м, снова как во сне натягивал тетиву, когда сильный удар
сбил его с ног. Рысенок стоял над ним с лицом, искаженным от ярости.
   - Недоумок! Ты хочешь, чтобы мы умерли все? Это не человек!  Это  Бог
Войны! Кто ты такой, чтобы стрелять в Бога?!
   Другой голос, дребезжащий старческий голос ку десника, перебил его:
   - Это не Бог! Но у варягов теперь еще один  сильный  вождь.  Он  взял
нашу мощь, и теперь мы должны заключить с ними союз, чтобы выжить!
   Кудесник отвернулся от них и велел людям уложить тело вождя в костер.
Вскоре к небу рванулось пламя. Рысенок смотрел на пляску языков  огня  и
думал. Думал  о  том,  что  род  Выдры  будет  жить  и  станет  данником
Синеуса... Должен жить, как сказал варяг... А что  он,  Рысенок?  Каково
его место в этом новом мире? Что он может сделать для  своих  сородичей?
Могущество, свидетелем которого он был,  потрясло  охотника  до  глубины
души. Он хотел присоединиться, пристать к великой удаче варягов, вкусить
ее  и  разделить  с  ними,  чтобы  через  Рысенка  к  ней,  этой  удаче,
причастился весь род... Эта зима будет тяжелой. И потому ныне его  место
здесь... Но по весне... Рысенок знал, что, едва вскроются реки и  сойдут
последние снега, он отправится  в  варяжский  город,  чтобы  вступить  в
дружину этого вождя, который  смеялся,  идя  на  смерть.  Именно  в  его
дружину.
   Пламя танцевало, унося в небеса пепел прошлого. Наступало неумолимое,
словно стена щитов, новое время. И чтобы не  быть  погребенным  под  его
тяжкой поступью, нужно идти в ногу с ним.
 
*** 
 
   Даже богам холодно в зимнем лесу, особенно если они не совсем боги  и
одеты в одну лишь рубаху, штаны да сапоги... "Эх, шубейку бы!..  Яринка,
ты слышишь? Я иду к тебе..." Конец Санкт-Петербург Май 2000  -  сентябрь
2001


ВЫБОР ВОИНА

Алексей ВИТКОВСКИЙ
Scan Андрей: best @inbox.ru, Spellcheck Alonzo






Литературный ПОРТАЛ 


http://www.LitPortal.Ru


Анонс

     Продолжение романа "Витязь". X век. Герой Великой Отечественной, летчик-истребитель Александр Савинов, а ныне вождь русов Олекса снова творит историю. Сражения на суше и на море, дальние походы. Любовь и слава, храбрость и мужская дружба.
     Савинов побеждает в этой войне, но та, первая война, для него еще не закончилась... Судьба ставит его перед выбором.

     ТЕБЕ...

ВЕЛЕСОВЫЙ МЕД

     Врат-листодер <Листодер - осенний ветер (устар.)> плеснул листвой,
     Выказывая власть.
     В стремнину света существо-
     Планета понеслась!
     Коловоротами страстей,
     Где птица Жар поет,
     А стража славна даже тем,
     Что сквашивает мед,
     Рождая солнце за дождем,
     Размытым на лице...
     Спроси себя: чего мы ждем,
     Пока имеем цель?!
     Стезею Прави прояви
     Переворот босой...
     Какая пресна без любви,
     Когда мы любим соль!
     На уродившуюся рожь
     Щепоткою простой
     Сажать в языческий балдеж
     За хлебосольный стол.
     Пускай растет ветвями - в дом,
     Корнями - в небеса,
     Пока, видением ведом,
     Раскручиваешь Сам -
     Тугой светящийся клубок, -
     Тропинку через лес...
     Брось мысли в небо. Там - не бог,
     И, сказано, - не бес,
     Вращая триединство дня,
     Дал голос всем, кто гол,
     И диким трением поднял
     Из дерева огонь!
     И доля идолов его -
     Огнища вещий зов,
     Да кладенец над головой
     Узорами азов!
     Звеня у крепостной черты,
     На знамени воздев,
     Мечты, а значит - Меч и Ты в
     Перуновой грозе!
     Дмитрий Горячев.

