ужчина.
   Роб привлек ее  к  себе,  и  она  ощутила  непривычное,  но  приятное
прикосновение теплой голой кожи. Почувствовав, что его плоть напряглась,
Бесс томно раздвинула ноги. Реакция Роба ошеломила ее. Он начал неистово
тереться о холмик внизу ее живота и вдруг вскрикнул, вздрогнул и  замер.
Издав стон боли и наслаждения, он выплеснулся и сразу ослабел,  упав  на
Бесс.
   - Прости, прости! Я никак не мог сдержаться!
   - Роб, все хорошо. Мне совсем не больно, - уверяла его  Бесс,  но  от
этих слов он мучительно застонал.
   Ощутив на бедре липкую влагу, молодая женщина задумалась: неужели это
и есть девственная кровь, о которой шептались ее подруги? Почему же  она
не почувствовала боли? Соитие показалось ей странным. Бесс знала, что от
страсти мужчины теряют голову. Поэтому  решила,  что  интимная  близость
волнует их сильнее, чем женщин. Бесс отвела влажные волосы со лба Роба и
нежно приложила ладонь к его щеке.
   - Я люблю тебя, Бесс; ты так  добра  и  .великодушна!  Не  знаю,  как
благодарить тебя за радость, подаренную мне. Дорогая,  в  следующий  раз
все будет еще лучше, обещаю.  -  Через  несколько  минут  Роб  задремал,
изнуренный первым в своей жизни соитием.
   Бесс долго лежала в объятиях мужа, прислушиваясь к  его  размеренному
дыханию. Ее созревающее тело требовало большего. Бесс сама не  знала,  к
чему стремится, но  случившееся  разочаровало  ее.  Часто  слыша  шепот,
недомолвки, намеки и скабрезные шутки, она воображала,  что  близость  -
это сказочное блаженство, взрыв чувств. Но  то,  что  случилось  сейчас,
ничуть не походило на блаженство.
   Час спустя требовательные, жадные губы  завладели  ее  ртом.  Даже  в
полусне Бесс удивилась тому, каким сильным и мускулистым вдруг стал муж.
Она прижалась к мощному телу мужчины, державшему ее в объятиях, и  вдруг
обнаружила, что в ней  неуклонно  нарастает  желание.  Возбуждение  было
таким сильным, что Бесс хотелось закричать. Ей нравилось, что губы  Роба
вдруг стали безжалостными, а она сама оказалась беспомощной пленницей  в
его объятиях.
   - Когда все будет кончено, ты изменишься раз и навсегда,  -  пообещал
глухой голос, и Бесс всем сердцем пожелала приблизить это событие.  Губы
и руки Роба сводили ее с ума. Когда  темная  фигура  нависла  над  Бесс,
угрожая пронзить устрашающим орудием, она начала нетерпеливо  извиваться
в постели. Ее кровь пылала, грудь вздымалась,  живот  напрягся,  а  лоно
жаждало быть заполненным. Страсть вспыхнула в Бесс, и с ее губ  сорвался
крик.  Так  вот  что  такое  плотская  любовь!  Она  завладевает   всеми
помыслами, а наслаждение отнимает последние силы!
   Внезапно проснувшись, Бесс до мельчайших подробностей припомнила свой
сладострастный сон. Казалось, рядом с ней лежал не Роб, а совсем  другой
человек - она отчетливо видела его,  осязала,  чувствовала  запах.  Бесс
представляла себе Повесу Кавендиша так ярко, словно он прокрался к ней в
постель под покровом ночной темноты. Она густо покраснела  при  мысли  о
том, как волновали ее прикосновения  возлюбленного.  "Будь  ты  проклят,
Кавендиш! Чтоб тебе сгореть в аду!"

***

   В это лето Роберт часто стремился к близости с женой, но  каждый  раз
его попытки оканчивались неудачей. Бесс все чаще снился Повеса Кавендиш.
