"
     - К бою! - крикнул Савинов. - Рысенок, Позвизд! Готовьте пороки! Стрелкам - на корму!
     Вражеская эскадра подходила с левых курсовых углов, уверенно пересекая дорогу русам. Драккары летели как на крыльях. Вот они разом повернули вправо, перегородив горизонт цепью полосатых парусов. А за ними, словно зловещее предзнаменование, вставала стена иссиня-черных туч. "Вот тебе и хорошая погода!"
     До вражеских кораблей было еще далеко - не меньше восьми кабельтовых. Савинов, застегивая подбородочный ремень шлема, посмотрел на "Змиулан" и увидел, что Ольбард тоже поворачивает вправо. Не так круто, как враги, но все же... Что он задумал? Оторваться от преследования не удастся. Драккары быстроходнее лодей. "Змиулан" и "Тур", построенные как шнеккеры, еще могли бы оторваться. Остальные - вряд ли! А уж "Медведя" викинги точно прихватят...
     "Змиулан" все больше уклонялся вправо. Русская эскадра шла за ним, вытянувшись длинной кильватерной колонной. Вражеские корабли сокращали дистанцию. От "Медведя" до самого ближнего из них уже не оставалось и пяти кабельтовых. Савинов с надеждой посмотрел на стремительно надвигающуюся стену туч. "Может, если начнется шторм, они отвяжутся от нас?" Стоявший рядом Ратимир будто прочел его мысли:
     - Это даны, - сказал он, - они от нас не отстанут!
     Синеус оказался умен. Ярл смотрел, как тот уводит в сторону свои корабли. "Надеется на шторм? Что ж, в его положении я и сам потянул бы время!" Он поглядел на небо, которое стремительно затягивала серая хмарь, за которой по пятам следовали тяжелые, набрякшие грозой тучи. "Как некстати! Но венд зря надеется! Мы успеем добраться до него раньше бури!"
     Ближайший из вендских кораблей вдруг чуть довернул влево. Ярл тут же узнал приметный парус с медведем. "Этого надо бить первым!"
     - Приготовиться! - Ярл положил руку на плечо кормчего.
     Вовремя! Над бортом вражеского корабля что-то мелькнуло. Кормчий быстро переложил рулевое весло. Управой скулы драккара взлетел фонтан воды. Ярл довольно оскалился.
     - Вперед!
     Ольбард видел, как ладья Медведковича вышла из линии и обстреляла из камнеметов головной драккар данов. Князь понял, что Александр разгадал его замысел и собирается оттянуть врагов на себя. Добро! Ольбард скомандовал разворот.

***

     - Ветер! Рысенок, поправку на ветер! - Савинов с поднятой рукой напряженно застыл на корме "Медведя". Вражеские корабли с трех сторон приближались к лодье. "Какая-то пара кабельтовых..." - Бей!!! Пороки разом выплюнули ядра. Наводчики закрутили вороты, вновь приводя машины в боевое положение. Они были уверены, что не промахнулись. Точно! Один из драккаров, тот, что заходил с левого курсового угла, получил сразу два попадания. Первый выстрел сбил мачту, второй проломил борт рядом с носовой фигурой. Но викинги не растерялись: сбросили мачту за борт, поставили весла и упрямо поперли вперед. Какой-то отчаянный вояка свесился с борта и, рискуя свалиться под форштевень, затягивал пробоину полотняным пластырем.
     - Вот черти! - Сашка зло сплюнул.
     Еще раз выстрелили пороки. Перед самым носом поврежденного драккара взлетел водяной столб. Наводчик, похоже, пытался попасть в того смельчака с пластырем.
     - Рысенок! Отставить! Это тебе не лук! Бей в борта!
     Второй выстрел удался на славу. Камень поразил гребцов. С близкого уже драккара послышались вопли, и несколько весел бессильно повисли. Но это почти ничего не меняло. Еще три датских корабля приближались к "Медведю", и стрелы с них, пущенные по ветру, стали достигать цели.
     - К бортам! Щиты сбей! - скомандовал Савинов и оглянулся. Русские лодьи развернулись и неслись на выручку.
     "Ай да князь! Вот успеет ли? Что ж, попробуем потянуть резину", - подумал Сашка и приказал Ратимиру:
     - Лево на борт!

