ишком велико было нервное  напряжение.  Внезапно  его
осенило.
     - Холодная сегодня ночь,  -  сказал  он,  протягивая  флягу  ближнему
караульному. - Выпейте по глотку, ребята, согрейтесь.
     Слегка опьяневший Тохтай поднял голову.
     - Это ведь хорошее питье, - возразил он. - Слишком хорошее  для...  -
Опомнившись, он проглотил конец фразы. Какой бы деспотичной и жестокой  ни
была Монгольская империя, ее командиры всегда делились добычей  со  своими
подчиненными.
     Обиженно покосившись на нойона, караульный схватил флягу и поднес  ее
к губам.
     - Эй, поосторожнее, - предупредил Эверард. - Оно крепкое.
     - Кому крепкое, мне? - Тохтай сделал еще несколько глотков и погрозил
пальцем. - Трезв, как бонза. Плохо быть  монголом.  Сколько  ни  пей,  все
равно не опьянеешь.
     - Ты это жалуешься или хвастаешь? - спросил Эверард.
     Отдышавшись, первый  караульный  передал  виски  своему  товарищу  и,
вернувшись на место, вытянулся по стойке смирно. Тохтай тем временем снова
приложился к фляге.
     - А-а-а-а-х! - выдохнул он, вытаращив глаза. - Хорошо! Ну ладно, пора
спать. Эй вы, там, отдайте ему питье!
     Кое-как справившись с волнением, Эверард насмешливо бросил:
     - Спасибо, я, пожалуй, выпью еще. А тебе больше нельзя - хорошо,  что
ты это понял.
     - Ч-чего? - уставился на него Тохтай. - Да я... Для монгола все это -
тьфу! - И он шумно забулькал.
     Другой флягой  снова  завладел  первый  караульный;  воспользовавшись
моментом, он еще раз торопливо отхлебнул из нее.
     Эверард перевел дух. Его идея могла сработать. Могла.
     Тохтай привык к попойкам. И ему, и его людям наверняка были нипочем и
кумыс, и вино, и эль, и медовуха, и квас, и то кислое пиво, которое  здесь
называли рисовым вином,  -  в  общем,  любые  напитки  того  времени.  Они
прекрасно знали, когда им нужно остановиться,  пожелать  остальным  доброй
ночи и  направиться  прямиком  в  постель.  А  дело  в  том,  что  простым
сбраживанием невозможно получить напиток крепче  24  градусов  -  продукты
брожения останавливают процесс. В  большинстве  же  напитков  тринадцатого
века содержание алкоголя едва ли превышало пять процентов, и вдобавок  все
они изобиловали питательными веществами.
     Шотландское виски - совсем другое дело. Если пить  его  как  пиво  (и
даже как вино), жди неприятностей. Сначала, незаметно для себя, перестаешь
что-либо соображать, а вскоре вообще лишаешься сознания.
     Эверард потянулся к караульному за флягой.
     - Отдай! А то все выпьешь!
     Воин ухмыльнулся, глотнул еще разок и передал флягу товарищу. Эверард
поднялся на ноги и стал униженно выпрашивать ее. Караульный пихнул  его  в
живот, и патрульный упал навзничь. Монголы так и повалились друг на  друга
от хохота. Такую удачную шутку стоило отметить.
     Только Эверард увидел, как отключился Тохтай.  Сидевший  с  поджатыми
ногами нойон просто откинулся назад. В этот момент костер вспыхнул ярче  и
осветил его глупую ухмылку. Эверард припал к земле.
     Через несколько минут свалился  один  из  караульных.  Он  зашатался,
опустился на четвереньки и изверг из себя обед. Другой повернулся к нему и
заморгал, нашаривая саблю.
     - Ч-что такое? - выдохнул он. - Ч-что ты дал нам? Яд?
     Эверард вскочил.
     Он перепрыгнул через костер и, прежде чем монгол успел  среагировать,
бросился к Тохтаю. С громким криком караульный заковылял к  нему.  Эверард
нашарил саблю Тохтая и выхватил ее из ножен. Воин замахнулся на него своим
клинком, но Эверард не хотел убивать  практически  беспомощного  человека.
Подскочив вплотную к нему, он выбил саблю у него из рук и  ударил  монгола
кулаком в живот. Тот упал на колени, его вырвало, и он тут же заснул.
