Не уверена, - ответила Флорис, сдерживая слезы.
     Он не имел права осуждать ее, так как сам не мог спокойно  переносить
кровавых сцен, хотя немало жестокостей повидал на своем веку.
     - Классик среди германцев, это верно, но деревья мешают наблюдению, а
ветер заглушает речь. Он знает их язык? - спросила Флорис.
     - Немного, насколько мне известно, но  некоторые  из  варваров  знают
латинский.
     - Ты где-то витаешь, Эверард, - произнес Берманд.
     - У меня... дурное предчувствие, - ответил патрульный.  "Может  быть,
намекнуть  ему,  что  я  обладаю  даром  предвидения.  Позднее  это  может
пригодиться".
     Лицо Берманда посуровело.
     - У меня тоже,  только  причины  более  земные.  Соберу-ка  я  людей,
которым доверяю. Посторонись, Эверард. Твой меч остер,  не  спорю,  но  ты
чужак среди легионеров, а мне, я думаю, не помешает суровая дисциплина.  -
Последние слова были на латинском.
     Все открылось, когда из леса  галопом  вылетели  всадники.  Внезапно,
ревущей  толпой  германцы  напали  на   пленников.   Несколько   галльских
стражников разбежались в стороны.  Варвары  кромсали  безоружных  людей  и
уничтожали трофеи, стремясь  ублажить  богов  кровавым  жертвоприношением.
Эверард подозревал, что именно Классик подтолкнул их на эту акцию. Сделать
это было несложно, и  кроме  того,  Классик  хотел  исключить  возможность
сепаратного мира. Несомненно, Берманд разделял  эти  подозрения,  судя  по
ярости на лице батава. Но что он мог поделать?
     Берманд не смог остановить своих варваров, даже когда  они,  обезумев
от жажды крови, толпой ворвались в Старый Лагерь. Над  стенами  взметнулся
огонь. Вопли смешивались с запахом горящей человеческой плоти.
     На самом  деле  Берманд  не  слишком  ужаснулся.  Такое  в  его  мире
случалось нередко. Злило его лишь неповиновение и скрытые интриги, которые
привели к этой резне.
     - Я вытащу их на прямой разговор, - рычал он. - Они у меня еще  будут
гореть от стыда. И чтобы они поняли, что  это  всерьез,  я  на  их  глазах
коротко подстригу волосы на римский манер  и  смою  краску.  Плевал  я  на
Классика и его империю.  Если  ему  это  не  понравится,  пусть  попробует
поднять оружие против меня.
     - Думаю, мне лучше уехать, - сказал Эверард. - Здесь я только путаюсь
под ногами. Может быть, мы как-нибудь встретимся снова.
     "Когда, в какие дни несчастий, ожидающих тебя?"



                                    5

     Ветер дунул сильнее, разгоняя облака словно дым.  Косые  струи  дождя
стремительно  летели  к  земле.  Лошади   шли,   низко   опустив   головы,
разбрызгивая копытами лужи на дороге. Саферт ехал первым,  Гнаф  -  сзади,
ведя на поводу сменных животных. Между ними, закутанный в промокший  плащ,
двигался римлянин. Во время кратких остановок на еду и  отдых  при  помощи
жестов батавы выяснили, что его имя Луперк.
     Из-за поворота появилась группа людей, несомненно бруктеров - ибо они
добрались уже и до этих краев. Но сейчас они находились в  местности,  где
никто не жил; германцы  предпочитали  окружать  себя  такими  необитаемыми
землями. Тот, что ехал  впереди,  был  худой,  как  хорек;  в  черных  как
вороново крыло волосах белели редкие седые пряди. Правая рука его  сжимала
копье.
     - Стой! - выкрикнул он.
     Саферт придержал коня.
     - Мы едем с  миром,  посланы  нашим  господином  Бермандом  к  мудрой
женщине Вел-Эдх, - проговорил он.
     Темнолицый кивнул.
     - Мы уже получили известие об этом.
     - Наверное, совсем недавно, потому что мы  выехали  почти  следом  за
гонцом, хотя и немного медленнее.
     - Да. Настало время действовать быстрее.  Я  Хайдхин,  сын  Видухада,
помощник Вел-Эдх.
     - Я помню тебя, - сказал Гнаф. - С тех пор как  мой  хозяин  приезжал
навестить ее в прошлом году. Тебе что-то нужно от нас?
     - Человек, которого вы сопровождаете, - ответил Хайдхин.  -  Это  тот
самый, которого Берманд отдает Вел-Эдх, верно?
