Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
уках детей опасная игрушка...
О злое время! Каждый миг - как год!
С такою силой сдавливает правда
Со всех сторон, что силы нет вздохнуть.
Так спи, Сатурн, не размыкая вежд!
Не я, не я глаза тебе открою
Для неизбывной муки. Я склонюсь
К стопам твоим, рыдая. Спи, Сатурн!"
Как ветра неожиданный порыв,
Вдруг накатив волною одинокой,
Лишь чуть всколышет в полночи листву,
Спокойствия ночного не нарушив,
И в летней роще темные дубы -
Патриции в зеленых одеяньях -
Не шелохнутся больше, словно их
Околдовало звездное свеченье,
Так и ее слова умчались вдаль,
Не потревожив мертвый сон. Богиня,
Не сдерживая слез, к земле припала,
И волосы ее легли ковром
У ног Сатурна. Полная луна
Прошла по небу путь до новолунья
И полнолуньем завершила круг,
Мир заливая серебристым светом,
А бог с богиней были недвижимы
Все это время, будто изваянья.
Но час пришел - Сатурн открыл глаза.
Где блеск и мощь его былых владений?
Унылый сумрак, скорбный плач богини -
Вот все, что охватили взгляд и слух.
Сатурн заговорил. Его слова
Звучали глухо. Борода дрожала
От старческой беспомощной трясцы.
"Жена Гипериона золотого,
Божественная Тейя! Я хочу
Взглянуть в твои глаза и в них увидеть
Живое отражение судьбы.
Как, это тело - мощный торс Титана?!
Как, этот лепет - голос божества?!
И этот лоб, морщинами изрытый,
Лишенный ныне властного венца,
Принадлежит Сатурну? Кто и как
Меня сумел низвергнуть? Что за силы,
Копясь подспудно, вырвались наружу,
Хоть я сжимал железной хваткой Рок?
Увы, увы! Я немощен и жалок!
Я не способен больше управлять
Ни бегом ясных звезд по небосводу,
Ни бурями, ни всходами - ничем.
Бог - сердце мира; мир лишился сердца,
Как я лишен своей высокой сути,
Затерянной теперь меж горним троном
И этим сумрачным клочком земли.
Открой глаза! Ищи, ищи, о Тейя!
И там, где мрак, ищи, и там, где свет;
В животворящем воздухе; в бесплодной
Бескрайней пустоте; в аду холодном
И в негасимом пламени - ищи!
Ты видишь, Тейя, видишь?! Что там? Тень
Крылатая? Иль это колесница?
Конечно, колесница - и она
Нас вознесет к утраченному небу!
Сатурну быть владыкою владык!
Я дам приказ. Мятежники падут.
Пришла пора, уже близка победа,
О ней на золотистых облаках
Да возгласят сверкающие трубы,
С победных струн прольется серебро,
И Красота вернется к нам, и снова
Возрадуются дети неба... Тейя!
О Тейя, Тейя! Где былой Сатурн?"
Он встал во весь свой рост. Он к небесам
Вознес хвои трясущиеся длани.
Струился пот с растрепанных волос.
Его глаза сверкали. Он умолк,
Не слыша горьких всхлипываний Тейи,
Затем, нахмурив брови, возгласил:
"Нет! Я творец, и если в этом мире
Мне места нет, то я создам другой
И лучший мир, а этот станет прахом.
Где новый хаос? Я готов творить!"
Он говорил так властно, что слова,
Достигшие спесивого Олимпа,
Заставили мятежников дрожать,
А Тейя, снова обретя надежду
И ощутив благоговейный трепет,
Порывисто воскликнула: "Сатурн!
Наш дом разрушен, но такою речью
Отвагу ты вселишь в сердца друзей.
Я знаю, где они. Пойдем скорее!"
И было так. Рукой маня Сатурна
Вслед за собой, она вступила в лес,
И вековые ветви расступились,
Как пелена тумана пред орлами,
Ширококрыло рвущимися ввысь.
Тем временем царило в мире горе,
Которое не могут передать
Слова людские. Павшие Титаны,
Внимая с болью голосу Сатурна,
Скорбели, вспоминая о былом
Своем величье; непрестанный стон
Звучал из их укрытий и узилищ.
Но был один, который сохранял
По-прежнему могущество и силу:
По-прежнему на огненном престоле,
Сверкая, восседал Гиперион,
Как прежде, доходил к нему с земли
На небо дым от сладких воскурений,
Как прежде, посвященных Богу Солнца.
Он сохранил и мощь свою, и власть, -
Но не покой: ему являлись знаки,
Дурное предвещавшие. Не те,
Которые в испуг ввергают смертных:
Что для Титана уханье совы,
Собачий лай иль дрожь свечи? - Ничто!
