гой господин Матиас, что вы об этом думаете? - обратился к нему
Поль.
   - Вот что я думаю, - ответил непреклонный и добросовестный нотариус. - Вы
недостаточно богаты, чтобы идти на такое безрассудство; оно под стать  разве
королю. Поместье Ланстрак, если считать, что приносимый им доход равен  трем
процентам его стоимости, нужно оценить вместе с обстановкой замка свыше  чем
в миллион; фермы Грассоль и Гюадэ, имение Бельроз - вот вам второй  миллион,
два дома  и  движимое  имущество  -  третий  миллион.  Итого  три  миллиона,
приносящие сорок семь тысяч двести франков в год.  Приданое  же  мадемуазель
Натали состоит из восьмисот тысяч франков в облигациях  казначейства;  затем
имеется драгоценностей,  допустим,  на  сто  тысяч  (хотя  мне  это  кажется
сомнительным)  и  наконец  полтораста  тысяч  наличными;  итого  -   миллион
пятьдесят тысяч франков И при таких-то  обстоятельствах  мой  коллега  имеет
смелость утверждать, что стороны, вступающие в брак,  одинаково  богаты!  Он
находит допустимым возложить на графа де Манервиля свыше ста  тысяч  франков
долга  будущим  детям;  ведь  состояние  невесты  признается  равным  одному
миллиону ста пятидесяти шести тысячам, как указано в  счетах  по  опеке,  на
деле же будет получено не более  миллиона  пятидесяти  тысяч.  Вы,  господин
граф, с восхищением слушаете весь этот вздор,  потому  что  вы  влюблены,  и
думаете, что мэтр Матиас - а ведь он-то не влюблен! - забудет об  арифметике
и не укажет  вам  на  несоответствие  между  огромной,  все  время  растущей
стоимостью имений и размером приданого, доходы с которого могут  уменьшиться
и зависят от всяких случайностей. Я  достаточно  стар  и  знаю,  что  деньги
падают в цене, а цена на земли  растет.  Вы  пригласили  меня,  граф,  чтобы
отстаивать ваши интересы:  дайте  же  мне  защитить  их  или  позвольте  мне
удалиться!
   - Если графу нужно, чтобы у невесты было такое  же  состояние,  как  и  у
него, - сказал Солонэ, - то у нас, конечно, нет трех с половиной  миллионов,
это  неопровержимо.  Мы  можем  противопоставить   внушительным   миллионам,
которыми вы обладаете, всего один жалкий миллион - сущую  безделицу,  только
втрое больше, чем приданое,  получаемое  австрийскими  эрцгерцогинями.  Ведь
Бонапарт, женившись на Марии-Луизе, взял за ней лишь двести пятьдесят тысяч.
   - Мария-Луиза погубила Бонапарта, - проворчал мэтр Матиас.
   Смысл этого замечания не ускользнул от матери Натали.
   - Если принесенные мною жертвы ни к чему не послужили, - воскликнула она,
- то я не вижу цели в дальнейшем  споре.  Рассчитываю  на  вашу  скромность,
сударь, и отклоняю честь, которую вы мне оказали, прося руки моей дочери.
   После  маневров  молодого  нотариуса  борьба  противоположных   интересов
приняла такой оборот, что победа г-жи Эванхелиста  была  обеспечена.  Вдова,
казалось, во всем шла навстречу, отдавала все свое имущество, погашала почти
весь свой  долг.  Будущему  супругу  приходилось  принять  условия,  заранее
выработанные мэтром Солонэ и г-жой Эванхелиста, иначе ему грозила  опасность
погрешить против требований  благородства,  изменить  своей  любви.  Подобно
стрелке, движимой часовым механизмом, Поль послушно завершил намеченный  для
него путь.
   - Как, сударыня? - воскликнул он. - Неужели вы могли бы  вот  так,  сразу
порвать со мной?
   - Но, сударь, - возразила она, -  кому  я  обязана  уплатить  свой  долг?
Дочери. По достижении двадцати одного года она получит от меня полный  отчет
и письменно утвердит его. У нее будет миллион франков, и  она  сможет,  если
захочет, выйти замуж за сына любого пэра Франции. Разве она не Каса-Реаль?
   - Вы совершенно правы, сударыня, - сказал Солонэ. - Остался только год  и
два месяца до совершеннолетия вашей дочери.  Зачем  же  вам  причинять  себе
такой ущерб? Неужели госпожа Эванхелиста недостойна другой награды  за  свои
материнские заботы?
   - Матиас! - воскликнул Поль в отчаянии. - Ведь гибнет не состояние мое, а
счастье! И в такой момент вы не хотите мне помочь?
