л в базовый  лагерь.
Через минуту Флорис присоединилась к нему.
     Они могли, конечно, переместиться в уютный, современный Амстердам, но
это означало бы напрасную трату времени там, в будущем: не на  перемещения
туда и обратно, а на переезды от штаб-квартиры и назад,  на  переодевания,
просто  на  то,  что  из-за  перемены  обстановки   приходится   постоянно
перестраиваться.  Лучше  уж  остаться  здесь,  на  этой   древней   земле,
свыкнуться не  только  с  людьми,  но  и  с  ее  природой.  Природа  -  ее
естественность, таинства дня и ночи, лета и зимы, бурь,  звезд,  растений,
смерти - заполняет мир  и  души  людей.  Нельзя  до  конца  понять  народ,
сопереживать ему, пока не войдешь  в  здешний  лес  и  не  позволишь  лесу
проникнуть в твою душу.
     Флорис выбрала для лагеря вершину  отдаленного  холма,  царящего  над
бескрайними лесами. Никто, кроме, может быть, редкого  охотника  не  видел
его, и уж точно никто не взбирался на голую вершину. Северная  Европа  еще
не была так  густо  заселена;  группа  племен  числом  в  пятьдесят  тысяч
считалась большой и жила на огромной территории. Даже другая планета могла
показаться менее чужой этой стране по сравнению с тем, что будет  здесь  в
двадцатом веке.
     Два одноместных укрытия расположились бок о  бок,  освещенные  мягким
светом,  а  над  кухонным  агрегатом,  порождением   технологии,   намного
опережающей знакомую  им  технологию  двадцатого  века,  вился  аппетитный
запах. Несмотря на это,  Эверард,  разместив  лошадей,  разжег  костер  из
подготовленных заранее сучьев. Они  поели  в  задумчивом  молчании,  потом
отключили лампу.  Кухонный  агрегат  стал  еще  одной  тенью,  не  слишком
отличающейся от остальных.  Не  сговариваясь,  они  сели  на  траву  возле
костра, словно каким-то шестым чувством поняли, что так будет лучше.
     Ветерок нес с собой прохладу. Время от времени  ухала  сова  -  тихо,
словно вопрошая оракула. Верхушки  деревьев  волновались  и  блестели  под
звездами, будто морские волны. Седой прядью  тянулся  над  ними  на  север
Млечный Путь. Выше  сверкала  Большая  Медведица,  которую  народ  называл
Ковшом или Небесным Отцом.
     "А как называют это созвездие на родине Эдх? - подумалось Эверарду. -
И где эта родина? Если Джейн не знакомо слово "альваринг",  то,  очевидно,
никто в Патруле не слышал о таком племени".
     Потрескивал костер. Он раскурил трубку, и дым от нее смешался с дымом
костра. Мерцающее пламя время  от  времени  выхватывало  из  темноты  лицо
Флорис с крепкими скулами и сбегающие по плечам косы.
     - Думаю, пора начинать поиски в прошлом, - произнес Эверард.
     Она согласно кивнула.
     - События последних дней подтверждают Тацита, не так ли?
     Все  это  время  Эверарду  приходилось  оставаться  среди  участников
событий. Флорис вела наблюдения с высоты, но также играла не менее  важную
роль. Если его возможности были ограничены, то она могла охватить  широкую
панораму  и   потом,   ближе   к   ночи,   рассылала   своих   миниатюрных
роботов-шпионов  записывать  и  передавать   все,   что   происходит   под
намеченными заранее крышами.
     Таким образом они многое узнали. Сенат Колона осознал свое  отчаянное
положение. Могут ли они добиться менее тяжких условий сдачи и будет ли она
почетной? Племя тенктеров, живущее  напротив,  на  другой  стороне  Рейна,
прислало парламентеров, предлагавших объединиться в  независимый  от  Рима
союз. Среди условий  было  требование  до  основания  разрушить  городские
стены. Колон отклонил предложение, согласившись лишь на  сотрудничество  и
на то, чтобы переход через реку оставался свободным в дневное время  -  до
тех пор, пока между сторонами не возникнет больше доверия.  Предполагалось
также, что посредниками в таком договоре будут Цивилис и Веледа.  Тенктеры
согласились. Примерно тогда же прибыли Классик и Цивилис-Берманд.
     Классику хотелось как можно  скорее  отдать  город  на  разграбление.
