ая, что это значило бы требовать платы за свою помощь. При
первой возможности я внес в церковь св. Сульпиция  нужную  сумму  и  заказал
четыре заупокойных обедни в год. Единственное, что я могу сделать для Буржа,
- это удовлетворить его благочестивое пожелание. Поэтому четыре раза в  год,
весной, летом, осенью и зимой, я прихожу  в  положенный  день  в  церковь  и
говорю с искренностью скептика: "Господи, если  есть  у  тебя  обитель,  где
пребывают после смерти люди праведные, - вспомни  о  добром  Буржа,  и  если
нужно ему вынести какие-либо мучения, переложи эти мучения на меня, чтоб  он
мог скорее достигнуть того, что называют раем". Вот,  мой  милый,  все,  что
может разрешить себе человек моего образа  мыслей.  Бог,  вероятно,  славный
малый - он не обидится, черт возьми! Клянусь, я отдал бы все свое состояние,
чтобы вера Буржа вместилась в моем мозгу.
   Бьяншон, лечивший Деплена во время его  последней  болезни,  не  решается
теперь утверждать, что знаменитый хирург умер атеистом. И разве  не  отрадно
думать верующим, что, быть может, смиренный овернец открыл ему  врата  неба,
как некогда он открыл ему врата того земного  храма,  на  фронтоне  которого
начертаны слова: "Великим людям - благодарное отечество".

   Париж, январь 1836 г.



   Оноре ДЕ БАЛЬЗАК
   БРАЧНЫЙ КОНТРАКТ



   ONLINE БИБЛИОТЕКА  http://www.bestlibrary.ru


   Посвящается Дж. Россини.

   Отец г-на де Манервиля был родовитым нормандским дворянином,  его  знавал
сам маршал де  Ришелье,  и  старый  герцог,  в  бытность  свою  губернатором
Гюйенны, женил его на одной из самых богатых невест Бордо. Нормандец  продал
земли, которыми владел в Бессене, и стал гасконцем, плененный красотою замка
Ланстрак, прелестного уголка, принадлежавшего его  жене.  В  последние  годы
царствования Людовика XV он купил  патент  на  должность  майора  дворцового
гренадерского полка  и  дожил  до  1813  года;  революция  прошла  для  него
благополучно. Вот как это вышло: в конце 1790 года он уехал по делам жены на
Мартинику, а  управление  своими  гасконскими  поместьями  поручил  честному
письмоводителю нотариальной  конторы  по  имени  Матиас,  который  увлекался
новыми идеями. Когда граф де Манервиль вернулся, его имения  были  в  полной
сохранности и даже давали немалый доход. Вот какие рождаются полезные плоды,
когда качества гасконца бывают привиты нормандцу. Г-жа де Манервиль умерла в
1810 году. В молодости расточительный, но именно благодаря этому научившийся
потом ценить блага жизни и, подобно всем старикам, придававший им чрезмерное
значение, г-н де Манервиль стал сначала бережливым, затем скупым  и  наконец
совсем скаредным. Не помышляя о том, что скупость отцов в будущем приводит к
мотовству сыновей, он почти ничего не давал своему сыну, хотя тот  и  был  у
него единственным.
   Поль де Манервиль, окончив зимой  1810  года  Вандомский  коллеж,  еще  в
течение трех лет оставался под  отцовской  опекой.  Разумеется,  самодурство
семидесятидевятилетнего старика не могло не повлиять на еще  не  сложившийся
характер и свойства души молодого человека. Поль  не  лишен  был  физической
храбрости, которою как бы напоен самый воздух Гаскони,  однако,  не  решаясь
бороться с отцом, он не выработал в себе той способности давать  отпор,  без
которой нельзя  преодолеть  душевную  робость.  Он  привык  сдерживать  свои
чувства, таить их в душе, не давая им проявляться;  впоследствии,  когда  он
увидел, как сильно они расходятся с общепринятыми в  свете  воззрениями,  он
при самых благих намерениях часто действовал себе  во  вред.  Он  готов  был
из-за пустяков драться на дуэли - и вместе с тем его страшила  необходимость
рассчитать слугу; застенчивость овладевала им всякий раз, когда  требовалось
проявить твердую волю. Способный на многое, чтобы избежать неприятностей, он
не умел ни  предотвращать  их  упорным  сопротивлением,  ни  смело  идти  им
навстречу, напрягая душевные силы. Робкий в глубине души, хоть и готовый  на
смелые поступки, он надолго сохранил ту  наивность,  из-за  которой  человек
добровольно  становится  жертвой  и  игрушкой   обстоятельств,   предпочитая
безропотно терпеть, лишь бы не вступать с ними в борьбу.  Он  жил  в  старом
отцовском доме точно в заключении, так как  у  него  не  было  денег,  чтобы
встречаться с молодыми людьми своего круга; ему оставалось только завидовать
их веселой жизни. Каждый вечер старый дворянин сажал его с  собой  в  старую
карету; на старых лошадях в плохой упряжи, в сопровождении старых  лакеев  в
бедных  ливреях  они  ехали  куда-нибудь  в  гости.  Они   посещали   только
роялистские  круги,  состоявшие  из  остатков  судейской  и  военной  знати.
