вверх,  проскользнув  в
ладони до самого края топорища. Стократно умноженная этим мощь  ринулась
в лезвие. И с жутким хлюпающим треском вонзилась в широкий лоб Кукши...
   Ольбард даже  не  сразу  понял,  что  победил.  Могучие  руки  еесина
продолжали со страшной силой давить вниз, хотя топор руса по самый  обух
сидел в его голове. Потом, как-то вдруг, тело  Кукиш  поникло,  отпуская
душу,  и  он  рухнул  навзничь,  запрокинув  к  весеннему  небу  жуткое,
рассеченное пополам лицо.
   Князь поднялся на ноги  и  невидящим  взором  окинул  круг.  Один  из
волхвов вскинул руки горе: "Боги судили!" Клич подхватила толпа.  Весины
молча вошли в круг, чтобы унести тело вождя. Смотрели  без  злобы  -  на
Поле одна правда. Рус победил честно. Кто-то накинул на  плечи  Ольбарда
полушубок, а его самого не покидало ощущение, возникшее в последний  миг
боя. Он почувствовал, как через ясеневое топорище в  его  ладони  втекла
сила врага...
 
*** 
 
   - Почему же они не приняли мира? Ведь ты победил честно...
   Ольбард пожал плечами. Занимающаяся на  востоке  заря  высветила  его
чеканный профиль на фоне неба.
   - Сила обычая. Вождем стал брат Кукши. Он не мог оставить старшего не
отмщенным. Конечно, в мирное время родом правят старейшины, а вождь - на
случай войны. Поэтому поначалу все затихло. Хотя виру за убитого они  не
взяли. Сказали, что по Правде за убитого на Поле вира не дается. Я  знал
это, но дары послал... Напрасно.
   -  Но  зачем?  -  Савинов  очень  хотел  разобраться  во  всех   этих
хитросплетениях. Ему было просто необходимо понять этих людей, чтобы то,
что он хотел, стало реальностью. - Зачем им воевать с тобой?  Разве  они
не знают, что ты сильнее? Разве рать им выгодна?
   Князь одобрительно крякнул.
   - Зришь в самую сердцевину! Войны  всегда  кому-то  выгодны.  Добыча,
полон. В Цареграде затевают походы, чтобы отвлечь плебс -  низких  людей
от сознания их нищеты... Но здесь иное. Весь - многочисленный народ.  Но
нет в нем единства и каждый из родов - сам по  себе.  Только  в  большую
беду могут они собраться купно, да и то трудно  будет  им  найти  вождя,
чтобы устроил всех. Война им невыгодна,  но  мир  -  хуже.  Если  соседи
увидят, что род Выдры не мстит за убитых, - значит, он ослаб. Если так -
сомнут, не оставив и памяти. И не посмотрят  -  что  свои  и  языком,  и
свойством. Напротив, скажут - берем под защиту, мол...  Оттого-то  и  не
хотят мириться.
   - А если предложить им союз?
   - Добре мыслишь, однако! Думал об этом. Брата  Кукши  снова  я  убил.
Теперь вождем его сын. Пока он глава  Выдр,  -  быть  рати  между  нами.
Конечно, им вертят старейшины, - знать, они и преграда.  Перебить  их  -
только восстановить против себя остальные роды. Но можно  убедить  их  -
что союз выгоден.
   - Как?
   Ольбард усмехнулся:
   - Разбить их вдребезги. Они  ослабнут,  станут  беззащитны  -  тут  и
предложить союз.
   - Особенно если, - произнес Савинов, чувствуя  себя  поганцем,  вроде
кардинала Мазарини, - после поражения натравить на них, скажем... мерян.
   Князь в упор посмотрел на него:
   - Нет, Александр, не зря у тебя  ромейское  имя.  Они,  ромеи,  любят
воевать и побеждать чужими руками.  Иногда  не  глупо  у  них  поучиться
сему...
   Он отвернулся, следя за рекой, и добавил, будто в раздумье:
   - Знаешь, думается мне, если не погибнешь  ты  по  глупости,  недолго
тебе быть простым воином... Светает уже - шел бы ты спать.
   Сашка слегка ошалело кивнул и направился к своему месту. "Вот и  поди
пойми - то ли дурнем назвал, то ли похвалил..."