Стыд и гнев преследовали  ее  наяву,  и  она  решила,  что  когда-нибудь
ненавистный соблазнитель поплатится за это.
   С первыми осенними холодами у Роба вновь начался кашель. Несмотря  на
все заботы жены, его здоровье ухудшалось. К октябрю  он  слег.  Роба  не
покидала слабость, и Бесс видела, что муж очень болен.  Однако,  никогда
не жалуясь, он страдал молча и слабо улыбался жене.
   Почти такую же страсть, как к жене, Роб питал к книгам. Пока он читал
классическую прозу и поэзию, Бесс сидела  рядом,  занимаясь  рукоделием.
Однажды вечером в ноябре, когда они грелись у камина, Роб вдруг сказал:
   - Мы женаты почти целый год. Знай же: это был самый счастливый год  в
моей жизни.
   - Спасибо тебе, Роб! Смотри, этот гобелен я вышиваю к годовщине нашей
свадьбы! - И Бесс показала мужу почти законченную вышивку,  изображающую
сказочный замок.
   - Неужели этот всадник на белом коне -  я?  -  недоверчиво  прошептал
Роб.
   - Да, ты принц, а я - принцесса.  Мне  осталось  только  вышить  наши
инициалы и дату свадьбы.
   - Какая ты умница, Бесс!
   - Вздор, это ты умница. Читаешь стихи, книги по философии и даже  сам
выучил французский и итальянский!
   Внезапно Роберт зашелся от  мучительного,  неутихающего  кашля.  Бесс
встревожилась, увидев яркие пятна крови  на  его  платке.  Когда  кашель
прошел, она умыла мужа,  уложила  его  в  постель,  села  рядом  и  тихо
заговорила, успокаивая его и себя:
   -  Пора  готовить  подарки  к  Рождеству.  Для  твоей  мамы  я  вышью
Барлоу-Холл на двух диванных подушках. Роберт печально посмотрел на нее:
   - Бесс, это наш последний год
   - Не говори так, Роб, прошу тебя!
   Но уже в начале декабря Бесс  пришлось  признать,  что  дела  Роберта
плохи. Получив от родных приглашение отпраздновать Рождество вместе, она
отказалась, поскольку ее крайне беспокоило здоровье мужа.
   Как  всегда,  рождественская  неделя  выдалась  хлопотливой,   жители
деревни навещали друг друга и строили  планы  на  праздничный  вечер.  В
канун сочельника начался снегопад, дети пришли в восторг. Младшие братья
и сестры Роберта вытащили из  сарая  сани  и  отправились  на  прогулку.
Обнявшись, Бесс и Роберт смотрели в окно.  Они  искренне  радовались  за
детей.
   По обычаю, в сочельник все жители  ближайших  деревень  съезжались  в
церковь на веселую праздничную службу, которая продолжалась до полуночи.
Едва стемнело леди Барлоу пожелала Бесс и Роберту счастливого Рождества,
уселась в сани вместе с детьми и отправилась в эденсорскую церковь.
   Проводив родных Роберта, Бесс заметила, что в доме  вдруг  воцарилась
унылая тишина. Глядя в окно на плавно падающие снежные хлопья, она вдруг
ощутила тоску.
   - Сегодня ты что-то грустишь, Бесс, - тихо сказал Роб.
   - Нет, что ты! - поспешно возразила она, вороша угли в камине.
   - Мне  очень  жаль,  что  из-за  меня  тебе  пришлось  отказаться  от
развлечений, дорогая.
   -   Чепуха!   Вдвоем   мы   отлично   проведем   время.    Обменяемся
рождественскими  подарками,  а  потом  выпьем   мальвазии,   которую   я
приберегла для такого случая.
   Они вручили друг другу подарки, и Бесс разлила  вино.  Роберт  первым
открыл свой сверток. В нем оказалась матерчатая обложка для  книг.  Бесс
расшила ее блестящим испанским шелком и украсила именем мужа.  В  нижнем
углу значились инициалы супругов.
