скрипел под ногами снег да выла собака...
   И снова все стало меняться. На этот  раз  -  как  если  бы  он  начал
подниматься в воздух. Но это не было полетом  птицы.  Скорее  так  может
видеть мир  снежинка,  когда  порыв  ветра  взвивает  ее  ввысь  и  она,
вращаясь, начинает оттуда свой медленный танец навстречу земле...  Окоем
расширился, и сразу стала видна огромная,  молчаливо  ожидающая  чего-то
толпа народа, окружающая частокол  с  полуденной,  стороны.  А  частокол
оказался гигантской фигурой лежащей женщины. Ее рост  превышал  тридцать
шагов. Головою на полночь она лежала, рас кинув руки и ноги,  ощерившись
серповидным, хищным ртом... Морана. Богиня смерти, холода и раздора!
   Пленных подвели к частоколу и усадили прямо в  снег.  Их  было  около
пятидесяти человек, усталых и отчаявшихся. Многие из них  -  раненые.  У
многих бороды заплетены на скандинавский манер, трое - с  косами,  какие
носят поляне, у других - варяжские усы и волосы скобкой.  Все  -  воины.
Видимо, чья-то дружина была разбита, а эти попали в плен.  Лучше  бы  им
погибнуть...
   От толпы отделилось несколько  человек.  Они  принялись  выносить  из
хижин мертвых воинов. Несли торжественно - с почестями,  мимо  связанных
полоняников, через ворота частокола - внутрь, к утробе Мораны. Там  тела
бережно складывали на специальный помост. Ворота были  сделаны  в  левой
подмышке  лежащей  богини.  От  входа  коридор,   огрожденный   жердями,
раздваивался. Один путь вел налево - к утробе,  а  другой  направо  -  к
сердцу, отмеченному деревянным идолом в два человеческих  роста.  Богиня
Смерти усмехалась, глядя на глиняный алтарь и  непонятную  яму  рядом  с
ним. У алтаря стоял жрец...
   В высоком треножнике пылал  огонь.  Жрец  провел  над  ним  кремневым
кинжалом, древним и темным от крови бесчисленных  жертв.  Старик  воздел
руки к низкому  небу  и  что-то  крикнул.  Толпа  отозвалась  нестройным
гулом... И загремело било.
   Привели первого пленника, высокого и  широкоплечего.  Глаза  человека
дико блуждали. Наверное, его опоили чем-то... Подручные  опрокинули  его
на алтарь, и затрещала, расседаясь на  широкой  груди,  льняная  рубаха.
Жрец  запел,  и  князь  вдруг  почувствовал,  как  его  полет   внезапно
ускорился, словно из порхающей снежинки он превратился в каплю... И  эта
капля с разлету грянулась в обнаженную грудь обреченного!
   Снег повалил гуще. Перед глазами князя заплясала  кровавая  муть.  Он
силился встать, дергал крепкие путы, которыми вдруг оказалось  спеленато
его тело, но сил не хватало. И тут он увидел черное лезвие кинжала...  И
оно обрушилось вниз. Дикая боль разорвала его тело. Он  чувствовал,  как
холодный кремень разрывает его жилы, входя все глубже и глубже, как жрец
копается рукой в отверстой ране  и  крючковатые  пальцы  стискивают  еще
живое, бьющееся сердце. Дикий вой сорвался с синеющих губ. Жрец  рванул,
полоснул кинжалом, вздергивая вверх брызжущий кровью ком.
   Этот рывок вышиб князя из умирающего тела. Он  снова  взлетел  вверх,
леденея от ужаса. И увидел, как  быстрый  взмах  секиры  отделил  голову
жертвы. Кровь прянула на чистый  снег.  Жрец  всмотрелся  в  алый  узор,
кивнул и швырнул кровавый  ошметок  в  ощеренную  пасть  богини.  Голова
убитого  скатилась  в  яму  у  алтаря  и  осталась  лежать  там,   глядя
безжизненными очами...