ПРОЛОГ

     Сурова земля Скандии. Путнику, идущему на северо-запад, преграждают путь быстрые холодные реки, текущие сквозь густые леса, населенные дикими зверями. Непроходимые мрачные болота заступают ему дорогу. Но если путник упорен и его стремление к цели велико, то он преодолеет все эти преграды... Чтобы столкнуться с самой сложной из них. Вдоль побережья Скандии тянется огромный горный хребет. Его заснеженные вершины купаются в тучах, его склоны круты, а перевалы опасны. Отроги хребта спускаются прямо к морю, обрываясь в холодную воду скальными уступами чудовищной высоты. Волны беснуются под ними, стараясь прогрызть основание скал, но скалы растут и с каждым столетием берега Скандии все выше возносят над седыми волнами свои несокрушимые утесы. Очертания берегов здесь прихотливо изрезаны морем и льдами...
     Трудно путнику выйти к побережью. Перевалы почти непроходимы даже летом, а зимой... Зимой они смертельно опасны. И редкий удалец рискнет совершить такую попытку...
     Сурова земля Скандии. Но еще суровее - люди, населяющие эту землю. Не вдруг и ответишь - чего больше приходится опасаться путнику. Слепого буйства стихий или людской ненависти и коварства...
     Путников было двое. Они легко бежали на широких лыжах, отталкиваясь от плотного наста короткими копьями. Снежная пыль вихрилась за ними, засыпая и без того едва заметную лыжню. За спинами людей были приторочены объемистые мешки, ножны с мечами, а у одного из путников еще и лук со стрелами. Бороды и усы лыжников покрывал иней, но теплые меховые куртки и шапки берегли людей от холода...
     Они бежали так уже давно. Бежали ровно и неутомимо. Им нужно было до весны успеть перебраться через горы, обойти стороной владения свирепых халогаландских ярлов и доставить Эорвис, жене хевдинга Стурлауга Трудолюбивого, срочное сообщение. По дороге вестники охотились, благо в лесах, несмотря на зиму, было много зверей и птиц. Иногда путники заходили в селения феннов, попадавшиеся на пути, чтобы купить хлеба и узнать новости. Угрюмые фенны неплохо принимали чужеземцев, ведь те были норманны, а не свей <Свей - шведы.> - извечные враги феннов. Один раз вестников все же попытались ограбить, польстившись на серебро, которым они расплачивались. Но путники отбились и ушли в леса. Оба они были опытными воинами, а тот, что с луком, Гюльви Сорвиголова, даже командовал десятком в хирде Стурлауга. Второго звали Видбьёрн Косматый. Он славился своим умением читать следы и прокрадываться незамеченным в стан врага...
     Воины бежали все дальше и дальше. Горы вставали им навстречу исполинской крепостной стеной, выставив перед собой ополчение укрытых снегом темных лесов. Воины спешили - время утекало, как вино из опрокинутой чаши. Их товарищи, оставшиеся зимовать в далекой земле, были в опасности. И чем ближе весна, тем больше становилась опасность.
     - Как думаешь, Гюльви, почему Стурлауг считает, что этот рус Ольбард опаснее халогаландцев?
     Костер трещит, швыряя в ночное небо пригоршни искр.
     - Разве ты малое дитя, Косматый? Халогаландцы даже не знают о том, что мы вернемся весной. Они не знают, как мало у хевдинга воинов и как много добычи. А Ольбард знает. Его хирд велик, а люди жаждут мести... Он видел, какая с нами добыча! А большой хирд - это много золота для хирдманов... Не удивлюсь, если узнаю: не случайно проснулся тогда славянин, что поднял сполох. Может, русы с самого начала хотели нас ограбить...
     Оба воина хорошо помнили крик, разорвавший сонную темноту на дальнем зимовье, где спали вповалку хмельные после совместного пира норманны и русы. Как вспыхнул очаг и багровые сполохи отразились в кровавых лужах. Как дико выли умирающие, а холодная сталь выпивала души друзей и врагов. Как вцеплялись друг другу в глотки те, кто вчера поднимал чаши за здоровье и удачу. Как тесно было в воздухе от мечей...
     Видбьёрн покачал головой:
     - Не хочу я в это верить, Гюльви. Что-то должно быть святое в человеке... Что, если не дружба? Ведь они были друзьями - наш Ингольвсон и этот Ольбард! Неужели...
     - Что значит для этих русов дружба по сравнению с богатой добычей?! Ты хороший человек и храбрый воин, но твоя вера делает тебя наивным. Твой Бог говорит, что все люди по своей природе добры, но их смущает дьявол. Но это не так! Мир жесток, а люди свирепы и алчны. И если у них есть возможность предать - они предадут. Верить можно только своим, побратимам. И больше никому в целом свете...
     И снова вестники бежали навстречу горным вершинам. Те становились все ближе и ближе. Уже начинали редеть леса. Черные скалы выпирали из-под снега своими обветренными лбами. И близился перевал...