     Эверард бросился прочь. В темноте, окликая друг  друга,  зашевелились
монголы. Он услышал стук копыт - один из дозорных  спешил  узнать,  в  чем
дело. Кто-то  выхватил  из  едва  теплившегося  костра  ветку  и  принялся
размахивать ею, пока она не вспыхнула. Эверард распростерся на земле. Мимо
куста, за которым он спрятался,  пробежал  воин.  Патрульный  скользнул  в
темноту. Позади раздался пронзительный вопль, а затем - пулеметная очередь
проклятий: кто-то обнаружил нойона.
     Эверард вскочил и пустился  бежать  туда,  где  под  охраной  паслись
стреноженные лошади. На раскинувшейся  под  колючими  звездами  серо-белой
равнине они выглядели темным пятном. Навстречу  Эверарду  галопом  понесся
один из дозорных.
     - В чем дело? - раздался его крик.
     - Нападение на лагерь! - гаркнул в ответ патрульный. Ему  нужно  было
выиграть время,  чтобы  всадник  не  выстрелил,  а  подъехал  поближе.  Он
пригнулся, и монгол увидел только какую-то сгорбленную, закутанную в  плащ
фигуру. Подняв облако пыли, он осадил лошадь. Эверард прыгнул вперед.
     Прежде чем его узнали, он успел схватить лошадь под  уздцы.  Дозорный
вскрикнул и, выхватив саблю, рубанул сверху  вниз.  Но  Эверард  находился
слева от него и легко отразил неуклюжий удар. Его  ответный  выпад  достиг
цели - он почувствовал, как лезвие вошло в мышцу. Испуганная лошадь встала
на дыбы. Вылетев  из  седла,  всадник  покатился  по  земле,  но  все-таки
поднялся, пошатываясь и рыча от боли. Эверард  тем  временем  успел  вдеть
ногу в круглое стремя. Монгол заковылял к нему. Кровь, струившаяся из раны
в ноге, при свете звезд казалась черной. Эверард вскочил на лошадь, ударил
ее саблей плашмя по крупу, и направился к табуну. Наперерез ему устремился
другой всадник. Эверард пригнулся - мгновение спустя  над  ним  прожужжала
стрела.
     Угнанная лошадь забилась под  незнакомым  седоком,  и  на  то,  чтобы
справиться с ней, у Эверарда ушла почти минута. Догнав его  и  схватившись
врукопашную, лучник запросто мог бы взять над ним верх, но он, стреляя  на
ходу, по привычке проскакал мимо, так ни разу и не  попав  из-за  темноты.
Прежде чем монгол смог развернуться, Эверард скрылся в ночи.
     Размотав с седельной луки аркан,  патрульный  ворвался  в  испуганный
табун. Он набросил веревку на ближайшую лошадь, которая, на  его  счастье,
оказалась смирной; наклонившись, Эверард саблей разрубил путы  и  поскакал
прочь, ведя ее в поводу. Проехав через табун, он двинулся на север.
     "Конная погоня, долгая погоня, - ни с того, ни с сего  забормотал  он
про себя. - Если не сбить их со следа, меня обязательно  догонят.  Что  ж,
насколько я помню географию, к северо-западу отсюда должны быть  отложения
застывшей лавы".
     Он оглянулся. Пока его никто не преследовал. Конечно, им  понадобится
какое-то время, чтобы организоваться. Однако...
     Над ним  сверкнули  узкие  молнии.  Позади  загремел  расколотый  ими
воздух. Его забил озноб - но не от  ночного  холода.  Погонять  лошадь  он
перестал: теперь можно было не торопиться.  Все  это  означало,  что  Мэнс
Эверард... вернулся к темпороллеру и отправился на  юг  в  пространстве  и
назад во времени - именно в эту точку.
     Чисто сработано, подумал он. Правда, в Патруле подобная помощь самому
себе не приветствовалась. Слишком  большой  риск  возникновения  замкнутой
причинно-следственной цепи, когда прошлое и будущее меняются местами.
     "Но сейчас все сойдет мне с рук. Даже выговора не объявят. Потому что
я спасаю Джо Сандоваля, а не себя. Я уже освободился.  От  погони  я  могу
отделаться в горах, которые я знаю, а монголы - нет. Прыжок во  времени  -
только для спасения друга.
     А кроме того (к сердцу подступила горечь), все наше задание - не  что
иное,  как  попытка  будущего  вернуться  назад  и  сотворить  собственное
прошлое. Если бы не мы, монголы вполне могли завладеть Америкой,  и  тогда
никого из нас никогда бы не существовало".
