это в десятую кассу... На имя госпожи Дефорж.
   Она собралась было уходить, как вдруг заметила возле себя г-жу Марти  с
дочерью Валентиной,  четырнадцатилетней  девочкой,  высокой,  худенькой  и
бойкой, которая уже по-женски бросала на товары грешные взгляды.
   - И вы здесь, душечка?
   - Да, дорогая... Подумайте, какая давка!
   - И не говорите, задохнуться можно. Но какой успех! Вы видели восточную
гостиную?
   - Великолепно! Неслыханно!
   И они стали восторгаться выставкой ковров, остановившись среди толкотни
и  сумятицы,  среди  наплыва  тощих  кошельков,  бросавшихся  на   дешевые
шерстяные товары. Г-жа Марти сообщила, что ищет материал на манто, но пока
еще ни на чем не остановилась и хотела бы посмотреть двустороннее сукно.
   - Взгляни, мама, - шепнула Валентина, - это уж слишком обыденно.
   - Пойдемте в  отдел  шелков,  -  предложила  г-жа  Дефорж.  -  Надо  же
посмотреть их хваленое "Счастье Парижа".
   Мгновение г-жа Марти колебалась. Шелка дороги,  а  она  поклялась  мужу
быть благоразумной. Она покупала уже больше часа, и за нею следовала целая
груда товаров: муфта и рюш для нее самой, чулки для  дочери.  Наконец  она
сказала приказчику, показавшему ей двустороннюю ткань:
   - Нет, пойду посмотрю шелка... Все это мне не по вкусу.
   Приказчик взял ее покупки и пошел впереди дам.
   В отделе шелка тоже стояла толпа.  Особенная  давка  была  у  выставки,
воздвигнутой Гютеном; к созданию ее и Муре приложил свою мастерскую  руку.
Выставка была устроена в глубине зала, вокруг одной  из  чугунных  колонн,
поддерживавших стеклянный  потолок,  и  походила  на  водопад  тканей,  на
кипящий поток, ниспадавший сверху и расширявшийся по  мере  приближения  к
полу. Сначала брызгами падали блестящие атласные  ткани  и  нежные  шелка:
атлас а-ля рэн, атлас ренессанс, с их перламутровыми  переливами  ключевой
воды; легкие кристально  прозрачные  шелка  -  "Зеленый  Нил",  "Индийское
небо", "Майская роза", "Голубой Дунай". За ними  следовали  более  плотные
ткани: атлас мервейе,  шелк  дюшес,  -  они  были  более  теплых  тонов  и
спускались вниз нарастающими волнами. Внизу же, точно в широком  бассейне,
дремали тяжелые узорчатые ткани, дама, парча, вышитые и затканные жемчугом
шелка; они покоились на дне, окруженные бархатом - черным, белым, цветным,
тисненным на шелку или атласе, - образуя  своими  перемежающимися  пятнами
неподвижное озеро, где,  казалось,  плясали  отсветы  неба  и  окружающего
пейзажа.  Женщины,  бледнея  от  вожделения,  наклонялись,  словно  думали
увидеть там свое отражение. Стоя перед  этим  разъяренным  водопадом,  они
испытывали глухую боязнь, что их втянет поток этой  роскоши,  и  в  то  же
время ощущали непреодолимое желание броситься туда и там погибнуть.
   - Вот ты где! - сказала  г-жа  Дефорж,  встретив  возле  прилавка  г-жу
Бурделе.
   - А, здравствуйте, - отвечала та, пожимая руки дамам.  -  Да,  я  зашла
взглянуть.
   - Какая чудесная выставка!.. Прямо греза... А  восточная  гостиная?  Ты
видела восточную гостиную?
   - Да, да, изумительно!
   Но даже и среди этого восторга, который положительно становился хорошим
тоном,  г-жа   Бурделе,   как   практичная   хозяйка,   сохраняла   полное
хладнокровие. Она внимательно рассматривала кусок "Счастья Парижа", -  она
пришла сюда единственно затем, чтобы выгадать на исключительной  дешевизне
этого шелка, если он  действительно  окажется  хорошим.  По-видимому,  она
осталась им довольна, потому что взяла двадцать пять  метров,  рассчитывая
выкроить платье для себя и пальто для младшей дочери.
   - Как? Ты уже уходишь? - спросила г-жа Дефорж. - Пройдемся еще разок  с
нами!
   - Нет, благодарю, меня ждут дома... Мне не хотелось брать детей  в  эту
давку.
   И она ушла вслед за продавцом, который нес купленные ею  двадцать  пять
метров шелка; он проводил ее до кассы  N_10,  где  молодой  Альбер  совсем
терял  голову:  его   осаждали   покупательницы,   требовавшие   подсчета.