Но есть другие предзнаменованья:
Порой его блистающий дворец,
Всегда спокойным озаренный светом, -
Все тысячи необозримых залов,
Все галереи, арки, купола,
И бронзовые статуи, и башни,
И пологи рассветных облаков -
Вдруг вспыхивал кроваво-красным жаром;
Порой наоборот: как будто крылья
Невиданно огромного орла
Дворец в суровый сумрак погружали;
Порой звучало ржание коней,
Бессчетных табунов - но где те кони?
Порой текущий к небу фимиам
Был полон тошнотворным ароматом
Расплавившихся меди и свинца...
Гиперион исполнился тревоги.
Теперь, окончив ежедневный путь
На западном причале, он не мог
Спокойно отдыхать в своей постели
В объятиях божественных мелодий,
В спокойствии заслуженного сна:
Он мерил исполинскими шагами
Пространства залов, а крылатой свите
Лишь то и оставалось, что дрожать
От страха в отдаленных переходах -
Так смертные бегут из дома прочь
При первых же толчках землетрясенья...
...На склоне дня - того, когда Сатурн,
Очнувшись, шел за Теей в дебрях леса, -
Гиперион причалил, как всегда,
На Западе. Под нежный голос труб,
В которые Зефиры вострубили,
Сама собой открылась дверь дворца.
Так роза раскрывает свой бутон,
Свой золотой бутон благоуханный.
Входи, Гиперион! И он вошел...
И он вошел, но весь пылая гневом.
Его одежды, пламенем гудя,
Вспугнули стаю голубинокрылых
Эфирных Ор - он даже не заметил,
Из зала в зал по ясным галереям
Под арками алмазными спеша.
Остановившись под центральным сводом,
Он топнул в страшной ярости; чертог
От светлых башен до глухих подвалов
Весь содрогнулся. И еще не стих
Могучий гул, когда Гиперион,
Не сдерживаясь более, воскликнул:
"Проклятый морок! Ужас дня и ночи!
О призрак скорби, леденящий кровь!
О порожденья нечести болотной!
Откуда вы явились? Для чего?
Ужель хотите мой бессмертный разум
Минутными виденьями затмить?
Ужель сказать хотите мне: "Пади,
Как пал Сатурн, оставь свою обитель,
Забудь про тихий западный причал,
Про колыбель живительного света,
Про храм огня, про славу прежних дней,
Покинь пределы солнечных владений!"?
Угомонитесь! Я и без того
Убежища в краю своем не вижу.
Где красота, гармония, покой?
Повсюду гибель, темнота и гибель!
Куда уж дальше, если даже здесь,
В моем златосверкающем чертоге,
Исчадья тьмы посмели поселиться,
Всечасно оскорбляя божество?
Уйти? Но нет! Земля тому порукой
И соль ее морей: уйду не я!
Нет, не иссякла мощь моей десницы,
В смятении замечется мятежник,
Повержен будет юный громовержец
И трон Сатурну снова передаст!"
Еще в его гортани клокотали
И более ужасные угрозы,
Но их он не сумел произнести;
Как в зашумевшем театральном зале
Тем больше возрастает смутный гомон,
Чем явственней призывы к тишине,
Так после слов Титана, призывавших
Угомониться, бледные фантомы
Со всех сторон туманом поползли
И пол зеркальный начал источать
Флюиды ядовитых испарений,
И судорога, гибкою змеей
Скользя по телу гордого Титана,
Прошла от ног его до головы.
Гиперион внезапно замолчал,
Охваченный необоримой дрожью,
Потом сумел собрать остаток сил
И вышел прочь, и у ворот восточных
Он целых шесть предутренних часов
Дышал всей грудью: каждый новый выдох
Горячим ветром превращал в росу
Отравленные испаренья мрака
И уносил в пучины океана.
Шарообразный трон Гипериона,
Пылающий с рассвета до заката,
Был полускрыт завесой мрачных туч,
Но то и дело из-за них блистали
То огненные дуги, то сполохи,
То отблески и блики - алфавит,
Доступный давней мудрости, а нами
Забытый, - и, встречая иногда
Те знаки на замшелом древнем камне,
Мы смысла их не можем распознать...
Шар огненный, узрев Гипериона,
Стал расправлять серебряные крылья,
Решив, что время отправляться в путь,
И ожидая только приказанья.
Бог Солнца был и рад бы дать приказ,
Пусть только для того, чтоб морок ночи
Рассеялся скорей, но даже бог
Не властен над священным ходом суток.
Серебряные крылья слишком рано
По-сестрински раскрылись. Нужно ждать...
И, утомленный долгим промедленьем,
Гиперион, до сей поры не знавший
О горечи сомнений и утрат,
Упал в тоске на ложе облаков,
Плывущих над границей дня и ночи,
И горестно застыл в мерцанье звезд,
Взирающих печальными глазами
На бога Солнца. Небеса грустили.