Объединившись  после  революции,  чтобы  вместе  бороться  с   императорской
властью, эти  два  вида  дворянства  превратились  в  местную  аристократию.
Оттесненные, как это бывает в приморских городах, выскочками, разбогатевшими
на рискованных деловых операциях, представители "Сен-Жерменского предместья"
города Бордо презрительно смотрели на роскошь, которою блистали в те времена
торговые, чиновничьи и военные  круги.  Поль,  еще  слишком  молодой,  чтобы
разбираться  в  этих  социальных  отношениях  и   вдумываться   в   причины,
обострившие дворянскую спесь, попросту смертельно скучал среди этих обломков
прошлого; он не знал, что связи,  приобретенные  в  молодости,  впоследствии
обеспечат  ему   те   преимущества,   которые   даются   принадлежностью   к
аристократии, а они и впредь будут, как-никак, высоко цениться  во  Франции.
За  скучные  вечера  его  несколько  вознаграждали  кое-какие   развлечения,
поощряемые его отцом и не лишенные интереса для  всякого  юноши.  По  мнению
старого дворянина, чтобы стать  безукоризненным  светским  человеком,  нужно
было научиться владеть оружием, отлично ездить верхом, играть в мяч,  хорошо
держаться в обществе - словом, получить то поверхностное  воспитание,  каким
отличались вельможи былых времен. Итак, Поль по утрам фехтовал, ездил верхом
в манеже и стрелял из пистолета. Остальное  время  он  проводил  за  чтением
романов, ибо его отец был против  занятий  всякими  отвлеченными  вопросами,
завершающими образование в наши дни. Столь однообразное  времяпрепровождение
вконец уморило бы юношу, если бы смерть отца не избавила его от  деспотизма,
ставшего  невыносимым.   Благодаря   отцовской   скупости   Полю   досталось
значительное богатство; имения были в цветущем состоянии; но он  терпеть  не
мог Бордо, да не больше любви питал и  к  Ланстраку,  где  его  отец  обычно
проводил лето и чуть ли не каждый день заставлял сына  сопровождать  его  на
охоту.
   Покончив с утверждением в правах наследования и спеша насладиться жизнью,
молодой человек обратил свои капиталы в процентные бумаги и шесть лет провел
вдалеке от Бордо, поручив  управление  своими  поместьями  старому  Матиасу,
отцовскому нотариусу. Сначала он был  атташе  посольства  в  Неаполе,  затем
секретарем посольств в Мадриде и Лондоне, объездил всю Европу.  Узнав  свет,
испытав немало разочарований, прожив оставленные отцом наличные деньги, Поль
в один прекрасный день увидел, что ему надо изменить весь образ жизни, а  не
то доходы с имений, накопленные для него нотариусом, тоже пойдут  прахом.  В
этот критический момент  он  принял  благоразумное,  казалось  бы,  решение:
уехать из  Парижа,  вернуться  в  Бордо,  самому  взяться  за  дела,  зажить
помещиком в Ланстраке, заняться благоустройством имений,  жениться  и,  рано
или поздно, стать депутатом. Поль был графом, знатность снова  стала  высоко
цениться при заключении брачных союзов,  -  он  мог  и  должен  был  выгодно
жениться. Многие женщины мечтают о титулованном муже, но еще  больше  таких,
которые стремятся выйти замуж за настоящего светского человека. А Поль ценою
семисот тысяч франков, истраченных за шесть лет, приобрел это  звание,  хоть
оно и не продается за деньги. Стать светским человеком ничуть не легче,  чем
стать биржевым маклером, - для этого  также  многое  нужно:  долго  учиться,
пройти испытательный срок,  выдержать  экзамен,  иметь  знакомства,  друзей,
врагов, обладать более или менее  изящной  наружностью,  хорошими  манерами,
эффектно и приятно звучащим именем, - и  все  это  сопряжено  с  успехами  у
женщин, дуэлями, пари, проигранными  на  скачках,  разочарованиями,  скукой,
делами и множеством сомнительных  удовольствий.  Поль  стал  так  называемым
щеголем. Все же, несмотря на всю свою  расточительность,  он  никак  не  мог
сделаться законодателем вкуса.  Если  сравнить  причудливую  толпу  светских
людей с армией, то законодатель вкуса играет роль маршала Франции, а  щеголь
соответствует генерал-лейтенанту.