Приказчик, предварительно записав проданное в книжку, пробрался наконец  к
кассе и  назвал  товар,  а  кассир  вписал  его  в  реестр;  затем  кассир
переспросил продавца для проверки, и чек, вырванный из книжки, был насажен
на железное острие, рядом  со  штемпелем,  которым  ставилась  отметка  об
оплате.
   - Сто сорок франков, - сказал Альбер.
   Госпожа Бурделе расплатилась и дала свой адрес - она пришла пешком и не
хотела обременять себя свертком. Позади  кассы  Жозеф  уже  завертывал  ее
шелк; сверток, брошенный в катящуюся корзину, спустился в  отдел  доставки
на дом, куда теперь, словно из запруды, с шумом низвергались  бесчисленные
товары.
   Между тем в отделе шелков была такая давка,  что  г-же  Дефорж  и  г-же
Марти долго не удавалось отыскать свободного продавца. Они стояли в  толпе
дам, которые рассматривали материи, щупали их и проводили за этим занятием
целые часы, не приходя ни к какому решению. Особенный успех выпал на  долю
"Счастья Парижа", - вокруг него все усиливался  тот  порыв  увлечения,  та
внезапная лихорадка, что устанавливает моду  в  один  день.  Все  продавцы
только и отмеривали этот  шелк;  поверх  шляпок  вспыхивал  переливающийся
блеск развернутых полотнищ, которые так  и  мелькали  по  дубовым  метрам,
висящим  на  медных  прутьях;  слышался  лязг  ножниц,  резавших   материю
безостановочно, едва лишь распаковывали товар, словно  не  хватало  людей,
чтобы удовлетворить ненасытные, протянутые руки покупательниц.
   - Это и на самом деле недурно для пяти франков шестидесяти,  -  сказала
г-жа Дефорж, которой наконец удалось завладеть штукой шелка.
   Госпожа Марти и Валентина были разочарованы. Газеты столько кричали  об
этом шелке; они рассчитывали увидеть  нечто  лучшее,  нечто  из  ряда  вон
выходящее. В это время Бутмон узнал г-жу Дефорж и, намереваясь поухаживать
за очаровательной женщиной, о неограниченном влиянии  которой  на  хозяина
ходило  столько  толков,  подошел  к  ней  со  своей  обычной,   несколько
грубоватой любезностью. Как! С нею не занимаются? Это  непростительно!  Но
она должна извинить их, - у них просто  голова  идет  кругом.  И  он  стал
искать для нее стул, смеясь добродушным смехом, в котором слышалось грубое
вожделение, отнюдь не казавшееся, по-видимому, неприятным Анриетте.
   - Глядите-ка, - шепнул Фавье Гютену, вынимая за  его  спиной  из  шкафа
коробку с бархатом, - глядите-ка, Бутмон собирается отбить у вас дамочку.
   Гютен уже забыл про г-жу  Дефорж:  так  его  вывела  из  себя  старуха;
продержав его целых четверть часа, она купила всего-навсего  метр  черного
атласа  на  корсет.  Во  время  давки  очередность  обслуживания  уже   не
соблюдалась, и продавцы занимались с покупательницами как придется.  Гютен
отвечал  на  расспросы  г-жи  Бутарель,  заканчивавшей   обход   "Дамского
счастья", где  она  пробыла  уже  три  часа;  но  от  замечания  Фавье  он
встрепенулся. Как бы не прозевать  любовницу  хозяина:  ведь  он  поклялся
вытянуть у нее сто су! Это было бы верхом неудачи, потому  что  он  еще  и
трех франков не заработал из-за всех этих старых дур!
   В это время Бутмон громко позвал:
   - Господа, кто-нибудь сюда!
   Гютен передал г-жу Бутарель свободному в этот момент Робино:
   - Вот, сударыня, обратитесь к помощнику  заведующего.  Он  вам  ответит
лучше меня.
   А сам выскочил и принял  от  сопровождавшего  дам  продавца  из  отдела
шерстяных материй покупки г-жи Марти. Сутолока, должно быть,  повлияла  на
тонкость его чутья. Обычно он с первого взгляда  узнавал,  купит  ли  дама
что-нибудь и в каком количестве. Он становился властелином покупательницы,
спешил быстро покончить с нею, чтобы перейти к другой, навязывал ей  товар
и убеждал, что знает лучше, чем она сама, какая ей нужна материя.
   - Что вам угодно, сударыня? - спросил он любезно.
   И не успела г-жа Дефорж открыть рот, как он уже продолжал.