***

     - Проклятье! - Ярл увидел, как выстрелы вендов раз за разом накрывают драккар Гудмунда. - Вам все равно не уйти!
     Вражеский кормчий, видимо, считал по-другому, потому что начал разворачивать свой корабль прочь. Ярл указал на него мечом:
     - С этого корыта в плен не брать!
     - Ярл! - крикнул кто-то из воинов. - Венды возвращаются!
     "Змиулан" стремительно вспарывал носом склон водяной горы. Яркий парус с солнечным знаком полнился ветром. Ольбард во всеоружии стоял у борта и смотрел вперед - туда, где солнце врывалось в прорехи истрепанных ветром туч. И оттуда, где его яростный свет встречался с волнами в брызгах сверкающих бликов, летели навстречу варяжским лодьям полосатые паруса данов.
     Там впереди лодья Медведковича притянула к себе аж четыре вражеских драккара, и против шести кораблей Ольбарда оставалось шесть датских. Вровень!
     Князь видел, что Александр, выполнив свою задачу, старается увести свой корабль из-под удара. Но ему не успеть. Враги уже рядом и вот-вот начнут бросать крючья. Ольбард подозвал одного из воинов.
     - Подайте знак: пусть "Пардус" идет на выручку "Медведю"!
     "Пусть будет пять против шести..."

***

     Даны вломились на палубу "Медведя" ревущим, железным потоком. Впереди - здоровенный детина в тяжелой, пластинчатой броне. Вождь! Сашкина дружина, сбив щиты, ударила навстречу, отшвырнув врагов обратно, и прижала их к борту.
     - Бей! Бей! Бей!
     Грохот щитов, лязг, кровавое солнце в клинках мечей. Крики боли и гнева, звон оружия, - все смешалось. Силы пока равны, но уже на подходе второй драккар. Рысенок и Ласка - на корме. Их луки изрыгают железный дождь. Чешуя щитов на приближающемся корабле щербится прорехами, зарастает и щербится вновь... Приторный запах смерти смешался с морской солью. Воины, оскальзываясь в крови, топчут кренящуюся палубу. Бей!
     Сашка врывается в схватку. Клинки его мечей отражают последний солнечный луч. Тучи сомкнулись! Удар-отбив-удар! Тело врага валится под ноги. Опасность слева! Клинки быстрее мысли. Отбив-отбив-удар! Еще один труп! Дави их! Спину обдает холодом. Прыжок в сторону, разворот! Ба! Тот самый, в пластинчатой броне! Удар-удар-удар! С хряском ломается вражеский клинок...
     В три удара изогнутые клинки врага превратили щит ярла в щепу. Он бросил бесполезные ошметки, отбил очередную атаку мечом... И верный клинок сломался, как трухлявый сук! Время остановилось, а ярл увидел вспышку вендского меча у самых своих глаз. Попытался закрыться обломком...
     Его выручил какой-то хирдман, сбоку бросившийся на вражеского вождя... В первый миг ярлу почудилось, что хирдман прошел прямо сквозь противника. Но нет! Проклятый венд, казалось, состоял из воды. Невероятно гибкий, он "стек" в сторону, пропустив атакующего мимо... И, не оборачиваясь, ударил левым клинком назад! С жалобным звоном брызнули в стороны звенья кольчуги. Удар вскрыл спину хирдмана, разрубив лопатку, ребра и легкие. Воин упал... Ярл бросился вперед, забыв обо всем. Ярость кровавой волной затопила его разум!
     Последнее, что он увидел в своей жизни, - тонкую красную линию перед своим лицом.

***

     - Они уходят! Княже, даны уходят! - Один из стрелков указывал рукой на драккары, которые вдруг начали разворачиваться вправо, избегая столкновения с варягами. Впрочем, понятно почему.
     В один миг мир изменился. Только что волны были длинными и пологими, и вот - вздулись горбом, заострились пенными гребешками. Ветер взвыл с удвоенной мощью. Хлынул ливень, и капли несло вдоль воды, как стрелы богов. Громовой раскат расколол небо, и огромный перун вспыхнул на фоне черных туч, залив все вокруг мертвым, смертоносным светом.
     И Ольбард увидел своим Истинным зрением, как встают над волнами призрачные серо-голубые арки, встают, переплетаясь и вибрируя, гаснут и вновь поднимаются из бездны, с каждым разом сияя все ярче. Битва впереди, где даны еще осаждали "Медведя", вдруг затихла. Люди огляделись вокруг, и вид моря ужаснул их. Ветер кричал о смерти. Волны пели о ней, надвигаясь, казалось, со всех сторон бесконечными рядами, словно рать, идущая на штурм. Ссмерть! С-ссмерть!!! - шипели пенные гребни.
     - Скорее! - крикнул князь и сам не услышал своего голоса. - Скорее туда! - Он указал мечом в сторону сцепившихся кораблей. - Остальным - уходить на Волин!!! Уходить!!!
     Может, его услышали, а может, воеводы все поняли сами, но при вспышках перунов Ольбард увидел, как лодьи поворачивают на юг. И еще - огромный водяной вал, нависший над беспомощными, связанными между собой кораблями...

