де Бов.  -  Бланш,
уйдем отсюда, тут, пожалуй, раздавят.
   Но голос ее слабел, она мало-помалу  поддавалась  желанию  войти  туда,
куда входили все; страх ее растворялся в непреодолимой заманчивости давки.
Г-жа Марти тоже сдалась.
   - Держись за мое платье, Валентина...  -  сказала  она.  -  Никогда  не
видела ничего подобного! Толпа просто уносит. Что-то будет внутри!
   Захваченные течением, дамы уже не могли  отступить.  Подобно  тому  как
река вбирает в  себя  ручьи,  так  переполненный  вестибюль  вбирал  поток
покупательниц, втягивал в себя прохожих, всасывал жителей со всех  четырех
концов Парижа.  Женщины  еле  двигались,  сдавленные  до  потери  дыхания,
держась на ногах только потому, что их поддерживали чужие  плечи  и  бока,
мягкую теплоту которых они ощущали; они были просто счастливы, что  попали
в магазин, они наслаждались этим трудным  и  медленным  продвижением,  еще
более подстрекавшим их  любопытство.  Все  перепуталось:  дамы,  одетые  в
шелка, мещанки в бедных платьях, простоволосые девушки - все возбужденные,
все горящие одной страстью. Несколько мужчин, утонувших в  море  корсажей,
беспокойно озирались кругом. Кормилица,  затертая  в  самую  гущу,  высоко
поднимала смеющегося от удовольствия  малютку.  И  только  какая-то  худая
женщина негодовала и бранилась, обвиняя соседку, что та переломала ей  все
ребра.
   - Как бы не остаться без юбки, - повторяла г-жа де Бов.
   Госпожа  Марти,  с  лицом  еще  свежим  от  уличного   воздуха,   молча
приподнималась на  цыпочки,  чтобы  поверх  голов  раньше  других  увидеть
уходящие вглубь отделы. Зрачки ее серых глаз  сузились,  словно  у  кошки,
пришедшей с яркого света. У нее был бодрый  вид  и  ясный  взгляд,  как  у
только что пробудившейся, хорошо отдохнувшей женщины.
   - Ах, наконец-то! - произнесла она со вздохом.
   Дамы выбрались на простор. Они очутились в  зале  Сент-Огюстен  и  были
чрезвычайно удивлены, найдя его почти пустым. Но  они  блаженствовали;  им
казалось, что, придя с улицы, где стояла зима, они сразу попали в весеннее
тепло. В то время как там, на дворе, дул ледяной ветер, с дождем и крупой,
здесь, в галереях "Счастья", торжествовала  весна,  разукрашенная  легкими
тканями, в цветущей роскоши нежных оттенков царили наряды, предназначенные
для веселых летних прогулок.
   - Взгляните! - воскликнула г-жа де Бов, застыв на месте и подняв кверху
голову.
   Она  увидела  выставку  зонтов.  Раскрытые,  выпуклые,  как  щиты,  они
покрывали все стены зала, начиная со стеклянного  потолка  и  до  верхнего
края лакированной дубовой панели. Они ложились узорами по  сводам  верхних
этажей, ниспадали гирляндами вдоль колонн,  тянулись  плотными  рядами  по
балюстрадам галерей и даже по перилам лестниц; симметрично  расположенные,
испещряя стены красными, зелеными  и  желтыми  пятнами,  они  походили  на
большие венецианские фонари,  зажженные  по  случаю  какого-то  небывалого
празднества. В углах зонты собирались в замысловатые созвездия - это  были
зонты по тридцать девять  су,  и  их  светлые  оттенки  -  бледно-голубые,
кремовые и нежно-розовые - сияли кротким мерцанием  ночника;  а  над  ними
необъятные японские зонтики, с золотыми журавлями,  летящими  в  пурпурном
небе, пылали отблесками пожаров.
   Госпожа Марти тщетно подыскивала слова для выражения своего восторга.
   -  Настоящая  феерия!  -  только  и  могла  она   воскликнуть.   Затем,
попытавшись  сориентироваться,  прибавила:  -  Итак,   тесьма   в   отделе
прикладов. Покупаю тесьму и улетучиваюсь.
   - Я вас провожу, - сказала г-жа  де  Бов.  -  Мы  только  пройдемся  по
магазину, и больше ничего. Не правда ли, Бланш?