   - Знаю, понимаю, что вам нужно.
   Когда на узком прилавке, среди груды  других  шелков,  была  развернута
штука "Счастья Парижа", г-жа Марти с дочерью тоже подошли поближе;  Гютен,
несколько обеспокоенный, сообразил, что материя выбирается для  них.  Г-жа
Дефорж вполголоса давала советы приятельнице.
   - Ну, разумеется, - шептала она, - шелк по пять шестьдесят - это не то,
что по десять.
   - Он очень мнется, - повторяла г-жа Марти. - Боюсь, что  для  манто  он
недостаточно плотен.
   Услышав это замечание, продавец вмешался. Он был преувеличенно  вежлив,
как человек, который не может ошибаться:
   - Сударыня, тонкость и является достоинством этого шелка. Он  нисколько
не мнется... Это именно то, что вам нужно.
   Убежденные этим заверением, дамы замолчали. Они взяли  шелк  в  руки  и
снова принялись его разглядывать,  как  вдруг  почувствовали,  что  кто-то
тронул их за плечи. Это была г-жа Гибаль; уже целый  час  бродила  она  по
магазину словно на прогулке и услаждала взор грудами наваленных  богатств,
но не купила даже метра коленкора. Снова начались  приветствия  и  обычная
болтовня.
   - Как, это вы!
   - Да, это я, только меня совсем затолкали.
   - Действительно, такая давка, прямо не повернуться... А  как  восточная
гостиная?
   - Восхитительна!
   - Какой успех!.. Подождите нас, пойдем вместе наверх.
   - Нет, благодарю, я только что оттуда.
   Гютен ждал, скрывая нетерпение под улыбкой, никогда не сходившей с  его
губ. Долго ли еще они его продержат? Женщины, право, совсем не стесняются;
выходит  так,  что  они  его  просто  обкрадывают.  Наконец  г-жа   Гибаль
удалилась, продолжая свою  медленную  прогулку,  с  восхищением  обходя  и
оглядывая грандиозную выставку шелков.
   - На вашем месте я взяла бы  готовое  манто,  -  сказала  г-жа  Дефорж,
возвращаясь к "Счастью Парижа", - обойдется гораздо дешевле.
   - Да, правда; а то отделка да еще работа... - согласилась г-жа Марти. -
Кроме того, там такой большой выбор.
   Все трое поднялись. Г-жа Дефорж обратилась к Гютену:
   - Будьте добры проводить нас в отдел готовых вещей.
   Гютен был ошеломлен - он не привык к таким  поражениям.  Как!  Брюнетка
ничего не купила! Чутье обмануло его! Оставив г-жу Марти, он  обратился  к
Анриетте, прибегая ко всем уловкам, свойственным хорошему продавцу:
   - А вы, сударыня, не желаете ли посмотреть наш атлас, наш бархат? Товар
исключительного качества.
   - Благодарю вас, в другой раз, - ответила она спокойно, обращая на него
так же мало внимания, как и на Миньо.
   Гютену пришлось снова взять покупки г-жи  Марти  и  идти  впереди  дам,
показывая им дорогу в отдел готовых вещей. При этом он, к великому  своему
огорчению, увидел, что Робино продал г-же Бутарель огромный  отрез  шелка.
Положительно, у него совсем пропал нюх - этак он не заработает  и  четырех
су! Под приятной вежливостью в нем  клокотала  ярость  человека,  которого
грабят, обирают до нитки.
   - Во второй этаж, сударыни, - говорил он, не переставая улыбаться.
   Но дойти до лестницы  было  нелегко.  Густой  поток  голов  катился  по
галереям  и  разливался  безбрежной  рекой  среди  зала.  Торговая   битва
разгоралась, продавцы  держали  в  своей  власти  всю  эту  толпу  женщин,
передавая  их  друг  другу,  соревнуясь  в   поспешности.   Наступило   то
послеполуденное время, когда  перегретая  машина  идет  чудовищным  ходом,
кружа покупательниц в вихре покупок, с кровью  вырывая  у  них  деньги.  В
отделе шелков царило особенное безумие.  "Счастье  Парижа"  собрало  такую
толпу, что несколько минут Гютен не мог продвинуться ни на  шаг.  Анриетта
задыхалась; подняв глаза, она увидела на верху лестницы Муре, который то и
дело возвращался на свой наблюдательный пункт, чтобы полюбоваться победой.
