ло подстроено по времени, чтобы достойно увенчать  праздник.
Каждому хотелось узнать, кто же изображает  таинственную  богиню,  столь
негаданно явившуюся им в белой шелковой  тоге,  которая  позволяла  всем
созерцать воистину божественные формы.
   Она преклонила колено у подножия возвышения и положила там свой дар -
золотую стрелу,  за  которую  пришлось  выложить  кругленькую  сумму  из
хокхерстовских денег. Королева в некотором  замешательстве  смотрела  на
этот спектакль. Она не подала виду, что неприятно поражена  столь  явным
нарушением приличий, и ревность не шевельнулась в ней...
   Укол ревности Елизавета почувствовала  лишь  спустя  несколько  дней,
когда осознала силу впечатления, которое произвела  на  всех  загадочная
богиня.
   Сабби  ощутила  -  почти   как   прикосновение   -   горящий   взгляд
надменно-дерзкого рыжеволосого мужчины, сидевшего рядом с королевой. Она
никогда раньше не видела его и не знала, кто он такой,  но  ее  поразило
злобное выражение его лица. Это был лишь мимолетный взгляд, но  каким-то
образом она смогла в этот миг понять, что ему ненавистны все  женщины  и
что на любого смертного, присутствующего  здесь,  он  смотрит  с  высоты
своего неизмеримого превосходства как  на  какую-нибудь  козявку.  Сабби
отвела от него глаза и низко поклонилась королеве, а затем  распрямилась
и умчалась из галереи стремительной летящей  походкой,  как  и  подобало
настоящей Диане, богине  охоты.  Проскользнув  к  нише,  где  перед  тем
оставила плащ, она быстро завернулась в него, сняла парик и  маску  -  и
через десять минут была уже у себя в комнате. Там она надежно припрятала
лук и колчан, вымыла пылающие щеки розовой водой и  тщательно  расчесала
волосы, так чтобы они снова окутали ее  медным  облаком.  Она  пойдет  к
Шейну одетая вот так, как сейчас, и  никак  иначе!  У  нее  даже  сердце
забилось чаще, когда она подумала о том, какое впечатление это  на  него
произведет.
   Интересно, не захочется ли ему попросту  убить  ее  за  то,  что  она
выставила себя напоказ в таком виде перед другими мужчинами?  Или  же  в
нем вспыхнет такая жажда овладеть ею, которая заставит  его  забыть  обо
всем прочем?
   Она вздрогнула, представив себе Шейна во власти гнева и вожделения...
Ей уже случилось испытать этот сокрушительный ураган страстей.

***

   Шейн Хокхерст отцепил бриллиантовые  пуговицы  со  своего  камзола  и
спрятал их во  внутреннем  кармане,  после  чего  начал  восхождение  по
толстым каменным стенам  северной  террасы.  Апартаменты  ее  величества
находились  в  верхних  палатах,  и  Шейну   было   прекрасно   известно
расположение малой опочивальни королевы и  ее  личной  приемной,  откуда
открывался вид на сады северной террасы через красивые  сводчатые  окна.
Хотя в большинстве окон шторы были задернуты, он легко мог  заглянуть  в
покои королевы. Пришлось набраться терпения и подождать,  пока  фрейлины
снимут с нее платье из золотой парчи; затем она выбрала ночное  одеяние,
которое оставляло на виду значительно больше, чем скрывало.
   Шейн понимающе усмехнулся: Бесс любила показывать мужчинам свое тело.
Лестер - когда находился при дворе - каждое утро подавал  ей  в  кровать
нижнее белье, и часто можно было видеть, как  она,  полуодетая,  стоя  у
окна, махала рукой всесильному фавориту, проходившему по саду внизу.
   Мысли Хока забегали вперед: он торопил время в предвидении тех часов,
которые проведет в постели  вместе  с  Сабби.  На  мгновение  перед  его
мысленным взором возник образ Сабби, ожидающей его у ворот  Норман-Гейт,
И он уже был готов покинуть свой наблюдательный  пост;  однако,  вовремя
опомнившись, он еще раз заставил себя запастись терпением и наконец  был
вознагражден: фрейлины удалились на ночь, и Шейн  увидел,  как  королева
поспешно проследовала через спальню  к  боковой  дверце  и  открыла  ее.
Появилась фигура его отца, которую невозможно было бы спутать ни с какой
другой.  Всем  своим  видом  вошедший  утверждал  свое  господство   над
маленькой женщиной, которая на эту  ночь  оставила  за  порогом  спальни
королевское величие, чтобы побыть просто самой собой.