   Он сделал к нему шаг,  вероятно,  собираясь  потребовать,  чтобы  брачный
контракт  был  немедленно  составлен.  Старый  нотариус   предотвратил   эту
оплошность, -  он  пристально  посмотрел  на  графа,  как  бы  говоря  своим
взглядом: "Погодите!" Тут он заметил слезы на глазах Поля, вызванные  стыдом
за весь этот тягостный  спор  и  решительным  заявлением  г-жи  Эванхелиста,
предвещавшим разрыв, и Матиас вдруг осушил эти слезы  одним  только  жестом,
жестом Архимеда, восклицающего:
   "Эврика!" Слова "пэра Франции" явились для него точно факелом, осветившим
тьму подземелья.
   В это  время  вошла  Натали,  пленительная,  как  Аврора,  и  спросила  с
детски-наивным видом:
   - Я здесь не лишняя?
   - Совсем лишняя, моя девочка! - ответила ей мать с горькой усмешкой.
   - Идите сюда, Натали, дорогая, - сказал Поль, беря ее за руку и подводя к
креслу, стоявшему у камина, - все улажено!
   Он не мог допустить крушения своих надежд.
   - Да, еще все можно уладить! - с живостью подхватил Матиас.
   Подобно полководцу, в один момент расстраивающему  все  военные  хитрости
противника, старик-нотариус был внезапно осенен блестящей мыслью:  пред  ним
как бы предстал сам гений  нотариальной  изобретательности  со  свитком,  на
копром был начертан план, позволяющий наизаконнейшим образом спасти  будущее
Поля и его детей. Мэтр Солонэ не представлял себе другой возможности  обойти
непреодолимые препятствия, кроме решения,  подсказанного  молодому  человеку
любовью, решения, которое заставило  бы  стихнуть  эту  бурю  противоречивых
чувств и интересов.  Поэтому  он  был  весьма  удивлен  восклицанием  своего
коллеги. Любопытствуя,  как  мэтр  Матиас  мог  найти  выход  из  положения,
казалось бы, совершенно безнадежного, он спросил:
   - Что же вы нам предлагаете?
   - Натали, дитя мое, оставь нас на минутку! - сказала г-жа Эванхелиста.
   - Присутствие мадемуазель Натали не помешает, - возразил с  улыбкой  мэтр
Матиас, - ведь то, что я скажу, - как в  интересах  графа,  так  равно  и  в
интересах мадемуазель Натали.
   Воцарилось глубокое молчание, и все, волнуясь, с нетерпением ожидали, что
скажет старик.
   - В наше время, - начал г-н Матиас после  некоторой  паузы,  -  профессия
нотариуса уже не та,  что  прежде.  Теперь  политические  события  оказывают
большое влияние на судьбу знатных семейств страны, чего раньше не случалось.
Когда-то условия жизни  были  определены  заранее,  общественный  строй  был
установлен раз навсегда...
   - Но ведь мы собрались не слушать курс политической экономии, а заключить
брачный контракт,  -  прервал  старика  Солонэ,  всем  своим  видом  выражая
нетерпение.
   - Прошу вас, дайте и мне теперь молвить слово! - возразил Матиас.
   Солонэ уселся на оттоманку, заметив вполголоса г-же Эванхелиста:
   - Вы сейчас узнаете, что такое мэтр Матиас и его галиматья-с!
   - Итак, нотариусы вынуждены следить за ходом политических событий,  тесно
связанных с делами частных лиц, - продолжал старый  нотариус,  прибегнув,  в
свою  очередь,  к   витиеватому   красноречию,   как   истый   tabellionaris
boaconstrictor  (нотариус-удав).  Вот  пример:   некогда   аристократические
семейства владели состояниями, не подлежавшими отчуждению;  законодательство
революции раздробило эти богатства, нынешний государственный строй стремятся
их  восстановить.  Титул,  состояние,"  способности  графа  -   все   должно
когда-нибудь обеспечить ему успех при выборах  в  палату.  Быть  может,  ему
суждено  подняться  и  выше  -  до  той  палаты,  где  места  передаются  по
наследству; есть основания надеяться на это. Разве вы  не  разделяете  моего
мнения, сударыня? - спросил он вдову.
   - Вы угадали мою заветную мечту, - ответила она. - Если граф Манервиль не
станет пэром Франции, я буду смертельно огорчена.
   - Значит, все, что может способствовать достижению этой цели... -  сказал
мэтр Матиас, обращаясь к хитрой вдове с самым простодушным видом.