     Огромное черное небо было ясным: редко  увидишь  столько  звезд.  Над
заиндевевшей землей сверкала Большая Медведица, в  тишине  звонко  стучали
копыта. Никогда еще Эверарду не было так одиноко.
     - А что я делаю там, в лагере? - спросил он  вслух.  Ответ  пришел  к
нему тут же, и он немного успокоился.
     Подчинившись ритму скачки,  он  одолевал  милю  за  милей.  Он  хотел
поскорее покончить с этим делом. Но то, что ему предстояло,  оказалось  не
таким отвратительным, как он опасался.
     Тохтай и Ли Тай-цзун никогда не вернулись домой. Но  не  потому,  что
погибли в море или в лесах. Просто с  небес  спустился  колдун  и  перебил
молниями всех лошадей, а потом разбил и сжег корабли в устье реки. Ни один
китайский моряк не осмелится плавать в этих коварных  морях  на  неуклюжих
судах, которые можно  построить  здесь.  Ни  один  монгол  и  не  подумает
возвращаться домой пешком. Вероятно, так все и было. Экспедиция осталась в
Америке, ее участники взяли себе в жены индианок и прожили здесь до  конца
своих дней.
     Племена  чинуков,  тлинкитов,  нутка  (весь  здешний  потлач  [группа
родственных индейских племен]) с их большими морскими каноэ,  вигвамами  и
медными изделиями, мехами и одеждой, а также с их высокомерием... Что ж, и
монгольский нойон, и даже ученый  конфуцианец  могли  прожить  куда  менее
счастливую и полезную жизнь,  чем  та,  что  привела  к  появлению  такого
народа.
     Эверард кивнул - об этом хватит.  С  крушением  кровожадных  замыслов
Тохтая смириться было куда легче, чем с истинным обликом Патруля,  который
был для  него  семьей,  родиной  и  смыслом  жизни.  А  далекие  супермены
оказались в конце концов не такими уж идеалистами. Они вовсе  не  охраняли
"божественно упорядоченный" ход событий, который породил их самих.  Тут  и
там они вмешивались в историю, создавая собственное прошлое...  Можешь  не
спрашивать,  существовала  ли  хоть  когда-нибудь  "изначальная"   картина
исторических событий. И не задумывайся  об  этом.  Взгляни  на  извилистую
дорогу, которой пришлось идти человечеству, и скажи себе, что если кое-где
она и оставляет желать лучшего, то некоторые ее участки могли быть гораздо
хуже.
     - Пусть  крупье  -  мошенник,  -  сказал  Эверард  вслух,  -  но  это
единственная игра в городе.
     В тишине белой от инея гигантской равнины  его  голос  прозвучал  так
громко, что он не произнес больше ни слова. Он прикрикнул на лошадь, и  та
помчала его на север.




                                DELENDA EST

                    [Delenda est - уже разрушен (лат.).
            Это слегка видоизмененные слова Марка Порция Катона,
            прозванного Старшим (234-149 гг. до н.э.), который по
             преданию каждое свое выступление в Сенате завершал
             фразой: "Ceterum censeo Carthaginem esse delendam
       (А кроме того, я полагаю, что Карфаген должен быть разрушен)"]


                                    1

     Охотиться в Европе двадцать тысяч лет назад одно удовольствие,  а  об
условиях для зимних  видов  спорта  и  говорить  нечего.  Поэтому  Патруль
Времени, неусыпно заботясь о своих  высококвалифицированных  специалистах,
построил охотничий домик в Пиренеях плейстоценового периода.
     Мэнс Эверард стоял на застекленной веранде и смотрел на север,  туда,
где за ледяными вершинами гор и полосой лесов тянулась болотистая тундра.
     Широкоплечий патрульный был  облачен  в  свободные  зеленые  брюки  и
куртку из термосинта двадцать третьего века, обут  в  сапожки,  сшитые  во
французской Канаде девятнадцатого века, а в зубах сжимал старую вересковую
трубку   неизвестного   происхождения.   Им   владело   какое-то   смутное
беспокойство, и он не  обращал  внимания  на  шум,  доносившийся  сюда  из
домика, где полдюжины агентов Патруля пили, болтали и бренчали на рояле.
     Заснеженный  двор  пересек  проводник-кроманьонец  -  высокий  ладный
парень с раскрашенным лицом; его  одежда  напоминала  эскимосскую  (бытует
странное представление,  что  первобытный  человек,  живший  в  ледниковом
периоде, не додумался до куртки, штанов и обуви). За поясом у него  торчал
стальной нож - проводники  предпочитали  такую  плату.  Здесь,  в  далеком
прошлом, Патруль мог действовать достаточно свободно, не опасаясь исказить
ход истории: металл съест ржавчина, а странных  пришельцев  забудут  через
век-другой.