   - Она прекрасна, как и ты, Бесс.  Все,  что  сделано  твоими  руками,
бесподобно.
   Молодая  женщина,  ослепительно  улыбнувшись,  развернула  подарок  и
увидела серебряный разрезной ножик. Его украшала голова оленя.
   - Откуда он у тебя, Роб?
   - Этот нож мне когда-то подарил дедушка.
   - Но он, должно быть, дорог тебе. Зачем же ты подарил его мне?
   Роб стиснул руку жены.
   - Мне он больше не понадобится. Пусть теперь принадлежит тебе.
   - Не говори так, Роб. Просто зимой тебе всегда  становится  хуже.  Но
скоро придет весна, и мы снова будем скакать верхом...
   Роб приложил палец к ее губам.
   - Бесс, нам надо серьезно поговорить. Ты всегда останавливаешь  меня,
и я благодарен тебе за это, но сейчас мне надо выговориться. Меня мучают
кое-какие мысли. - Он указал на гобелен со сказочным замком, висящий  на
стене. - Больше я никогда не увижу Чатсвортского  холма,  но  ты,  Бесс,
должна побывать там еще раз. Не отказывайся от своих мечтаний.
   Она с трудом проглотила вставший в горле ком. Сегодня Роб казался  ей
не юношей, а умудренным годами старцем.
   - Ты принесла мне счастье, Бесс. Прошу тебя, не скорби о моей смерти.
Я сожалею только о том, что не  смог  подарить  тебе  ребенка.  Из  тебя
получилась бы прекрасная мать, Бесс.
   У нее сжалось горло, она не могла издать ни звука и  только  покачала
головой.
   - Ты должна жить и радоваться жизни! У тебя страстная натура,  потому
выйди замуж и заведи детей. Обещай, что выполнишь мою просьбу!
   - Роб... - всхлипнула Бесс.
   - Ты будешь жить за нас обоих. Это необходимо, Бесс. Пока ты была  со
мной, меня не покидала радость. Я даже не вспоминал про боль.
   Переполненная благодарностью, Бесс обняла мужа  и  крепко  прижала  к
себе.
   - Я помогу тебе лечь, - сказала  она,  твердо  решив  позаботиться  о
Робе.
   Он открыл ящик стола, стоящего возле кровати.
   - Бесс, я составил завещание... Нет,  выслушай  -  это  очень  важно.
Бедняга Годфри Босуэлл, муж твоей сестры Джейн, который выкупил право на
опекунство, после моей смерти может потерять все свои  деньги  -  потому
что ферма перейдет к моему младшему  брату,  Джорджу.  -  Роберт  умолк,
переводя дыхание, а Бесс ласково погладила его по спине.  -  По  крайней
мере Сиротский суд не отнимет у  тебя  твою  долю.  Бесс,  милая,  этого
слишком мало, чтобы вознаградить тебя за доброту. Боюсь, две другие доли
достанутся суду - потому что Джордж еще  не  достиг  совершеннолетия.  В
завещании я назначаю опекуном Годфри Босуэлла - с  тем  чтобы  никто  не
выкупил право распоряжаться имуществом Джорджа.
   - Понимаю, Роб. - Бесс взяла у мужа бумагу и поцеловала его в лоб,  а
затем, заставив  выпить  мальвазии,  уложила  спать.  Взяв  стакан,  она
подошла к окну и устремила невидящий взгляд  на  заснеженные  безмолвные
поля. Бесс не могла больше обманывать себя: в глубине  души  она  знала,
что Роберту осталось жить совсем недолго, несмотря  на  все  ее  заботы.
Бесс переполняла жалость к молодому мужу, но к  желанию  спасти  его  от
смерти примешивались угрызения совести. Сколько раз она стояла здесь,  у
окна, чувствуя себя птицей в клетке.
   Бесс не знала, сколько времени провела у окна,  но,  озябнув,  решила
раздуть огонь. Из камина повалил дым, и она открыла заслонку дымохода.