     - Да.
     Догадываясь, что говорят о нем, Луперк напрягся. Он вглядывался то  в
одно, то в другое лицо, прислушиваясь к их гортанным голосам.
     - Она, в свою очередь, отдает его богам, - сказал Хайдхин. - За тем я
сюда и прибыл.
     - Как, не в вашем святилище, без празднества? - удивился Саферт.
     - Я  же  сказал  тебе,  нужно  спешить.  Некоторые  из  наших  вождей
предпочли бы держать его заложником в надежде на выкуп, если б узнали, кто
он. Мы никак не можем  на  это  согласиться.  К  тому  же  боги  сердятся.
Оглянитесь вокруг. - Хайдхин махнул копьем  в  сторону  мокрого  стонущего
леса.
     Саферт и Гнаф не могли достаточно убедительно возразить ему. Бруктеры
превосходили их числом. Кроме того, каждый знал, с  тех  пор  как  покинул
далекую родину, насколько могущественна прорицательница.
     - Призываем в свидетели всех, что мы в самом деле желали  встретиться
с Вел-Эдх. Но верим твоему слову, верим, что вы исполняете ее  желание,  -
произнес Саферт.
     Гнаф нахмурился.
     - Давайте кончать с этим, - вымолвил он.
     Они спешились, как и все остальные, и дали знак Луперку сделать то же
самое. Ему потребовалась помощь, но только  потому,  что  он  был  слаб  и
шатался от голода. Когда ему связали руки за спиной,  а  Хайдхин  размотал
веревку с петлей  на  конце,  глаза  римлянина  расширились,  и  он  резко
вздохнул. Затем справился с собой и пробормотал  что-то,  что  могло  быть
обращением к его собственным богам.
     Хайдхин взглянул на небо.
     - Отец Уоен, воин Тив, Донар-громовержец, услышьте меня,  -  произнес
он медленно и со значением. - Знайте, что эта жертва, какая ни  есть,  дар
вам от Нерхи. Знайте, она никогда не была ни вашим  врагом,  ни  хулителем
вашей чести. В то время как люди стали отдавать вам  меньше,  чем  раньше,
она всегда разделяла и разделяет полученное ею со всеми  богами.  Встаньте
снова на ее сторону, могучие боги, и ниспошлите нам победу!
     Саферт и Гнаф схватили Луперка за руки. Хайдхин приблизился  к  нему.
Кончиком копья он начертил над бровью римлянина знак молота, а  на  груди,
разорвав тунику, свастику. Брызнула ярко-алая в промозглом воздухе  кровь.
Луперк  хранил  молчание.  Его  подвели  к  ясеню,  выбранному  Хайдхином,
перекинули веревку через сук, надели петлю на шею.
     - О, Юлия, - тихо прошептал он.
     Двое людей Хайдхина подтянули Луперка вверх, а остальные в это  время
колотили мечами о щиты и выли. Луперк месил ногами воздух, пока Хайдхин не
вонзил копье снизу вверх, через живот в сердце.
     Когда остальные  сделали  все,  что  положено,  Хайдхин  обратился  к
Саферту и Гнафу:
     - Ступайте.  Вы  побывали  у  меня,  теперь  возвращайтесь  к  вашему
господину Берманду.
     - Что мы должны рассказать ему? - спросил Гнаф.
     - Правду, - ответил Хайдхин. - Расскажите ему всю правду.  Наконец-то
боги, как встарь, получили причитающуюся им долю.  Теперь  они  должны  от
всего сердца сражаться на нашей стороне.
     Германцы отъехали. Ворон захлопал крыльями вокруг мертвого  человека,
уселся ему на плечо, клюнул, проглотил. Подлетел еще  один,  потом  еще  и
еще. Ветер раскачивал повешенного и далеко разносил их хриплые крики.



                                    6

     Эверард дал Флорис два дня, чтобы она могла отдохнуть дома и прийти в
себя. Не то чтобы она была слабонервной, но ее цивилизация  давно  отвыкла
от подобных жестоких зрелищ. К счастью, Флорис не знала ни одну  из  жертв
лично; ее не преследовало чувство вины оставшегося в живых.
     - Если кошмары не исчезнут, попроси психотехников помочь, - предложил
Эверард. - И конечно же, нам надо проанализировать события,  учитывая  то,
что мы видели воочию, и выработать для себя программу.
