л он в час, когда в приют скорбей
                    Спустились мы за солнечным титаном?
                    Он спящими оставил пред зарею
                    Мать и свою ровесницу-сестру
                    И в полумраке утреннем спустился
                 35 К ручью, чтоб там бродить под сенью ив,
                    По щиколотку в лилиях росистых.
                    Смолк соловей, и начал песню дрозд,
                    И несколько последних звезд дрожали
                    В лазури. Не было ни уголка
                 40 На острове - ни грота, ни пещеры -
                    Куда не достигал бы ропот волн,
                    Лишь густотою леса приглушенный.
                    Он слушал, и мерцала пелена
                    Перед глазами, и стекали слезы
                 45 По золотому луку. Так стоял,
                    Когда из чащи выступила вдруг
                    Богиня с грозно-величавым ликом.
                    Она глядела, как бы испытуя,
                    На юношу, и он, спеша постичь
                 50 Загадку взора этого, воскликнул:
                    "Как ты прошла по зыбкой глади моря?
                    Или незримая в незримых ризах
                    Доселе ты блуждала в этих долах?
                    Мне кажется, я слышал шелест платья
                 55 По опали сухой, когда один
                    Мечтал я в глубине прохладной чащи,
                    Мне чудилось волненье и шуршанье
                    В густой нехоженой траве, я видел,
                    Как поднимали головы цветы
                 60 Вослед таинственным шагам. Богиня!
                    Я узнаю и твой бессмертный лик,
                    И взор бесстрастный, - или это только
                    Приснилось мне..." "Да, - прозвучал ответ, -
                    Тебе приснилась я и, пробудясь,
                 65 Нашел ты рядом золотую лиру,
                    Коснулся певчих струн, - и целый мир
                    С неведомою болью и отрадой
                    Внимал рожденью музыки чудесной.
                    Не странно ль, что, владея этим даром,
                 70 Ты плачешь? В чем причина этой грусти?
                    Меня печалит каждая слеза,
                    Пролитая тобой. Открой мне душу;
                    Ведь я на этом острове пустынном
                    Была твоим хранителем и стражем -
                 75 От детских лет, от первого цветка,
                    Который сорвала рука младенца,
                    До дня, когда ты сам сумел согнуть
                    Свой лук меткоразящий. Все поведай
                    Той древней силе, что пренебрегла
                 80 Своим престолом и своим покоем
                    Ради тебя и новой красоты,
                    Родившейся на свет". С мольбой в глазах,
                    Внезапно засиявших, Аполлон
                    Проговорил, из горла изливая
                 85 Певучие созвучья: "Мнемозина!
                    Тебя узнал я, сам не знаю как.
                    Зачем, всеведущая, ты пытаешь
                    Меня вопросами? Зачем я должен
                    Стараться выразить то, что сама
                 90 Ты можешь мне открыть? Тяжелый мрак
                    Неведенья мне застилает зренье.
                    Мне непонятна собственная грусть;
                    Я мучусь, думаю - и, обессилев,
                    В стенаньях опускаюсь на траву,
                 95 Как потерявший крылья. О, зачем
                    Мне эта тяжесть, если вольный воздух
                    Податливо струится под моей
                    Стопой стремительной? Зачем, зачем
                    С такою злостью дерн я попираю?
                100 Богиня милостивая, ответь:
                    Один ли этот остров есть на свете?
                    А звезды для чего? А солнце - солнце?
                    А кроткое сияние луны?
                    А тысячи созвездий? Укажи
                105 Мне путь к какой-нибудь звезде прекрасной,
                    И я взлечу туда с моею лирой
                    И серебристые ее лучи
                    Заставлю трепетать от наслажденья!
                    Я слышал гром из туч. Какая сила,
                110 Чья длань властительная производит
                    Шум этот и смятение стихий,
                    Которым я внимаю - без боязни,
                    Но в горестном неведенье? Скажи,
                    Печальная богиня, - заклинаю
                115 Тебя твоей рыдающею лирой:
                    Зачем в бреду и самоисступленье
                    Брожу я в этих рощах? - Ты молчишь.
                    Молчишь! - но я уже читаю сам
                    Урок чудесный на лице безмолвном
                120 И чувствую, как в бога превращает
                    Меня громада знаний! Имена,
                    Деянья, подвиги, седые мифы,
                    Триумфы, муки, голоса вождей,
                    И жизнь, и гибель - это все потоком
                125 Вливается в огромные пустоты
                    Сознанья и меня обожествляет,
                    Как будто я испил вина блаженных
                    И приобщен к бессмертью!" Задохнувшись,
                    Он смолк, не в силах взора оторвать
                130 От Мнемозины, и мерцали чудно
                    Воспламененные глаза, - как вдруг
                    Все тело охватило страшной дрожью,
                    И залил лихорадочный румянец
                    Божественную бледность, - как бывает
                135 Пред смертью - иль, верней, как у того,
                    Кто вырвался из лап холодной смерти
                    И в жгучей муке, сходной с умираньем,
                    Жизнь обретает вновь. Такая боль
                    Терзала Аполлона. Даже кудри -
                140 Его златые кудри трепетали
                    Вокруг сведенной шеи. Мнемозина
                    Воздела руки, словно прорицая...
                    И вскрикнул Аполлон - и вдруг он весь
                    Небесно...