 
Глава 17 
МЕДВЕДЬ 
 
   ... Дядюшка Владимир, князь стольно киевский!
   Дай-ка мне прощеньице благословленьице
   Повыехать в раздольице чисто поле,
   Поотведать мне-ка силушки поганого...
   Из былины "Илья Муромец, Ермак и Калин Царь"
 
   Еще несколько дней лодьи шли вверх по реке, оставляя по  правую  руку
от себя Ветреный Пояс. Этот кряж из поросших лесом невысоких гор тянулся
вдоль Онеги на многие сотни километров, начиная от самой Онежской  губы.
Савинов помнил еще по полетным картам,  что  максимальная  высота  кряжа
всего-то 344 метра. Но  отсюда,  с  реки,  горы  смотрелись  могучими  и
суровыми.
   На третий день после памятного  разговора  с  князем  лодьи  достигли
места, где в Онегу впадала полноводная  Моша.  Перед  этим  им  еще  раз
пришлось преодолеть волок  на  пороге,  образованном  отрогом  Ветреного
Пояса.  По  берегам  все  чаще  стали  встречаться  небольшие  заимки  и
деревушки. Иногда они были словенские, иногда весские. Лодьи  приставали
к берегу, но нигде не оставались надолго. Ольбард спешил домой.
   Оставив устье Моши слева, лодьи  русов  пошли  по  Онеге  дальше.  От
Храбра Савинов узнал, что князь выбирает самый короткий путь. Изначально
можно было пойти не по Онеге, а по Северной Двине, от нее по  Сухоне  до
Кубенского озера,  там  волоком  -  в  Шексну  и  по  ней  подняться  до
Белоозера. Но такой путь едва ли не  в  пять  раз  длиннее.  А  так  они
поднимутся по Онеге до озера Лача, на котором стоит малый градец, оттуда
по небольшой речушке до волока, что ведет в реку Водла, которая течет  в
Онежское море. Из Онежского моря же, по Ковже - прямо до  Озера  Белого.
Но князь уже смотрит дальше. Он строит  большой  волок  из  озера  Воже,
через болотистую низину к реке, что впадает  в  Кубенское  озеро.  Тогда
можно будет прямо идти по Онеге через  озеро  Лача  до  Воже,  оттуда  в
Кубенское и на Шексну. Именно там проходит  большой  торговый  путь,  по
которому везут свои товары арабы и хузары.  Тогда  китовый  воск,  клыки
моржей и пушнина с  беломорских  промыслов  будут  добираться  до  торга
гораздо быстрее...
   На одной из стоянок, когда русы выволокли лодьи на прибрежный  песок,
к Савинову подошел Хаген. Молодшие в это время разбивали лагерь, и Сашка
с интересом наблюдал, как трое или четверо из них ставят шатер.  На  его
памяти это было впервые. Откуда-то из под скамей  для  гребцов  извлекли
здоровенный  кожаный  тюк  и  распаковали.  Вслед   за   ним   выволокли
четырехметровое  гладко  оструганное  бревно,  изукрашенное   затейливой
резьбой. Сашку оно давно интриговало своим  непонятным  предназначением.
Оказалось - это центральный столб для шатра. По всей длине его покрывали
суровые, искусно вырезанные человеческие и звериные лики, геометрические
узоры и сплетения трав.  Судя  по  всему,  он  был  очень  старый  и  им
пользовалось уже не первое поколение.  В  нескольких  местах  на  разной
высоте в дереве столба  торчали  вбитые  бронзовые  штыри.  Похоже,  они
предназначались для оружия и доспехов, а сам столб  -  признак  заменить
собой всю колдовскую силу, что заключалась  в  устройстве  жилого  дома.
Эдакий   концентрированный   оберег,   квинтэссенция   бытовой    магии,
изготовленный с тем,  чтобы  походный  дом  защищал  и  хранил  не  хуже
обычного. И на первый взгляд вся эта штука больше  напоминала  индейский
тотемный столб, чем славянского кумира...
   Хаген, как призрак, возник рядом, вынырнув  из  соседних  кустов.  На
вопросительный  взгляд  не  отреагировал.  Савинов  забеспокоился  -  не
случилось ли чего?
   - Ты готов? - спросил скандинав. Глаза  его,  и  без  того  холодные,
словно превратились в голубые льдинки. "Ну прямо  сущий  айсберг,  а  не
человек..."