Берманд противился. Среди прочих причин была и та, что в городе  находился
его сын, взятый заложником в период смуты в прошлом году, когда он все еще
боролся  за  корону  императора  для  Веспасиана.  Несмотря  на  все,  что
произошло с тех пор, с мальчишкой хорошо обращались, и  Берманд  настаивал
на его возвращении. Влияние Веледы могло принести взаимовыгодный мир.
     Так и произошло.
     - Да, - высказался Эверард. -  Я  полагаю,  и  дальше  все  пойдет  в
соответствии с хроникой.
     Колон  сдастся,  не  слишком  пострадав,  и  присоединится  к   союзу
мятежников. Однако город  возьмет  новых  заложников  -  жену  Берманда  с
сестрой и дочь Классика. И то, что оба они так  много  поставили  на  кон,
говорило больше чем о нуждах  политики  или  о  важности  соглашения,  это
говорило о власти Веледы. ("Сколько дивизий у Папы  римского?"  -  бывало,
усмехался Сталин. Его преемники могли бы пояснить, что это не важно.  Люди
живут, главным образом, своими мечтами и часто готовы умереть за них.)
     - Но мы еще не добрались до точки отклонения, - напомнила  Флорис.  -
Пока мы исследуем лишь предшествующие ей события.
     - И утвердились во мнении, что Веледа - ключ ко всему  происходящему.
Не кажется ли тебе, что нам - нет, лучше тебе одной - есть смысл явиться к
ней и познакомиться?
     Флорис покачала головой.
     - Нет. Только не теперь, когда она заперлась в своей башне. Возможно,
у нее сейчас эмоциональный или  религиозный  кризис.  Вмешательство  может
повлечь... все, что угодно.
     - Ну-ну. - Эверард с минуту пыхтел своей трубкой. - Религия... Джейн,
ты слышала вчера речь Хайдхина перед войском?
     - Частично. Я знала, что ты там и ведешь запись.
     -   Ты   не   американка.   И   в   тебе   мало   что   осталось   от
предков-кальвинистов. Подозреваю, ты не в полной мере можешь оценить,  что
он делает.
     Она протянула руки к огню, ожидая продолжения.
     - Ни разу в жизни я не слышал столь убедительной, угрожающей карами и
адским пламенем проповеди, которая нагоняла бы на слушателей  такой  страх
перед божьим гневом, и Хайдхин исправил это упущение, - сказал Эверард.  -
Весьма действенная проповедь. Жестокостей, как при Кастра  Ветера,  больше
не будет.
     Флорис поежилась.
     - Надеюсь.
     -  Но...  общий  подход...   Насколько   я   понимаю,   он   известен
классическому миру. Особенно после того, как евреи  расселились  по  всему
Средиземноморью.  Пророки  Ветхого  Завета   оказали   влияние   даже   на
идолопоклонников.  Но  здесь,  среди   северян,   оратору   следовало   бы
апеллировать, пожалуй, к их мужской гордости. Или во всяком случае,  к  их
верности обещаниям.
     - Да, конечно. Их боги жестоки, но достаточно  терпимы.  Что  сделает
их, людей то есть, восприимчивыми к христианским миссионерам.
     - Веледа, похоже, бьет в то же  самое  уязвимое  место,  -  задумчиво
произнес Эверард, - за шесть-семь сотен  лет  до  того,  как  в  эти  края
добрались христианские миссионеры.
     - Веледа, - пробормотала Флорис. - Вел-Эдх. Эдх Иноземка, Эдх  Чужая.
Она пронесла свое обращение через всю Германию.  Тацит  "второй"  говорит,
что она снова вернется сюда после поражения  Цивилиса,  и  вера  германцев
начнет меняться. Да, я считаю, нам  надо  проверить  ее  след  в  прошлом,
выяснить, откуда она начинала.



                                    9

     Тянулись дни и месяцы, медленно перемалывая  победу  Берманда.  Тацит
еще запишет, как  это  происходило:  смятение  и  ошибки,  близорукость  и
предательство, в то время как силы  римлян  неудержимо  росли.  В  истории
быстро  стираются  судьбы  конкретных  людей,   умирающих   от   ран.   Те
подробности, что сохранятся, представляют, конечно, определенный  интерес,
но  они  в  общем-то  не  нужны,  чтобы  понять  результат.  Достаточно  и
набросков.