Вдруг голос из вселенского пространства
Торжественно и глухо прозвучал:
"Наисветлейший из моих потомков,
Дитя Земли и порожденье Неба,
Блистательная совокупность тайн,
Чья сущность непостижна даже силам,
Тебя создавшим, непостижна мне,
Который был началом бытия
И все постиг - помимо новых форм,
Распространившихся по всей вселенной
И давших жизнь зачаткам новой жизни:
Тебе, мой светлый отпрыск, и твоим
Сородичам - Титанам и Богиням!
Дивясь, следил я за любым движеньем,
За каждым вашим шагом... Но теперь
Что вижу я? Раздор и поруганье,
Сын на отца восстал, отец - на сына,
Сатурн низвергнут! Неужели это
И твой удел?.. Как он ко мне взывал,
Вздымая руки к небу! Я ж укрылся
В глухих тяжелых тучах, чтоб не слышать,
Не видеть, как божественные чада
Вдруг стали не похожи на богов!
Вы, кто назначен править этим миром
Торжественно и непоколебимо,
Не ведая волнений и тревог,
Подвластны ныне стали низким чувствам,
Мрачащим души смертных: страху, злобе,
Надежде, гневу, ярости - страстям!
Вот в чем беда, вот истинное горе,
Печальный знак распада и паденья!
Но ты, мой отпрыск, сможешь побороть
Губительную тяжесть обстоятельств:
Ведь ты же бог! Ты противопоставишь
Могуществу могущество. Вперед!
Я - только голос. Я - волна и ветер
И властен лишь над ветром и волной,
Ты ж облечен величественной плотью,
Тебе дана стремительная мощь.
Перехвати стрелу, едва она
Взлетит своей разящею дорогой
Под пенье тетивы! Ступай туда,
Где мучится Сатурн, спеши на землю!
Я стану нянькой солнцу твоему,
Я прослежу за сменой дня и ночи".
Еще на середине этой речи
Гиперион воспрял и к сонму звезд
Возвел ошеломленные зеницы.
Слова умолкли. Он же все взирал
На терпеливый ясный свет созвездий...
Затем отвел разверстые глаза
От звездной вышины, вздохнул всей грудью
И устремился с берега небес
В бездонную кромешную пучину.
"КНИГА ВТОРАЯ"
Затрепетали Времени крыла.
Гиперион легко пронзал пространство,
А той порою Тейя и Сатурн
Добрались до убежища, где скрылись
Титаны и Кибела. В этот край
Не проникала даже искра света,
Чтобы слезу преобразить в алмаз;
Здесь стонов слышно не было, хотя
Никто и не пытался скрыть стенаний -
Но грохот водопадов, ниспадавших
Неведомо откуда и куда,
Все заглушал. Как в страшном сне, утесы
Угрюмо громоздились друг на друга
И лоб ко лбу сходились наконец,
Перекрывая низким мрачным сводом
Прибежище несчастий и скорбей.
Титаны восседали не на тронах -
На жестком камне, на сырой земле.
Здесь собрались не все - иные были
В узилище низвергнуты, другие
Потерянно скитались здесь и там.
Где Бриарей, Долор, Порфирион,
Кой, Гий, Тифон и многие другие,
Те, кто исполнен был могучих сил?
Их новая обитель - царство тьмы:
Там ни дыханья нету, ни движенья,
Там судорогой мышцы сведены,
И лишь сердца еще способны биться,
С хрипением и бульканьем гоня
Кроваво-красный ток по сжатым жилам...
Где Мнемозина? Путь ее сокрыт
От наших взоров; Шеба где-то бродит,
Навеки утеряв свою Луну...
И все же здесь, куда пришел Сатурн,
Немало славных собралось Титанов -
Когда-то славных; лишь подобье жизни
Они теперь являли, а не жизнь.
Как валуны на капище друидском,
На вересковой пустоши безлюдной,
Где свод алтарный - сумрачное небо -
Ноябрьским изливается дождем,
Они окаменели и друг друга
Как будто не хотели замечать.
Вот Крий; неподалеку - булава,
Еще недавно грозное оружье:
Ребристый скол утеса повествует
О всекрушащей ярости Титана -
И об изнеможении его.
Вот Иапет, сжимающий змею.
Свисает жало из змеиной пасти;
Змея погибла раньше, чем смогла
Яд изрыгнуть и обезглавить Зевса.
Вот Коттус: подбородок задран вверх,
Затылок припечатан к острой глыбе,
Рот приоткрыт, но скован немотой.
Глаза же вопиют о страшной боли.
Вот Азия, дитя Земли и Кафа.
Какие муки претерпела мать,
Ее, в отца огромную, рожая!
Зато теперь у Азии в глазах
Светилось не отчаянье, но знанье
Грядущего величия; она
Пророчески сквозь время прозревала
Возвышенные храмы и дворцы
В прибрежных рощах Оксуса и Ганга.
На якорь опирается Надежда;
Так Азия стояла, опершись
На выгнутый дугой слоновий бивень.
Чуть выше, распластавшись в полумраке,
На локте приподнялся Энкелад,
Когда-то добро душно-безмятежный,