   - К чему?
   - Ты еще хочешь  укротить  своего  зверя,  берсерк?  Я  готов  помочь
тебе... Не передумал?
   Савинов  почувствовал,  как  от  этого  вопроса  какая-то  часть  его
напряглась и съежилась, приготовившись защищаться. Зверь в нем не  хотел
подчиняться.  Ему  даже  пришлось   сделать   усилие,   чтобы   ответить
утвердительно.
   - Хорошо! - Хаген  еще  раз  окинул  его  пристальным,  пронизывающим
взглядом. - Пойдем...
   Он подошел к шатровому столбу, который уже стоял, вбитый в  землю,  а
молодшие разворачивали вокруг него снежно-белое  полотнище.  Сашка,  все
еще сосредоточенный на своем противоборстве со зверем,  двинулся  следом
за ним.
   "Смешно сказать - завелся у меня внутренний медведь и буянит.  Хорошо
- не заяц, а то бежал бы я с поля боя, прижав уши..."
   - Кто это? - Хаген указал на изображение, находившееся почти в  самом
низу столба.  Савинов  присмотрелся.  Морда,  несомненно,  медвежья.  Он
открыл было рот, но викинг жестом остановил его.
   - Никогда не называй имени того, на кого  охотишься,  в  день  охоты.
Иначе он услышит и убьет тебя, потому что будет предупрежден.
   - Мы собираемся охотиться на...
   - Да! Это одно из условий. И я же сказал - не называй!
   Ткань шатра обернулась вокруг них, - воины уже натягивали полог, и во
внезапно наступившем полумраке льдистые глаза скандинава хищно блеснули.
И Сашка понял, точнее почуял, что Хаген и вправду  бывший  ульфхеднар...
Жуть плеснулась внутри и отступила, - медведь не боится волка.
   - Беда воинов-оборотней в том,  что  если  они  не  овладевают  своей
силой, то она сама в конце концов овладевает ими. И чем чаще они  к  ней
прибегают тем скорее. А  те,  кто  ищет  ее  сам,  объедаясь  грибами  и
отварами  трав,  сдаются  еще  быстрее...  Тогда  они  сходят  с  ума  и
становятся зверьми навсегда, сохраняя человеческий облик. Вот  потому-то
ты нигде не увидишь берсерка, дожившего до старости.  Его  или  убьют  в
бою, или казнят за преступления. Конец все равно - один. Берсерк  всегда
изгой, отщепенец. Никто  не  изберет  его  хевдингом.  Никакой  хирд  не
захочет иметь предводителем человека, на котором лежит такое  проклятие.
Вождя избирают по силе его удачи. У  берсерка  ее  нет.  Зверь  защищает
только его самого... Все ясно?
   Савинов кивнул и подумал, что этот новый Хаген,  наставляющий  его  в
берсеркерских делах, неприятно похож на того, которого он впервые увидел
в дверях дальнего зимовья. Этот так же холоден и жесток.  Тот  Хаген,  с
которым он подружился после случая с Сигурни,  как  бы  отступил  назад,
давая  место  наставнику.  Возможно,  викинг  ведет  себя  так  же,  как
действовал с ним в свое время Диармайд. Пусть так. Лишь бы на пользу...
   - Теперь нам необходимо подготовиться... - продолжал Хаген. - Сначала
нужно вопросить Руны. Здесь, у столба пращуров,  -  самое  место.  Затем
соберем снасть - и в лес. Там нужно найти место, где ты подманишь зверя.
Нужен не простой зверь, а  сердитый,  с  пробужденным  духом.  Потом  ты
возьмешь его.
   - Я? Что мне с ним делать-то?
   - Прикончить! - отрезал Хаген.
   Савинов внутренне похолодел. Теперь ему  стало  по-настоящему  жутко.
Медведь - страшный противник, а он в жизни ни разу не охотился ни на что
крупнее мыши.
   - Но я - не охотник! А м... короче, - ОН ведь шутить не станет...
   - Ничего, - Хаген едва заметно кивнул, - я буду там вместе с тобой.
   Они некоторое время просидели молча. Мысли Савинова метались,  словно
кролики в клетке, которым показали лису. Он старался взять себя в  руки.