   Подручные уже вели следующую жертву. И снова запел  старик,  и  снова
дух князя устремился вниз, падая  на  обнаженную  грудь  обреченного.  И
снова упал кровавый клинок и взлетело вырванное сердце. И вторая  голова
уткнулась в лицо первой, как в последнем, братском поцелуе...
   Красные по плечи руки жреца не знали усталости. Руда хлестала.  Таял,
шипя, снег. Яма для голов переполнилась.  Князь  старался  освободиться,
вырваться из этого безумного круговорота, где его раз за разом приносили
в жертву. Но все было тщетно. Он  понимал,  что  долго  не  выдержит,  и
боролся из последних сил. Вверх, вниз, удар, боль, вопль! Снова вверх...
Страшный сон не отпускал, высасывая последние  силы.  Князь  рычал.  Его
тело содрогалось как в агонии. Испуганная Вениайне, плача, пыталась  его
разбудить...
   И вдруг все кончилось. Ольбард не смог освободиться, просто жрец  уже
убил всех. Их головы насадили на заостренные столбы вокруг частокола,  а
телами обложили помост в  утробе  чудовища.  Било  замолкло...  и  сразу
множество факелов подожгли Морану со всех сторон. Ревущее пламя взлетело
к низким тучам, окрасив их  мрачным  кровавым  цветом.  Толпа  завыла  и
запричитала на разные голоса.  Они  молили  отвести  беду,  эти  люди...
Глупцы - они призвали ее, а не отвели!  Взору  князя  предстал  пылающий
город и крик убиваемых людей. И суровое, жесткое лицо женщины в траурном
уборе. Он узнал ее. Конечно, это была она...
   Потом он снова увидел костер, точнее -  то,  что  от  него  осталось.
Уродливое, местами - еще дымящееся черное пятно, с  воткнутыми  прямо  в
угли шестами... И головы на шестах.
   Древляне пытались отвести Смерть и Беду,  принеся  в  жертву  пленных
воинов Игоря. Но вместо этого они впустили Морану на свою  землю.  И  та
пришла в лице Великой Княгини. И сошел на дым Искоростень...
 
*** 
 
   "Видать, богиня разгневалась на них, - Савинов, внутренне содрогаясь,
представил себе эти жуткие головы, объеденные птицами, слепо глядящие со
своих шестов. - Что-то они не так сделали, эти древляне.  Иначе,  почему
Ольга разнесла их вдребезги?" Жертву  принесли  зимой,  после  того  как
княгиня по осени дважды перебила древлянские посольства, а затем, опоив,
прикончила на пиру их лучших, как здесь говорят - "нарочитых" людей и  в
довершение в пух и прах разгромила наспех собранное ополчение...  Однако
жертва  не  помогла.  Весной  Ольга,  еще  далеко  не  Святая,   осадила
Искоростень.
   Было еще много новостей - купеческих и иных, но все  это  Сашке  было
уже неинтересно. "Значит, нынче у нас 945-й или 946-й - есть разночтения
- год от Рождества Христова. Святослав - еще  юн,  но  уже  участвует  в
битве.   Что   известно   еще?   Скоро   Ольга   поедет   креститься   в
Константинополь, или она уже крещеная? Шаг, конечно, похвальный, да  вот
беда - византийцы, судя по истории, воспринимают любой народ,  принявший
от  них  христианство,  как  своих  вассалов.   Со   всеми   вытекающими
последствиями, а именно  -  потеря  самостоятельности,  дань  под  видом
подарков и так далее. Не  потому  ли  Святославу  потом  придется  мечом
доказывать им - Русь сама по себе!"