                                                  (Григорий Кружков)



                     Текстологические принципы издания

     Основной  корпус  предлагаемого  издания  составляют  первый,  а  также
последний из трех поэтических  сборников  Китса,  вышедших  при  его  жизни:
"Стихотворения" (1817) и  ""Ламия",  "Изабелла",  "Канун  святой  Агнесы"  и
другие стихи" (1820): Являясь крайними  вехами  недолгого  творческого  пути
Китса (его поэма "Эндимион" вышла отдельным изданием в  1818  г.),  две  эти
книги - выразительное свидетельство стремительного развития поэта, в течение
двух-трех лет перешедшего от наивно-подражательных опытов к созданию глубоко
оригинальных   и   совершенных   образцов,   расширивших   представление   о
возможностях поэтического слова.
     Судьба  литературного  наследия  Китса,  подлинные  масштабы  дарования
которого  по  достоинству  оценили  лишь  немногие  из  его   современников,
сложилась непросто. За четверть века после его смерти в феврале 1821  г.  из
неопубликованного увидело свет в различных изданиях около двух десятков  его
стихотворений. Серьезным  вкладом  в  изучение  жизни  и  творчества  поэта,
заложившим фундамент позднейшей обширной  китсианы,  оказалось  предпринятое
Ричардом Монктоном Милнзом  (впоследствии  лорд  Хотон)  двухтомное  издание
"Life, Letters, and Literary Remains, of John Keats", вышедшее в 1848  г.  в
Лондоне  и   основанное   на   многочисленных   документах,   биографических
свидетельствах, воспоминаниях друзей и  близких  знакомых  Китса.  Наряду  с
письмами Р. М. Милнз напечатал  впервые  свыше  сорока  произведений  Китса.
Публикации стихов поэта продолжались вплоть до 1939 г. усилиями целого  ряда
литературоведов и  биографов  Китса;  среди  них  особенное  значение  имели
издания под редакцией Гарри Бакстона Формана (1883, 1910, 1915, 1921-1929) и
его сына Мориса Бакстона Формана (1938-1939, 1948),  Сидни  Колвина  (1915),
Эрнеста де Селинкура (1905, 1926)  и  Генри  Уильяма  Гэррода  (1939,  1956,
1958).
     Подготовка   изданий   Китса   сопряжена   с   немалыми    трудностями,
обусловленными отсутствием канонических  редакций  большинства  произведений
Китса. Автографы Китса, который в основном полагался на компетентность своих
издателей, дают, по словам одного из текстологов, "меньшее представление  об
авторских намерениях, нежели списки,  сделанные  близкими  к  поэту  людьми"
(Stillinger Jack. The Texts of Keats's Poems. Harvard Univ. Press, 1974,  p.
83). К наиболее авторитетным, тщательно подготовленным, дающим обширный свод
вариантов  и  разночтений,  снабженным  обстоятельными   комментариями   как
текстологического, так и историко-литературного характера, собраниями стихов
и писем Китса  из  числа  появившихся  в  последнее  время  следует  отнести
издания: The Poems of John Keats / Ed, by Miriam Allott. London,  1970  (3rd
ed.  -  1975);  Keats  John.  The  Compl.  Poems  /  Ed,  by  John  Barnard.
Harmondsworth, 1973 (2nd ed. - 1976); Keats John. The Compl. Poems /  Ed  by
Jack Stillinger. Harvard Univ. Press, 1973 (2nd ed. 1982);  The  Letters  of
John Keats. 1814-1821 / Ed. by Hyder Edward Rollins. Vol. 1-2. Harvard Univ.
Press, 1958.
     Именно эти издания послужили основой для  подготовки  настоящего  тома.
Кроме того, при  составлении  примечаний  были  использованы,  в  частности,
следующие источники: The Keats Circle: Letters and Papers 1816-1879 / Ed. by