   Вполне удовлетворенный увиденным - граф Тайрон в  безопасности,  если
уж королева оказала  ему  столь  радушный  прием,  -  Шейн  спустился  с
каменной стены и облегченно вздохнул. Вероятно,  он  спас  жизнь  своему
кровному отцу тем, что сумел быстро вывезти того из Ирландии.
   Он остановился в тени высокого  бука;  вполне  могло  случиться,  что
Сабби надоело ждать его и она ушла. Потом он уловил какое-то движение по
садовой дорожке, и сердце у него радостно забилось.
   - Милая, - прошептал он, крепко и властно обняв  ее  одной  рукой  за
плечо. - Пойдем вызовем лодку.
   Она улыбнулась. Ему так не терпелось доставить ее домой,  что  он  не
стал тратить время на поцелуи  в  садовых  лабиринтах:  до  Темз-Вью  от
Виндзора было гораздо дальше, чем от Гринвича. Его  пронзительный  свист
далеко разнесся над водой, и лодочник быстро подал барку к пристани.
   - Кью, - коротко распорядился Шейн, бросив ему мелкую золотую монету,
а затем усадил Сабби на скамью, укрытую  подушками,  в  тени  навеса  на
корме и сразу же заключил ее в объятия. Он наклонил голову  и  прошептал
ей на ушко:
   - Завтра закажу тебе барку, чтобы у тебя была своя  собственная.  Это
позволит нам скрываться от любопытных глаз, а я хочу, чтобы ты приходила
ко мне, когда только сможешь.
   Когда он прижался губами к ее губам, он старался не быть  грубым,  но
его ищущие руки пробрались к ней под плащ и ощутили прикосновение  живой
плоти.
   - Господи, да ты почти голая, - проговорил он охрипшим голосом, когда
позволил своим рукам порезвиться на ее атласных бедрах.
   Он не видел никакой связи между нею и женщиной  в  короткой  шелковой
тоге,  которая  произвела  столь  скандальное  впечатление   на   гостей
королевы; он просто решил, что Сабби  одета  только  в  нижнее  белье  -
специально, чтобы обречь его на танталовы муки.
   - Ах, моя ненаглядная Сабби, ты несравненна! Такая, как ты, - одна на
всем свете! - Он  прижался  к  ней,  вынудив  ее  откинуться  спиной  на
подушки. - В этом танце ты повела меня, так подумай, как  много  времени
мы потеряли зря, - проговорил он, уткнувшись губами в ее шею.
   Она не сдавалась:
   - Это всего  лишь  игра,  милорд.  Вы  сами  мне  так  говорили.  Вам
доставляло удовольствие преследование,  а  мне  доставляло  удовольствие
уходить от погони. По-моему, сейчас у нас очков поровну.
   - Это не игра, я чертовски серьезен,  радость  моя.  -  Он  с  трудом
перевел дух. - Я хотел тебя с первого же момента, когда положил на  тебя
глаз.
   -  Когда  я  заблудилась,  а  ты  воспользовался   моим   бедственным
положением! - возмущенно бросила она.
   - Э, нет, прекрасная Сабби, ты похитила мое сердце гораздо раньше.
   Как ни  была  Сабби  заинтригована  этим  признанием,  она  предпочла
изобразить полнейшее безразличие. Ничего, в постели он  скажет  все  как
миленький, пообещала она себе.
   В постели ему придется открыть ей все, что она пожелает узнать.
   Он ласкал ее самым бесстыдным образом,  пока  в  ней  не  разгорелось
такое же горячее желание, какое полыхало в нем. Он  гладил  ее  сильными
твердыми пальцами, не отрывая губ от  ее  рта,  и  сам  вздрагивал  всем
телом, когда она изгибалась дугой навстречу его рукам.
   - Пристань Кью! - объявил лодочник.
   Он выкрикнул это достаточно громко, прекрасно  понимая,  что  парочка
под навесом весьма близка к завершающей стадии. Сабби  чувствовала,  как
нарастает в Шейне напряжение и страсть.
   - Я не могу выпустить тебя из рук, - шепнул он.
   Когда барка остановилась, он плотно закутал ее  в  плащ  и  на  руках
отнес вверх по лестнице берегового спуска, через  лужайки  -  в  большой
дом. Не останавливаясь, с ней на руках, он поднялся по парадной лестнице
и бережно поставил ее на ноги, чтобы отпереть  дверь  спальни  и  зажечь
свечи.