   - Вполне отвечает моим желаниям, - договорила она.
   - Так вот, -  продолжал  Матиас,  -  не  служит  ли  такой  брак  удобным
предлогом, чтобы учредить майорат? Это даст нынешнему  правительству  лишний
повод для присвоения моему клиенту звания пэра при очередной раздаче титулов
и наград. Очевидно, графу придется  предназначить  для  этой  цели  поместье
Ланстрак, стоимость коего равна миллиону. Я не требую, чтобы невеста  внесла
такую же сумму, это было бы несправедливо; но мы вправе истратить  восемьсот
тысяч франков из ее  приданого.  Насколько  я  знаю,  сейчас  продаются  два
смежных с Ланстраком имения; если употребить восемьсот тысяч на приобретение
земель, деньги эти  скоро  будут  приносить  четыре  с  половиной  процента.
Особняк в Париже также должен войти в  состав  майората.  Прочего  имущества
обеих сторон при разумном ведении хозяйства вполне хватит, чтобы  обеспечить
младших детей. Если договаривающиеся стороны согласны на такие  условия,  то
граф может признать удовлетворительным  отчет  по  опеке  и  взять  на  себя
остаток задолженности. Я ничего не имею против!
   - Questa coda non е di questo gatto!   - воскликнула г-жа Эванхелиста, взглядом указывая на Матиаса своему
наставнику Солонэ.
   - Да, пошаришь не зря -  нашаришь  угря!  -  шепнул  ей  Солона,  отвечая
французской поговоркой на итальянскую.
   - Зачем так запутывать дело? - спросил Поль у  Матиаса,  выйдя  с  ним  в
другую комнату.
   - Чтобы воспрепятствовать вашему разорению, - вполголоса ответил  старик.
- Вы непременно хотите жениться на девушке, которая за  семь  лет  промотала
вместе с матерью около двух миллионов; вы принимаете на себя долг в  размере
свыше ста тысяч франков: ведь  когда-нибудь  вам  придется  отсчитать  своим
детям миллион сто пятьдесят шесть тысяч  франков,  якобы  принадлежавших  их
матери, в то время как вам сейчас не дают и миллиона. Вам грозит  опасность,
что все ваше состояние будет прожито в пять лет и вы  останетесь  голы,  как
Иоанн  Креститель,  задолжав  вдобавок  огромные  суммы   своей   жене   или
наследникам. Если вам угодно пуститься в плавание на таком корабле, - что ж,
отчаливайте, граф.  Но  позвольте  по  крайней  мере  вашему  старому  Другу
попытаться спасти род де Манервилей.
   - Как же вы его спасете? - спросил Поль.
   - Послушайте, граф, ведь вы влюблены?
   - Да.
   - Ну, так я вам ничего не скажу: влюбленные болтливы, как сороки. Если вы
проговоритесь, это может расстроить ваш брак. Нет,  я  не  дам  вам  никаких
объяснений, но зато обеспечу ваше счастье. Вы верите в мою преданность?
   - Что за вопрос!
   - Ну, так знайте: госпожа Эванхелиста,  ее  дочь  и  нотариус  ловко  нас
обошли. Их хитрость беспредельна. Ей-богу, искусная игра!
   - Как! И Натали с ними? - вскричал Поль.
   - Ну, руку на отсечение не дам, - сказал старик. - Раз  вы  ее  любите  -
женитесь. Но ради вас самих мне хотелось бы, чтобы свадьба не состоялась,  и
в этом случае вас никто не мог бы обвинить!
   - Почему?
   - Эта девушка способна промотать все богатства Перу. К тому же она  ездит
верхом, как цирковая наездница, и, по-видимому, своенравна. Из такой девушки
хорошей жены не выйдет.
   Поль пожал руку мэтра Матиаса и самоуверенно сказал:
   - Будьте спокойны. Но что я должен делать сейчас?
   - Настаивайте на этих условиях, они не наносят ущерба  ничьим  интересам.
Госпожа Эванхелиста согласится на них, так как ей очень хочется выдать дочку
замуж. Я заглянул в ее карты, берегитесь ее!
   Граф де Манервиль вернулся в гостиную, где его  будущая  теща  вполголоса
совещалась с Солонэ, точно так же как Поль только что совещался с  Матиасом.
Натали,  отстраненная  от   участия   в   этих   таинственных   переговорах,
обмахивалась веером. Она думала в замешательстве:
   "Что за странность! Почему меня не  хотят  посвятить  в  мои  собственные
дела?"