"Ну  же!  Что  ты  вибрируешь?  Ну  неужто  это  сложнее,  чем  завалить
"мессера"? Или опаснее, чем бой в зимовье? Ты же читал  когда-то:  самый
страшный зверь в лесу это человек... Медведя можно убить... Не  труднее,
чем очень сильного человека...  Хотя,  может,  труднее?  Неважно!  Хаген
поможет. Наверное..."
   Хаген спокойно наблюдал за Сашкой, словно читая все его мысли.  Потом
заговорил снова:
   - Все надо сделать до заката. Князь уже знает  и  дал  добро,  но  он
стремится скорее добраться до озера Лача. Хочет  идти  всю  эту  ночь  и
следующий день, чтобы попасть в Градец на Лаче назавтра к вечеру. Он  бы
отплыл пораньше, но  понимает,  что  для  тебя  сегодня  час  серьезного
испытания.
   Хаген достал из поясного кошелька небольшой мешочек и уселся там, где
стоял, указав Сашке место напротив. Тот послушно сел, чувствуя, что  его
начинает  колотить.  "Мандражируешь,  летун?"  Савинов   ненавидел   это
состояние, хотя понимал, что оно не имеет ничего общего с трусостью.  Уж
лучше пусть трясет до боя, чем во время него.
   Хаген  быстро,  из  каких-то  сухих  травинок  и  веточек,   соорудил
маленький костерок. Прошептал какие-то слова (Сашка  уловил  только  имя
Одина) и развязал свой мешочек, произнеся уже громко: "Урхр!  Вертханди!
Скульд!" Аккуратно поставив мешочек Рун перед собой,  скандинав  вытянул
руки над костерком и несколько раз медленно пронес их сквозь пламя. Взял
щепоть земли - бросил  в  огонь.  Аккуратно  и  точно  сплюнул  -  слюна
зашипела на углях, затем поднял правую  руку,  словно  ловя  что-то  над
головой. Савинову показалось, что пальцы  викинга  действительно  что-то
ухватили. Хаген сделал резкое  бросаюшее  движение.  Пламя  качнулось  и
вспыхнуло  ярче.  Откуда-то  вдруг  обнаружился  звон  в  левом  ухе   и
нестерпимо захотелось повернуть  его  к  костерку.  Ситуация  показалась
Сашке совершенно идиотской. Он даже представил себе нечто  эпическое,  в
духе Льюиса Кэрролла,  о  битве  воителя  с  собственными  ушами...  Ухо
неудержимо тянуло за собой голову, каким-то невероятным  образом  обретя
контроль над мышцами шеи. Сашка боролся с ним некоторое время, не зная -
смеяться или сердиться, но потом сдался. Хаген заметил его движение.
   - Дух услышал! Он хочет знать! Теперь думай о его хозяине!
   Медведь возник в мыслях как-то  сразу,  огромный,  страшный.  Глядел,
казалось, прямо в глаза. Чего, мол, надо? Савинов не сразу заметил,  что
Хаген протягивает ему через костер открытый мешочек.
   - Тяни один камень!
   Сашка запустил  пальцы  внутрь,  нащупав  ими  кучку  мелкой,  гладко
обточенной гальки. Один из камушков как-то сам по себе оказался в  руке.
На нем  был  нарисован  символ,  похожий  на  наконечник  стрелы.  Хаген
осторожно взял его.
   -  Очень  хорошо!  Это   Тюр   -   Руна   воина.   Означает   победу,
покровительство и  справедливость,  а  также  мужское  начало.  Боги  не
оставляют тебя, сулят удачу... Теперь некоторое время ты должен сидеть и
думать об этой Руне.
   ... Сашке показалось, что прошли уже часы с  тех  пор,  как  началось
гадание. Рунный символ как-то странно совместился  у  него  в  голове  с
образом медведя, наложился сверху, словно пронзая... Он видел, что Хаген
сидит напротив и внимательно за ним наблюдает. Он попытался  подумать  и
понял, что просто не может этого сделать. В уме было пусто, аж  звенело.
Он старался изо всех сил и  наконец  вернулся  в  нормальное  состояние.
Мысли, словно мыши, испуганно выглянули  из  темных  закоулков  сознания
в... Ну... Слава Богу..."
   Хаген одобрительно буркнул что-то и стал завязывать мешочек.