     Поначалу Берманд развивал успех. Он занял страну сунициев и  увеличил
там свое войско. На реке  Мозель  он  разбил  отряд  имперских  германцев:
некоторых принял к себе, остальных, вместе с вождем, погнал на юг.
     Это было серьезной ошибкой. Пока Берманд пробивался через бельгийские
леса, Классик сидел и бездельничал, а Тутор просто не успел занять оборону
на  Рейне  и  в  Альпах.  Двадцать  первый  легион  воспользовался   своим
преимуществом и ворвался в  Галлию.  Здесь  он  соединился  с  наемниками,
включающими  в  себя  и  кавалерию  под  командованием  Юлия   Бригантика,
племянника и непримиримого врага Цивилиса. Тутора  разбили,  его  треверов
обратили в бегство. Перед этим провалилась попытка мятежа  на  Секвани,  и
римские соединения начали прибывать из Италии, Испании и Британии.
     Теперь имперскими делами заправлял Петиллий Цериалис. Проведя  девять
худших для него лет в Британии, этот родственник  Веспасиана  вернул  себе
доброе имя, приняв  участие  в  освобождении  Рима  от  вителлианцев.  При
Могунтикуме - в будущем Майнце -  он  отправил  галльских  новобранцев  по
домам, объявив, что его легионы и без того достаточно многочисленны.  Этот
жест практически полностью умиротворил Галлию.
     Позже он занял Августа Треверорум, нынешний Трир,  город  Классика  и
Тутора, колыбель галльского мятежа, а затем объявил поголовную амнистию  и
взял под свое начало тех, кто пожелал вернуться в его армию.  Обращаясь  к
общему собранию треверов и лингонов в  суровой,  убедительной  манере,  он
доказал им, что они  ничего  не  приобретут,  продолжая  сопротивление,  а
потеряют все.
     Берманд и Классик перегруппировали  свои  силы,  за  исключением  той
части, которую Цериалис зажал в  ловушке.  Они  послали  к  нему  гонца  с
предложением  стать  правителем  Галлии,  если  он  присоединится  к  ним.
Цериалис просто переправил это письмо в Рим.
     Занятый политической  стороной  войны,  он  не  совсем  был  готов  к
последовавшим боям. В беспощадной схватке мятежники захватили  мост  через
Мозель. Цериалис сам командовал отрядом смертников, которые  отбили  мост.
Варвары ворвались было в его лагерь и принялись грабить его,  но  Цериалис
развернул когорты, смешал ряды противника, разбил их и обратил в  бегство.
На севере, вниз по течению Рейна, агриппинцы - то есть убии, - под нажимом
заключившие  мирный  договор  с  Бермандом,  внезапно  перебили   у   себя
германские гарнизоны и обратились  к  Цериалису  за  помощью.  Тот  послал
усиленные отряды освобождать их город.
     Несмотря на некоторые мелкие неудачи,  Цериалис  добился  капитуляции
нервиев и тунгров. Когда свежие легионы  удвоили  его  силы,  он  двинулся
выяснять отношения с Бермандом. В двухдневной битве  у  Старого  Лагеря  с
помощью батавийских дезертиров, которые провели его людей  для  флангового
удара, он разгромил германцев. Война могла бы здесь  и  закончиться,  имей
римляне под рукой корабли, чтобы перекрыть варварам бегство через Рейн.
     Узнав  о  поражении,  вожди  оставшихся  треверских  мятежников  тоже
отступили за реку. Берманд вернулся на остров  батавов  вместе  с  людьми,
желавшими продолжать войну партизанскими методами. Среди убитых ими был  и
Бригантик. Но все-таки они не могли долго удерживать свою территорию.
     Яростный бой свел  Берманда  и  Цериалиса  лицом  к  лицу.  Германца,
пытавшегося взбодрить отступающее войско, узнали; засвистели вокруг стрелы
и камни, и он едва успел спастись, спрыгнув  с  лошади  и  переплыв  через
поток. Лодка Берманда подобрала Классика и Тутора, которые с этого времени
стали не более чем его мелкими приспешниками.
     Цериалис,  однако,  тоже  испытал  непредвиденное  поражение.   После
осмотра зимних квартир, построенных для легионеров в Новезии и  Бонне,  он
вместе с флотом возвращался  по  Рейну.  Со  своих  наблюдательных  постов
германские разведчики донесли, что в  лагере  самоуверенных  римлян  царит
беспечность.