   Молодой нотариус лишь смутно  представлял  себе,  к  чему  клонились  эти
условия, основанные на самолюбии  обеих  сторон,  условия,  на  которые  его
клиентка  готова  была  опрометчиво  согласиться.  Если  Матиас  был  только
нотариусом,  то  Солонэ  был  вдобавок  молодым  человеком  и  вел  дела  со
свойственным молодости  задором.  Частенько  случалось,  что  из-за  личного
тщеславия он забывал об интересах клиента. При данном стечении обстоятельств
мэтр Солонэ больше всего боялся, как бы вдова не  заметила,  что  Ахилл  был
побежден Нестором, а потому  посоветовал  ей  немедленно  дать  согласие  на
предложенные условия. Ему было мало дела до  того,  как  рассчитаются  между
собой будущие наследники. Лишь бы г-жа Эванхелиста освободилась от  долговых
обязательств и обеспечила себе безбедное  существование,  а  дочь  ее  вышла
замуж, - это уже было для него победой.
   - Всему Бордо будет известно, что вы даете за Натали около  миллиона  ста
тысяч франков и что у вас еще остается двадцать пять тысяч дохода, -  сказал
Солонэ на ухо г-же Эванхелиста. - Я не надеялся на такой успех.
   - Но объясните мне, - спросила она, - почему  буря  сразу  улеглась,  как
только придумали учредить майорат?
   - Вам и вашей дочери не доверяют. Майорат нельзя отчуждать,  ни  один  из
супругов не имеет на это права.
   - Но ведь это просто оскорбительно!
   - Нет. Это называется у нас, нотариусов, предусмотрительностью.  Старичок
поймал вас в ловушку. Если вы  не  захотите  основать  майорат,  он  скажет:
"Значит, вы собирались промотать состояние моего клиента и видите  помеху  в
майорате, при котором  невозможны  подобные  посягательства,  как  и  в  тех
случаях, когда оговорено раздельное пользование имуществом".
   Солонэ оправдывался перед самим собою: "Пока дойдет дело до окончательных
расчетов, вдовушку успеют уже похоронить".
   Госпожа  Эванхелиста  удовлетворялась  покамест  объяснениями  Солонэ,  к
которому питала полнейшее доверие. К тому же она не знала законов; раз  дочь
выходила замуж, пока больше ничего не требовалось; важно было сделать первый
шаг, и она ликовала, добившись успеха. Таким образом, как и полагал  Матиас,
ни Солона, ни  г-жа  Эванхелиста  не  представляли  себе  всей  глубины  его
замысла, основанного на безошибочном расчете.
   - Итак, господин Матиас, - сказала вдова, - все обстоит благополучно.
   - Сударыня, если и вы и граф согласны на  такое  предложение,  вам  нужно
подтвердить это в  моем  присутствии.  Итак,  мы  решили,  -  продолжал  он,
поглядывая на них обоих, - что брак будет заключен  при  условии  учреждения
майората, в который войдут поместье Ланстрак и особняк  на  улице  Пепиньер,
принадлежащие будущему супругу,  а  затем  восемьсот  тысяч  франков,  лично
принадлежащие будущей супруге, на каковую сумму приобретается  недвижимость.
Простите,  сударыня,  что  я  это  повторяю,  но  здесь  необходимо   вполне
определенное, с надлежащей  ясностью  выраженное  согласие.  Для  учреждения
майората придется выполнить  ряд  формальностей:  снестись  с  министерством
юстиции, добиться королевского указа; нужно немедленно совершить  купчие  на
приобретаемые  земли,  чтобы  таковые   были   включены   в   перечень   тех
недвижимостей, которые в силу королевского указа  станут  неотчуждаемыми.  В
какой-нибудь другой  семье  понадобилось  бы  письменное  обязательство,  но
здесь, я думаю, достаточно простого согласия сторон. Итак, согласны вы?
   - Да, - сказала г-жа Эванхелиста.
   - Да, - сказал Поль.
   -  А  я?  -  воскликнула  Натали,  смеясь.   -   Вы   несовершеннолетняя,
мадемуазель, - ответил ей Солонэ, - и, право же, это не так плохо.
   Было решено, что мэтр Матиас составит контракт, а мэтр Солонэ приведет  в
порядок счета по опеке и что все документы будут подписаны за несколько дней
до бракосочетания, как это требуется  законом.  Оба  нотариуса  поднялись  и
откланялись.
   - Идет дождь. Не угодно ли, Матиас, я вас подвезу? -  спросил  Солонэ.  -
Мой кабриолет у ворот.
   - Моя карета к вашим услугам, - сказал Поль, которому, очевидно, хотелось
лично проводить старика.