   Она молча стояла рядом с  массивной  кроватью  под  пологом,  ожидая,
когда   он   повернется   к   ней.    И    только    в    этот    момент
подчеркнуто-рассчитанными движениями она расстегнула  плащ  и  позволила
темной ткани соскользнуть на пол; теперь его взорам явилась сама  богиня
Диана. У него глаза на лоб полезли от изумления.
   - Это была ты?! - только и мог воскликнуть он.
   Крупными шагами он пересек разделяющее их  пространство.  Она  успела
заметить, какой гнев разгорается в его синих глазах.
   Схватив Сабби за плечи, он рывком подтянул ее к себе.
   - Почему? Почему тебе непременно надо разыгрывать шлюху? - потребовал
он ответа, хорошенько встряхнув ее.
   Она вызывающе откинула голову назад и взглянула ему в лицо:
   - Потому что я ревную к королеве и собираюсь отобрать тебя  у  нее  -
полностью и всецело.
   - Ах чертовка! Это я, я с ума схожу от ревности, и тебе это прекрасно
известно!
   Она положила ладони поверх его рук, лежащих у нее  на  плечах,  чтобы
освободить завязку тоги с  той  стороны,  где  ткань  прикрывала  грудь.
Легкое одеяние соскользнуло с руки и  упало  на  пол.  Он  воззрился  на
бесстыдно торчащие позолоченные соски -  и  утратил  всякую  власть  над
собой. Его страсть обволокла ее грозовым облаком; не  в  силах  обуздать
себя, он обрушил на нее чересчур бурные ласки, и она закричала, но  крик
затих, когда его губы прижались к ее губам. Он  заставил  ее  прогнуться
так, что ее зрелые груди едва ли не расплющились под напором его твердой
мускулистой груди. Он целовал веки ее глаз  и  ее  уши,  шепча  горячие,
неразборчивые слова.
   Он лизнул крошечное родимое пятнышко у нее на щеке и прижался  к  ней
столь крепко, что каждым дюймом  своих  тел  они  соприкасались  друг  с
другом.
   Она знала, что он страстный  любовник,  и  все  же  была  поражена  и
чуть-чуть испугана  силой  любовного  неистовства,  которое  она  в  нем
пробуждала. Ее руки обвились вокруг его шеи, и тогда он порывисто поднял
ее и прижал к сердцу. Если до этого мгновения и оставалась  у  нее  хоть
какая-то тень воли к сопротивлению - сейчас  и  эта  тень  растаяла.  Он
опустил ее на кровать и быстрыми движениями скинул  с  себя  одежду.  Не
переставая ласкать ее, он развязал ремешки ее сандалий и  сорвал  с  нее
шелковую тогу.
   Перины ощутимо прогнулись, когда он встал на колени,  так  что  Сабби
оказалась у него между ног; его руки медленно завладели ею.
   Да, она знала, как сильны эти руки, и все же ее изумляла и  приводила
в восторг та легкость, с которой он поднимал ее, опускал и переворачивал
как хотел.
   Твердый ствол его мужества был так горяч, что ей казалось,  будто  ее
клеймят каленым железом. А  между  тем  Шейн  начал  разведывать  тайные
уголки ее тела с уверенностью опытного любовника. Движения его пальцев и
губ были нарочито замедленными: все,  что  они  находили,  удостаивалось
почестей и знаков восхищения, и наконец он довел ее до такого состояния,
что от его легчайшего касания ее кидало в дрожь. Она  задыхалась,  желая
все большего, и он давал ей то, к чему она стремилась.
   - Я ждал этого.., целую вечность, - глухо проговорил  он,  уткнувшись
лицом в ее шею.
   Потом его губам потребовалось отведать вкус ее  грудей  и  подразнить
их, пока соски не напряглись и не  затвердели;  она  почувствовала,  что
внутри у нее все ноет и собирается  в  тугой  комок  желания.  Ее  ногти
впились ему в лопатку, где -  она  знала  это  -  извивался  разъяренный
дракон, и она застонала от наслаждения  и  страха.  У  него  перехватило
дыхание - и он глубоко ворвался в нее. Его  таран  был  могучим,  и  она
почувствовала мгновенную резкую боль, но  боль  тут  же  уступила  место
иному ощущению: то была горячая, жгучая, пульсирующая  полнота,  которая
проникала все глубже и глубже, и Сабби уже  казалось,  что  она  вот-вот
умрет от этого.
   Она обвила его ногами и полностью отдалась  во  власть  его  огненных
поцелуев.
   Она смутно слышала его ликующий возглас - крик торжества и обладания.