   Он вдруг почувствовал, насколько мал этот огромный терем, мала земля,
еще не ставшая Русью,  раздробленная  на  княжения,  вотчины,  народы  и
племена. Ей  только  предстоит  объединиться  в  Империю.  А  кто  лучше
Святослава подходит на роль создателя империи? Нет, конечно, он  слишком
стремителен  и  непоседлив  для  управления  огромной  страной,  но  вот
объединить ее - в состоянии. Значит, Святослав... Но можно ли надеяться,
что он сам сделает все, что нужно? Конечно нет. Он наделал...  нет,  еще
наделает ошибок и в конце концов погибнет, не совершив  и  десятой  доли
того, что мог. Значит, нужно подсказать ему... а для этого - быть рядом.
Кого попало туда не пустят, значит, необходима сила... Сила здесь -  это
дружина, воины и слава, а только потом уже - богатство. Хотя без него  -
нельзя долго содержать эту  самую  дружину.  Как  сказал  Хаген:  "Вождя
избирают по его удаче". Воины идут за славными  своими  подвигами...  Но
ведь  это  идиотизм  -  хотеть  стать  героем.  Есть   тут   что-то   от
очковтирательства, что-то неестественное, актерское... Но  ведь  я  хочу
помочь этой стране! Хочу, чтобы наш несчастный народ не  начинал  всякий
раз сначала строить свою  жизнь,  чтобы  его  великое  будущее  не  было
омрачено столькими кровавыми  зорями...  Хотя  совсем  без  них  -  тоже
нельзя, иначе обрастем шерстью и полезем на деревья... "Да - хотеть быть
героем глупо, - Сашка едва не рассмеялся. -  Но  ведь  я  -  уже  Герой,
правда Советского Союза, которого еще нет.... Может, сгожусь?"
   Он поднял тяжелый рог и подмигнул Хагену, сидящему напротив, мол - за
тебя! Тот кивнул и поднял ответную чару.
 
Глава 19 
СИЛА ЛУНЫ 
 
   ... Солнце не ведало. Где его дом.
   Звезды не ведали. Где им сиять,
   Месяц не ведал Мощи своей!..
   Прорицание вельвы
 
   На следующий день лодьи покинули гостеприимный Градец, оставив позади
гром кузен, крик петухов и разомлевших женщин, без которых, конечно,  не
обошлось. Лесными дорогами, меняя заводных коней, уже летел в  Белоозеро
гонец с вестью: "Князь Ольбард идет! Уже скоро!" А дружина снова  пенила
веслами воды быстрых рек, скрипели катками волоки, шумели дикие леса. За
два дня лодьи уже водой и волоком оказались в Водле-реке,  что  текла  в
Онежское озеро-море. Сашка забыл уже и думать про медвежий Дух, когда на
одной из ночевок шаманское наваждение его настигло.
   Они сидели втроем у костра - сам Савинов, Хаген  и  Сигурни.  Девушка
Сашки больше не сторонилась, но он нет-нет да ловил ее изучающий взгляд,
будто она все время ждала - что он еще выкинет новенького. Все шло тихо,
мирно, лагерь почти весь  спал,  Хаген  что-то  вполголоса  рассказывал,
Сигурни улыбалась, а Сашка завороженно смотрел на  пылающие  угли.  Нить
рассказа он потерял  давно,  языки  пламени  весело  плясали,  выделывая
занимательные кренделя. Искры летели вверх,  оставляя  за  собой  тонкие
пылающие нити. Было хорошо, даже здорово. Ветерок с реки, небо чистое  -
что называется, "вызвездило". И луна...
   Что-то  щелкнуло  у  него  в  голове.  Луна,  огромная  и   выпуклая,
вздымалась из-за окоема с тяжким каменным грохотом, обдирая  о  верхушки
деревьев серебряный бок, силилась заполнить собой все небо и  проглотить
звезды. Савинов почувствовал, как волосы на теле  встают  дыбом,  пальцы
скрючиваются на манер когтей. В горле забулькало, - рык  рвался  наружу.