     Хотя Эверард был не столь чувствителен, ему тоже  хотелось  отсрочить
возвращение к Старому Лагерю, к его запахам и звукам.  Эверард  бродил  по
улицам  Амстердама,  часами  наслаждаясь  благопристойностью   Нидерландов
двадцатого века. Или сидел в штаб-квартире Патруля, перечитывая  досье  по
истории, антропологии, политике и политической  географии  и  записывая  в
память наиболее важную информацию.
     Его предварительная подготовка была весьма поверхностной. Да и теперь
он,  конечно,  не  обрел  энциклопедических  знаний.   Это   было   просто
невозможно. Ранняя история Германии привлекала не  многих  исследователей;
да  и  те  были  раскиданы  по  разным  векам  и  странам.  Слишком  много
происходило интересного  и,  казалось,  более  важного  в  других  эпохах.
Эверарду катастрофически не хватало достоверной информации.  Никто,  кроме
него и Флорис, не изучал личность Цивилиса. Считалось, что  это  восстание
не стоило хлопот, связанных с проведением полевых исследований:  ведь  оно
ничего не изменило, если не считать,  что  Рим  стал  лучше  относиться  к
нескольким малоизвестным племенам.
     "А может быть, так и  есть,  -  думал  Эверард.  -  Может  быть,  эти
разночтения в текстах имеют вполне невинное объяснение, которое  прозевали
исследователи Патруля, и мы сражаемся с тенями. В самом деле, у  нас  ведь
нет доказательств, что кто-то жонглирует событиями. Но, каким  бы  ни  был
ответ, мы обязаны докопаться до истины".
     На третий день он позвонил Флорис из отеля и предложил пообедать, как
в их первую встречу.
     - Отдохнем,  поболтаем,  о  делах  говорить  не  будем  -  разве  что
чуть-чуть. А завтра обсудим наши планы. Договорились?
     По его просьбе она сама выбрала ресторан и  встретила  его  уже  там.
"Амброзия" специализировалась  на  карибско-суринамской  кухне.  Ресторан,
тихий и уютный, находился на Штадтхоудерскад, прямо  на  канале,  рядом  с
тихой Музеумплайн. После симпатичной официантки  к  ним  вышел  чернокожий
повар, чтобы обсудить - на беглом английском, - как  приготовить  для  них
заказанные блюда. Вино тоже оказалось превосходное. Они  чувствовали  себя
словно на уютном островке света и тепла в бесконечном море  мрака,  и  то,
что все это могло исчезнуть навсегда, придавало ощущениям особую остроту.
     - Обратно я бы прошлась пешком, - сказала Флорис  в  конце  ужина.  -
Вечер такой чудесный.
     До ее квартиры было мили две.
     - Если не возражаешь, я тебя провожу, - охотно предложил Эверард.
     Она улыбнулась. Волосы ее сияли на  фоне  сумерек  за  окном,  словно
напоминание о солнечном свете.
     - Спасибо. Я надеялась, ты предложишь.
     Они окунулись в тихий вечерний воздух. Прошел дождь, и на улице пахло
весной. Машин почти не было, их шум лишь слышался где-то в отдалении. Мимо
по каналу двигались лодки, и весла рассыпали в воздухе жемчуг брызг.
     - Спасибо, - повторила она. - Все  это  восхитительно.  Только  такой
вечер и мог ободрить меня.
     - Ну, и хорошо. - Он вытащил кисет  с  табаком  и  принялся  набивать
трубку. - Однако, я уверен, ты в любом случае довольно быстро пришла бы  в
норму.
     Они свернули в сторону от канала  и  пошли  вдоль  фасадов  старинных
домов.
     - Да, мне и прежде приходилось  сталкиваться  с  ужасными  вещами,  -
согласилась она.
     Беззаботное  настроение  вечера,  которое  они  старались  сохранить,
исчезло, хотя голос ее оставался спокойным.
     - Не в таких масштабах, правда, -  продолжила  она.  -  Но  я  видела
мертвых и умирающих после сражений, и  смертельные  болезни,  и...  Судьба
часто бывает жестока к людям.
     Эверард кивнул.
     - Да, наше время стало свидетелем множества злодеяний,  но  в  другие
времена их едва ли было меньше. Главное отличие в  том,  что  теперь  люди
воображают, будто все могло быть устроено гораздо лучше.
     - Поначалу все это романтично, живое  прошлое  и  все  такое,  но  со
временем... - вздохнула Флорис.
     - Что ж, ты выбрала  довольно  жестокий  период.  Хотя  по-настоящему
изощренную жестокость ты бы нашла только в Риме.