***

     Сашка нанес сдвоенный удар назад-вперед. Вождь данов споткнулся и сломанной куклой свалился на палубу. В поле зрения возникла новая фигура. Клинки метнулись к ней, но еще раньше Савинов увидел, как вздымается над бортом черно-зеленый водяной вал. Вспышка молнии превратила людей в серебряные статуи. И в наступившей на миг тишине Сашка во всю мочь заорал:
     - Держитесь! Держитесь кто за что может!!!
     А потом палубу вышибло у него из-под ног. Мелькнуло черное небо, кипящее тучами. Удар! Пальцы ухватили что-то твердое. Рывок! Страшная тяжесть навалилась, сплющила, поволокла. Дышать! Дышать... Где же воздух?! Легкие будто набиты раскаленным песком...
     Волна схлынула... Сашка, шатаясь, поднялся на ноги, с удивлением обнаружив, что мечи каким-то образом оказались в ножнах... И наткнулся взглядом на возникающий из тьмы, иссеченной струями дождя, пенный гребень следующей волны...
     - Брони долой! Всем привязаться! - крикнул он, надеясь, что его хоть кто-нибудь услышит, и бегом бросился на корму...
     Волна рухнула вниз. На миг сквозь ее сверкающий горб высунулась сломанная мачта, а потом все погрузилось во тьму.

***

     - Княже! - прокричал в самое ухо кормчий. - Княже!!! Они все погибли! Нам не спасти их! Ничего же не видно!
     - Вперед!!! - Ольбард отказывался поверить. - Он не может погибнуть! Он...
     - Опомнись, княже! - Кормчий закашлялся от воды. - Опомнись! Погубишь "Змиулан"! Надо уходить!!!
     Князь сжал зубы. "Море подарило, оно же и отнимает! - подумал он. - Прощай, Человек С Неба..." И скрепя сердце махнул рукой: "Поворачивай..."

Часть четвертая
ВСЕ РЕШЕНО!

Глава 1
Ладога

     Над высокою горою
     Поднимались башни замка,
     Окруженного рекою,
     Как причудливою рамкой.
     Николай Гумилев