   Итак, у Поля была скромная репутация щеголя; он умел ее  поддержать.  Его
лакеи были прекрасно одеты, экипажи вызывали одобрение;  ужины,  которые  он
давал, имели немалый успех; наконец его  дом  принадлежал  к  числу  семи  -
восьми холостых домов, не уступавших по роскоши обстановки  лучшим  семейным
домам Парижа. Но он еще не успел сделать несчастной ни одну женщину,  он  не
проигрывал в карты кучи денег, не блистал в свете, был слишком честен, чтобы
обмануть кого бы то ни было, даже девушку; получаемые им любовные письма  не
валялись у него повсюду и не хранились в  особой  шкатулке,  куда  могли  бы
заглядывать его  друзья,  пока  он  повязывал  галстук  или  брился;  он  не
собирался  распродавать  свои  земли  в  Гюйенне,  не   обладал   смелостью,
необходимой для решительных поступков и  привлекающей  всеобщее  внимание  к
молодому человеку; наконец он ни у кого не занимал денег, а,  напротив,  сам
имел глупость давать взаймы друзьям, которые после этого исчезали и забывали
о его существовании. Он как  будто  сам  сознавал  всю  нескладность  своего
характера. Она объяснялась отцовским  деспотизмом,  сделавшим  его  каким-то
половинчатым существом.
   И вот как-то утром он сказал одному из своих друзей по  имени  де  Марсе,
который впоследствии приобрел большую известность:
   - Мой друг, в жизни должен быть смысл!
   - Неужели надо было дожить до двадцати семи лет,  чтобы  постичь  это?  -
насмешливо спросил де Марсе.
   - Да, мне двадцать семь лет, и как раз поэтому  я  решил  обосноваться  в
Ланстраке и  стать  помещиком.  Я  поселюсь  в  Бордо,  в  старом  отцовском
особняке, перевезу туда свою мебель из Парижа, но парижскую квартиру оставлю
за собой и буду ежегодно жить в ней три зимних месяца.
   - И женишься?
   - И женюсь.
   - Я тебе друг, славный мой Поль, ты это знаешь,  -  сказал  де  Марсе,  с
минуту подумав. - Ну что ж! Стань отцом семейства и примерным  супругом;  ты
будешь посмешищем до конца своих дней. Если бы ты мог быть не только смешон,
но и счастлив -  еще  куда  ни  шло;  но  ты  не  будешь  счастлив.  У  тебя
недостаточно твердая рука, чтобы удержать бразды правления в семейной жизни.
Надо отдать тебе справедливость; ты прекрасно  ездишь  верхом,  никто  лучше
тебя не умеет вовремя натянуть или  отпустить  поводья,  поднять  лошадь  на
дыбы, оставаясь точно приросшим к седлу.  Но  женитьба,  дорогой  мой,  дело
другое. Я уже предвижу, как норовистая госпожа де Манервиль рысью, а  больше
галопом, помчит тебя во весь опор, и вскоре ты будешь  выбит  из  седла,  да
так, что очутишься  в  канаве  с  переломанными  ногами.  Послушай!  У  тебя
остались поместья в департаменте Жиронды, приносящие сорок  с  чем-то  тысяч
дохода. Прекрасно! Отошли в Бордо своих лошадей и лакеев, обставь  там  свой
особняк; ты станешь  властителем  бордоской  моды,  к  твоему  мнению  будут
прислушиваться и в  Париже,  мы  же  будем  сообщать  тебе  обо  всех  наших
чудачествах. Веселись в провинции, дурачься там - может быть, эти дурачества
тебя прославят, - только не женись! Кто женится в наше время? Коммерсанты  -
ради денежных выгод или же для того, чтобы  вместе  с  женой  тянуть  лямку;
крестьяне - чтобы народить побольше детей, потому что им нужны рабочие руки;
биржевые маклеры или нотариусы, которым надо платить за контору; злополучные
короли - для продолжения своих злополучных династий. Только мы одни свободны
от этой обузы, а ты хочешь подставить шею под ярмо! Ну зачем тебе  жениться?