Часть первая
ЯСЕНЬ БИТВЫ

     <Ясень битвы - поэтическое иносказание (кеннинг)
     Скандинавской скальдической поэзии, означающее "Воин".>

Глава 1
Корабли

     "Что ты видишь во взоре моем,
     В этом бледно-мерцающем взоре?"
     - "Я в нем вижу глубокое море
     С потонувшим большим кораблем.

     Тот корабль... величавей, смелее
     Не видали над бездной морской.
     Колыхались высокие реи,
     Трепетала вода за кормой.

     И летучие странные рыбы
     Покидали подводный предел
     И бросали на воздух изгибы
     Изумрудно блистающих тел..."
     Николай Гумилев

     - Эге-е-ей!
     Крик летит над водой, цепляясь за гребни волн. Волны качают корабли. Широкие паруса наполнены ветром.
     - Эге-ге-е-е-ей! На "Пардусе"! Как вы там!
     - Хорошо-о!!! - Ветер относит слова в сторону, и они, как птицы, несутся над морем, чтобы исчезнуть вдали. Корабли выходят в Баренцево море, которое здесь называют Студеным. Семь парусов крыльями огромных чаек распростерлись над седыми волнами. Одна чайка - цвета зари. Это "Пардус", - на нем главным Василько. Другая - с солнечным знаком на крыле - "Змиулан". Там Ольбард и Диармайд. Третья - с полосатым парусом - "Волк". Там Буривой, сын Ольбарда...
     Сашка Савинов стоит на корме своей лодьи и смотрит назад. Туда, где пляшут на волнах еще три паруса. Пестрый - "Кречета", белый с синим - "Велета", и красный с желтым узором - "Тура". На последнем - побратим Храбр. Его, Сашки, лодья зовется "Медведем". Она тяжелее остальных, а в носу и корме ее установлены метательные машины. Пороки, как здесь говорят.
     - Эге-ей! На "Медведе"! Олекса! Как у вас!
     Сашка складывает ладони "рупором".
     - Хорошо-о! - кричит он. Здесь Савинова зовут Олексой Медведковичем. Его голова выбрита, оставлен только длинный чуб посередине, и его треплет холодный ветер. Ольбард собственноручно сбрил Сашкину шевелюру, посвящая его в вожди. Князь Ольбард...
     Год назад где-то в этих местах бесчувственное тело Савинова рухнуло в воду рядом с бортом "Змиулана". Варяги-русь спасли его и приняли в свою дружину. Спасли человека, неведомо как покинувшего свое время, летчика, погибшего в Великой Войне. И он, Герой Советского Союза Александр Савинов, стал одним из них, Олексой Медведковичем. Сначала воином, а потом и вождем. Сейчас на его лодье семь десятков бойцов. Из них пять десятков - его личная дружина. Здесь, в прошлом, которое стало для Сашки настоящим, он нашел свою любовь и дом. Но нет-нет и всплывают в памяти рев мотора и содрогание машины в миг, когда пальцы давят на гашетки и пушки изрыгают пламя. Вспыхивает круговерть воздушного боя и черные кресты на угловатых консолях "Мессершмитта". И лица друзей, которых он больше никогда не увидит... Чем кончилась та война?
     Волна ударила в борт. Соленые брызги коснулись щеки. "Теперь у тебя другая война, Сашка".
     Они шли требовать ответа за кровь погибших побратимов. Почти пять сотен мечей в дружине Ольбарда. Жди нас, Стурлауг Ингольвсон! Мы идем!