     Главной бедой были сотрудницы Патруля из эпох, отличавшихся  свободой
нравов: они то и дело заводили романчики с местными охотниками.
     Питер    ван    Саравак     (венерианин     голландско-индонезийского
происхождения, из начала двадцать четвертого  века),  гибкий  темноволосый
юноша, благодаря своей  внешности  и  манерам  успешно  конкурировавший  с
кроманьонцами, присоединился к Эверарду. С минуту они  стояли  молча.  Они
понимали друг друга без  слов  -  Питер  тоже  был  агентом-оперативником,
которого в любой момент могли отправить с заданием в любую эпоху. Ему  уже
доводилось сотрудничать с американцем, и отдыхать они поехали вместе.
     Саравак заговорил первым - на темпоральном:
     - Говорят, под Тулузой выследили парочку-другую мамонтов.
     Возникнуть Тулузе предстояло еще очень  не  скоро,  но  от  привычных
оборотов речи отвыкнуть не так-то просто.
     - Я уже одного подстрелил, - пробурчал Эверард. - И на лыжах катался,
и по скалам лазал, и на пляски аборигенов насмотрелся...
     Ван  Саравак  кивнул,  достал  сигарету  и  щелкнул  зажигалкой.   Он
затянулся, и на его тонком смуглом лице отчетливо выступили скулы.
     - Конечно, побездельничать приятно, - согласился он, -  но  жизнь  на
природе все-таки приедается.
     Им оставалось отдыхать еще две недели. Теоретически,  отпуск  не  был
ограничен, поскольку всегда можно вернуться почти сразу после отбытия,  но
никто так не  делал:  какую-то,  вполне  определенную  часть  своей  жизни
патрульный должен был посвятить работе. (Тебе никогда не  говорили,  когда
ты умрешь, а здравый смысл подсказывал, что не стоит выяснять это  самому.
К тому же, ничто не определено раз и навсегда - время изменчиво, а Патруль
давал своим сотрудникам возможность пройти омоложение  с  помощью  техники
данеллиан.)
     - Вот бы сейчас махнуть туда, - продолжал ван Саравак,  -  где  много
света, музыка и  девочки,  которые  слыхом  не  слыхивали  о  темпоральных
путешествиях...
     - Идет! - согласился Эверард.
     - Рим времен Августа? - выпалил венерианин. - Ни  разу  там  не  был.
Язык и обычаи можно выучить под гипнозом прямо здесь...
     Эверард покачал головой.
     - Ты переоцениваешь Рим. Если не забираться слишком далеко в будущее,
то самая подходящая обстановка для разложения - в  моем  времени.  Скажем,
Нью-Йорк... То есть если знаешь нужные телефонные номера. Вот как я.
     Ван Саравак ухмыльнулся.
     - И в моем секторе кое-что есть. Но,  по  правде  говоря,  пионерские
цивилизации не слишком поощряют изящное искусство развлечений.  Ну  ладно,
давай смотаемся в Нью-Йорк, в... какой год?
     - Давай в 1960-й. В последний раз в моем официальном  обличье  я  был
именно там.
     Обменявшись   улыбками,   они   пошли    собирать    вещи.    Эверард
предусмотрительно запасся  для  своего  друга  костюмом  двадцатого  века.
Укладывая одежду и бритвенный  прибор  в  чемоданчик,  американец  мельком
подумал, сможет ли он  угнаться  за  ван  Сараваком.  Он  никогда  не  был
забубенным   гулякой,   а   идея   попойки   в    каком-нибудь    закоулке
пространства-времени просто не приходила  ему  в  голову.  Хорошая  книга,
дружеская беседа за кружкой пива - для него этого было вполне  достаточно.
Но даже самому положительному трезвеннику нужно иногда встряхнуться.
     А то и не просто встряхнуться. Если ты  -  агент-оперативник  Патруля
Времени, если твоя работа в "Компании прикладных  исследований"  -  только
ширма для странствий и сражений во всех эпохах человеческой истории,  если
ты видишь, как эту историю, пусть  в  мелочах,  переписывают  заново  -  и
делает это не Бог, с чем еще можно смириться, а простые смертные,  которым
свойственно ошибаться, потому что  даже  данеллианам  довольно  далеко  до
Бога, если тебя постоянно преследует страх перед таким  изменением,  после
которого окажется, что ни тебя, ни твоего мира нет и никогда не было...