Она улыбнулась, надеясь, что он спустится и выручит  ее.  Но  он  даже  не
заметил ее в давке; он все еще был с Валаньоском и торжествующе  показывал
ему свое предприятие. Теперь  сумятица,  царившая  в  магазине,  заглушала
уличный шум: уже  не  слышно  было  ни  проезжающих  мимо  извозчиков,  ни
захлопывающихся дверец карет;  за  пределами  мощного  гула,  царившего  в
магазине, оставалось только  смутное  ощущение  необъятного  Парижа,  того
Парижа,  который  будет  все  время  доставлять  сюда   покупательниц.   В
неподвижном воздухе, где дыхание калорифера умеряло запах материй, гул все
нарастал, вбирая в себя все шумы: бесконечное шарканье ног, одни и  те  же
фразы, сотни раз повторяющиеся у прилавков,  звон  золота  на  меди  касс,
осажденных толкотнею кошельков,  грохот  безостановочно  низвергающихся  в
подвал корзин,  груженных  свертками.  Все  смешалось,  окутанное  облаком
мельчайшей пыли; границы между отделами стерлись;  внизу  отдел  прикладов
казался положительно затопленным грудами товаров;  подальше,  в  бельевом,
луч солнца, проникший через витрину с  улицы  Нев-Сент-Огюстен,  напоминал
золотую стрелу, вонзившуюся в снег; в отделе перчаток, в отделе  шерстяных
товаров  густая  масса  шляпок  и  шиньонов  преграждала  проход  в  глубь
магазина. Даже туалетов  больше  не  было  видно;  выплывали  одни  только
шляпки, отделанные перьями  или  лентами,  а  среди  них  черными  пятнами
выделялись единичные мужские шляпы; бледные  лица  женщин  приобретали  от
усталости и жары  прозрачный  оттенок  камелий.  Наконец,  пустив  в  дело
крепкие локти, Гютен пробил дорогу следовавшим за ним дамам. Но когда  они
взошли на лестницу, Анриетта уже не нашла Муре на своем месте -  он  решил
окунуть Валаньоска в самую гущу толпы, чтобы  окончательно  оглушить  его.
Муре и сам  испытывал  физическую  потребность  погрузиться  в  эти  волны
успеха. Он начинал слегка задыхаться, и это было упоительно; все  существо
его как бы нежилось в объятиях этой толпы покупательниц.
   - Теперь налево, - сказал Гютен, полный  предупредительности,  несмотря
на все возраставшее отчаяние.
   Наверху была  такая  же  давка.  Она  распространилась  даже  на  отдел
декоративных тканей, обычно самый спокойный. Отделы шалей, мехов,  полотен
кишели народом.  Когда  дамы  проходили  через  отдел  кружев,  они  снова
встретили знакомых  -  г-жу  де  Бов  с  дочерью;  обе  были  погружены  в
созерцание того, что им показывал Делош.  И  Гютену  со  свертком  в  руке
пришлось снова остановиться.
   - Здравствуйте!.. Я как раз о вас думала...
   - А я вас искала. Но как тут найти друг друга, в такой толпе!
   - Великолепно, не правда ли?
   - Умопомрачительно, дорогая. Мы еле держимся на ногах.
   - И покупаете?
   - Нет, только смотрим. Мы тут присядем, чтобы немного передохнуть.
   Действительно, графиня де Бов, у которой в кошельке  денег  было  ровно
столько, чтобы заплатить извозчику, заставляла  вынимать  из  коробок  все
сорта кружев ради одного удовольствия видеть и трогать их. Она  почуяла  в
Делоше начинающего продавца, медлительного и  неловкого,  который  еще  не
осмеливался противиться дамским  капризам,  и  злоупотребляла  его  робкой
услужливостью; она держала его уже с полчаса, требуя  все  новых  и  новых
вещей. Прилавок был завален, она купала руки в  этих  вздымающихся  волнах
гипюра, валансьена, шантильи, мехельнских кружев; ее пальцы  трепетали  от
наслаждения, лицо мало-помалу разгоралось  чувственным  восторгом.  С  нею
была Бланш, терзаемая той же страстью, очень бледная, с опухшим и  дряблым
лицом.
   Тем  временем  разговор  продолжался.  Гютен,  готовый  надавать  дамам
пощечин, стоял неподвижно, подчиняясь их воле.
   - А, вы смотрите такие же галстуки и вуалетки, как у  меня,  -  сказала
г-жа Марти.
   Действительно, г-же де Бов с самой субботы не давали покоя кружева г-жи
Марти, и она не могла противиться искушению хотя бы потрогать их,  раз  уж
скудость средств, в которой держал ее муж,  не  позволяла  ей  их  купить.
Слегка покраснев, она пояснила, что дочери хотелось взглянуть на  галстуки
из испанских блондов. Затем прибавила:
   - Вы идете в  отдел  готового  платья?..  Тогда  до  свидания.  Хотите,
встретимся в восточной гостиной?