Ужас пронзил Сашку как тысяча пуль. "Господи! - мелькнула мысль. - Я  же
во все это не верю!" Но знал - верит, потому что это уже было с ним.  Ум
лихорадочно заметался, ища  спасения.  Что,  что  говорил  Хаген?!  Надо
наблюдать за происходящим... Еще что?! Думать, думать о чем  угодно!  Но
это защита, а он  должен  победить,  овладеть  Духом...  Шея  совершенно
задеревенела, глаза щипало - он не мог моргнуть.  Луна  ломилась  в  его
душу,  плеща  расплавленным  серебром.  Какой-то  сохраняющей  трезвость
частью себя он чувствовал, что почти лежит навзничь, выгнувшись дугой, и
спина трещит от напряжения. Руки шарят по траве, выдирая ее с корнями. И
не руки уже - когтистые лапы! Он забился,  стараясь  отвести  взгляд  от
луны, слыша глухой стук, с которым затылок колотится о  землю.  Ему  это
удалось, - упал на бок. Спину отпустило, но трясти стало еще сильнее. Он
вдруг понял, что стоит на четвереньках и рычит. "Твою  мать!"  Та  часть
Сашкиного сознания, что была в стороне, кажется, разозлилась. "Ну ладно!
Как там... На златом крыльце сидели:  царь,  ...  Р-Р-Р!..  Цар-р-ревич!
Кор-роль! Королевич! Сапожник! Портной! А ты кто  будешь  такой?..  Жили
были дед да баба, и была у  них  курочка-ряба,  и  снесла  курочка  деду
яичко! Левое! Напрочь!..  Посреди  моря-окияна,  посреди  острова  Буяна
стоит дуб, зол, туп и груб... Изведал враг в тот день немало, что значит
русский бой удалый, наш рукопашный бой!..  Земля  тряслась  -  как  наши
груди; смешались в кучу кони, люди, и  залпы  тысячи  орудий  слились  в
протяжный вой. И се! Долину  оглашая,  далече  грянуло  "Ура!"  -  полки
увидели Петра! И он промчался пред полками, могуч и радостен,  как  бой!
За ним вослед... Расцветали яблони и груши! Разлились туманы над  рекой!
В эту ночь решили са мураи пощипать баштан наш колхозной!.."
   Он обнаружил, что  уже  стоит  выпрямившись,  снова  непонятно  каким
образом приняв это достойное  человека  положение.  Обрывки  прочитанных
ранее  стихов  и  песен  крутились  в  голове  диким  хороводом.  Однако
наваждение отступило. Сашка уже хотел было  расслабиться,  когда  увидел
прямо  перед  собой  залитую  лунным  светом  медвежью  морду...  И   не
испугался. Тогда - в лесу, с рогатиной и в  кольчуге,  -  он  боялся,  а
теперь - безоружный - нет... Правда, был где-то там на поясе нож... Пока
все это телеграфной лентой пролетало в Сашкином черепе,  тело  поступило
по-своему. Оно развернулось... и врезало по медвежьей  харе  ногой.  Дух
обиженно сказал: "Умр?"  и  пошатнулся...  Потом  в  ход  пошли  кулаки,
колени, локти. Медвежий Дух отчаянно защищался.  Страшные  когти  так  и
мелькали. Да где там! Сашка вошел в клинч, обхватив  тварь  за  обширную
талию, и они повалились в траву. Савинов оседлал тушу и начал  методично
колотить по мягкой, словно без костей, морде. "Порву  пополам!"  -  орал
он. Дух  вторил  ему  прерывистым  воем  и  стискивал  могучими  лапами.
"Вр-р-решь! Не возьмешь!" - у Сашки от  собственного  ора  позакладывало
уши.  Невероятная  сила  распирала  его  изнутри,  однако  она  каким-то
непонятным  образом  оставалась  человеческой...  Дух  стал  хрипеть   и
дрыгаться. "Ага! Знай наших!" Потом на миг перед глазами возникла  узкая
женская ладошка. И сразу отчего-то захотелось спать...
