мире  все
по-другому...
   - Да? Но так, наверное, даже лучше. Тебе придется собрать  для  этого
всю свою силу... - Викинг немного подумал. - Зверя, когда  нападет,  бей
левее грудины, в сердце.
   - А если не нападет?
   - Я его заставлю... Ну что стал, полезай. Время идет!
   Валун, горячий от  солнца,  приятно  грел.  Мошкара,  донимавшая  всю
дорогу, почему-то отстала. То  ли  объевшись,  то  ли  по  какой  другой
причине. Может быть, ей не правилось солнечное место. Савинов  сидел  и,
щурясь от света, смотрел в  темную  глубину  чащи.  В  голове  крутились
дурацкие мысли, вроде: "Ну, мишка, давай выходи". Он понятия не имел как
нужно звать, чтобы тот пришел. Вот так  вот,  ждать,  дышать  солнцем  и
думать о медведе было даже приятно... Потом  вспомнилось  то  совершенно
безумное состояние, когда он пытался попить воды после боя, а  та  вдруг
превратилась в нечто жуткое,  тяжелое  и  густое.  В  голове  замелькали
воспоминания о самом  бое.  Выхваченные  из  круговерти  свирепые  хари,
оскаленные зубы и кровавые взблески оружия... Мысли текли и текли, уходя
куда-то  в  сторону,  и  в  какой-то  миг  ему  показалось,  что  камень
вращается. Медленно так,  неспешно...  Звуки  от  этого  вращения  вдруг
приобрели странную четкость и глубину. Он услышал не только происходящее
на поляне, но и за ее  пределами.  Эта  волна  двигалась  все  дальше  и
дальше... Лес оказался похож на  муравейник,  в  нем  все  время  что-то
шуршало, свиристело, скрипело, орало,  кралось,  ломилось,  встревоженно
оглядывалось, подстерегало... Сонмы малых и больших созданий жили  своей
жизнью.  Умирали,  рождались,  любили,  питались...  боялись.  Он  вдруг
натолкнулся на другую волну, катящуюся сквозь чащу,  и  это  была  волна
страха. Живность лесная, страшась чего-то, уходила  с  дороги,  опасливо
выглядывая из укрытий, предупреждающе свистела. А вслед за  ней  катился
вал глухого, то затухающего, то вспыхивающего  вновь,  утробного  гнева.
Кто-то большой был в ярости, обижен, шел, искал,  жаждал  свести  счеты,
рвать, терзать...
   Увлеченный своей новой способностью, Савинов не сразу понял, что  это
и есть искомый медведь. А зверь уже учуял присутствие человеческой воли,
заревел  свирепо,   бросая   вызов.   Вал   гнева   покатился   быстрее,
приближаясь...
   Хаген возник из-за валуна, махнул рукой - "слезай, мол!".  Савинов  с
трудом оторвался от наблюдения за накатывающимся валом звериной  ярости,
соскользнул вниз.
   - Нам повезло, - шепотом сказал викинг. - Обычно медведь в это  время
года избегает человека. Пищи в лесу много, а человек - опасен. Но  этого
кто-то разозлил. Он хочет отомстить. Скорее всего, это подранок, но рана
не уменьшает  его  силы,  а  распаляет  ярость.  Если  он  смог  бы  нас
прикончить и сожрать, то навсегда стал бы людоедом...
   Сашка как-то не разделял радости скандинава. По его мнению - к хренам
бы такое везение! Было страшно, очень страшно. Снова  затряслась  каждая
жилка. "Еще немного, и я так заклацаю зубами, что эта мстительная  тварь
в ужасе побежит прятаться". Шутка немного помогла - он почти успокоился.
   - Что делать, когда он появится?
   - Стой спокойно, рогатину опусти. Он - не дурак, на рожон не полезет.
Лапы у него что руки, и отбивать ратовища в сторону  он  мастак  .  Этот
сразу не бросится. Хоть и в гневе, а сначала сочтет нас, попугает, а  уж
потом... Тогда если кабаном пойдет - на дороге у него не стой. Он  ловок
- трудно увернуться. Но надо заставить его  потерять  скорость  -  иначе
конец! Вот если встанет на дыбки,  -  тогда  упри  ратовище  в  землю  и
принимай на него. Куда бить -  говорил  уже...  Да  помни,  -  выставляй
рогатину в последний миг, иначе сшибет ее в сторону и тебя  заломает.  Я
тебе помогу, но убить его должен ты сам.
   - А что топор?