   Роберт закашлялся. Упрекая себя за то,  что  потревожила  мужа,  Бесс
смущенно объяснила:
   - Прости, я только хотела раздуть огонь. Сейчас я дам тебе попить.
   Но Роберт поперхнулся водой и  вновь  закашлялся.  Такое  с  ним  уже
случалось. Бесс схватила чистое полотенце и подала  мужу.  На  полотенце
хлынула  струя  крови,  и  Бесс  поняла,   что   у   Роберта   открылось
кровотечение.
   Ее охватила паника. На миг  кровотечение  прекратилось,  и  Роберт  в
изнеможении откинулся на спину. Бесс пожала ему руку,  ощутила  ответное
пожатие, а потом кровь снова хлынула изо рта Роберта, и остановить ее не
удавалось.
   Ошеломленная, Бесс застыла,  сжав  пальцы  мужа.  Постель  напоминала
бойню. На окровавленных простынях распростерлось худое, побелевшее  тело
Роберта.

Глава 9

   Как  только  Бесс  овдовела,  ее  долго  сдерживаемая  энергия  бурно
выплеснулась наружу. Казалось, целый год она прожила  в  клетке,  и  вот
теперь дверца отворилась. Уже через неделю после похорон Роберта девушка
начала надолго отлучаться из дома, не обращая внимания на  пронизывающий
холод и недовольство госпожи Барлоу.  Упреки  свекрови  Бесс  пропускала
мимо ушей. Овдовев, она обрела право не отчитываться в  своих  поступках
ни перед кем. Упоительное ощущение  свободы  помогало  ей  справиться  с
тоской и печалью. Бесс привыкла считать  Роберта  не  мужем,  а  близким
другом.
   По закону ей полагалась третья часть фермы Барлоу. В Новый  год  Бесс
почувствовала  себя  совсем   другой,   не   похожей   на   ту   наивную
шестнадцатилетнюю девушку, которую четырнадцать месяцев назад  принудили
вступить в брак. Вскоре ей должно было исполниться восемнадцать, но Бесс
казалась себе зрелой женщиной.
   Она твердо решила больше никогда и никому не жертвовать  собой  и  не
позволять распоряжаться своей жизнью. Отныне сама Бесс -  хозяйка  своей
судьбы.  Она  не  подозревала,  однако,  что   ее   уверенность   вскоре
подвергнется суровому испытанию.
   В феврале Сиротский суд  наложил  арест  на  собственность  Барлоу  и
возбудил дело об опеке  над  Джорджем  Барлоу.  Бесс  была  дома,  когда
представитель суда нанес визит ее свекрови. Он шелестел  кипой  бумаг  и
держался с явным превосходством.
   - Госпожа Барлоу? - осведомился он,  усаживаясь  в  лучшее  кресло  в
гостиной.
   - Это госпожа Артур Барлоу, а я - госпожа Роберт Барлоу,  -  ответила
Бесс.
   Свекровь резко прервала ее:
   - Ступай, Бесс. Дела Барлоу-Мэнор не имеют к тебе никакого отношения!
   - Напротив, имеют, и самое  прямое!  Барлоу-Мэнор  принадлежал  моему
мужу, и мне, как его вдове, полагается  третья  часть  всех  доходов!  -
возмутилась Бесс.
   - Не правда! Мой сын был несовершеннолетним, когда женился на тебе, а
его отец умер, прежде чем успел дать согласие на этот брак.
   Наглая ложь свекрови привела девушку в ярость. Мать Роберта  пыталась
отнять у нее то, что принадлежало ей по закону!
   - Дамы, к чему  ссориться?  Это  всего  лишь  формальность  Поскольку
Джордж Барлоу еще не достиг совершеннолетия,  суд  вправе  распоряжаться
владениями Барлоу, пока мальчик не подрастет.
   - Ничего подобного! - возразила Бесс, вскочив. - У меня есть законный
документ, подписанный  отцом  моего  мужа.  В  соответствии  с  ним  мне
положена третья доля всего имущества Барлоу. Кроме того, муж передал мне
завещание, в котором  поручил  опекуну  распоряжаться  остальными  двумя
третями фермы!