     Она устремила на него внимательный взгляд.
     - Не могу поверить, что ты сохранил  какие-то  иллюзии  о  врожденном
рыцарстве варваров. Свои я  растеряла  быстро.  Все  они  жестоки.  Просто
зверства их были менее масштабны.
     Эверард чиркнул спичкой.
     - Могу я спросить, почему ты выбрала для изучения именно их? Понятно,
кто-то должен заниматься и этим периодом, но с твоими способностями  можно
было выбрать любое другое историческое сообщество.
     Она рассмеялась.
     - Меня пробовали переубедить, когда я закончила Академию. Один  агент
потратил несколько часов, расписывая, как мне понравится Голландия  времен
Брабанта. Пел он сладко. Но я уперлась.
     - От чего же?
     - Чем чаще я вспоминаю об этом, тем непонятнее мне причины. Временами
кажется, что... - Если ты не против, я могу рассказать.
     Он протянул руку. Флорис приняла ее. Она попадала в такт  его  шагам,
но шла более мягко и пружинисто. Свободной рукой он держал свою трубку.
     - Пожалуйста, расскажи, - сказал Эверард. -  Я  не  копался  в  твоем
личном деле - выяснил  только  самое  необходимое,  -  но  мне  любопытно.
Впрочем, в личном деле все равно не найти истинных мотивов.
     - Думаю, начать надо с моих родителей. - Она устремила взгляд куда-то
в бесконечность. Тонкая морщинка пролегла между бровями.  Голос  зазвучал,
почти как во сне. - Я их единственный ребенок, родилась в 1950 году  -  "и
теперь намного старше, чем тебе исполнилось бы сейчас..." - Мой отец вырос
в  так  называемой  Голландской  Ост-Индии.  Ты  помнишь,  мы,  голландцы,
основали Джакарту и назвали  ее  Батавия?  Он  был  молод,  когда  сначала
нацисты вторглись в Голландию,  потом  японцы  овладели  Южной  Азией.  Он
воевал с ними матросом во флоте,  что  у  нас  остался.  Мама  моя  -  еще
школьницей - участвовала в Сопротивлении, работала в подпольной газете.
     - Славные люди, - пробормотал Эверард.
     - Родители встретились и поженились после войны в Амстердаме. Они все
еще живы, ушли на  отдых;  он  отказался  от  своего  бизнеса,  она  -  от
преподавания истории.
     "Да, - подумал он, - и ты возвращаешься из каждой экспедиции в тот же
самый день, когда и уходишь, чтобы  не  упустить  возможность  видеться  с
ними, пока они живы, хотя им так и не известно, чем ты в  действительности
занимаешься. И внуков нет - тоже, видимо, переживают..."
     - Они не хвастались своим участием в войне. Но у  меня  вся  жизнь...
связана?... да, связана с ней, с прошлым моей страны. Патриотизм?  Называй
это, как тебе нравится. Но это мой народ. Что сделало его таким, каков  он
есть? Откуда семена, каковы корни? Загадки истории буквально  зачаровывали
меня, и в университет я поступила на археологический факультет.
     Эверард уже знал об этом, так же как и о том, что в  легкой  атлетике
она  добивалась  почти  чемпионских  результатов  и  пару  раз  ходила   в
туристические походы по довольно опасным маршрутам. Это привлекло внимание
вербовщика Патруля, который предложил ей испытания и, когда она прошла их,
объяснил, что к чему. Собственно говоря, его завербовали примерно так же.
     - Однако, - отметил он, - ты выбрала эпоху, в которой женщин  жестоко
притесняют.
     Она возразила немного резко:
     - Но ты видел отзывы о том, на что я  способна.  И  сам  знаешь,  как
ловко в Патруле умеют изменять внешность.
     - Извини. Не надо обижаться. Маскарад годится для коротких рейдов.
     Чуть выше по временной шкале  специалисты  Патруля  довели  искусство
перевоплощения почти до совершенства: усы, голосовые связки -  это  вообще
не  проблема.  Грубая  ткань,  соответственно  скроенная,  может  спрятать
женственные изгибы тела. Могли бы выдать руки, но у нее они как  раз  были
великоваты для женщины. А форму и отсутствие волос вполне можно  объяснить
молодостью.
     - Но...
     Всякое случается. Вдруг придется раздеваться  в  компании  спутников,
например во время мытья? Или драка завяжется,  возможно,  спровоцированная
выражением лица, которое все равно остается женственным и может показаться
варварам  изнеженным.  Как  бы  ни  была  хорошо  тренирована  женщина,  в
ситуации, когда  запрещено  применение  высокотехнологичного  оружия,  она
проиграет мускулатуре и грубой силе мужчины.
