амьях оживились.
Лавьен оглянулся и был крайне изумлен, увидев Бьяншона.
   - А, это ты, дружок, - сказал Попино потягиваясь. - Что  привело  тебя  в
такой ранний час?
   - Я боялся, как бы сегодня до встречи со мной вы не посетили  одно  лицо,
по делу, о котором я хочу с вами поговорить.
   - Ну  вот,  голубушка,  -  продолжал  следователь,  обращаясь  к  толстой
невысокой бабенке, стоявшей перед ним, - если вы не расскажете  мне,  что  у
вас на душе, я сам не догадаюсь.
   - Говорите скорее, - поторопил ее Лавьен, - не задерживайте других.
   - Сударь, - вымолвила наконец женщина, покраснев от стыда и так тихо, что
ее могли слышать только Попино и Лавьен, - я торгую вразнос овощами, у  меня
ребенок, я задолжала кормилице. Вот я и отложила свои гроши...
   - И что же? Их взял ваш  муж?  -  подсказывал  Попино,  догадываясь,  чем
закончит она свое признание.
   - Да, сударь!
   - - Как вас зовут?
   - Лапомпон.
   - А вашего мужа?
   - Тупине.
   - Улица Пти-Банкье? -  продолжал  Попино,  перелистывая  книгу.  -  Он  в
тюрьме, - сказал он, читая заметку на полях против  графы,  в  которую  было
внесено это семейство.
   - - За долги, ваша милость.
   Попино покачал головой - Мне, сударь, не на что купить овощей на продажу,
а вчера пришел хозяин дома и грозился вышвырнуть меня на улицу,  если  я  не
уплачу за квартиру.
   Лавьен наклонился к Попино и сказал ему что-то на ухо.
   - Ладно. Сколько вам надо на покупку овощей?
   - Ах, ваша милость, чтоб расторговаться,  мне  надо  бы..,  мне  надо  бы
десять франков.
   Следователь кивнул Лавьену, тот достал из большого кошеля десять  франков
и передал их женщине. Попино же занес ссуду в книгу. Увидев,  как  зеленщица
задрожала от радости, Бьяншон понял, с каким волнением шла она сюда.
   - Ваша очередь, - обратился Лавьен к старику с белой бородой.
   Бьяншон отвел слугу в сторону и спросил, скоро ли кончится прием.
   - Прошло уже двести человек, остается  доделать  восемьдесят,  -  ответил
Лавьен. - Вы успеете, господин доктор, съездить к нескольким больным.
   - Дружок, - сказал следователь, оборачиваясь и беря Ораса за руку, -  вот
тебе два адреса, тут совсем рядом - улица Сены и Арбалетная. Навести  двоих!
На улице Сены угорела девушка, а на Арбалетной болен мужчина,  его  надо  бы
положить к тебе в больницу. Я жду тебя к завтраку.
   Бьяншон вернулся через час. Улица Фуар была безлюдна;  начинало  светать;
дядюшка уже поднимался наверх, последний бедняк, нищету  которого  уврачевал
судья, пошел домой, кошель Лавьена был пуст.
   - Ну, как они? - спросил  следователь  доктора,  который  догнал  его  на
лестнице.
   - Мужчина умер, - ответил Бьяншон, - девушка выкарабкается.
   С тех пор как женская рука перестала наводить порядок  в  жилище  Попино,
оно уподобилось своему хозяину.  Небрежность  человека,  поглощенного  одной
властной мыслью, наложила на все свой причудливый отпечаток.  Все  покрылось
застарелой пылью, вещи употреблялись не по назначению,  как  это  водится  в
хозяйстве холостяка. В  вазах  для  цветов  торчали  бумаги,  со  столов  не
убирались пустые пузырьки из-под чернил, повсюду забытые  тарелки,  жестянки
из-под  зажигательной  фосфорной  смеси,   которые,   по-видимому,   служили
подсвечниками, когда надо было что-нибудь  отыскать;  сдвинутая  с  обычного
места мебель, наваленные кучей вещи и расчищенные углы говорили о начатой  и
незаконченной уборке. Кабинет судьи, особенно пострадавший от этого  вечного
беспорядка,  свидетельствовал   о   напряженной   работе,   о   самозабвении
поглощенного ею человека, запутавшегося во все нарастающих делах. Библиотека