     Они собрали несколько сильных отрядов и облачной ночью напали.  Часть
германцев ворвалась в римский лагерь. Они перерезали веревки у  палаток  и
просто закололи находящихся там людей. Их товарищи тем  временем  зацепили
баграми  несколько  судов  и  утащили  их.  Великолепным   трофеем   стала
преторианская трирема, где должен был ночевать  Цериалис.  Так  случилось,
что он находился в другом месте - по слухам, с какой-то убийской женщиной,
- и вернулся к своим обязанностям измотанный и полуодетый.
     Для германцев это  была  всего  лишь  удачная  вылазка.  Вне  всякого
сомнения, главным ее результатом  стало  лишь  то,  что  римляне  повысили
бдительность. Германцы перегнали захваченную трирему вверх по реке Липпе и
отдали ее Веледе.
     Каким бы незначительным ни было это поражение, оно много позднее было
воспринято в Империи как  дурное  предзнаменование.  Цериалис  все  дальше
углублялся в коренные земли германцев. Никто не мог удержать его. Но и  он
не мог перейти к окончательной схватке со своими врагами. Рим больше не  в
состоянии был присылать ему пополнение. Поставки припасов стали скудными и
нерегулярными. Кроме того, на его войска маршем надвигалась северная зима.



                                    10

     60 год от Рождества Христова.
     Через плоскогорье на востоке Рейнской долины  двигался  многотысячный
караван. Большая часть холмов заросла лесом,  и  пробиваться  сквозь  него
было  немногим  лучше,  чем  плыть  против  течения.  Лошади,  быки,  люди
надрывались, волоча повозки. Скрипели колеса, трещал  кустарник,  с  шумом
вырывалось дыхание. Многие едва держались на ногах от усталости и голода.
     С возвышения милях в двух или трех от них Эверард и Флорис наблюдали,
как караван пересекает  открытое  пространство  поляны  с  густой  травой.
Оптика приблизила картину на  расстояние  вытянутой  руки.  Они  могли  бы
подключить слуховые датчики, но хватало и одного изображения.
     Впереди всех ехал крепкий седовласый старик. Вокруг блестели  латы  и
наконечники  копий  -  личная  охрана.  Этот  веселый   блеск   вовсе   не
соответствовал  настроению  тех,  кто  скрывался  под  шлемами.  За   ними
несколько мальчишек гнали остатки стада тощих овец и свиней. Тут и там  на
повозках ехали плетеные клетки с курами или гусями. За телегой  с  вяленым
мясом и сухим хлебом наблюдали более внимательно, чем за узлами с одеждой,
инструментами и  другими  пожитками,  -  даже  украшенный  золотом  грубый
деревянный идол на своей повозке  не  удостаивался  такого  внимания.  Чем
могли помочь боги этому племени ампсивариев?
     Эверард указал на старика впереди.
     - Как ты считаешь, это их вождь Бойокал?
     - Во всяком случае, так Тацит записал его имя, - ответила  Флорис.  -
Да, конечно, он. Не многие в этом тысячелетии доживали до таких  лет.  Мне
кажется, он и сам об этом жалеет.
     - И о том, что большую часть жизни провел, служа римлянам. М-да.
     Молодая женщина, почти девочка, брела с ребенком на руках. Он  плакал
у обнаженной груди, в которой больше не было молока. Мужчина средних  лет,
возможно ее  отец,  пользуясь  копьем  как  посохом,  шел  рядом,  помогая
свободной рукой, когда она спотыкалась. Вне  всякого  сомнения,  муж  этой
женщины лежал сраженный в десятках или сотнях миль позади них.
     Эверард выпрямился в седле.
     - Поехали, - резко произнес он. - Нам еще далеко до места встречи: мы
сильно отклонились от маршрута. Кстати, почему ты решила завернуть сюда?
     - Я подумала,  что  нам  надо  повнимательнее  взглянуть  на  них,  -
объяснила Флорис. - Меня тоже угнетает такое зрелище. Но тенктеры испытали
переход на своей шкуре, и надо  хорошо  знать  все  подробности,  если  мы
надеемся понять отношение народа и Веледы к этим проблемам и то, как  люди
относятся к ней самой.
     - Да, пожалуй. - Эверард тронул поводья,  потянул  за  узду  запасную
лошадь, которая теперь везла  его  скромный  багаж,  и  двинулся  вниз  по
склону. - Впрочем, сострадание - большая редкость в этом  веке.  Ближайшая
цивилизация,  которая  его  практиковала,  это  Палестина.  Но   Палестину
разрушат, развеют по ветру.