   Что было дальше - он помнил смутно. Кажется, он еще пробовал  сделать
медведю рычаг лапы наружу, а тот выл и отбивался тремя свободными...
   Утром оказалось, что Сигурни удалось-таки его усыпить. Значит, не зря
она у костра сидела. И слава богу,  потому  что  Храбр,  нацепивший  для
ритуала медвежью шкуру, был весь в синяках. Но Дух и правда  приходил  -
твердили все, а Храбр в шкуре был вовсе не Храбром в  тот  миг.  Савинов
думал, что над ним издеваются, - совсем спятил берсерк.  Но  нет,  -  не
было даже шуточек, типа "Медведко - медведку побил!". Как видно, он один
здесь чего-то не понимал...
   Хаген, усмехаясь, сказал:
   - Ты еще не веришь, даже после всего того,  что  случилось  с  тобой,
после того, что ты видел... Но теперь ты гораздо  ближе  к  тому,  чтобы
контролировать свою силу, чем раньше. Ты  сам  смог  выйти  из-под  Силы
Луны, ты сам отразил ее напор  и  сам  бросился  биться  врукопашную  со
зверем! Ведь ты же не знал - что это Храбр? А теперь скажи  -  удавалось
ли тебе хоть раз так уделать  его  в  единоборстве?  А  ведь  он  дрался
по-настоящему... Ну что - теперь понял?
   И Сашка действительно понял и поверил, а  еще  через  несколько  дней
ветер, раздувая паруса лодей, гнал их через большое озеро, к  городу  на
высоком берегу, с высокой крепостью, теремами, хоромами, с  пристанью  и
святилищем на горе. Сашка  по  рассказу  князя  узнал  Святую  гору,  на
которой тот бился с весским вождем. А в городе звенели колокола.  Именно
колокола, а не била, и на миг показалось даже, что  за  стеной  мелькнул
шатер деревянной церкви  с  крестом  на  маковке.  Колокола  звенели,  а
навстречу  лодьям,  из-под  стен  города,  летел  маленький   крутобокий
кораблик. Там сверкало оружие и приветственно ревели рога.
   - Княжич отца встречает! - сказал Храбр и подмигнул Савинову  глазом,
вокруг которого еще была заметна зеленоватая тень. - Бот мы и дома!
 
Часть третья 
ДЕСЯТНИК 
 
Глава 1 
КОЛЬЧУГА 
 
   - Бей!!!
   Стена щитов  мгновенно  рассыпалась,  и  густая  роща  за  городскими
стенами наполнилась звоном оружия. Сашка принял удар на щит,  рубанул  в
ответ и шагнул назад, держа боковым зрением двух других воинов из  своей
тройки-звена. Согуд и Лют быстро выдвинулись вперед. Их мечи  обрушились
на черноволосого противника с двух сторон.  Тот  отразил  удар,  но  для
этого ему пришлось задержаться на месте. Согуд атаковал  снова,  Савинов
прыгнул вперед, а Лют в это время уже обошел врага сзади.  Треск,  звон!
Черноволосый опустился на колено, уронив щит, - "убит". В этот миг  Люта
ударили сзади. Согуд успел подставить меч. Тройка поворотилась навстречу
новой  опасности,  выставляя  навстречу  уже  не  одну,  а  две  вершины
треугольника.  Савинов  оказался  позади,  следя  за   спинами   бойцов,
прикрывал их от случайных ударов. Улучив момент, рванулся вперед...
   Учебный щит, сколоченный из толстых  досок,  очень  тяжел  -  гораздо
тяжелее настоящего. Мечи из сырого железа,  без  заточки,  тоже  тяжелее
боевых.