   - Это, как и меч, - на крайний случай. С мечом надо бросаться к нему,
прижавшись, когда он  на  дыбки  встает,  и  бить  в  сердце.  Некоторые
храбрецы только так Его и берут, но это очень опасный способ. Нужно быть
очень ловким и быстрым. И то  -  охотятся  в  кольчуге  и  шлеме,  да  с
друзьями, чтобы те оттащили тушу, когда придавит... Ну а топор, - бей  в
лоб, туда, где у него слабая кость.
   В этот миг совсем рядом с поляной раздался  рев,  треск  валежника  и
тяжелые шаги.
   - Сюда бей! - Хаген показал место на голове.
   Именно этот момент медведь  избрал,  чтобы  выйти  на  поляну.  "Мама
дорогая!.."
   Сначала из кустов высунулась здоровенная, круглая башка,  размером  с
капот полуторки. Зверь повел рылом, засопел. Сашке очень не понравилось,
как тот принюхивается. Как-то уж слишком  плотоядно...  Медведь  коротко
рявкнул, показав огромные, желтые клыки, и с хрустом выбрался из кустов.
"Мать-перемать! Настоящее чудовище!" Тварь  даже  на  четвереньках  была
Савинову почти по плечо.  Краем  глаза  он  отметил,  что  Хаген  слегка
присел, держа рогатину лезвием вперед, спрятав острие в  траве.  Сашкино
тело,  как  выяснилось,  поступило  так  же.  Страх  куда-то  испарился,
осталось только напряженное внимание и  медленно  поднимающаяся  злость,
как ответ на угрозу.
   Медведь задрал морду и взревел. До него было всего несколько  метров,
и до людей долетел отвратительный смрад его пасти. Зверь  сделал  резкое
загребающее движение передней лапой. Под шкурой ходуном заходили могучие
мышцы. Когти - что серпы.
   Люди не двигались. Зверь еще раз взревел.  Продвинулся  еще  на  пару
шагов. Ему не нравились  эти  неподвижные  силуэты,  это  настораживало,
иначе он давно уже напал бы на них. В этот  миг  один  из  людей  сделал
резкое движение...
   Савинов смотрел прямо в маленькие, яростные  медвежьи  глазки,  когда
Хаген взмахнул рукой... Зверь с ревом прыгнул на  викинга,  нанося  удар
обеими передними лапами. Именно прыгнул, огромный  и  стремительный.  Но
Хаген оказался быстрее, отскочил извернувшись. Блеснуло острие рогатины.
Сашка бросился вперед, целя оружием в бок зверя. Тот  почуял,  мгновенно
поворотился  к  нему,  будто  развернувшись  внутри  собственной  шкуры.
Наконечник  вместо  мягкого  бока  ударил  в  мощное   медвежье   плечо,
заскрежетал по кости. Пасть хищника распахнулась,  вновь  явив  огромные
клыки. Савинову показалось, что его отшвырнуло назад одним ревом. Древко
едва не вывернулось из рук. Он упал на  колено,  выставляя  перед  собой
острие рогатины. Медведь рванулся, сшиб оружие в сторону ударом  лапы...
Но Хаген уже подскочил с другой стороны, вонзив  железо  в  заднюю  лапу
зверя. Тот снова рванулся, разворачиваясь. Нанесенные раны, казалось, не
причиняли  ему  никакого  беспокойства.  Сашка  вскочил   на   ноги,   и
началось...
   Это была дикая пляска посреди залитой солнцем  поляны,  под  звериный
рев и крики людей. Медведь  бросался  из  стороны  в  сторону,  стараясь
напасть на обоих сразу. Люди метались вокруг него, стараясь отвлечь друг
от  друга,  позволив  напарнику  нанести  верный  удар...  Сколько   это
продолжалось - Савинов не знал. Клыки, когти, могучие  лапы  то  и  дело
мелькали перед глазами. Он начал задыхаться. Из горла летел то ли  хрип,
то ли рык. Сознание затуманилось, оставив только огромный силуэт врага и
стремительное движение. Ему кто-то помогал, он  не  мог  вспомнить  кто.
Какая-то часть ума не поддавалась  наваждению,  смотрела  со  стороны  с
холодным вниманием, как Сашка  становится  медведем,  тонет  в  безумной
ярости. Он не хотел - понимая, что это гибель, что медвежье тело сильнее
человеческого. И  тогда  он  ухватился  за  этот  спасительный  островок
спокойствия... В этот миг медведь снова  обернулся  к  нему,  и  Савинов
понял, что не успеет отскочить.
   Берсеркерский угар толкнул его слишком близко. Чудовище  нависло  над
ним, готовое растерзать... Длинные когти схватили воздух у самого  лица.
Сашка приник к земле, выбросив вперед тяжелое лезвие.