***

     ...Из-под бортов с треском вылетели подпорки. Заскрипели катки, принимая на себя вес могучего тела "Рыси". Хирдманы дружно заорали, упираясь плечами в нос корабля. Тот медленно двинулся, величаво выплыл из ворот корабельного сарая и, уже быстрее, заскользил вниз по пологому склону к воде. Волны вспенились, приняв на свои спины грозный шнеккер <Шнеккер, как и драккар, - один из видов скандинавских боевых кораблей. Обычно он был крупнее драккара, а некоторые экземпляры имели даже боевые башенки для стрелков.>. Борта цвета подсохшей крови, гордо изогнутый нос, увенчанный вырезанной из твердого дуба головой лесной кошки. Не корабль - творение человека, а хищный зверь, живой и прекрасный...
     Стурлауг смотрел, как воины готовят "Рысь" к походу. Как ставят мачту, поднимают рей с парусом, вывешивают на борта щиты. Как таскают из зимовья заготовленные за зиму припасы, укладывают добычу, оружие, доспехи. Вот понесли мехи с пресной водой...
     Скоро хевдинг <Хевдинг - вождь, предводитель вольной дружины - хирда.> взойдет на борт и отправится домой, навстречу судьбе. О том, какой она будет, Руны молчат. Их предсказания туманны. Слишком много Сил скопилось вокруг, слишком много неупокоенных душ вопиет о мести. Слишком много... А у Стурлауга так мало воинов - чуть больше двух десятков. Когда они пришли сюда, в этот маленький, забытый богами фиорд, людей было больше. Но трое умерли этой зимой, а двоих хевдинг отправил домой, за помощью. Если они дошли, то есть надежда вернуться и возродить свою силу... Если они дошли.
     Стурлауг думал о Хагене, своем единственном сыне. О нем Руны отвечали ясно - Хаген Молниеносный Меч возвратился под родимый кров живым и здоровым вместе со своей молодой женой. Ингольвсон больше не называл Сигурни ведьмой, ведь она принесла его сыну удачу. И теперь именно Хаген должен выручить своего отца из беды.
     Хевдинг направился к берегу. Галька заскрипела под его могучей поступью. "Я иду, сын мой! Я иду..."
     Вдоль побережья Халогаланда на всех парусах спешили три драккара. Их путь лежал на северо-восток. Покрытые искусной резьбой черные борта кораблей отблескивали соленой влагой. Крылья парусов были темнее ночи. Луч солнца, на миг прорвавшийся сквозь пелену клубящихся туч, сверкнул на шлеме воина, стоявшего на носу головного драккара. Исполинские водяные горы, "морские кони", как их называют скальды, несли черные корабли на своих могучих спинах все дальше и дальше. Побережье Халогаланда с врубившимся в него клином Вестфьорда осталось позади. По правую руку возникли темные очертания множества островов и мелких скал, торчащих из воды. Грохот прибоя, как рев голодного зверя, летел далеко, и сквозь туманную пелену дождя виднелась белая пена на каменных клыках. Острова Вестеролен... потом остров Сенья, потом Рингвассей... Драккары спешили. Скоро, очень скоро им нужно быть там, где берега Скандии поворачивают на восток. Там в большом фьорде, глубоко врезавшемся в сушу почти точно с севера на юг, должен ждать одинокий корабль.

Глава 2
Задолго до того...

     Холоден ветер
     Пред домом героев,
     Мертвыми воины были,
     Что лежали меж мною и ветром...
     Из ирландской саги