   - Впервые слышу о таком завещании! Где оно? -  живо  откликнулась  ее
свекровь
   - Эти документы хранятся у моей матери. Если  вы  согласитесь  прийти
завтра, сэр, я предъявлю их вам. А теперь - всего хорошего.
   Рассерженный настойчивостью молодой вдовы, стряпчий собрал  бумаги  и
удалился. Едва за  ним  захлопнулась  дверь,  между  женщинами  вспыхнул
яростный спор.
   - Тебе известно, что этот брак был заключен только с  одной  целью  -
сохранить нашу ферму! Третьей доли нашего имущества тебе не  видать  как
своих ушей!
   - А вам, мадам, здесь вообще ничего не принадлежит. Роберт терпел вас
только по доброте душевной. Я получу третью часть имущества, а остальное
достанется вашему сыну Джорджу. Еще шестилетней девочкой я  узнала,  что
мир жесток, и с тех пор привыкла отстаивать свои  права.  Теперь  и  вам
придется усвоить этот урок. Не надейтесь, что я отдам вам или Сиротскому
суду то,  чем  имею  право  владеть  по  закону!  Предупреждаю,  что  не
отступлюсь и буду бороться!
   Бесс взлетела наверх и начала собирать вещи. Гнев придал  ей  сил,  и
она сама стащила  вниз  тяжелый  сундук.  Высоко  вскинув  голову,  Бесс
надменно заявила:
   - Завтра я вернусь сюда вместе с  документами  и  свидетелями.  Всего
хорошего, мадам.
   Покидая Барлоу-Холл, она испытывала облегчение: жизнь  бок  о  бок  с
матерью Роберта давно стала для нее нестерпимой. Бесс неудержимо  тянуло
в Лондон, но прежде она намеревалась получить причитающееся ей по закону
денежное вознаграждение.
   Когда Бесс  переступила  порог  родного  дома,  все  встретили  ее  с
распростертыми объятиями. Теперь, когда обе сестры Бесс вышли  замуж,  в
ее распоряжении оказалась спальня. Девушка немедленно послала за Джейн и
ее мужем Годфри Босуэллом, и те вскоре появились.
   - На что  надеялась  эта  женщина,  отказывая  тебе  в  наследстве  в
присутствии представителя Сиротского суда? - возмутилась  мать  Бесс.  -
Неужели она собирается сама управлять фермой, пока Джорджу не исполнится
двадцать один год?
   - Я знаю, в чем дело! - заявила тетя Марси. - Говорят, госпожа Барлоу
нашла жениха, и тот намерен купить право опекунства, а двух третей фермы
им двоим слишком мало.
   - По  завещанию  Роберта  опекуном  назначен  я,  -  вмешался  Годфри
Босуэлл. - По закону я обязан управлять фермой Барлоу до тех  пор,  пока
Джордж не достигнет совершеннолетия.
   На следующий день вся семья отправилась вместе с Бесс  на  встречу  с
представителем Сиротского  суда.  Бесс  решительно  отвергла  требование
отдать бумаги, подтверждающие, что ей  принадлежит  доля  наследства,  и
завещание Роберта. Она сделала лишь одну уступку: позволила гостю  снять
копии документов. Он ушел, пообещав рассмотреть ее дело  и  уладить  все
недоразумения.
   Но с тех пор прошло три месяца, а из Сиротского суда не было  никаких
вестей. Бесс поняла, что ее бумаги поставили в  тупик  Сиротский  суд  и
теперь волокита затянется надолго.
   Однажды ночью, лежа в постели без сна, она  вспомнила  слова  Уильяма
Кавендиша: "Вам следовало обратиться к адвокату. Это обходится недешево,
но игра стоит свеч.  Выигрывает  всегда  та  сторона,  у  которой  более
сведущий адвокат". Девушка поняла, что адвокат действительно  нужен,  но
где взять такого, кто согласится оказывать услуги бесплатно?