   Однако, едва отойдя от входа, дамы тотчас же заблудились. Они повернули
налево, но поскольку отдел приклада был  переведен  в  другое  место,  они
попали в отдел, где продавались  рюши,  а  потом  в  ювелирный.  В  крытых
галереях было очень жарко, стояла  влажная  и  спертая  тепличная  духота,
усиленная приторным запахом тканей и  заглушавшая  шум  шагов.  Тогда  они
снова вернулись к дверям, где уже образовалось обратное течение к  выходу,
бесконечная вереница женщин  и  детей,  над  которой  плыло  целое  облако
красных шаров. Таких шаров заготовили  сорок  тысяч,  и  раздача  их  была
возложена на специальных служащих. Глядя на уходивших покупательниц, можно
было подумать, что над ними, на  концах  невидимых  нитей,  отражая  пожар
зонтичной выставки, несется по воздуху огромная стая мыльных пузырей. Весь
магазин был озарен их отсветами.
   - Это какой-то сказочный мир, - воскликнула г-жа де Бов. -  Не  знаешь,
где находишься.
   Однако дамы не могли долго стоять среди водоворота, который образовался
у входа, в толчее входивших и выходивших  людей.  По  счастью,  к  ним  на
помощь  подоспел  инспектор  Жув.  Он  стоял  в  вестибюле,   серьезно   и
внимательно  вглядываясь  в  лица  проходивших  женщин.  На   нем   лежали
специальные  обязанности  внутренней  полиции.  Он  выслеживал  воровок  и
особенно присматривался к беременным женщинам, когда лихорадочный блеск  в
их глазах привлекал его внимание.
   - Отдел приклада, сударыня? - любезно спросил он. -  Пожалуйте  налево,
внизу, за трикотажем.
   Госпожа де Бов поблагодарила. Тут г-жа  Марти,  обернувшись,  не  нашла
возле себя дочери.  Она  испугалась  было,  но,  осмотревшись,  обнаружила
Валентину  вдалеке,  в  конце  зала  Сент-Огюстен;  девушка  была  всецело
поглощена созерцанием прилавка, на котором кучей лежали  дамские  галстуки
по  девятнадцать  су.  Муре  ввел  в  практику   зазывание,   громогласное
предложение товаров, при помощи  которого  еще  успешнее  приманивались  и
обирались покупательницы; он пользовался любой рекламой  и  издевался  над
скромностью некоторых собратьев, считавших, что товар должен говорить  сам
за себя. В  "Дамском  счастье"  продавцы-специалисты  из  числа  парижских
лоботрясов и балагуров сбывали таким путем немало всякой дряни.
   - Ах, мама, - прошептала Валентина, - посмотри на эти галстуки... У них
на концах вышиты птицы.
   Продавец навязывал свой товар, клялся, что он  из  чистого  шелка,  что
фабрикант в убыток себе продал им эти галстуки и что такой  случай  больше
не повторится.
   - Девятнадцать  су,  -  да  не  может  быть!  -  твердила  г-жа  Марта,
обольщенная, как и дочь. - Ну что ж, возьмем парочку, авось не разоримся.
   Лицо г-жи де Бов выражало презрение. Она  ненавидела  зазывания;  оклик
продавца обращал ее в бегство. Г-жа Марти не понимала этого  отвращения  к
расхваливанию товаров; у нее была другая натура - она была из тех  женщин,
которые с радостью поддаются насилию и любят нежиться  в  ласке  публичных
предложений, наслаждаясь возможностью за все хвататься  руками  и  тратить
время на ненужные разговоры.
   - Теперь, - продолжала она, - скорее за тесьмой... Я  больше  и  видеть
ничего не хочу.
   Тем не менее, попав в отдел шарфов и перчаток, она снова утратила  свою
решимость. Там в рассеянном дневном свете были выставлены товары  ярких  и
веселых   тонов,   производившие   чарующее    впечатление.    Симметрично
расположенные прилавки казались цветочными  клумбами,  а  зал  в  целом  -
французским цветником, где светилась улыбкой нежная гамма оттенков.  Прямо
на прилавках в раскрытых коробках, уже не  помещавшихся  на  переполненных
полках,  высились  горы  шарфов  и  платочков,  блистая   желтым   золотом
хризантем,  ярко-красным  цветом  герани,  молочной  белизной  петуний   и
небесной синевой вербены. А повыше с  медных  прутьев  ниспадали  цветущие
гирлянды развешанных платков, размотанных лент  -  бесконечная  сверкающая
цепь, которая тянулась в  воздухе,  обвиваясь  вокруг  колонн,  множась  в
зеркалах. Но больше всего привлекал толпу перчаточный отдел, где из  одних
перчаток  было  устроено  швейцарское  шале  -  шедевр  работы  Миньо,  на
сооружение которого он потратил два дня. Нижний этаж был сделан из  черных
перчаток, затем шли перчатки цвета соломки, цвета резеды;  кроваво-красные
были употреблены для отделки  -  они  обрамляли  окна,  намечали  балконы,
заменяли черепицу.