Hyder Edward Rollins. Vol. 1-2.  Harvard  Univ.  Press,  1965;  Bate  Walter
Jackson. John Keats. Harvard Univ. Press,  1963;  Geppert  Eunice  Clair.  A
Handbook to Keats' Poetry. The Univ. of Texas, 1957.
     Прижизненные сборники Китса  объединили  далеко  не  все  созданные  им
произведения (всего их насчитывается свыше 150).  "Дополнения"  к  основному
корпусу настоящего издания включают в себя расположенные  в  хронологическом
порядке наиболее значительные стихи Китса, оставшиеся за пределами сборников
- среди них фрагмент поэмы "Падение Гипериона", баллада "La Belle Dame  sans
Merci", ряд сонетов, многие из которых  принадлежат  к  признанным  шедеврам
поэта. Стремлением продемонстрировать различные  грани  богатой  поэтической
индивидуальности  Китса  было  продиктовано  и  включение  в  книгу  большой
подборки писем - важной части  его  литературного  наследия,  представляющих
собой  на  редкость  живой  и  яркий  образец  романтической  прозы,   часто
неотделимой   от   собственно   поэтического   творчества:   многие   письма
перемежаются с только что созданными стихами и служат бесценным комментарием
к ним. За пределами тома оставлены произведения, не принадлежащие  к  лучшим
достижениям Китса:  поэма  "Эндимион"  (за  исключением  трех  хрестоматийно
известных отрывков,  помещенных  в  "Дополнениях"),  незаконченная  шуточная
поэма "Колпак  с  бубенцами",  драма  в  стихах  "Оттон  Великий",  фрагмент
трагедии "Король Стефан" и около двадцати стихотворений разных лет - либо не
представляющих серьезного художественного интереса, либо приписываемых Китсу
без достаточных на то  оснований  (по  объему,  однако,  перечисленное  выше
составляет приблизительно  половину  всего  стихотворного  наследия  поэта).
Таким образом, предлагаемое издание впервые представляет  русскому  читателю
творчество Китса в столь широком охвате и является наиболее полным собранием
стихотворений, поэм и писем Китса из существовавших до сих  пор  на  русском
языке. Поэмы Китса "Ламия",  "Гиперион",  фрагмент  "Канун  святого  Марка",
тридцать стихотворений и большинство  писем  публикуются  на  русском  языке
впервые.
     Отбор переводов для  данного  издания  обусловлен  не  только  желанием
свести воедино переводы,  накопленные  за  последние  десятилетия,  наиболее
близкие оригиналу и отвечающие  современному  пониманию  адекватности  но  и
стремлением избежать дублирования состава предыдущих советских изданий  1975
и 1979 гг.  Вместе  с  тем,  даже  отдавая  предпочтение  критерию  новизны,
невозможно было исключить из издания подобного пода переводы,  принадлежащие
перу С. Маршака, Б.  Пастернака,  а  также  другие  впечатляющие  достижения
отечественной    переводной    традиции.    Стремление    к    максимальному
стилистическому единству переводов, которые в совокупности давали бы цельный
облик поэта, не противоречит, на наш взгляд, попытке продемонстрировать иной
подход к интерпретации того или иного текста, показать возможность различных
переводческих решений. С  этой  целью  в  "Примечаниях"  приводятся,  -  как
правило, для наиболее значительных в творческой эволюции Китса  произведений
или представляющих особые переводческие трудности  -  варианты  стихотворных
переводов. Сочтено целесообразным познакомить читателя и  с  самыми  первыми
попытками перевода Китса на русский язык, относящимися к началу века.