   - В восточной гостиной? Хорошо! Как она великолепна!
   Они расстались, чуть не лишаясь чувств, среди давки,  образовавшейся  у
прилавков, где по дешевке торговали прошивками и мелкой  отделкой.  Делош,
довольный, что может снова заняться с  покупательницами,  стал  опустошать
перед матерью и дочкой новые коробки. Среди  тесных  групп  покупательниц,
столпившихся у прилавка, медленно прогуливался инспектор Жув, чеканя шаг и
выставляя напоказ ордена; он охранял дорогие и тонкие товары, которые  так
легко запрятать в рукав. Проходя позади  г-жи  де  Бов,  он  с  удивлением
заметил, что она совсем погрузила руки в эти волны кружев,  заметил  и  ее
нервозность.
   - Теперь направо, - сказал Гютен и двинулся дальше.
   Он был вне себя. Мало того что он пропускает из-за них  столько  продаж
внизу, - его еще задерживают на  каждом  повороте!  В  раздражении  Гютена
проявлялась ненависть отделов  материй  к  отделам  готового  платья;  эти
отделы находились в вечной вражде, оспаривая друг у  друга  покупательниц,
борясь за  проценты  и  наградные.  Отдел  шелков  возмущался  еще  больше
шерстяного, если приходилось отводить в отдел готовых вещей даму,  которая
решила купить манто, предварительно пересмотрев всю тафту и фай.
   - Мадемуазель Вадон! - сердито  позвал  Гютен,  добравшись  наконец  до
прилавка.
   Но она прошла, не слушая его, поглощенная работой. Комната была  полна;
вереница женщин двигалась в одном направлении, входя  через  дверь  отдела
кружев и выходя  в  отдел  полотен;  а  в  это  время  в  глубине  комнаты
покупательницы, сняв пальто, примеряли вещи,  изгибаясь  перед  зеркалами.
Красный триповый ковер скрадывал шум шагов, за дальностью расстояния  сюда
из  нижнего  этажа  еле  доносились   раскаты   голосов,   превращаясь   в
приглушенный шепот; от толкотни, царившей среди этой массы женщин,  стояла
тяжелая, одурманивающая духота.
   - Мадемуазель Прюнер! - крикнул Гютен.
   Но она тоже не остановилась, и Гютен процедил сквозь зубы - так,  чтобы
его не могли услышать:
   - Подлые бабы!
   Он ненавидел этих сослуживиц в особенности  потому,  что,  несмотря  на
усталость, ему часто приходилось подниматься к ним на верхний этаж,  чтобы
привести покупательниц; он был взбешен, считая, что они вытаскивают у него
из кармана прибыль. Это была глухая борьба, в которой продавщицы принимали
такое же участие; тоже  усталые,  вечно  на  ногах,  они  уже  забывали  о
различии   полов;   оставалась   только    противоположность    интересов,
разгоряченных лихорадочной торговлей.
   - Неужели здесь никого нет? - спросил Гютен.
   Тут он заметил Денизу. Ее с самого утра заставляли  складывать  вещи  и
уступали ей только сомнительных  покупательниц,  которым  она  к  тому  же
ничего не продала. Увидев Денизу за уборкой огромной кучи одежды, он узнал
ее и поспешил к ней.
   - Вот, мадемуазель, займитесь с этими дамами, они ждут.
   Он быстро сунул ей в руки покупки г-жи Марти,  которые  ему  уже  давно
надоело таскать. На лице его снова появилась улыбка, но  на  сей  раз  она
была полна скрытого злорадства: как  опытный  продавец,  он  понимал,  что
ставил и дам и девушку в затруднительное положение. Между тем Дениза  была
глубоко взволнована неожиданно представившейся ей возможностью. Гютен  уже
второй раз появлялся перед нею,  как  неведомый  друг,  как  нежный  брат,
всегда готовый незаметно спасти ее. Глаза девушки блеснули благодарностью,
она проводила его долгим взглядом, пока он, работая  локтями,  прокладывал
себе путь, торопясь в свой отдел.
   - Я хотела бы манто, - сказала г-жа Марти.
   Дениза стала расспрашивать. В каком роде манто? Но покупательница  сама
не знала, у нее не было  определенного  желания,  ей  хотелось  посмотреть
имеющиеся в магазине  модели.  Девушка,  уже  очень  уставшая  от  работы,
утомленная множеством публики, совсем растерялась: у Корная, в Валони,  ей
приходилось обслуживать немногочисленную клиентуру; кроме того, она еще не
знала ни количества моделей, ни их м