выглядела словно после какого-то разгрома, повсюду валялись книги, вложенные
одна в другую или упавшие на пол корешком вверх; папки судебных  дел  стояли
вдоль книжного шкафа, загромождая пол. Паркет не натирался уже два года.  На
столах и повсюду навалены были разные вещи,  поднесенные  бедняками  в  знак
благодарности.  На  камине,  в  вазочках  синего  стекла,  красовались   два
стеклянных, разноцветных внутри, шара, их пестрые краски  придавали  им  вид
любопытных чудес природы. Букеты искусственных цветов, вышивки с  инициалами
Попино, окруженными сердцами и бессмертниками, украшали стены.  Тут  были  и
никчемные претенциозные ящики  резной  работы  и  пресс-папье,  напоминавшие
изделия острожников. Эти  шедевры  терпения  и  символы  благодарности,  эти
высохшие букеты придавали кабинету и спальне  судьи  вид  игрушечной  лавки.
Добряк Попино своеобразно приспособил подарки для своих  канцелярских  нужд:
он совал туда заметки, старые перья и  всякие  бумажонки.  Эти  трогательные
доказательства  великого  человеколюбия  запылились,  поблекли.   В   залежи
ненужных вещиц выделялись прекрасно сделанные, но  изъеденные  молью  чучела
птиц и чучело великолепного ангорского кота, некогда  любимца  г-жи  Попино,
для  которой  и  постарался   какой-то   бедняк-чучельник,   придав   своему
произведению подобие жизни, чтобы этим бессмертным сокровищем  отблагодарить
следователя за небольшую  милостыню.  Местный  живописец  вывесок,  которого
благодарность завела на непривычный  путь,  написал  портреты  г-на  и  г-жи
Попино. Повсюду, даже у самой кровати в спальне, виднелись пестрые подушечки
для  булавок,  вышитые  крестиком  пейзажи  и  плетеные  бумажные   коврики,
замысловатые узоры которых говорили о кропотливой  и  бессмысленной  работе.
Занавески на окнах пожелтели  от  дыма,  драпировки  совсем  выцвели.  Между
камином и большим письменным  столом,  за  которым  работал  судья,  кухарка
поставила на круглом столике две чашки кофе с молоком. Два  кресла  красного
дерева с сиденьями из волосяной материи ожидали дядю и  племянника.  Тусклый
свет из окон не доходил туда, и кухарка принесла нагоревшие грибом свечи,  с
фитилями чрезмерной длины, бросавшими красноватый свет, - признак медленного
сгорания, как свидетельствуют наблюдения скупцов.
   - Дорогой дядя, вам надо потеплее одеваться, спускаясь в приемную.
   - Мне совестно заставлять ждать моих бедняков! Ну, так чего же ты от меня
хочешь?
   - Я пришел пригласить вас завтра отобедать у маркизы д'Эспар.
   -   А   она   нам   родственница?   -   спросил   следователь   с   таким
наивно-озабоченным видом, что Бьяншон рассмеялся.
   - Нет, дядя, маркиза д'Эспар - влиятельная, знатная дама,  она  подала  в
суд прошение о взятии под опеку ее мужа, и вы должны...
   - И ты хочешь, чтобы я у нее отобедал? Да в своем ли ты уме? - воскликнул
следователь и взял в руки устав о судопроизводстве.
   - Вот, читай! Следователям запрещается  пить  и  есть  у  лиц,  чьи  дела
подлежат  судебному  рассмотрению.  Если  у  твоей  маркизы  есть  до   меня
надобность,  пускай  приедет  сюда.  А  ведь  верно!  Завтра  мне  предстоит
допросить ее мужа, с материалами дела я ознакомлюсь сегодня ночью.
   Он встал, взял папку, лежавшую на  столе  под  пресс-папье,  и,  прочитав
заголовок, сказал:
   - Вот бумаги! Что  ж,  посмотрим  прошение,  если  тебя  интересует  твоя
влиятельная знатная дама.
   Попино запахнул халат, полы которого расходились, обнажая грудь, обмакнул
ломтик хлеба в остывший  уже  кофе,  отыскал  прошение  и  принялся  читать,
вставляя свои замечания, а иногда и обсуждая его вместе с племянником:

   "Господину председателю гражданского
   Суда первой инстанции департамента Сены,
   Во Дворец правосудия,

   От    Жанны-Клементины-Атенаис    де    Бламон-Шоври,    супруги     г-на
Шарля-Мориса-Мари-Андоша,    графа     Негреплиса,     маркиза     д'Эспара,
землевладельца. (Знатные господа!) Вышеозначенная г-жа д'Эспар,  проживающая
по улице Фобур-Сент-Оноре,  в  доме  ј  104,  супруга  вышеозначенного  г-на
д'Эспара, проживающего по улице Монтань-Сент-Женевьев, в доме ј 22  (Ну  да,
председатель  говорил  мне,  что  это  в  моем  квартале!),   через   своего
поверенного в делах г-на Дероша..."

   - Дерош - крючкотвор, он на плохом счету и в суде и у товарищей, он может
только напортить своим клиентам.
   - Что с него взять! - заметил Бьяншон. - У него ни гроша за душой,  во  г
он и вертится, как бес перед заутреней.

   "...имеет честь сообщить вам, господин председатель, что  уже  в  течение
года душевные и умственные способности г-на д'Эспара,  мужа  истицы,  весьма
ослабели,  и  в  настоящее  время  он  находится  в  состоянии   безумия   и
невменяемости, предусмотренном статьей 486 гражданского  кодекса,  а  посему
требуется в интересах его самого, его имущества и его детей, находящихся при
нем, применить к нему меры, предусмотренные данной статьей.
   Не подлежит сомнению, что душевное состояние г-на д'Эспара, внушающее уже
несколько  лет  серьезные  опасения,  основанные  на  принятом  им   способе
распоряжения своим имуществом, достигло, особенно за последний год, крайнего
предела подавленности; и последствия этой болезни прежде всего сказались  на
его воле, причем это  г  упадок  сил  подверг  г-на  маркиза  д'Эспара  всем
опасностям слабоумия, подтверждаемого нижеприводимыми фактами.
   В течение длительного времени все доходы, получаемые  с  земель  маркизом
д'Эспаром, переходят без уважительных причин и без какой-либо,  пускай  хоть
самой легкомысленной, цели к известной всем  своей  безобразной  наружностью
старой женщине по имени Жанрено, проживающей то в Париже, на улице Врийер, в
доме ј 8, то в Вильпаризи, близ Клэ, в департаменте Сены-и-Марны, а также  к
сыну ее в возрасте тридцати шести лет, офицеру бывшей императорской гвардии,
для которого, пользуясь своим влиянием,  г-н  маркиз  д'Эспар  исхлопотал  в
королевской гвардии место эскадронного командира первого кирасирского полка.
Вышепоименованные лица, впавшие в 1814 году в крайнюю нищету,  за  последнее
время приобрели на значительную сумму недвижимое имущество и в числе прочего
особняк на улице Гранд-Верт,  на  устройство  которого  г-н  Жанрено  тратит
последнее время большие  деньги,  собираясь  ввиду  задуманной  им  женитьбы
поселиться  там  со  своей  матерью  г-жой  Жанрено;  означенные  траты  уже
превысили сто  тысяч  франков.  Маркиз  д'Эспар  немало  содействовал  браку
молодого человека и склонил своего банкира, г-на Монжено, отдать  последнему
руку племянницы, обещая притом исхлопотать для жениха баронское достоинство.
Титул  этот  был  дарован  его  величеством  29  декабря  прошлого  года  по
ходатайству    маркиза    д'Эспара,    что     может     подтвердить     его
высокопревосходительство хранитель печати, если суд сочтет нужным прибегнуть
к его свидетельству. Никакие  причины,  даже  из  тех,  кои  в  равной  мере
осуждаются и нравственностью и законом, не могут ни объяснить  власть  вдовы
Жанрено над маркизом д'Эспаром, который к тому же видит ее очень  редко,  ни
оправдать странную привязанность его  к  вышеназванному  барону  Жанрено,  с
которым он почти не встречается; однако их власть над ним  так  велика,  что
всякий раз, когда они  нуждаются  в  деньгах,  хотя  бы  для  удовлетворения
какой-либо прихоти, г-н д'Эспар беспрекословно предоставляет этой особе  или
ее сыну..."

   - Так, так! Причины, которые осуждаются нравственностью и законом? На что
здесь намекает стряпчий или его помощник?
   Бьяншон рассмеялся.

   "...этой особе или ее сыну все, что они пожелают, а в  случае  отсутствия
наличных  денег  г-н  д'Эспар  подписывает  им  векселя,  учитываемые  г-ном
Монжено, который по просьбе истицы готов дать показания.
   Упомянем еще в подтверждение этого факта, что недавно  при  возобновлении
аренды на земли г-на Д'Эспара фермеры уплатили в счет  продленных  договоров
значительную сумму, каковой незамедлительно завладел г-н Жанрено.
   Маркиз д'Эспар проявляет полное равнодушие, отдавая столь крупные  суммы,
а когда ему на то пеняют, утверждает, что запамятовал; его ответы на вопросы
людей достойных о причинах его привязанности к этим двум  особам  обнаружили
такое полное  пренебрежение  собственными  взглядами  и  выгодами,  что  тут
следует искать каких-то тайных  причин,  за  коими,  несомненно,  скрываются
преступные деяния, беззаконие и вымогательство, если не явления,  подлежащие
ведению судебной медицины,  ибо  такая  подавленность  личности  объясняется
насилием над волей, что и привело  маркиза  д'Эспара  к  состоянию,  которое
можно  определить  лишь  необычным  словом   "одержимость",   -   а   посему
просительница и взывает к недремлющему оку правосудия".