     Иссеченное шрамами лицо  Эверарда  сморщилось.  Он  провел  рукой  по
жестким каштановым волосам, словно отгоняя непрошеные  мысли.  Что  толку?
Язык и логика бессильны перед  лицом  парадокса.  В  такие  моменты  лучше
просто расслабиться - что он и делал.
     Он взял чемоданчик и пошел за Питером  ван  Сараваком  в  гараж,  где
стоял их маленький двухместный антигравитационный роллер с  лыжным  шасси.
Глядя на эту машину, никто бы  не  подумал,  что  ее  приборы  могут  быть
настроены на любую точку Земли и  любой  момент  ее  истории.  Но  ведь  и
самолет - не менее удивительное явление. И корабль. И костер.

                         С моей блондинкой рядом
                         Приятно погулять,
                         С моей блондинкой рядом
                         Приятно рядом спать.


     Усаживаясь  на  заднее  сиденье  роллера,  ван  Саравак   запел   эту
французскую песенку, и пар от его дыхания заклубился в  морозном  воздухе.
Песню он выучил в армии Людовика XIV, которую однажды сопровождал. Эверард
засмеялся.
     - Цыц!
     -  Ну  что  ты  привязался?  -  защебетал  юноша.  -  Как   прекрасны
пространство и время, как  великолепен  космос!  Эй,  давай,  жми  на  все
кнопки!
     Эверард не разделял этих восторгов: во всех эпохах он насмотрелся  на
человеческие страдания. Со временем к этому привыкаешь  и  черствеешь,  но
все  равно...  Когда  крестьянин  смотрит  на  тебя  глазами   измученного
животного, или кричит  пронзаемый  пикой  солдат,  или  город  исчезает  в
пламени ядерного взрыва,  внутри  что-то  рвется.  Он  понимал  фанатиков,
пытающихся вмешаться в ход истории. Беда только в том, что  они  не  могли
изменить ее к лучшему - даже в мелочах...
     Он набрал координаты склада "Прикладных исследований"  -  удобного  и
укрытого от посторонних глаз  места.  Оттуда  они  отправятся  к  нему  на
квартиру, а оттуда уже двинутся развлекаться. Эверард хмыкнул.
     - Надеюсь, ты попрощался со своими здешними подружками?
     - И очень любезно, уверяю тебя. Хватит копаться! Патока на Плутоне  -
и та быстрее. К твоему сведению, эта машина ходит не на веслах.
     Эверард пожал плечами и нажал на стартер. Гараж тут же исчез.



                                    2

     Сильный толчок чуть было не сбросил патрульных.
     Мало-помалу  окружающее  прояснилось.   Роллер   материализовался   в
нескольких дюймах над поверхностью земли (точка выхода не могла  оказаться
внутри твердого тела - за  этим  следило  специальное  устройство),  и  от
неожиданной встряски у патрульных лязгнули зубы. Машина стояла на какой-то
площади. Рядом, из чаши, которую обвивали каменные виноградные  лозы,  бил
фонтан.  Расходившиеся  от  площади  улицы   с   аляповато   раскрашенными
домами-коробками из кирпича и бетона высотой от  шести  до  десяти  этажей
были заполнены людьми, по мостовой  катили  автомобили  странного  вида  -
какие-то неуклюжие колымаги.
     - Что за чертовщина?  -  Эверард  взглянул  на  приборы.  Темпороллер
доставил их в заданную точку: 23 октября 1960 года, 11.30 утра, Манхэттен,
координаты склада... Но налетевший ветер запорошил ему глаза пылью пополам
с сажей, пахло печным дымом и...
     В руке у ван Саравака тут же оказался акустический парализатор. Люди,
окружавшие темпороллер, попятились, выкрикивая какие-то непонятные слова.
     Какие они все  были  разные!  Рослые  блондины  с  круглыми  головами
(многие были просто рыжими), индейцы, метисы всех сортов...  Мужчины  -  в
свободных цветных блузах, клетчатых  юбочках-килтах,  шапках,  похожих  на
шотландские, ботинках и гетрах. Волосы по плечи, у многих -  висячие  усы.
Женщины были  в  длинных,  до  щиколоток,  юбках,  а  волосы  прятали  под
капюшонами плащей. И мужчины,  и  женщины  носили  украшения  -  массивные
браслеты и ожерелья.
     - Что произошло? - прошептал венерианин. - Где