   Его швырнуло навзничь. Толстенное древко затрещало. Рев оглушил  его,
когти (или клыки?) рванули кольчугу... Позади зверя  возник  Хаген.  Его
топор взблеснул на солнце. Медведь дернулся, еще больше  наваливаясь  на
Сашкину рогатину, - удар топора перешиб ему хребет. Савинов  вцепился  в
древко из последних сил. Оно должно выдержать! Зверь еще тянулся к нему,
загребая передними лапами, брызгал слюной.  Но  перекладина  не  пускала
его, задние лапы отказали. Потом из пасти у него хлынула темная кровь  и
он завалился на бок, все еще дергаясь и хрипя...
   Сашка медленно поднялся на ноги. Внутри все дрожало и  тряслось,  как
готовые порваться, перетянутые струны. Подкатила  тошнота.  Во  рту  так
сухо, что сглотнуть нет никакой возможности. Голова  кружилась...  Хаген
схватил его за плечо, удержал.
   - Добей! - хрипло сказал он. - Нечего живой твари мучения длить.
   Савинов кивнул, вытянул из-за пояса топор. Медведь  смотрел  на  него
слезящимися глазками, тихо сопел. Его могучее  тело  содрогалось,  когти
скребли землю. Взгляд зверя обвинял, умолял, приказывал. Сашка,  как  во
сне, взмахнул топором...
   Потом они долго сидели, привалившись к горячей туше,  пока  Хаген  не
решил, что отдыхать хватит и пора браться за дело. Он извлек из  котомки
два кремневых ножа,  и  они  начали  разделывать  тушу.  У  Савинова  не
осталось сил задавать вопросы, но викинг сам объяснил, что раз он  хочет
овладеть Духом медведя, то нужно все сделать по правилам. Железные  ножи
прогонят Дух, а кремневые - помогут схватить  его...  Они  сняли  шкуру,
вырезали лучшие куски мяса, причем особенно бережно  Хаген  обращался  с
сердцем и печенью...
   Сердце пришлось есть сырым. Сашку жутко тошнило, но он заставил  себя
жевать. Уж если начал - то делай все до конца.  Выяснилось,  что  обычно
охотник просит прощения у зверя за взятую жизнь,  чтобы  успокоить  душу
убитого. Но здесь они так делать не станут. Наоборот,  им  нужно,  чтобы
душа, рассерженная ими, пришла,  чтобы  отомстить.  Тогда  он,  Савинов,
будет бороться с ней и, одержав  победу,  станет  хозяином  Духа  своего
Зверя покровителя...
   "А как же, бороться - это мы с удовольствием, - думал Сашка,  отмечая
про себя накатывающуюся эйфорию. - Возьмем Духа на приемчик,  ручку  ему
заломаем, или что там у него... Короче - пусть приходит!"  Он  вертел  в
пальцах тяжелый наконечник стрелы с куском обломанного древка, - причину
того, что мишка был зол и попался на  обед  шаманствующим  охотникам  за
Духами.
   Хаген с усмешкой наблюдал за ним, снова превратившись в самого  себя.
Жесткость и холодность куда-то испарились.
   - Тени уже длинны, Александр! Давай-ка собираться, князь ждет... И  с
почином тебя!
   Они со смехом обнялись и стали паковать пожитки. Сашку уже не пугало,
что придется тащить на себе тяжеленную шкуру и  череп  медведя.  Трудно,
конечно, - однако почет!
 
Глава 18 
ГРАДЕЦ 
 
   ... Странен сей сон, - Сказал Один.
   Младшая Эдда
 
   - Медведко медведку съел!
   Под этим милым лозунгом прошло несколько следующих дней.  Над  Сашкой
беззлобно подшучивали всякий раз, когда дело доходило до еды. До прихода
в Градец на Лаче больше ничего особенного не происходило. Мимо  все  так
же тянулись необозримые леса, из-за  которых  по  правую  и  левую  руку
медленно вырастали,  горбясь  зубчатыми  от  лесных  верхушек  хребтами,
подобными спинам драконов, древние горы.  Наверное,  когда-то  они  были
высоки и неприступны, но  всесокрушающее  время  наложило  на  них  свою
тяжкую длань. Правый  кряж  назывался  Андомским,  а  левый  Няндомским.
Правда, если посмотреть по течению реки, то получалось наоборот...
   Предаваясь этим возвышенным мыслям, Сашка сосредоточенно  греб.  Река
делала один поворот за другим, солнце  палило  немилосердно,  а  летучие
твари, которых в избытке плодили окружающие леса, с приветственным гулом
неслись к лодьям, дабы заморить червячка. Речные петли радовали тем, что
там то и дело налетал ветерок, прогонявший на время кровожадные полчища.