   - Ах, черт возьми! - воскликнул Попино. - Что ты, доктор, на это скажешь?
Страстные факты.
   - Пожалуй, - ответил Бьяншон, - их можно объяснить магнетической силой.
   - Как, ты веришь в бредни Месмера, в его бадью  с  водой,  в  способности
видеть сквозь стены?
   - Да, дядя, - серьезно ответил доктор. - Я думал о магнетизме, слушая это
прошение.  Уверяю  вас,  я  сам  неоднократно  наблюдал   в   другой   сфере
человеческой деятельности подобные факты, доказывающие неограниченную власть
человека над человеком. Вопреки мнению моих  коллег,  я  глубоко  убежден  в
могуществе человеческой воли, этой движущей жизненной силы.  Я  не  отрицаю,
много здесь досужих  вымыслов  и  шарлатанства,  но  я  сам  был  свидетелем
подлинной одержимости. Магнетические внушения, полученные во  время  сна,  с
точностью выполнялись в состоянии  бодрствования.  Воля  одного  становилась
волей другого.
   - И вызывала любые поступки?
   - Да.
   - Даже преступные?
   - Даже преступные.
   - Заговори об этом кто другой, я и слушать бы не стал.
   - Обещаю дать вам возможность самому удостовериться в этом, - заверил его
Бьяншон.
   - Гм! Гм! - промычал судья. - Ну, если "одержимость" маркиза относится  к
такому роду явлений, нелегко ее будет  определить  и  заставить  суд  с  нею
считаться.
   - Раз госпожа Жанрено безобразна и стара, - заметил Бьяншон, - как  могла
она покорить маркиза?
   - Но в тысяча восемьсот четырнадцатом году, когда, как  это  явствует  из
прошения, он поддался соблазну, она  была  на  четырнадцать  лет  моложе,  -
возразил следователь, - если же она сблизилась с маркизом д'Эспаром  еще  за
десять лет до этого, то вычисления отодвигают нас на  двадцать  четыре  года
назад; как знать, возможно, тогда она была молодой и красивой и могла  самым
обыкновенным способом покорить маркиза д'Эспара и приобрести над ним, себе и
сыну на пользу, ту  власть,  от  которой  иной  раз  не  могут  освободиться
мужчины. Правосудие  осуждает  такую  власть,  но  природа  ее  оправдывает.
Госпожа Жанрено могла  быть  недовольна  браком  маркиза  с  мадемуазель  де
Бламон-Шоври, состоявшимся примерно в это время, и, возможно, всему причиной
женское соперничество, раз маркиз уже  давно  не  живет  вместе  с  госпожой
д'Эспар.
   - Но, дядя, ведь госпожа Жанрено уродлива!
   - Сила обольщения иногда усугубляется уродством, - возразил  следователь,
- это старая истина. Впрочем,  возможны  и  последствия  оспы,  не  так  ли,
доктор? Однако продолжаем:

   "В 1815 году, чтобы располагать деньгами, необходимыми для удовлетворения
этих двух лиц, г-н маркиз д'Эспар  переехал  с  обоими  сыновьями  на  улицу
Монтань-Сент-Женевьев, в жалкий  дом,  недостойный  ни  его  имени,  ни  его
положения (Всякий живет, как хочет!), где  и  воспитывает  своих  сыновей  -
графа Клемана д'Эспара  и  виконта  Камилла  д'Эспара  -  в  обстановке,  не
соответствующей ни  их  будущему  положению,  ни  их  происхождению,  ни  их
состоянию, и нередко г-н д'Эспар испытывает такой  недостаток  в  средствах,
что недавне, например,  домовладелец  г-н  Мариаст  описал  его  обстановку,
причем,  когда  эта  мера   воздействия   приводилась   в   исполнение,   то
присутствовавший при этом маркиз д'Эспар  сам  помогал  судебному  приставу,
обращался с ним, как с дворянином, оказывая ему всяческие знаки  уважения  и
внимания, кои подобает оказывать лишь вышестоящему лицу..."