     ...Снег повалил внезапно, когда Гюльви с Видбьёрном уже достигли перевала. Крупные невесомые снежинки падали так густо, что ничего нельзя было различить и в двух шагах. Воины обвязались веревкой, чтобы не потерять друг друга в снегопаде, и продолжили путь. Вскоре они вышли на западный склон и начали спускаться. Двигались медленно, тщательно проверяя дорогу припасенной заранее длинной жердью. Засыпанные снегом расселины таили смертельную опасность...
     К вечеру снегопад стих, и они двинулись быстрее, чтобы до темноты уйти от перевала как можно дальше. Оба воина знали, что здесь часто сходят лавины и ночевать рядом с перевалом небезопасно. Однако еще опаснее было идти ночью в незнакомых горах. Поэтому, достигнув первых деревьев, росших на склонах, вестники остановились на ночлег. Под скальным выступом в плотном, слежавшемся снегу выкопали пещерку. Сон воина - на грани яви, легкий, неглубокий. Сквозь дремоту чуткое ухо ловит каждый посторонний звук, тело ощущает малейшее сотрясение земли, нос ловит незнакомые запахи. И пробуждается воин не так, как обычный человек. Сон улетучивается сразу, не оставляя после себя ни вялости, ни сонной одури. Поэтому, когда снаружи завыл ветер, оба воина проснулись мгновенно.
     - Буран... - Видбьёрн прислушался к звуку. - Дует от перевала...
     - Как бы не занесло нас, - отозвался Гюльви и заскрипел снегом, прокапываясь наружу. - Эге! Слышь, Косматый! Давай-ка отправляться дальше - светает уже!
     Они принялись было собирать разбросанное по полу пещерки оружие и пожитки, когда земля дрогнула и снеговой потолок рухнул им на головы...
     Когда Гюльви, пробив слой снега, вынырнул наружу, лицо его обжег свирепый ветер. Земля непрерывно дрожала. Тяжелый нарастающий грохот не оставлял места для сомнений. Едва снеговой бугор рядом вспучился, являя сизому утреннему свету голову Видбьёрна, Гюльви рывком вздернул друга на ноги и заорал, перекрывая шум ветра:
     - Лавина! Бежим!
     - Куда... - Косматый осмотрелся. - Куда от нее убежишь?!
     Гюльви в отчаянии огляделся. Бежать и вправду некуда. Ниже склон становится круче. Снеговой вал там пойдет быстрее... Какая-нибудь пещера... нет ничего... "Великий Один! Мы не имеем права погибнуть!!!" Видбьёрн дернул его за рукав:
     - Смотри!
     В десятке шагов от них стояла старая сосна. Разлапистая и кривая, ствол в три, а то и четыре охвата.
     - Туда! - проорал Видбьёрн. - Наверх, а там привяжемся!
     Они бросились к дереву. Рев лавины настигал их. Земля сотрясалась, как мечущийся в горячке раненый.
     - Не выдержит! - крикнул Гюльви, карабкаясь вверх по стволу.
     - Выдержит! - отозвался снизу Косматый. - Ей много зим! А лавины здесь часто!
     Потом они перестали слышать друг друга: грохот стал оглушительным. Гюльви уже долез почти до самого верха, когда лавина настигла их. Над скалой, под которой они ночевали, вспухло облако снеговой пыли. Скала дрогнула, как воин, принявший удар на щит. Вал снега, несущий камни и обломки деревьев, накрыл преграду и ринулся дальше. Гюльви заорал и не услышал своего голоса в грохоте лавины. Ему казалось, что снежная волна надвигается очень медленно. В этом почти застывшем движении было нечто столь неумолимое и грозное...
     Ему мнилось, он смотрит на происходящее откуда-то сверху. Лишенный чувств, холодный как лед. И видит огромный вал снега и двух маленьких человечков, цепляющихся за тростинку... Человечек наверху судорожно дергает веревку, привязанную к поясу нижнего, но тому не успеть... "Боги! Это же я тяну Косматого!" - подумал Гюльви, и его швырнуло с небес обратно в собственное тело. И стена снега, как пес, сорвавшийся с привязи, ринулась на него... И ударила! Гюльви вцепился в ствол. В первый миг его едва не расплющило, а потом веревка, обмотанная вокруг поясницы, рванула его с такой силой, что затрещали кости: "Косматый сорвался!" Гюльви цеплялся за ствол из последних сил. Дышать было нечем. Он оглох и ослеп. Лавина колотила и терзала его, веревка тянула прочь, и в какой-то миг воин понял, что ему не удержаться. Но он продолжал цепляться - наверное, одной силой воли. Дерево стонало и скрипело, сражаясь заодно с человеком. Оно словно хотело ему помочь, но сил у Гюльви уже не было. Его пальцы онемели и скользили. Поток снега прижимал воина к стволу дерева, плюща о мерзлую древесину как заготовку о наковальню. Напирал, стараясь развернуть, сорвать и швырнуть вниз, в клубящуюся белую муть. А веревка, натянутая как тетива лука, дергала за пояс, передавливая тело пополам. Гюльви казалось, что спина его вот-вот сломается... И вдруг стало легче. Давление на поясницу внезапно прекратилось. "Что... Веревка лопнула!"
     - Косматый! - заорал Гюльви в отчаянии. - Косматый!!!
     Он не сразу понял, что слышит свой голос. Еще выл ветер и снег напирал на спину, но это был слабый напор неподвижной снеговой кучи. И воин обнаружил себя закопанным по плечи в верхушку здоровенного сугроба. Гюльви сидел в обнимку со старой сосной, а сугроб медленно оседал, ссыпаясь вниз под обрыв. Воин почувствовал, что ужасно замерз, а тело избито так, как будто его лупили дубинками круглый день. И еще он понял, что остался один. Веревка порвалась... Нет! Она не порвалась! Просто Косматый перерезал ее...

Глава 3
Час расплаты

     Не любы мне горы,
     Хоть и был я там
     Девять лишь дней.
     Я не сменяю
     Клик лебединый
     На вой волков...
     Из "Младшей Эдды"

     Стоянка была временной. Несколько шатров, укрытых звериными шкурами и лапником, и костер, который развели под прикрытием больших валунов. Шатры разбили у подножия скал, вздымавши