   - Что угодно,  сударыня?  -  спросил  Миньо,  увидев,  что  г-жа  Марти
остановилась перед шале как  зачарованная.  -  Вот  шведские  перчатки  по
франку семьдесят пять, лучшего качества...
   Он зазывал с каким-то ожесточением, окликая  проходивших  покупательниц
из-за прилавка  и  надоедая  им  своей  предупредительностью.  Г-жа  Марти
отрицательно покачала головой, а он все-таки продолжал:
   - Тирольские перчатки по франку двадцать пять... Туринские перчатки для
детей, вышитые перчатки всех цветов...
   - Нет, благодарю вас, мне ничего не нужно, - ответила г-жа Марти.
   Но, почувствовав, что голос ее слабеет, Миньо  удвоил  настойчивость  и
стал  раскладывать  перед  ней  чудесные  вышитые  перчатки.  Не  в  силах
противиться, она купила одну Пару и, увидев, что г-жа де  Бов  смотрит  на
нее с улыбкой, покраснела:
   - Ах, какой я ребенок... Если я сейчас же не куплю тесьмы и не  спасусь
бегством, я погибла.
   К несчастью, в отделе приклада была такая  давка,  что  г-жа  Марта  не
могла добиться продавца.  Наши  дамы  ждали  уже  минут  десять  и  начали
раздражаться, но тут они увидели  г-жу  Бурделе  с  тремя  детьми,  и  это
немного отвлекло их.  Г-жа  Бурделе.  Хорошенькая  и  практичная  женщина,
принялась объяснять им со своим обычным спокойствием, что хотела  показать
магазин детям. Мадлене было десять лет, Эдмону восемь, Люсьену четыре; они
улыбались от удовольствия, получив наконец  это  давно  обещанное  даровое
развлечение.
   - Какие хорошенькие зонтики, я куплю себе красный, -  вдруг  произнесла
г-жа  Марти,  нетерпеливо  прохаживаясь,  раздраженная  этим   вынужденным
пребыванием без дела.
   Она выбрала зонтик за четырнадцать  франков  пятьдесят.  Г-жа  Бурделе,
неодобрительно следившая за этой покупкой, дружески сказала:
   - Напрасно вы торопитесь. Через месяц вы  получили  бы  его  за  десять
франков... Но меня-то они не поймают!
   И она стала развивать целую теорию правильного ведения  хозяйства.  Раз
уж магазины начали понижать цены, нужно только выждать. Зачем  поддаваться
на их  уловки,  -  надо  стараться  самой  воспользоваться  подвернувшейся
оказией. Она даже вносила в эту борьбу немало хитрости и хвалилась, что ни
разу в жизни не дала им получить с нее хоть одно су прибыли.
   - Ну, я  обещала  своим  малышам  показать  картинки  там,  наверху,  в
салоне... - сказала она в заключение. - Пойдемте со  мной,  у  вас  хватит
времени.
   Тесьма была забыта, и г-жа Марти тотчас же согласилась, в то время  как
графиня де Бов отказалась, предпочитая сначала обойти  нижний  этаж.  Дамы
решили встретиться наверху. Отыскивая лестницу, г-жа Бурделе заметила лифт
и, для полноты удовольствия, втолкнула туда детей. Г-жа  Марти  с  дочерью
тоже вошли в узкую клетку, где стало очень тесно,  но  зеркала,  бархатные
скамеечки и дверь с медной отделкой настолько их заинтересовали,  что  они
достигли второго этажа, даже  не  почувствовав  плавного  хода  машины.  В
галерее кружев их ожидало еще одно удовольствие. Проходя мимо буфета, г-жа
Бурделе не Преминула напоить  свою  детвору  сиропом.  Буфет  помещался  в
четырехугольном зале с широкой мраморной стойкой. Два серебристых  фонтана
на обоих его концах били тонкими  струйками;  позади  стойки,  на  полках,
выстроились ряды бутылок. Три служителя беспрерывно  вытирали  и  наливали
стаканы. Чтобы сдержать  мучимых  жаждой  клиентов,  пришлось,  с  помощью
обитого бархатом барьера, установить очередь, как у входа в театр. Женщины
давили друг на друга. Потеряв  всякий  стыд  при  виде  даровых  лакомств,
некоторые покупательницы наедались до Тошноты.
   - Ну вот, где же они? - воскликнула г-жа Бурделе, выбравшись из давки и
утерев детям рты носовым платком.