        "ПРИМЕЧАНИЯ"

     Третья  и  последняя  прижизненная  книга  поэта  ""Ламия", "Изабелла",
"Канун  святой  Агнесы"  и другие стихотворения" (""Lamia", "Isabella", "The
Eve  of  St. Agnes", and Other Poems") вышла в свет в самом начале июля 1820
г.  (издатели  Тейлор  и  Хесси).  Помимо  трех  значительнейших поэм Китса,
указанных  в заглавии, и поэмы "Гиперион", оставшейся незавершенной, сборник
включал  оды,  принадлежащие  к  лучшим  созданиям  поэта,  а  также  четыре
стихотворения  (в  сравнении  со  сборником 1817 г. примечательно отсутствие
сонетов,  хотя  именно за эти годы Китсом были созданы замечательные образцы
этой излюбленной им стихотворной формы).
     Сборник   снабжен   следующим   "Уведомлением",   написанным,  по  всей
вероятности,   Джоном   Тейлором:  "Коль  скоро  ввиду  появления  в  печати
неоконченной  поэмы под названием "Гиперион" некое, оправдание так или иначе
почтется   необходимым,   издатели   решаются   заявить   о   том,  что  всю
ответственность   за   это   всецело  принимают  на  себя,  поскольку  поэма
опубликована  единственно  вследствие  особой  и  настоятельной просьбы с их
стороны  вопреки  желанию  автора.  Предполагалось,  что по объему настоящая
поэма   сравняется  с  "Эндимионом",  однако  отклики,  вызванные  указанным
произведением,  заставили автора отказаться от продолжения работы над ней. -
Флит-стрит,  26  июня  1820  г.".  В  одном  из  авторских экземпляров Китс,
перечеркнув  весь  текст "Уведомления", написал сверху: "Я тут решительно не
при чем: я был болен в то время", а под последней фразой: "Это ложь".
     Несмотря  на  сравнительно медленную распродажу, сборник встретил целый
ряд  одобрительных  критических  отзывов  (подробнее  см.: Tsokan Huang. The
magazine reviews of Keats' "Lamia" volume (1820). Salzburg, 1973).