   Вместо кольчуг - толстые стеганые  полушубки  -  это  летом-то!  Жара
несусветная. Пот градом. Однако никто не ропщет - дело  привычное.  Воин
должен постоянно упражнять свое умение, иначе грош цена ему,  и  никакой
князь  не  станет  кормить   лентяя   да   неумеху.   Сашка   оценил   и
предусмотрительность Ольбарда. Тот в зародыше старался  подавить  вражду
между своими  воинами  и,  помня  историю  с  неудачной  местью  Согуда,
поставил его и Савинова в одну тройку.  Хочешь  не  хочешь,  а  придется
искать взаимопонимание...
   Ольбард гонял свою дружину до  седьмого  пота  -  не  все  же  сидеть
пировать. Он и сам здесь. Сегодня - бьется за ту Полуночную  сторону,  а
завтра,  глядишь,  и  за  Полудень  выйдет.  Ольбард  хороший  князь   -
заставляет своих  воинов  упражняться  каждый  день.  Именно  поэтому  в
настоящем бою его дружина теряет мало людей. Они умеют ударять все,  как
один, поворачивать и нападать единым  стальным  потоком,  отступать,  не
теряя порядка, и тут же вновь атаковать несокрушимым монолитным  строем.
Умеют и биться вот так - россыпью, но не каждый  сам  за  себя,  Савинов
сравнивал это построение с тактикой истребительной авиации. Правда,  там
тройки, которые,  кстати,  тоже  именовались  звеном,  не  прижились.  В
круговерти воздушного боя третий часто отрывался от товарищей и погибал,
поэтому Савинов давным-давно добивался от начальства перехода на  звенья
из двух самолетов. И  добился-таки...  Здесь  иное  -  человек,  как  ни
странно, гораздо маневреннее самолета. Конечно, он не умеет летать, но в
том  пространстве  боя,  что  ему  доступно,  -  человек  -  практически
идеальная боевая машина. Он может,  в  отличие  от  самолета,  мгновенно
изменять направление движения, поворачиваться на месте на 180  градусов,
атаковать сразу в две стороны. А в рассыпном  строю...  Храбр  сравнивал
плотное построение, аналог фаланги, - "стену" - с  чешуйчатым  панцирем.
Он крепок своими чешуями, заходящими одна за другую, и гибок, но все  же
стесняет движения. Кольчуга не так хорошо держит удар, но она  гибка.  У
справного же воина есть и  панцирь,  и  кольчуга.  Он  может  надеть  их
вместе, а может использовать по отдельности.  Рассыпной  строй  хорош  в
лесу и на сильно  пересеченной  местности,  а  так  же  когда  враг  сам
действует рассыпным строем, уклоняясь от столкновения со "стеной". Тогда
удобно применить оба способа, оставив часть  дружины  в  плотном  строю,
чтобы использовать на опасном направлении.
   Савинов никогда ничего  не  читал  о  таком  способе  боя.  В  книгах
утверждалось, что  варвары  атаковали  беспорядочной  толпой,  хотя  про
галлов и германцев говорилось, что они знали и умели  применять  плотные
построения тяжелой пехоты. А на практике выясняется, что не всякая толпа
-   действительно   беспорядочна.   Что   тройки   в   рассыпном   строю
взаимодействуют между собой, словно шестеренки, выставляя против каждого
бойца-одиночки двойной, а то и тройной численный перевес. И это при том,
что врагов может быть больше! Именно так сражались русы  с  весинами  на
реке, когда Сашка впервые окунулся в безумие берсерка. Но в тот раз он и
не мог ничего заметить. Именно потому во тьме дальнего зимовья  звучало:
"Бей! Бей!!!" - по этой команде собираются тройки-звенья,  но  тогда  не
многим удалось соединиться - слишком внезапным был  вспыхнувший  бой.  И
все же они победили...
   Сашке нравилась эта поистине гениальная система, но  его  беспокоило,
что русы очень редко эшелонируют боевой порядок в  глубину  и  еще  реже
оставляют  резервы.  Нет,  -  они  прекрасно  умеют   это   делать,   но
предпочитают ставить на прямой бой.  Он  подумал  о  том,  что  надо  бы
предложить пару