На корме лениво  гремело  било.  Кто-то,  притомившись,  затянул  песню.
Другие  подхватили.  Сашка  слов  не  знал  и  пытался  какое-то   время
сосредоточиться на смысле, но  тот  ускользал.  Может,  это  происходило
из-за того, что некоторые слова  хор  неимоверно  растягивал,  а  может,
потому, что песня была древняя и пелась на  столь  же  древнем  наречии.
Что-то там было про Божа, или, как его еще зовут, Буса -  Белояра.  "Про
его подвиги славные и про погибель страшную.
   Сашкины мысли почему-то снова перескочили  на  медвежью  тему.  Хаген
сказал, что Дух убитого зверя будет преследовать его, но на реке достать
не сможет. Проточная вода защищает от всяких  потусторонних  существ.  В
городе,  где  много  людей,  защищенном  стеной,  дух  тоже  не   сможет
приблизиться; а вот когда они пойдут  дальше...  На  первой  же  ночевке
Савинову предстоит нешуточная битва. Тем более что наступает полнолуние.
   Он прозевал момент, когда река, повернув  в  очередной  раз,  открыла
взгляду городскую стену. Крепость стояла на высоком мысу у  того  места,
где  река  вытекала  из  озера,  и  сразу  за  бревенчатым  тыном  окоем
расширялся, сверкая под солнцем гладью озерной воды. У  речной  пристани
столпились суденышки разных мастей, в городе  уже  привычно  загрохотало
вечевое било. Князь идет! Князь идет!
   Градец - всяко побольше Нижнего Волочка. Сашка  уже  отвык,  -  чтобы
сразу - да столько народу. Здесь поначалу был  всего  лишь  перевалочный
пункт  для  товаров,  что  везли  с  северных  промыслов.  Основали  его
новгородцы, как и большинство славянских поселений в этих местах.  Потом
Градец разросся  -  место  удобное.  Храбр  рассказывал,  что  построили
крепость - еще при Ольбардовом деде - и пошло-поехало. Завелись ремесла,
промыслы. Савинов знал, что примерно в этом  месте  будет  стоять  через
сотни лет город Каргополь. Вот, значит, какая у него история.
   Встречали их по знакомой уже схеме - с  песнями,  музыкой,  накрытыми
столами. Навстречу выходили нарочитые мужи,  с  достоинством  кланялись.
Выбрался из своего капища белоголовый  волхв,  косая  сажень  в  плечах.
Пришли еще какие-то люди. Снова здравицы, новости и все такое...
   Хотя нет - здравицы  были  потом.  Поутру  Сашка  вспомнил-таки,  что
сначала им истопили баню. Поприветствовали, поднесли меду, хлеб-соль и с
почетом препроводили в дружинный дом - он  же  княжий  терем.  Огромный,
хитро устроенный, со всяческими  столбиками,  крылечками,  переходами  и
дверцами, с внушительной гридницей, где по стенам,  как  и  положено,  -
оружие. Со светом, врывающимся  в  высокие  стрельчатые  окна,  столами,
ждущими своего часа, и здоровенным  дикоглазым  котищем,  который,  надо
думать, исполнял роль охранника. Глядя на него, не  возникало  сомнений,
что его матушка согрешила с лесным котом. Затем баня, клубы  обжигающего
пара и смех. Сашка с наслаждением отходил  себя  можжевеловым  веничком,
смывая усталость и пыль дальней дороги. Он просто физически ощутил,  как
отдаляются, пропадая в глубинах памяти,  другие  люди  и  времена.  Они,
конечно, еще вернутся, заставят о себе вспомнить, но нескоро.
   И вот уже после бани, хрустя чистой одеждой, они прошли в гридницу  и
чинно сели за столы. Вот тут-то и начались здравицы, и песни под  гусли,
и новости... А новости, прямо скажем, были в наличии. Например,  о  том,
что Ольга, Княгиня  Киевская,  приставила  к  ногтю  древлянскую  землю.
Искоростень - главный город древлян - сожгла.  Правда,  не  так,  как  в
летописях, - с помощью домашних голубей, а банально  взяв  его  штурмом,
разграбив и спалив дотла. Древляне храбро  защищались,  но  были  частью
перебиты, а частью взяты в плен. Тут княгиня  проявила  непривычную  для
нее милость - не стала продавать пленных в рабство, а отпустила. Видимо,
с тем, чтобы об этом узнали все. Прием сработал.  Остальные  древлянские
крепости  почти  повсеместно  сдавались  без  боя.  "Милостива   Великая
Княгиня! И нас простит!"