   Тут дядя и племянник взглянули друг на друга и рассмеялись.

   "Кроме того, и прочие поступки г-на д'Эспара, помимо приводимых фактов  в
отношении вдовы Жанрено  и  г-на  барона  Жанрено,  ее  сына,  носят  печать
безумия: вот уже скоро десять лег, как он так увлечен изучением  Китая,  его
обычаев, нравов, его истории, что все воспринимает на китайский лад; когда с
ним беседуют на эту тему, он  путает  дела  наших  дней,  недавние  факты  с
событиями  китайской  истории;  он  осуждает  мероприятия  правительства   и
поведение  короля  (хотя  лично  предан  ему),  сравнивая  их  с   китайской
политикой.
   Эта мания толкнула маркиза д'Эспара на поступки, лишенные всякого смысла;
так, вопреки привычкам, свойственным лицам  его  положения,  и  вопреки  его
собственным взглядам  на  обязанности  дворянства,  он  открыл  коммерческое
предприятие, из-за чего ежедневно подписывает  краткосрочные  обязательства,
кои ныне уже угрожают его  чести  и  состоянию,  поскольку  они  связаны  со
званием  негоцианта,  а  в  случае   неуплаты   он   может   быть   объявлен
несостоятельным  должником;  обязательства  его  перед  торговцами  бумагой,
типографами, литографами и художниками, которые  снабжают  его  материалами,
необходимыми  для  издаваемой  им  "Живописной  истории  Китая",   выходящей
отдельными выпусками, так значительны, что сами поставщики, дабы спасти свои
капиталы, умоляли просительницу  ходатайствовать  об  учреждении  опеки  над
маркизом д'Эспаром..."

   - Да это сумасшедший! - воскликнул Бьяншон.
   - Ты так полагаешь? - переспросил судья. - Надо поговорить с  ним  самим.
Кто слышал только припев, тот еще не знает песни.
   - Но мне сдается... - начал было Бьяншон.
   - Но мне сдается, - перебил его  Попино,  -  что,  пожелай  кто  из  моих
родичей завладеть моим имуществом и не будь я судьей,  нормальное  состояние
которого ежедневно могут засвидетельствовать его товарищи по работе, а  будь
я герцогом или пэром, то всякий  крючкотвор-стряпчий  вроде  Дероша  мог  бы
возбудить подобное же дело против меня.

   "Воспитание детей пострадало от этой мании;  так,  вопреки  всей  системе
образования, принятой у нас, он заставляет  их  изучать  китайскую  историю,
заставляет их твердить китайскую грамоту, что противно догматам католической
церкви..."

   - Вот тут Дерош, по-моему, перехватил, - сказал Бьяншон.
   - Прошение составлено его первым письмоводителем Годешалем, а  для  него,
как тебе известно, всякая наука - китайская грамота.

   "Часто дети страдают от отсутствия  самого  необходимого;  просительнице,
несмотря на настоятельные ее мольбы, разрешается видеться с ними только  раз
в  год;  аная,  каким  они  подвергаются  лишениям,  она   тщетно   пыталась
предоставить им самое необходимое для существования..."

   - Ах, госпожа маркиза, что за комедия! Кто слишком много доказывает,  тот
не докажет ничего. Милый мой, - сказал следователь, положив папку на колени,
- виданное ли это  дело,  чтобы  сердце,  ум,  нутро  не  подсказали  матери
действий, которые ей  должен  внушить  простой  животный  инстинкт  любви  к
ребенку? Мать с такой же хитростью будет добиваться встречи  с  детьми,  как
девушка - свидания с возлюбленным. Пожелай твоя маркиза накормить или  одеть
своих сыновей, сам сатана не остановил бы ее. Разве не так? Все  тут  белыми
нитками шито, меня не проведешь, я старый воробей! Читаем дальше!

   "Возраст  означенных  детей  требует  немедленного  принятия  мер,   дабы
избавить их от пагубных следствий такого  воспитания,  обеспечить  их  всем,
согласно их званию, и оберечь от дурного примера, подаваемого им отцом.
   В  подтверждение  вышеизложенных   фактов   имеются   доказательства,   в
истинности которых суд  легко  может  убедиться.  Неоднократно  г-н  д'Эспар
называл мирового судью Двенадцатого округа  мандарином  третьего  класса,  а
преподавателей коллежа Генриха IV - мудрецами  (Нашли  на  что  обижаться!).
Упоминая о самых обычных вещах, заявлял, что в Китае так не  делается;  если
же разговор хотя  бы  вскользь  к