овелл на сюжеты из "Декамерона"
Джованни  Боккаччо  (1313-1375) Китс пересказал пятую новеллу четвертого дня
(подробнее  см.  статью  Н.  Я.  Дьяконовой "Новелла Боккаччо в стихотворной
обработке   английских   романтиков"  (Проблемы  международных  литературных
связей.  Л.,  1962,  с.  69-90).  Уже  через год после написания Китс весьма
критически  оценивал поэму и только по настоянию друзей включил ее в сборник
1820  г.:  "В  ней  слишком  много  жизненной  неопытности  и  простодушного
неведения.  Это  могло  бы быть очень хорошо, когда человека нет в живых, но
при жизни это не годится. Будь я рецензентом, я назвал бы "Изабеллу" слабой,
со  всех  сторон  уязвимой  поэмой,  до смешного серьезной и печальной. Если
можно  так  выразиться, драматургическая способность позволяет мне полностью
проникнуться  каким-то чувством, но in Propria Persona {In Propria Persona -
от  соответствующего  лица (латин.).} мне следует быть готовым к тому, чтобы
самому  слегка  над ним посмеяться. "Ламия" не вызывает подобных возражений,
зато "Канун святой Агнесы" - сколько угодно, хотя там это не так бросается в
глаза" (Письмо Ричарду Вудхаусу 21-22 сентября 1819 - Letters..., vol. 2, p.
174).
     Русские  переводы  - М. Талов (1955 - строфы XIV-XVII), Игн. Ивановский
(1960 - строфы XIV-XVI), Е. Витковский (1975).
     Базилик   (Ocimum   Basilicum)   -   душистый   василек.  Средневековье
приписывало этому растению целый ряд магических свойств, поэтому он входил в
состав любовных зелий различного назначения.

     1 Вассал любви - В оригинале "palmer" - пилигрим. Сравнение влюбленного
с  пилигримом  (возвращающимся  из  Палестины  с  пальмовой  ветвью)  широко
распространено   в   английской  поэзии  эпохи  Возрождения,  в  частности у
Шекспира.

     105-136 Два брата и ловко лгут на многих языках. - Бернард Шоу, называя
эти  строфы  "большевистскими",  писал в 1921 г.: "Если вообразить, что Карл
Маркс  писал  бы поэму, а не трактат о капитале, то он написал бы "Изабеллу"
  Грандиозный  обвинительный  акт против наживал и эксплуататоров
вкратце  заключен  уже  здесь"  (Цит.  по  кн.:  Елистратова  А. А. Наследие
английского романтизма и современность. М., 1960, с. 443).

     312  А  ты  среди  живых,  в  толпе людской. - Эта строка (And thou art
distant  in  humanity.)  взята  А. А. Ахматовой эпиграфом к стихам "Шиповник
цветет" ("Из сожженных тетрадей", 1961).


        "КАНУН СВЯТОЙ АГНЕСЫ"
                            THE EVE OF ST. AGNES

     Поэма,  принадлежащая к вершинам творчества Китса, написана 18 января -
2 февраля 1819 г.
     Сюжет опирается на поверье, изложенное Робертом Бертоном в его трактате
"Анатомия  Меланхолии":  "Единственное  их желание - если только это удастся
посредством  волшбы,  увидеть в зеркале образ своего мужа; они готовы отдать
все что угодно, дабы только узнать, когда именно они выйдут замуж, сколько у
них  будет  мужей  - либо с помощью кромниомантии, особого рода ворожбы, при
коей  луковицы  возлагаются  на  алтарь  вечером  в  сочельник,  либо же они
постятся  в  ночь  накануне  святой Агнесы, дабы узнать, кто будет их первым
супругом" (цит. по кн.: Keats J. The Compl. Poems p. 621).
     Русские переводы - Г. Гампер (1973 - отрывки), Е. Витковский (1975).