   Но там, где киевская дружина встречала сопротивление, оно подавлялось
с неизменной  жестокостью.  "Дабы  другим  неповадно  было".  Тут  уж  и
казнили, и в рабство продавали... Народ в  ужасе  разбежался  по  лесам,
благо их в Деревской земле немало... Впрочем, эта-то история  для  Сашки
новостью не была. Пусть в другой редакции, но он ее  слышал.  Зато  были
другие, неизвестные ему детали.  Например,  ходили  упорные  слухи,  что
князь Малфред (или просто Мал -  кто  как  говорит)  вовсе  не  убит,  а
схвачен обманным образом -  безоружный  и  посажен  в  поруб  в  городке
Моровске, что на границе с черниговским княжеством. А дабы не  сбежал  -
дочь его Малуша, по-другому - Мальфрида, - взята заложницей в Киев. Брат
ее, Добрыня, что княжил в Овруче, насильно лишен  княжеского  звания  и,
что называется, "отрекся от престола". Правда, ему  оставлены  кое-какие
привилегии и он со своей небольшой дружиной взят в Киев на службу.
   "Конечно, его отправят охранять какое-нибудь захолустье на границе со
степью. Это как пить дать, - подумал Сашка, принимая из рук подавальщицы
красивый резной рог с медом. - Но если это - Тот Самый Добрыня, - ничего
его не возьмет". Было у него чувство,  что  он  еще  встретится  с  этим
"былинным персонажем".
   Выли и еще слухи, но более смутные, как если бы те, кто их передавал,
- тому, что рассказывалось, не очень верили, а может, не хотели  верить.
Будто бы древляне, дабы остановить разгром,  принесли  Моране  -  богине
смерти небывалое жертвоприношение. В самом дальнем конце своей земли - в
Шумске сделали из прутьев и дерева огромное женское чучело, величиной  в
два десятка человеческих ростов. Принесли  ей  в  жертву  быка,  лошадь,
ягненка, птицу... и пятьдесят киевских пленных, наверное из той дружины,
что схватили еще с Игорем. Вырвали сердца, отрубили им головы  и  сожгли
вместе с чудовищным чучелом. Пламя,  говорят,  стояло  так  высоко,  что
видели его за полсотни верст. А головы... насадили на шесты, воткнутые в
место пожарища. И так они там и стоят до  сих  пор...  Савинов  заметил,
что, услышав эту новость, князь нахмурился. По его лицу пробежала  тень,
словно он вдруг встретился с чем-то знакомым и это что-то  не  доставило
ему радости. Сашка не знал, что его наблюдение было верным.
   Ольбард,  услышав  о  жертвоприношении,  вспомнил  видение,   которое
посетило его прошлой  зимой.  Тогда  он  так  и  не  смог  понять  смысл
увиденного, но понял, что ему еще придется  встретиться  со  всем  этим.
Встретиться воочию. Очнувшись от сна в холодном поту, князь долгое время
смотрел в потолок, по которому бегали смутные  тени.  За  окном  завывал
ледяной ветер, несший несметные тучи снега. Вьюга... Там, во  сне,  тоже
шел снег...
 
*** 
 
   ... Крупные  медленные  снежинки  падали  редко.  Сначала  он  увидел
затянутое тучами низкое небо. Потом стену  леса  в  нескольких  десятках
шагов от себя. Рядом с лесом стоял большой деревянный дом  и  с  десяток
маленьких глинобитных хижин. Позади строений виднелось  русло  замерзшей
реки. Возникло и пропало ее название - Гнилопять... За рекой  -  большая
деревня. Над домами редкие столбы дыма от очагов. Скорбно воет  одинокая
собака...
   Потом видение сменилось. Он  вдруг  оказался  в  одной  из  маленьких
хижин. Та была переполнена людьми... Мертвыми... Погибшие  в  бою  воины
лежали плечо к плечу, сжимая в руках иззубренные мечи и секиры. Их  тела
покрывал  иней.  Мертвые  лица  смотрели  вверх.  У  многих  не  хватало
конечностей, отверстые раны зияли кровавыми цветами.  Смерзшиеся  бороды
слиплись сосульками...
   Он  снова  оказался  снаружи.  По  нетронутому  снегу  брела  длинная
вереница связанных людей. Пленные... Несколько воинов в накинутых поверх
доспехов косматых шубах подгоняли их древками копий. Их вели к странному
сооружению - не то частоколу, не то плетню, окруженному  цепью  отдельно
стоящих  заостренных  столбов.  Частокол  со  всех  сторон  был  обложен
хворостом и пуками соломы. Все происходило в странной, давящей тишине  -
лишь