   - Что это было? - собственный голос показался Сашке сухим, как жухлая
трава.
   - Он тебя чуть не схватил! Но ты сильный - поборол его.
   - Кто?
   Хаген холодно посмотрел на Савинова:
   - Кто, кто! Дух зверя! Именно так он завладевает  человеком  -  через
отсутствие мыслей и свой образ. Иногда это происходит так быстро, что не
успеваешь заметить...
   Сашка снова, на миг, погрузился в это странное безмыслие, где  нельзя
связать и двух слов, а образы разбегаются, как вспугнутые олени.
   Голос Хагена доносился словно из-под воды:
   - Запомни это чувство, и как только оно будет появляться -  говори  с
собой о чем угодно, только не останавливайся. Если, конечно,  не  хочешь
стать на время Им. Тогда не борись... Но чем реже даешь Ему власть - тем
лучше. Я уже говорил об этом. А теперь пойдем - нам пора.
   Савинов шел впереди, неся на плече тяжелую, охотничью  рогатину.  Она
отличалась от боевой тем,  что  у  нее  пониже  железка-наконечника,  на
втулке, была закреплена стальная перекладина. Это для того, чтобы зверь,
напоровшись на острие, не смог добраться до охотника.
   Хаген настоял на том, чтобы Сашка шел впереди, обосновав это тем, что
именно он должен найти место, где будет приманивать  зверя.  Для  этого,
как выяснилось, нужно было идти  куда  глаза  глядят.  Оказывается,  это
такой магический прием, и именно  поэтому  многие  герои  сказок  так  и
поступали. Сам же Хаген шел сзади и немного в стороне. У него тоже  была
рогатина, меч на поясе, да еще топор ни  длинном  топорище.  Он  сказал,
чтобы Савинов оставил в лагере подаренный им меч,  а  вместо  него  взял
скрамасакс. Прямой клинок лучше подходит  для  охоты  на  медведя.  Свой
топор Сашка заткнул за пояс. В заплечных  сумах  оба  несли  кольчуги  -
средство от медвежьих когтей. Но  Хаген  предупредил,  что  защитят  они
только от касательного удара. Прямой - переломает кости. Однако с броней
было спокойнее...
   Шли долго. Лезли через бурелом, спускались овраги,  в  которых  текли
медленные ручьи. Савинов старательно искал  медвежьи  следы,  но  ничего
похожего не обнаружил. В конце концов, после нескольких часов блужданий,
ноги вынесли их на поляну,  посреди  которой  лежал  здоровенный  валун.
Сашка подошел к нему и остановился, оглядываясь. Хаген обошел поляну  по
кругу и сказал, что место хорошее, - самое то для приманивания.
   Сашка облизнул пересохшие губы и подумал, что  хочется  пить,  а  еще
неплохо бы чего-нибудь пожевать. Да и отлить не помешает.
   Но Хаген был неумолим. Он заставил Савинова снять  рубаху,  вынул  из
своего мешка трубочку, сделанную из камышового коленца,  и  выдернул  из
нее пробку. Высыпал себе на ладонь какой-то красный порошок, поплевал на
него, растер и пальцем начертил на Сашкиной груди разлапистый знак.
   -  Руна  Альгиз,  -  сказал  он.   -   Тростник.   Означает   защиту,
покровительство и охрану. Его также называют Лось.
   Знак действительно походил на  голову  лося  или  метелку  тростника.
Вертикальная черта,  с  отходящими  в  стороны  и  вверх  боковыми.  Они
начинались у Сашки  на  солнечном  сплетении  и  заканчивались  у  плеч.
Вертикаль - прямо посередине.
   - Теперь облачайся в броню и забирайся на камень. Я  останусь  здесь.
Будешь звать Его. Для этого нужна сила, иначе нужный зверь не  появится,
но у тебя ее в избытке. Давай - лезь...
   Савинов медлил. "Проклятье! Как  ему  сказать...  Да  чтобы  он  меня
ссыкуном не посчитал.  Еще  решит,  что  в  последний  момент  увильнуть
пытаюсь... А! Пропади все пропадом!"
   - Послушай, Хаген. Ты только учти, что я никогда не охотился...
   - На Него?
   - Вообще ни  на  кого.  Я  серьезно!  Понимаешь,  в  нашем