Поделись своими соображениями с лучшим другом. Допустим, что твоя жена будет
так же богата, как и ты; но восемьдесят тысяч  ливров  дохода  для  двоих  -
далеко не то, что сорок тысяч для одного, потому что пойдут дети - и вот вас
уже не двое,  а  трое  или  четверо.  Неужели  ты  возымел  нелепое  желание
продолжать род Манервилей? Это не принесет тебе ничего, кроме неприятностей.
Видно, ты не знаешь, что быть отцом или матерью - дело не легкое. Брак, друг
мой, - глупейшая жертва, которую мы приносим обществу; она  идет  на  пользу
только нашим детям, да и то лишь тогда, когда их лошади уже щиплют траву  на
наших могилах. Разве ты жалеешь  об  отце,  этом  деспоте,  загубившем  твою
молодость? И ты воображаешь, что тебе удастся завоевать любовь своих  детей?
Твои заботы об их воспитании, попечение об их счастье, вынужденные строгости
лишь оттолкнут их от тебя. Дети любят только щедрого и  слабовольного  отца,
которого сами впоследствии будут презирать. Итак, тебя будут  либо  бояться,
либо презирать. Не всякому  дано  быть  хорошим  отцом.  Посмотри  на  наших
друзей, о ком из них ты мог бы сказать:
   "Вот бы мне такого сына!" Подобные отпрыски  только  покрыли  бы  позором
твое имя. С детьми, дорогой мой, не оберешься хлопот.  Но  пусть  даже  твои
дети будут ангелами. Имеешь ли ты представление о пропасти, отделяющей жизнь
холостяка от жизни женатого человека? Так  слушай.  Оставаясь  холостым,  ты
можешь решать:
   "Я позволю себе быть смешным лишь до известного  предела;  публика  будет
думать обо  мне  лишь  то,  что  я  захочу".  Женившись,  ты  будешь  смешон
беспредельно. Пока ты холост, счастье зависит от  тебя  самого:  сегодня  ты
наслаждаешься  им,  завтра  обходишься  без  него;  женившись,   ты   должен
довольствоваться тем, что есть, а когда тебе захочется счастья - ты  его  не
найдешь. Женившись, ты превратишься в тупицу, станешь присматривать невесток
с приданым, рассуждать  о  религии  и  морали,  считать,  что  молодые  люди
безнравственны, опасны; словом,  станешь  брюзгой  -  действительным  членом
академии житейской мудрости. Мне жаль тебя.  Старый  холостяк,  от  которого
нетерпеливо ждут наследства, который до последнего  вздоха  воюет  со  своей
сиделкой, тщетно умоляя дать ему  напиться,  -  счастливец  по  сравнению  с
женатым человеком. Не стану  говорить,  как  надоедливы,  скучны,  несносны,
мучительны, неприятны, стеснительны, глупы вечные стычки между двумя людьми,
которые вынуждены постоянно быть вместе, навсегда связаны между собою и сами
себя обманули, думая, что подходят друг к другу. Как эти стычки одуряют, как
парализуют волю! Говорить об этом - значит  повторять  сатиру  Буало  против
женщин, а мы и так знаем ее наизусть. Я простил бы тебе эту  смешную  затею,
если бы ты собирался жениться, как подобает  настоящему  вельможе:  учредить
майорат, не упустить времени и в  первые  годы  брака  обзавестись  парочкой
законных детей, а затем жить раздельно с женой, встречаясь с нею  только  на
людях, и возвращаться из путешествий не иначе, как заранее известив о  своем
приезде. Для такого образа жизни требуются двести  тысяч  дохода;  твое  имя
позволит тебе легко осуществить мой план, женившись на какой-нибудь  богатой
англичанке, - ведь они без ума от титулов. Только такая  жизнь  кажется  мне
подлинно аристократической, благородной, достойной француза; только тогда мы
можем внушить женщине уважение и дружеские чувства; только этим путем  можно
выделиться из общей  массы  -  словом,  только  ради  такой  жизни  молодому
человеку стоит расстаться  с  привычками  холостяка.  Создав  себе  подобное
положение, граф де Манервиль будет достоин своей эпохи, возвысится над общим
уровнем, станет по меньшей мере посланником или  министром.  Он  никогда  не
будет смешон, приобретет все преимущества, какие дает брак, сохранив в то же
время все привилегии холостяка.