     Ладога встала из утреннего тумана беспорядочным скопищем разномастных крыш, над которыми глыбой тяжелого серого камня нависала крепостная башня. Кремль стоял на высоком мысу, у впадения в Муть-реку малой речушки Ладожки. На противоположном берегу сгрудились длинные курганы, похожие на спящих медведей. Здесь, как рассказывал Ярине Ждан, с давних времен хоронили воинов и гостей из-за моря: варягов, данов, урман и свеев. Вдоль реки по обоим берегам высились островерхие сопки богатых могил нарочитых <Нарочитых - здесь: знатных.> ладожских людей и князей. Одна из них принадлежала Ольгу Вещему, который перед смертью повелел предать свое тело земле именно здесь, ведь это по его наказу выстроили в Ладоге каменный кремль.
     Город растянулся вдоль левого берега реки по обе стороны от крепостных стен. Детинец, обнесенный прочным земляным валом и частоколом, внутри которого теснились усадьбы нарочитых, и высокий, с островерхим шатром кровли терем посадника. Вокруг кремля и детинца раскинулся обширный посад. Несмотря на ранний час, над многими крышами уже поднимались сизые струйки дыма, звенело железо в чьей-то кузне, лаяли собаки и мычала скотина, приглашая хозяек подоить ее. Да и на пристани было многолюдно. Сновали шустрые приказчики, работники несли к амбарам кули. Ярине показалось, что самых разных лодей у берега видимо-невидимо. Гости из многих стран стекались на ладожский торг. Преобладали, конечно, купцы данов и свеев. Но бывали здесь и булгары, и арабы, и ромеи. Их диковинные одежды то и дело мелькали в толпе. Город шумел, окончательно просыпаясь, и Ярина невольно съежилась, представив, что ей сейчас придется окунуться в бурлящую, суматошную толкотню. Ее душа, желавшая уединения, приходила в отчаяние от одной этой мысли. Брат посмотрел на нее сочувственно и сказал, что они сейчас же, едва причалив, отправятся в батюшкину усадьбу, а потом он сходит узнать, когда их сможет принять посадник.
     Ярина уже успела переговорить с братом насчет того, что ей надо бы пожить где-нибудь на отшибе, в малолюдстве и покое. Ждан, для порядку, чуть поупирался - мол, как же я и в кузне работать стану и за торжищем следить, да и за ней самой тогда особый пригляд нужен будет. Однако согласился быстро: видел, что с сестрой совсем неладно. Он было предложил позвать ей знахаря, но Ярина отказалась так решительно, что Ждан не стал настаивать.
     Пока она отдыхала в чисто прибранной работниками, жившими здесь постоянно, просторной горнице батюшкиной усадьбы, брат отправился в детинец разузнать, что к чему. Явился он только к обеду, очень довольный, и объявил, что посадник примет их немедля.
     От усадьбы с кузней до детинца оказалось недалеко. Ждан и Ярина прошли по узкой, мощенной тяжелыми дубовыми плахами улице, что вела к детинцу через слободу косторезов. Здесь жили в основном мастера, изготавливавшие украшения из кости, узорные гребни, кубки и рога для питья и накладки для луков. В старые времена они ладили и доспехи из костяный чешуи, но теперь воины предпочитали железные панцири и кольчуги...
     Вал с частоколом открылся внезапно. Вот только загораживали его от взора высокие заборы усадеб, и вдруг, кажется, над самой головой нависла огромная земляная насыпь, поросшая зеленой травой вперемешку с одуванчиками, увенчанная тыном из толстенных, поставленных стоймя, замшелых бревен. Острые верхушки их, мнилось, желают пропороть небеса. На некоторых торчали наколотые звериные черепа - обереги, отпугивающие зло. Пройдя вслед за братом вдоль тына, Ярина вступила в детинец через широкие ворота. Тяжкие, окованные железом створки распахнуты настежь, а возле них одетые в полные доспехи гридни со щитами и копьями. Гридни пропустили пришлецов, не задавая вопросов.
     Ярина оглянуться не успела, как оказалась вместе с братом во дворе посадничьего терема. Терем окружал тын - язык не поворачивался назвать его забором, - не многим уступавший тому, что окружал детинец. Ворота, под стать тыну, такие же мощные и тяжелые, были тоже приветливо распахнуты. И также стояли возле них оружные гридни. С резного крыльца навстречу Ждану сбежал молодой парень в яркой рубахе с узорным шитьем по подолу и вороту. Оказалось - свой, из Белоозерских, и не абы кто - Храбра Мстиславлевича больший сын! Парня звали Твёрд, и хоть было ему всего четырнадцать зим - отрок еще, - а уж отцовская стать проявилась - широк в плечах, крепок и жилист. Белокурые волосы подстрижены скобкой, щеки румяные - девкам на загляденье, а голубые очи так и сияют.
     Ждан познакомил его с Яриной и шепнул той между делом, что Твёрд ходит в дружине посадника уже третий год. Поначалу - в детских, теперь вот в молодших. Храбр отослал его подальше от себя, чтоб сызмальства привык к самостоятельности. Парень отнесся к Ярине с подобающим уважением: как-никак жена отцова побратима, считай, что мать! А она смотрела на пригожего молодца, и в сердце ее стыл ледяной ком. Она-то знала уже, что Храбра Мстиславлевича более нет на этом свете!