Она лежала, пригвожденная к  месту,  лежала  под  его  сильным  телом  -
наконец-то она принадлежала ему! Он задавал ритм тому, что совершалось в
ее тесном лоне, и соразмерял его с  ритмом  движений  своего  языка.  Он
заставлял ее взмывать в небеса. Она чувствовала  внутри  своего  мягкого
тела его пульсацию и  содрогания;  она  чувствовала,  как  пожирает  его
ненасытное, алчное пламя. Чутьем  она  угадывала:  между  ними  вершится
нечто более важное, чем простое единение любовников -  слишком  глубокие
струны души отзывались на телесные порывы. Он проник в ее  кровь,  и  не
было смысла отрицать это; и не видать ей покоя, пока  она  не  заполонит
собой его дни и ночи; он должен быть одержим ею - так, чтобы не мог жить
без нее. И  она  знала,  что  не  остановится  ни  перед  чем,  лишь  бы
закабалить его. Она будет  ведьмой  и  ангелом,  она  станет  для  этого
человека     всем     -     рабыней,     наложницей,      общепризнанной
любовницей-метрессой, шлюхой.
   Она будет его женой - и его врагом!
   Ей не пришлось долго лелеять  эти  горячечные  планы:  вскоре  всякие
мысли улетучились.
   Она  могла  теперь  чувствовать  и  воспринимать  только  блаженство,
которое он ей дарил. По какой-то невообразимой спирали  она  возносилась
все выше и выше - к той высоте, когда казалось, что это наслаждение  уже
просто невозможно выдержать ни секундой дольше.
   И все-таки его неудержимые толчки становились все более  глубокими  и
быстрыми - пока наконец каждый  нерв  не  затрепетал  от  его  яростного
натиска. Его любовное  неистовство  было  требовательным  и  не  знающим
границ; его нарастающая страсть искала и находила ее согласный отклик.
   Внутри нее вулкан  исторгнул  лаву.  Она  чувствовала  свой  ответный
взрыв, а следом - обжигающий жар текучего пламени, устремленного в нее с
силой грозового удара. Из груди у нее вырвался тихий стон, а  у  него  -
низкий прерывистый всхлип. Они лежали неподвижно, словно мертвые, и  она
гадала - будет ли когда-нибудь снова способна дышать.  Спустя  несколько
минут, показавшихся ей очень долгими,  она  пошевелилась,  но  его  руки
сразу же напряглись, и одна нога легла поперек ее ног - чтобы Сабби и не
вздумала отдалиться от него. Он не покидал ее лона, не желая,  чтобы  их
тела разъединялись теперь, когда он  наконец  утвердил  и  доказал  свои
права на обладание ею.
   В конце концов, одурманенные любовью, они заснули на два часа. Во сне
они не разомкнули объятий и проснулись в той же  позе,  словно  незримые
узы связали воедино их тела и души. Он поцеловал ее закрытые  глаза,  и,
подчинившись его зовущим рукам, она снова почувствовала, как в каждой ее
жилочке загорается восторг.
   - Мучитель, - прошептала она. - Я не в силах пальцем пошевелить.
   Он от души рассмеялся:
   - Ваш ночной дракон, миледи, снова требует вас к себе.
   Его губы коснулись ее шеи, и, когда он по-хозяйски провел рукой по ее
животу, она уже  знала,  что  подчинится  его  умелым  объятиям.  Но  он
отодвинулся, и она не смогла удержаться от протестующего возгласа.
   С грацией леопарда он спустился с кровати  и  снова  зажег  свечи,  а
потом стянул с Сабби покрывало и рассыпал пряди ее  волос  по  подушкам,
словно цветок из пламенеющей меди.
   Природа наградила ее лицом и телом прекрасной  искусительницы;  и  на
какой-то один момент Шейном овладело его ирландское  воображение,  и  он
готов был уже задуматься: должен ли он видеть в ней смертную женщину или
какую-то сказочную фею из иных миров.
   Взгляд  ее  светло-зеленых  глаз  заставлял  его  таять  и   цепенеть
одновременно. Она сознавала, с какой силой стремится  к  ней  его  литое
тело.
   Бешеный порыв желания потряс его - он жаждал снова  и  снова  ощущать
под  собой  ее  атласную  податливую  плоть,  снова  и  снова  упиваться
сладостным вкусом ее губ.  Его  глаза  обводили  ее  с  ног  до  головы,
заставляя  ее  чувствовать,  что  он  боготворит  ее.  Он  вынужден  был
признаться перед самим собой: его томит жажда, которую  он  отрицал  все
эти недели и которую больше не смел отрицать.