   Она увидела г-жу Марта и Валентину уже  в  другой  галерее,  далеко  от
буфета. Они опять что-то покупали, утопая  в  целой  куче  юбок.  Это  был
конец: мать я дочь погибали, охваченные лихорадкой трат.
   Добравшись наконец до  салона,  где  можно  было  написать  письмо  или
почитать, г-жа Бурделе водворила Мадлену,  Эдмона  и  Люсьена  за  большой
стол, затем взяла из библиотечного шкафа альбом фотографий и принесла  его
детям. Сводчатый потолок этого длинного зала был щедро отделан  позолотой;
в зале было два монументальных камина, расположенных друг против друга; на
стенах висели весьма посредственные картину в богатейших  рамах,  а  между
колонн, против сводчатых  окон,  выходивших  в  торговые  помещения,  были
расставлены   высокие   декоративные   растения   в   майоликовых   вазах.
Многочисленная  публика  молчаливо  сидела   вокруг   столов,   заваленных
журналами и газетами; здесь к услугам покупателей была почтовая  бумага  и
чернильницы. Дамы снимали перчатки и писали письма на листках,  украшенных
вензелем магазина, предварительно перечеркнув это украшение одним  взмахом
пера. Несколько мужчин, уютно усевшись в кресла, читали газеты. Но  многие
сидели, ничего не делая: это были  мужья,  ожидавшие  своих  жен,  которые
бродили  по  отделам,  или  молодые  скромные  дамы,  сторожившие   приход
возлюбленного,  или,  наконец,  пожилые  родители,  сданные  сюда,  как  в
гардероб,  на  время  пребывания  в  магазине.  Вся  эта  публика,  удобно
рассевшись, предавалась отдыху и поглядывала через открытые окна в галереи
и зал, откуда доносился отдаленный гул, примешивавшийся к  легкому  скрипу
перьев и шелесту газет.
   - Как, вы здесь! - воскликнула г-жа Бурделе. - Я вас не узнала.
   Возле детей за страницами журнала скрывалась  какая-то  дама.  То  была
г-жа Гибаль. Она, видимо, была раздосадована встречей, но, быстро  овладев
собой, поспешила сказать, что поднялась сюда немного отдохнуть от  толчеи.
Г-жа Бурделе поинтересовалась, что же  она  собирается  покупать,  и  г-жа
Гибаль, приглушая эгоистическую жесткость взгляда, томно ответила:
   - Да ничего... Наоборот, я пришла вернуть  покупку.  Да,  я  недовольна
портьерами, которые недавно приобрела. Но сегодня такая  сутолока,  что  я
жду, когда можно будет подойти к прилавку.
   И она принялась болтать: система возврата покупок  чрезвычайно  удобна!
До сих пор она не покупала ничего, а теперь иногда поддается соблазну.  По
правде сказать, из пяти вещей она уже  вернула  четыре  и  своим  странным
поведением приобрела известность  во  всех  отделах:  покупая  товар,  она
выбирала его  с  недовольным  видом  и,  продержав  вещь  несколько  дней,
возвращала, обратно. Во время разговора она не спускала глаз с двери  зала
и, казалось, с облегчением  вздохнула,  когда  г-жа  Бурделе  вернулась  к
детям, чтобы объяснить им содержание фотографий. Почти в ту  же  минуту  в
зал вошли г-н де  Бов  и  Поль  де  Валаньоск.  Граф,  делавший  вид,  что
показывает молодому  человеку  новые  отделы,  обменялся  с  г-жой  Гибаль
быстрым взглядом; затем она снова углубилась в чтение, точно и  не  видела
его.
   - Поль! И ты здесь! - произнес кто-то за спиной вошедших мужчин.
   Это был Муре, совершавший обход магазина. Он пожал  им  руки  и  тотчас
спросил:
   - А ваша супруга удостоила нас своим посещением?
   - Увы, нет, - ответил граф, -  и  чрезвычайно  об  этом  сожалеет.  Она
прихворнула. О, ничего опасного.
   Притворившись, будто он только что увидел  г-жу  Гибаль,  граф  покинул
мужчин и подошел к ней, сняв  шляпу;  двое  других  ограничились  поклоном
издали. Она тоже разыграла удивление. Поль улыбнулся: ему теперь все стало
ясно. Он тихонько рассказал Муре, как граф, с  которым  он  встретился  на
улице Ришелье, пытался от него отделаться, а потом затащил его в "Счастье"
под предлогом, что надо же посмотреть на открытие базара. А дама  эта  уже
целый год вытягивает из графа деньги  и  старается  воспользоваться  всеми
удовольствиями, какие он может ей доставить; однако  она  никогда  ему  не
пишет, а  сговаривается  о  встречах,  назначая  свидания  в  общественных
местах: церквах, музеях и магазинах.