   На следующее утро Бесс оседлала коня и  отправилась  на  прогулку  по
холмам,  озаренным  теплым  майским  солнцем.  Живые  изгороди  пестрели
цветами. За околицей деревни девушка увидела на дальних лугах  пасущихся
овец и ягнят и вдруг подумала, не побывать ли  в  своем  любимом  уголке
Дербишира.
   Она остановила лошадь на вершине  холма,  откуда  открывался  вид  на
Чатсворт. "Хорошо, что я поднялась так рано, - размышляла Бесс. - Ранним
утром острее чувствуется вкус дня. Здесь, на холме, воздух  пьянит,  как
хорошее вино, и видно отсюда так далеко!" Девушка надеялась, что  здесь,
в этом живописном месте, приведет в порядок  мысли  и  решит,  как  быть
дальше. Если существует выход, она непременно найдет его. Ничто в  жизни
не доставалось Бесс даром, и она не боялась сражаться, лишь бы  добиться
своего.
   Постепенно она пришла к выводу, что ей нужен влиятельный покровитель,
самая высокопоставленная особа на севере Англии. Конечно, граф Шрусбери,
лорд-наместник Дербишира! Отсюда до его  величественного  замка  Шеффилд
всего десять миль. Что и говорить,  идея  рискованная,  но  Бесс  всегда
любила риск!

***

   Фрэнсис Толбот, пятый граф  Шрусбери,  переселился  в  замок  Шеффилд
только  в  июне.  Но  приняв  решение  нанести  визит   лорду-наместнику
Дербишира, Бесс не  тратила  время  даром.  Вместе  с  тетей  Марси  она
перешила элегантное платье из серой тафты, подарок леди  Маргарет  Заук.
Отстегнув  пышные  рукава,  девушка  расшила  их   фиалками,   а   затем
преобразила узкий вырез в квадратный и глубокий, открывающий грудь. Тетя
Марси смастерила из куска тафты плотный корсаж, тоже расшитый фиалками и
крепко охватывающий осиную талию  Бесс.  Платье  стало  эффектным,  хотя
серый и  фиолетовый  цвета  напоминали  о  вдовстве  Бесс.  Поразмыслив,
девушка отказалась от того, чтобы Ральф Лич или  брат  сопровождали  ее:
оставшись наедине с графом, она  надеялась  пробудить  в  нем  рыцарские
чувства.
   По длинной  дубовой  аллее,  ведущей  к  замку  Шеффилд,  Бесс  ехала
медленно. Вокруг  раскинулся  парк  площадью  в  восемь  акров.  Широкие
лужайки были тщательно ухожены, кусты аккуратно подстрижены, а цветочные
клумбы разбиты со строгим соблюдением симметрии  и  соразмерности.  Бесс
прерывисто вздохнула: именно так должен выглядеть ее будущий парк!
   На вымощенном камнем дворе, откуда к конюшням вела боковая  аллея,  к
всаднице подошли два конюха: один взял под уздцы  ее  лошадь,  а  второй
помог спешиться. Бесс сняла плащ с капюшоном, предохранявший ее прическу
и платье от дорожной пыли, свернула его и засунула  в  седельную  сумку.
Прежде чем взять сверток с драгоценными  бумагами,  она  расчесала  свои
пышные рыжие волосы. Конюхи глазели на нее, разинув рты, но Бесс  делала
вид, будто ничего не замечает, ибо  помнила  о  том,  как  обращались  с
прислугой ее знатные знакомые.
   Даже своими размерами Шеффилд внушал робость. В замке наверняка  было
сотни две комнат. У дверей застыли навытяжку два лакея, другие встретили
Бесс в холле. Их синие ливреи поражали воображение, и Бесс тут же решила
нарядить когда-нибудь и своих лакеев в синие и серебристые тона.
   Встретив вопросительный взгляд дворецкого, девушка сказала:
   - Я хочу видеть графа