   Ему было необходимо, чтобы она любила его.
   Он протянул к ней руку и обвел пальцем безупречный контур  ее  груди,
не отрывая взгляда от ее глаз, - он хотел видеть, как они  потемнеют  от
желания; он хотел видеть, как приоткроется ее мягкий рот. Склонившись  к
ней, он поцеловал ожидающие губы, а потом тихо проговорил:
   - Люби меня, Сабби. Люби меня.
   Своей воли у нее уже не  оставалось.  Возможно  ли  это  -  любить  и
ненавидеть одновременно? Нет, никогда она не согласилась  бы  допустить,
что любит этого человека, но она была  достаточно  честна  перед  собой,
чтобы признать: она любит его тело. Прикосновение к нему, запах  и  вкус
его кожи воспламеняли ее с такой силой, что ей  приходилось  прикусывать
губу, лишь бы не закричать от возбуждения. Когда ей  открылось  таинство
соединения мужчины  с  женщиной,  все  ее  чувства  обострились,  и  мир
оказался выше, шире и глубже, чем виделось ей раньше. Ничто не  осталось
таким же, каким было. Тело, мысли, чувства - все  изменилось.  Воистину,
то было пробуждение - сродни духовному озарению!
   ...На этот раз он вел любовную игру медленно, почти лениво, пока игра
не превратилась в восхитительную пытку для  обоих.  Ласковыми  руками  и
губами он воздавал дань преклонения каждому дюйму ее тела, прикасаясь  к
ней столь бережно, словно она была сделана из самого  хрупкого  фарфора.
Он подводил ее к вершине, растягивая  час  их  любви;  все  было  совсем
по-иному, чем в прошлый раз.
   Все было так, словно они занимались любовью  впервые  и  словно  этот
первый раз должен был стать последним., Когда они снова  проснулись,  на
востоке уже занимался рассвет. Она  лежала,  уютно  угнездившись  в  его
объятиях, и медленное, могучее биение его сердца наполняло ее  глубоким,
спокойным чувством безопасности и защищенности.
   - Рассвет приходит так рано, - грустно вздохнула она.
   Она попыталась встать, но ее удержали стальные руки.
   - Нет, любимая. Сегодня я тебя не отпущу.
   - Но как же... А королева? - запротестовала она.
   - У королевы сегодня хватит забот, могу  поручиться.  Кейт  без  тебя
может прожить, а я не могу.  Мне  слишком  долго  пришлось  гоняться  за
тобой, чтобы так скоро выпустить тебя из рук.
   И в самом деле немного опасаясь, что она упорхнет,  он  ослабил  свою
хватку, но она присела на корточки и  улыбнулась.  Ее  спутанные  волосы
каскадом спадали вокруг обнаженного  тела.  Подняв  руки,  она  откинула
шелковистые пряди с груди за спину, чтобы ничто не  мешало  его  взгляду
любоваться ею.
   - Господи, Сабби, я не знаю, кто ты  -  ангел  или  чародейка,  но  я
просто околдован.
   Он поднял ее, усадил к себе на колено и покачал,  как  качают  детей,
изображая наездника и скакуна, и  она  "прокатилась"  таким  способом  с
шутливой непринужденностью.
   - Ах, вот теперь я припоминаю, - заявил он, почувствовав легкую  боль
от глубоких царапин, пересекающих его спину, - в минуты любви ты  совсем
как дикая кошка.
   Она вдруг наклонилась и языком коснулась его пупка. По всему его телу
пробежала дрожь, и у него перехватило дыхание.
   - Ты смелая женщина, Сабби Уайлд.
   А хватит у тебя смелости приручить дракона?
   - Я убью дракона, - прошептала она злобно.
   Он поднял ее к могучему мужскому корню так, чтобы она могла завершить
прерванную скачку... И отпустил ее лишь после того, как  соки  ее  любви
дважды оросили этот корень.
   Она сидела между его  ногами,  опершись  спиной  на  широкую  мужскую
грудь; ноги у него  были  согнуты  в  коленях,  чтобы  ей  было  удобнее
положить на них руки, как на подлокотники кресла.
   Впоследствии они  всегда  устраивались  в  такой  позиции,  когда  им
хотелось поговорить в постели. Они подкрепились теми кушаньями,  которые
принес им на подносе Мэйсон, неловко улыбаясь,  потому  что  их  шумные,
буйные любовные утехи с громкими возгласами и выкр