        "ЛАМИЯ"
                                   LAMIA

     Поэма  "Ламия" писалась с перерывами летом 1819 г. (конец июня - начало
сентября) - сначала на острове Уайт, затем в Уинчестере.
     Основным    источником   для   Китса   послужил   трактат   английского
философа-моралиста Роберта Бертона (1577-1640) "Анатомия Меланхолии" (1621),
отрывок  из  которого  был  приведен  вслед  за  поэмой  в сборнике 1820 г.:
"Филострат,  в четвертой книге написанного им труда "Vita Apollonii", {"Vita
Apollonii"  -  "Жизнь  Аполлония Тианского", биографический роман в 8 книгах
о  неопифагорейском  философе  I  в.  древнегреческого  писателя  Филострата
Старшего  (II-III вв.).} приводит достопамятное происшествие подобного рода,
каковое  не  должно мне обойти молчанием. Некто Менипп Ликий, юноша двадцати
пяти  лет,  на  пути  из  Кенхреи в Коринф встретил сходный фантом в обличий
прекрасной женщины, которая, взяв его за руку, привела в свой дом на окраине
Коринфа,  открылась  ему,  что  по  рождению  она  финикиянка  и что если он
останется  с  ней, он услышит, как она поет и играет, будет пить вино, какое
никто  никогда не пил, и ни единый человек его не потревожит; но она, будучи
мила  и  прекрасна,  будет  жить и умрет вместе с ним, милым и прекрасным на
вид.   Юноша-философ,   прежде   рассудительный   и  благоразумный,  обладая
способностью  умерять  свои  страсти,  помимо  одной  -  любовной,  пребывал
некоторое  время  с  нею  к  величайшему  своему  удовольствию  и,  наконец,
сочетался  с  ней  браком.  На  свадебный  пир  в числе прочих гостей явился
Аполлоний,  который  посредством ряда умозаключений обнаружил, что она змея,
ламия,   и  что  вся  окружающая  ее  обстановка,  подобно  золоту  Тантала,
описанному  Гомером,  невещественна,  будучи  простой  иллюзией. Увидев, что
тайна  ее  раскрыта, она со слезами молила Аполлония хранить молчание, но он
остался  непоколебим, вследствие чего она сама, утварь и дом вместе со всем,
что  в  нем  было,  исчезли  в  мгновение ока. Многие были свидетелями этого
случая,  ибо он произошел и самом центре Греции". (Цит. по кн.: Keats J. The
Compl. Poems / Ed. by J. Barnard. Harmondsworth. 1976, p. 665-666).
     В  поэме,  стиховой  строй  которой  отмечен  влиянием  Джона  Драйдена
(1631-1700),  нашло  отражение  стремление  Китса  к  объективизации эмоций.
Вероятно,  не  случайно  именно "Ламия" открывает сборник 1820 г. Сам Китс в
письме  Джорджу  и  Джорджиане  Китсам 17-27 сентября 1819 г., ставя "Ламию"
выше  других своих поэм, оценивал ее следующим образом: "Я уверен, что в ней
есть  тот огонь, который должен так или иначе захватить людей: дайте им либо
приятное,  либо  неприятное  переживание  -  они  именно  и  хотят какого-то
переживания" (Letters..., vol. 2, p. 189).
     Ламия  -  в  греческой  мифологии  -  чудовище,  пожиравшее чужих детей
(мотив,  опущенный Китсом). Согласно Дж. Лемприеру, злой дух, змея с головой
и  грудью  прекрасной  женщины.  Живет  в  лесах и оврагах, заманивая к себе
путников сладостным шипением.

                                  Часть I

     1-6  В  те  дни,  когда...  дриад  и  фавнов  не  изгнал...  - Согласно
распространенному  поэтическому  представлению,  олимпийские  божества  были
вытеснены  феями,  эльфами  и  другими волшебными существами: иными словами,
классическая  мифология уступила место сказочному фольклору Германии, Англии
и скандинавских стран.

     204 ...из пут змеиных... - Ср. "Потерянный рай" Мильтона:

                       Змий почивал, склубясь
                       В замысловатый лабиринт колец,
                       В их средоточье голову укрыв,
                       Что хитростей утонченных полна

                              (IX, 182-185; пер. Арк. Штейнберга).


     В  маргиналиях к тому Мильтона Китс замечает: "Чья голова не закружится
при  размышлениях  о  сатане в змеиной темнице! - никакой другой поэтический
отрывок  не вызовет боли, мучительнее хватающей за горло, чем эта" (Keats J.
The Compl. Poems, p. 526).

     352  В  дворцах  и  храмах,  освящавших блуд... - У Бертона говорится о
Коринфе  следующее:  "Ежедневно  туда  являлись  через  все городские ворота
пришлецы  со  всех  сторон.  В  одном  только  храме  Венеры  тысяча блудниц
продавала  себя   Все народы обращались туда, как в школу Венеры" (цит.
по кн.: Keats J. The Compl. Poems p. 670).

                                  Часть II

     232-238 дивились радуге на небесах... Ламия растаяла бесследной - Китс,
разделявший общеромантическое недоверие к рациональному знанию, был знаком с
лекцией  У.  Хэзлитта  "О  поэзии  в  целом" (1818), в которой, в частности,
говорилось: "Нельзя скрывать, что  развитие знаний склонно ограничивать
пределы  воображения и подрезать крылья поэзии" (Hazlitt W. The Compl. Works
/ Ed. by P. P. Howe. London; Toronto, 1930, vol. 5, p. 9).



        "ИЗАБЕЛЛА, ИЛИ ГОРШОК С БАЗИЛИКОМ"
                       ISABELLA, OR, THE POT OF BASIL

     Написана  в  феврале - апреле 1818 г. Для предполагавшегося совместно с
Дж.  Г.  Рейнолдсом  сборника  поэтических  н