     "Занеся таким образом семена  иудаизма  в  Империю,  и  в  результате
родится христианство. Неудивительно, что раздоры и битвы на севере  станут
всего лишь примечаниями к историческим трудам".
     - Верность своему племени, своему роду здесь очень сильна, - заметила
Флорис, -  и  перед  лицом  римской  опасности  только-только  зарождается
ощущение родства более широкого, чем кровное.
     "Угу, - вспомнил Эверард, - и ты подозреваешь, что здесь есть влияние
Веледы. Вот почему мы прослеживаем ее путь во времени -  надо  постараться
определить ее роль в истории".
     Они снова въехали под покров леса. Зеленые арки изгибались высоко над
ними и над тропинкой, окаймленной с обеих сторон кустарником. Бросая блики
на мох и  траву,  пробивался  сквозь  листья  солнечный  свет.  По  ветвям
суетливо бегали белки. Глубокую тишину нарушали птичье щебетанье и  трели.
Природа уже вобрала в себя агонию племени ампсивариев.
     Словно яркая паутинка во тьме, протянулась  между  ними  и  Эверардом
нить сочувствия. Ему нужно проехать немало, прежде чем  она  растянется  и
оборвется. Нет нужды говорить себе, что они умерли за  восемнадцать  сотен
лет до его рождения. Сейчас они рядом, такие же настоящие, как беженцы  на
запад, которых он видел недалеко к востоку от этих мест в  1945  году.  Но
эти не найдут своевременной помощи.
     Тацит,  очевидно,  правильно  наметил  общие   контуры   исторических
событий.  Ампсиварии  были  изгнаны  из  своих  домов  хавками  [хавки   -
германское племя, жившее между реками Эмс и Лаба]. Земли истощились. Людей
с неэффективными методами  ведения  сельского  хозяйства  становилось  все
больше, и земля предков не  могла  прокормить  их  всех.  Перенаселение  -
понятие относительное и такое же старое, как голод и  войны,  которые  оно
вызовет.
     Изгнанники двинулись к устью Рейна. Они знали, что здесь есть большие
свободные территории, очищенные от прежних обитателей  римлянами,  которые
намеревались держать их в резерве  для  расселения  выходящих  в  отставку
воинов. Два племени  фризов  уже  пытались  занять  их,  но  им  приказали
убираться. Когда же они уперлись, на  них  напали,  многих  убили,  и  еще
больше фризов пополнили невольничьи  рынки.  Но  ампсиварии  были  верными
союзниками. За сорок лет до того Бойокала бросили в темницу - за то что не
присоединился к восстанию Арминия. Потом он служил под началом  Тиберия  и
Германика, пока не оставил службу и не стал вождем своего народа.  Конечно
же, считал он, Рим уступит ему и его беглецам место, где можно  преклонить
головы.
     Рим не уступил. С глазу на глаз, надеясь избежать  осложнений,  легат
предложил Бойокалу поместье для него  и  его  семьи.  Вождь  отказался  от
взятки:
     - Да, нам нужна земля, где мы могли бы жить, а уж где помереть, у нас
есть.
     Он повел племя  вверх  по  течению  -  к  тенктерам.  Перед  огромным
собранием народа он призвал их, бруктеров, и все племена, которые  считают
чрезмерным давление Империи, присоединиться к нему и объявить Риму войну.
     Пока они разводили этакие квазидемократические споры по этому поводу,
легат переправил свои легионы через Рейн и пригрозил истребить всех,  если
новоприбывших не изгонят.  Вторая  армия  подошла  с  севера,  из  Верхней
Германии,  и  встала  за  спинами  бруктеров.  Зажатые  в  тиски  тенктеры
уговорили гостей удалиться.
     "Только не строй  из  себя  праведника.  Соединенные  Штаты  совершат
гораздо худшее предательство во Вьетнаме и по менее веским причинам".
     Путь Эверарда и Флорис пролегал по узкому разбитому тракту  -  скорее
даже тропе, выбитой ногами, копытами и колесами. Они часами  следовали  по
его подъемам  и  спускам.  Незаметно  наблюдая  с  высоты  или  с  помощью
электронных помощников, выделяя главное,  терпеливо  сопоставляя  обрывки,
возможно, полезных наблюдений, Флорис  заранее  спланировала  их  маршрут.
Мужчине с женщиной вдвоем путешествовать без сопр