   - Но, дружище, ведь я не де Марсе, я просто-напросто Поль  де  Манервиль,
как ты сам сказал, будущий отец семейства, примерный супруг, депутат  партии
центра и, быть может, пэр Франции,  -  судьба  чрезвычайно  скромная,  но  я
непритязателен и охотно с этим примирюсь.
   - - А примирится ли твоя жена? - не унимался де Марсе.
   - Моя жена, дорогой, будет делать то, что я захочу.
   - Ах, бедный друг, ты все еще упорствуешь? Так прощай, Поль,  я  перестал
тебя уважать. Еще два слова, - ведь не могу  же  я  равнодушно  отнестись  к
твоему отречению. Видишь ли, еще одно дает перевес нашему  брату:  холостяк,
даже если у него только шесть тысяч дохода, даже если от всего  богатства  у
него осталась лишь репутация щеголя, лишь воспоминания о  былых  успехах,  -
этот холостяк еще не пропал: у него лишь тень прежней  удачи,  но  эта  тень
очень много значит. У этого поблекшего холостяка  еще  есть  шансы  кое-чего
добиться в жизни, он еще на многое может рассчитывать.  Но  жениться,  Поль,
это значит сказать себе:
   "Дальше идти некуда". Женившись, ты остановишься на том, чего уже достиг,
если только тобой не займется жена.
   - Ах, не выношу твоих вечных преувеличений! - сказал Поль. - Я устал жить
для других, мне надоело держать лошадей только напоказ, надоело руководиться
во всех своих поступках мыслью: "А что скажут?" Мне надоело разоряться  лишь
для того, чтобы не дать глупцам повод восклицать: "Вот тебе на! У  Поля  все
та же карета! Где же его состояние? Он его промотал? Проиграл на  бирже?"  -
"О нет, он миллионер. Госпожа N. N, без ума от него. Он  выписал  из  Англии
упряжку, равной которой нет во всем Париже. На прогулке в  Лоншане  особенно
выделялись коляски господ де Марсе и де Манервиля; в каждую было впряжено по
две пары великолепных лошадей..." Одним  словом,  мне  надоели  бесчисленные
вздорные замечания, при помощи которых толпа  дураков  управляет  нами.  Мне
стало ясно, что такая жизнь,  когда  несешься  куда-то,  вместо  того  чтобы
спокойно идти своим путем, истощает и старит нас. Поверь,  дорогой  Анри,  я
восхищаюсь тобой, но вовсе не завидую. Ты умеешь рассуждать обо  всем,  твои
мысли и поступки достойны государственного  деятеля,  ты  выше  общепринятых
законов,  предвзятых  идей,  укоренившихся   предрассудков,   общепризнанных
условностей, короче, ты умеешь извлекать выгоду из таких положений,  которые
мне не приносят ничего, кроме неприятностей. Твои бесстрастные, логичные  и,
быть  может,  вполне  верные  умозаключения  показались  бы   толпе   ужасно
безнравственными. Я принадлежу к этой толпе.  Играя,  я  должен  подчиняться
законам игры, созданным той общественной средой, в которой мне суждено жить.
Поднявшись на вершины человеческой мысли, на недоступные ледяные  кручи,  ты
продолжаешь  владеть  своими  силами;  но  я  замерзну  там.  Есть  чувства,
составляющие для большинства людей основу жизни, и я, тоже рядовой  человек,
теперь испытываю в них потребность. Можно волочиться за десятком женщин,  но
не иметь успеха ни у одной; как бы ты ни был  ловок,  умен,  опытен,  бывают
случаи, когда ничего не можешь добиться.  В  браке  мне  нравится  спокойный
повседневный обмен мыслями,  нравится  мирная,  бесхитростная  жизнь,  когда
постоянно чувствуешь присутствие женщины...
   - Ну, не торопись с этим, Поль! - перебил его де Марсе.
   Поль не смутился и продолжал:
   - Смейся сколько угодно, но я буду счастлив лишь тогда, когда  камердинер
будет входить и докладывать:
   "Мадам ожидает месье к завтраку"; когда,  возвращаясь  вечером  домой,  я
буду знать, что меня ждет кто-то...
   - А все-таки не торопись, Поль! Ты еще не созрел для женитьбы, особенно в
нравственном отношении.
   - ..что меня ждет кто-то, кому я могу рассказать о своих делах,  доверить
свои тайны. Я хочу быть насто