     - Ограниченные возможности  часто  расстраивали  мои  планы.  Я  даже
собиралась... - Она замолчала.
     - Изменить пол? - осторожно поинтересовался он.
     Она сдержанно кивнула.
     - Нет необходимости изменять его навсегда, ты ведь знаешь.
     В будущем такие операции не требовали хирургического вмешательства  и
гормональных препаратов; вместо этого производилась перестройка  организма
на молекулярном уровне, начиная с ДНК.
     - Конечно, это не простое дело. И пойти на это можно лишь  в  случае,
когда предстоит работа, рассчитанная как минимум на несколько лет.
     Она перевела взгляд на Эверарда.
     - Ты бы согласился?
     - Ни в коем случае! - воскликнул он. И тут же подумал: "Не слишком ли
я резко реагирую? Нетерпимость?" - Но знаешь,  я  родился  в  американской
глуши, в 1924 году.
     Флорис рассмеялась и сжала его руку.
     - Я была уверена,  что  мое  сознание,  моя  личность  не  изменятся.
Мужчиной я стала бы абсолютно гомосексуальным. А в том обществе это  хуже,
чем быть женщиной. Каковой, кстати, мне быть нравится.
     Он ухмыльнулся.
     - И это заметно.
     "Остынь,  парень.  Никаких  романов  на  работе.  Это   может   плохо
кончиться. И вообще, лучше бы она была мужчиной".
     Флорис, наверное,  поняла,  о  чем  он  думает,  потому  что  как  бы
отгородилась стеной молчания. Так они и шли некоторое время, не говоря  ни
слова, но молчание не  тяготило.  Они  шли  по  парку,  вокруг  благоухала
зелень,  сквозь  листву  падал  свет  фонарей,  отчего  тропинка  казалась
пятнистой.
     Наконец Эверард заговорил вновь:
     - Но, насколько я понимаю, ты как-то выполнила свою программу.  Я  не
проверял досье, надеясь, что ты сама мне расскажешь - так даже лучше.
     Раньше он раза два пытался заводить разговор  на  эту  тему,  но  она
всегда уклонялась. Трудности для нее это не составляло, так как полно было
других дел, требующих внимания.
     Он увидел и услышал, как учащенно она задышала.
     - Да, видимо, мне придется, - согласилась она. - Тебе  надо  знать  о
моем опыте. Это долгая история, но я  могу  начать  прямо  сейчас.  -  Она
замялась. - Знаешь, теперь я чувствую себя с тобой  гораздо  увереннее.  А
поначалу это меня ужасало: работать в паре с агентом-оперативником?!
     - Ты неплохо скрывала свое замешательство. - Он выпустил клуб дыма.
     - В нашей работе быстро учишься скрывать свои чувства. Но  сегодня  я
действительно говорю свободно. Ты умеешь расположить к себе.
     Он промолчал, не зная, что на это ответить.
     - Я прожила с фризами пятнадцать лет, - произнесла Флорис.
     Эверард едва успел поймать свою трубку.
     - Как?
     - С 22-го по 37-й год нашей эры, - без тени улыбки продолжала она.  -
Патрулю нужны были точные  знания,  а  не  отдельные  фрагменты  из  жизни
далекой западной окраины германских земель, когда  римское  влияние  стало
сменяться кельтским. В основном специалисты интересовались переворотами  в
племенах, последовавшими после убийства Арминия [Арминий - вождь херусков,
разбивший Вара в Тевтобургском лесу (9 г.  н.э.),  убит  в  21  г.  н.э.].
Потенциальное значение их довольно велико.
     - Но ничего тревожного там не обнаружено,  так?  Однако  Цивилис,  на
которого, по мнению Патруля, можно было не обращать внимания,  оказался...
Что ж, в Патруле тоже люди работают, тоже делают ошибки.  И,  конечно  же,
детальный доклад о типичном  сообществе  варваров  начала  века  ценен  по
многим другим соображениям... Но продолжай, пожалуйста.
     - Коллеги помогли  мне  подобрать  роль.  Я  стала  молодой  женщиной
племени хазуариев [хазуарии - племя в северной Германии, жившее  в  нижнем
течении Рейна], овдовевшей, когда на них напали херуски.  Она  убежала  на
территорию фризов  с  кое-какими  пожитками  и  двумя  мужчинами,  которые
служили ее