   - Я  уверен,  что  для  каждого  нового  свидания  они  выбирают  новую
гостиницу, - шептал молодой человек. -  В  прошлом  месяце  он  производил
инспекторский объезд и каждые два дня писал своей жене из  Блуа,  Либурна,
Тарба; однако я собственными глазами видел, как он входил в  меблированные
комнаты в Ватиньоле... Но  взгляни  на  него.  До  чего  он  хорош,  какая
великолепная выправка! Это старая Франция, мой друг, старая Франция!
   - А как твоя женитьба? - спросил Муре.
   Поль, не спуская глаз с графа, ответил, что все еще ждут смерти  тетки.
Затем торжествующе прибавил:
   - Ну, что? Видел? Он наклонился и сунул ей адрес, а она приняла записку
с самым добродетельным видом. Эта рыжая кукла, на вид  столь  безразличная
ко всему, - ужасная женщина... Ну и дела же у тебя здесь творятся!
   - Эти дамы тут вовсе не у меня,  они  -  у  себя,  -  поправил  Муре  с
улыбкой.
   И он принялся шутить. Любовь, как и ласточка,  приносит  дому  счастье.
Конечно, он знает их всех, этих девиц, которые околачиваются у  прилавков,
этих дам, как бы нечаянно встречающихся здесь со своими друзьями; но  если
они и ничего не покупают, так по крайней мере  хоть  увеличивают  толпу  и
обогревают магазин.
   Продолжая болтать, он увел своего бывшего однокашника  к  дверям  зала,
откуда была видна центральная галерея; здесь  у  их  ног  один  за  другим
развертывались залы. Позади них,  в  читальном  салоне,  было  по-прежнему
тихо;  слышалось  только  легкое  поскрипывание  перьев  и  шелест  газет.
Какой-то пожилой господин заснул над "Монитером". Граф де Бов рассматривал
картины с явным намерением потерять в толпе своего будущего зятя. И  среди
этой  тишины  одна  лишь  г-жа  Бурделе  громко  забавляла  детей,  словно
находилась в завоеванной стране.
   - Видишь, они здесь - у себя, - повторил Муре, указывая широким  жестом
на скопище женщин, от которых ломился магазин.
   Тем временем г-жа Дефорж, чуть было не лишившаяся в толпе своего манто,
вошла наконец в "Счастье" и проходила через первый зал. Дойдя  до  большой
галереи, она взглянула  наверх.  Галерея  напоминала  вокзал,  обрамленный
перилами  этажей,  перерезанный   висячими   лестницами   и   пересеченный
воздушными мостами. Железные лестницы  в  два  оборота,  смело  извиваясь,
пестрели  площадками;  железные  мостики,  переброшенные  в  пространстве,
вытягивались в вышине прямыми линиями; при матовом свете,  лившемся  через
стеклянную крышу, все  это  железо  превращалось  в  легкую  архитектурную
затею, в сложное кружево, пронизанное  светом,  в  современное  воплощение
сказочного дворца, в вавилонскую башню с  наслоениями  этажей,  с  широким
простором залов, с видом на необъятные просторы  других  этажей  и  других
залов. Действительно, железо царило всюду, смелый молодой архитектор  даже
не прикрыл его слоем краски, не пожелав придать ему видимость  дерева  или
камня.  Внизу,  чтобы  не  затенять  товары,  убранство  залов  отличалось
изысканной скромностью и было выдержано в нейтральных тонах,  но  по  мере
того  как  металлический  каркас  поднимался  все  выше,  капители  колонн
становились все пышней  и  богаче,  заклепки  приобретали  форму  розеток,
кронштейны и консоли украшались скульптурой. Наконец, самый  верх  сверкал
совсем уж яркими красками - зеленой и красной,  сочетавшимися  с  обильной
позолотой, с целыми потоками золота, с  золотыми  нивами,  тянувшимися  до
самых окон, расписанных  золотой  эмалью.  Своды  в  галереях  также  были
расписаны глазурью. Мозаика и фаянс входили в убранство, оживляя  фризы  и
смягчая свежими тонами суровость ансамбля; лестницы  с  перилами,  обитыми
красным бархатом, были отделаны резным полированным  железом,  блестевшим,
как стальные латы.
   Хотя г-жа Дефорж уже была знакома с  новым  устройством  магазина,  она
остановилась,  пораженная  буйной  сумятицей,  оживлявшей  в   этот   день