     Стараясь не глядеть парню в глаза, Яра поднялась на крыльцо.
     В хоромах посадника оказалось на диво светло. Просторная гридница была залита солнечными лучами, втекавшими через открытые стрельчатые окна, сработанные на новый, киевский лад. Сам посадник стоял у одного из них и беседовал с высоким седым воином в вороненой кольчуге. Был посадник Твердислав краснолиц и широк в плечах, а грудь его так глубока, что казалось - подсунул он под рубаху сложенный плащ. И годы его не брали, хотя по летам годился он Ярине со Жданом в отцы.
     Посадник рода был не варяжского, потому носил бороду. Отец его, Вышата Волчик, родился здесь же, в Ладоге, происходил из ильменских словен, а мать Твердислава - и вовсе из народа тиверцев, что сидят по Дунай-реке. Сызмала будущий ладожский посадник постигал воинскую науку и в походы хаживал: в первый раз аж с самим Вещим Ольгой, хотя был тогда Твердислав едва ли не в детских. Потом, возмужав, дважды ходил с Игорем Старым <Вопреки современному восприятию этого слова, "старый" раньше означало вовсе не старость физическую, а опыт.> на Царьград, был ранен, но каждый раз, возвратившись, привозил немалую добычу. А после, уже став посадником, крепко стерег полуночные рубежи Руси, держа в устье Нево быстрые лодьи с сильной дружиной. И гордые варяги, а то и даны со свеями охотно шли служить в его дружину.
     Заслышав вошедших, Твердислав кивнул своему собеседнику, отпуская его, и обернулся к гостям из Белоозера:
     - Так, так! Уж не побратима ли моего Богдана Садко детушки пожаловали? - загремел он. Голос у посадника был на редкость зычный. - А ну-ка дайте на вас взглянуть!
     Он с ходу облапил стоявшего впереди всех Ждана, и тому пришлось позабыть, как полагается по чину приветствовать посадника. Ярина смотрела, как брат отчаянно пытается соблюсти вежество, и едва удержалась, чтобы не засмеяться. Твердислав наконец отпустил Ждана, восклицая: "Каков вымахал, а? Я ведь тебя вот такусеньким на ладони качал!" "На такой ладони и взрослый проехаться может", - подумала Ярина, глядя на его руки. Но тут посадник обратил на нее свой огненный взор.
     - А что ж за красна молодица в нашем терему? Уж не Ярина ли свет Богдановна? - Она испугалась было, что лихой посадник по-простецки станет и ее тискать, но тот лишь шагнул на пару шагов. Ярина поклонилась, опустив по обычаю взгляд. Твердислав же отвесил ей поклон. Как ровне.
     - Ну проходите, гости дорогие, рассаживайтесь по лавкам да рассказывайте, что за дело у вас. Сейчас нам и яства подадут. Проголодались, чай?
     Они чинно заняли почетные (в гриднице! - на лавках! - неслыханное дело! <Лавка в те времена - штука особая. В отличие от скамьи, которую можно двигать, лавки намертво крепились вдоль стен, и сидели на них обычно старшие.>) места, и начался неспешный разговор о разных вещах вроде охоты, рыбной ловли, да цен на торгу, да о том, что корелы опять озоруют - треплют купцов и надо бы их приструнить. По обычаю сразу о деле не говорили - заходили издалека.
     Ярина все больше помалкивала, слушая, как Твердислав Вышатич сказывает про то, как третьего дня набежали на малое сельцо, что в полпути к устью Нево <Собственно говоря, устьем Нево, то есть Ладоги, называли тогда нынешнюю реку Нева.>, невесть откуда взявшиеся свей на одном корабле. Сельцо пограбили и пожгли, а мимо как раз шли дозорные лодьи Твердислава с воеводою Ростиславом Ингваревичем. Углядев дым, они поворотили к берегу и застали свеев врасплох. В короткой и злой сече находников всех перебили, а кораблик их, добротную снекку, привели добычею.
     Вот, к слову, отрок Твёрд, земляк ваш, самолично двух свеев порубил! Витязь растет, под стать отцу! При новом упоминании о Храбре Ярина снова пригорюнилась. Твердислав заметил и стал расспрашивать:
     - Почто так бледна? Неможется? Может, кликнуть знахаря? Есть хороший! Женок моих завсегда пользует от хворей разных. А ежели случай трудный, так сейчас арабы на торг приехали. Один, сказывали, знаток всяких трав, по звездам судьбы читает...
     - Нет-нет, Твердислав Вышатич! - поспешно вмешался Ждан. - Здесь другая хвороба! Сестрица моя любимая по мужу своему тоскует, что с князем Ольбардом на Закат отправился. Вот уж скоро пятый месяц пойдет, как ушли они полуночным путем, через Белое море. А она от ожидания вся извелась... Батюшка, должно, в грамотке своей о том сказывает.
     Он полез в поясной кошель и достал тонкий берестяной свиточек. Посадник принял его, глянул на Ярину, улыбнулся и изрек, разворачивая грамотку:
     - Оно понятно! Молодое дело-то! Трудно без мужа женке ажио четыре месяца! Да и про мужа твоего мы здесь наслышаны. Витязь! Как он с весью-то воевал! Любо! Самого Лекшу, воеводу ихнего, в поединке одолел! Хорошо, раз они через град наш возвращаться будут. Хоть погляжу, какие такие витязи с неба падают!
     Твердислав подмигнул Ярине и принялся за чтение. Высокий лоб