   - Я не хочу, чтобы вы теряли из-за меня время,  -  ответил  Матиас,  -  и
воспользуюсь любезностью коллеги.
   - Ну-с, - сказал Ахилл Нестору, когда экипаж уже катил по мостовой, -  вы
поступили, право,  как  настоящий  патриарх.  В  самом  деле,  молодые  люди
разорились бы.
   -  Меня  испугало  предстоящее  им   будущее,   -   сказал   Матиас,   не
распространяясь по поводу истинной подоплеки своего предложения.
   Нотариусы походили сейчас на двух  актеров,  обменивающихся  за  кулисами
рукопожатием, после того как на сцене они  только  что  бросили  друг  другу
гневный вызов.
   - Так, значит, -  сказал  Солонэ,  думавший,  между  тем,  о  юридической
стороне дела, - на меня возлагается покупка имений, о которых  вы  говорили?
Ведь приданое предназначено именно для этой цели?
   - А как же иначе собственность  мадемуазель  Эванхелиста  может  войти  в
майорат, учреждаемый графом де Манервилем? - спросил Матиас.
   - Этот вопрос может разрешить министерство юстиции, - ответил Солонэ.
   - Но ведь я являюсь нотариусом обеих  сторон,  -  возразил  Матиас.  -  А
впрочем, господин де Манервиль может купить земли  на  свое  имя.  Составляя
купчие, мы упомянем, что  имения  приобретаются  на  капитал,  полученный  в
приданое.
   - У вас на все есть ответ, старина! - сказал Солона, смеясь. -  Вы  нынче
были бесподобны, вы разбили вас в пух и прах.
   - Для старика, не подозревавшего о ваших пушках, заряженных картечью, это
не так уж плохо, а?
   - Ха-ха-ха! - рассмеялся Солонэ.
   Жестокая борьба, поставившая на карту все благосостояние семьи, была  для
них лишь поводом для юридических споров.
   -  Сорок  лет  практики  -  это  не  безделица!  -  заметил   Матиас.   -
Послушайте-ка, Солонэ, я человек  покладистый:  вы  можете  вместе  со  мной
составить купчие на земли, которые будут присоединены к майорату.
   - Благодарю вас, дорогой Матиас. В любое время я к вашим услугам.
   Пока оба нотариуса ехали домой, мирно беседуя  и  ощущая  лишь  некоторое
жжение в глотке, Поль и г-жа Эванхелиста чувствовали нервную дрожь,  сосание
под Ложечкой и легкое головокружение,  какое  после  напряженного  разговора
испытывают люди с горячим характером под наплывом  взбаламученных  чувств  и
желаний. Когда уже готовы  были  утихнуть  последние  отголоски  бури,  г-же
Эванхелиста пришла  в  голову  ужасная  мысль,  блеснувшая,  как  молния,  и
вселившая в нее тревогу. "Уж не разрушил ли мэтр Матиас  в  несколько  минут
все, над чем я трудилась целых полгода? - всполошилась она. - Не помог ли он
Полю выйти из-под моего влияния, пробудив в нем подозрительность,  пока  они
беседовали в соседней гостиной?"
   Госпожа Эванхелиста стояла перед камином, в задумчивости облокотившись на
мраморную доску. Когда затворились ворота за каретой, увозившей  нотариусов,
она повернулась к Полю, нетерпеливо желая разрешить свои сомнения.
   - Это самый ужасный день в моей жизни! - воскликнул Поль, в восторге, что
спор кончился. - До чего, однако, несговорчив старина Матиас! Да услышит бог
его пожелания, чтобы я стал пэром Франции! Милая Натали, мне  хочется  этого
не столько для себя, сколько для вас. Вы - все мое честолюбие. Я живу только
вами!
   Велика была радость г-жи Эванхелиста,  когда  она  услышала  слова  Поля,
сказанные от всего сердца, и заглянула в прозрачную лазурь его глаз, - ни  в
его взгляде, ни в выражении его лица нельзя  было  заметить  никакой  задней
мысли. Она  упрекала  себя  за  те  колючие  слова,  какими  позволила  себе
пришпорить Поля; упиваясь победой, она решила в  будущем  установить  мир  и
согласие. Обычным своим спокойным тоном,  придав  своим  глазам  обаятельное
выражение мягкого дружелюбия, она обратилась к Полю:
   - Я могла бы сказать то же самое. Я погорячилась, мой  мальчик,  но  ведь
это не со зла. Что поделаешь - испанская кровь!  Оставайтесь  всегда  таким,
как сейчас, - добрым, как ангел; забудьте мои