     Святая  Агнеса  - раннехристианская мученица времен римского императора
Диоклетиана,  обезглавленная  в  303  г.;  считается святой покровительницей
девственниц.  По преданию, тринадцатилетняя Агнеса, отличавшаяся необычайной
красотой  и  хрупкостью,  чудесным  образом  уберегла свою невинность в доме
порока,  куда  была  ввергнута  властями.  Вскоре после ее смерти родителям,
пришедшим  на  ее  могилу,  было  видение,  в  котором Агнеса предстала им в
окружении   сонма   ангелов,   с  белым  агнцем  -  символом  непорочности и
незапятнанной  чистоты,  ставшим  с  тех  пор  ее атрибутом (само имя Агнеса
происходит  от  латинского  слова  "agnus"  -  ягненок).  21  января, в день
святой  Агнесы,  католические монахини приводили в церковь двух белых ягнят,
которых  освящали и стригли у алтаря, а шерсть затем пряли и вплетали в плащ
архиепископа (паллиум).

     171 Мерлин  долг  свой  заплатил... -  В  кельтском  фольклоре Мерлин -
могучий чародей, маг и прорицатель; герой многих средневековых легенд, в том
числе  цикла  сказаний  о рыцарях Круглого стола (ср. "Смерть Артура" Томаса
Мэлори).  "Долг"  Мерлина - его жизнь, которой он был обязан некоему демону,
своему   прародителю.   Ненастную  ночь  встречи  Порфире  и  Маделины  Китс
романтически уподобляет разгулу стихий, сопровождавшему смерть Мерлина.

     291 "La belle dame sans mercy" - см. примеч. на с. 359.


        "ОДА СОЛОВЬЮ"
                            ODE TO A NIGHTINGALE

     Написана  в  мае 1819 г. Впервые была опубликована в "Энналз ов зэ файн
артс" в июле 1819 г.
     Русские переводы - И. Дьяконов (1973), Е. Витковский (1975), Г. Кружков
(1979).
     Перевод Григория Кружкова:

        "ОДА СОЛОВЬЮ"

        "I"

                   И в сердце - боль, и в голове - туман,
                        Оцепененье чувств или испуг,
                   Как будто сонный выпил я дурман
                        И в волнах Леты захлебнулся вдруг.
                   Но нет, не зависть низкая во мне -
                        Я слишком счастлив счастием твоим,
                             Вечерних рощ таинственный Орфей!
                                   В певучей глубине
                             Ветвей сплетенных и густых теней
                        Ты славишь лето горлом золотым!

        "II"

                11 Глоток вина - и улечу с тобой!
                        Прохладного вина, в котором вкус
                   Веселья, солнца, зелени живой -
                        И пылкость юных Провансальских муз!
                   О кубок в ожерелье пузырьков,
                        Мерцающий, как южный небосвод!
                             О Иппокрены огненной струя,
                                  Что обжигает рот!
                             Один глоток - и мир оставлю я,
                        Исчезну в темноте между стволов.

        "III"

                21 Исчезну, растворюсь в лесной глуши
                        И позабуду в благодатной мгле
                   Усталость, скорбь, напрасный жар души -
                        Все, что томит живущих на земле,
                   Где пожинает смерть посев людской
                        И даже юным не дает пощады,
                             Где думать значит взоры омрачать
                                  Свинцовою тоской,
                             Где красоте - всего лишь миг сиять,
                        Любви, родившись, гибнуть без отрады.

        "IV"

                31 Прочь, прочь отсюда! Я умчусь с тобой -
                        Не колесницей Вакховой влеком -
                   Но на крылах Поэзии самой,
                        С рассудочностью жалкой незнаком!
                   Уже мы вместе, рядом! Ночь нежна,
                        Покорно все владычице Луне,
                             И звезд лучистые глаза светлы,
                                  И веет вышина
                             Прохладным блеском, тающим на дне
                        Тропинок мшистых и зеленой мглы.

        "V"

                41 Не вижу я, какие льнут цветы
                        К моим ногам и по лицу скользят,
                   Но среди волн душистой темноты
                        Угадываю каждый аромат -
                   Боярышника, яблони лесной,
                        Шуршащих папоротников, орляка,
                             Фиалок, отдохнувших от жары, -
                                  И медлящей пока
                             Инфанты майской, розы молодой,
                        Жужжащей кельи летней мошкары.

        "VI"

                51 Вот здесь впотьмах о смерти я мечтал,
                        С ней, безмятежной, я хотел заснуть,
                   И звал, и нежные слова шептал,
                        Ночным ознобом наполняя грудь.
                   Ужели не блаженство - умереть,
                        Без муки ускользнуть из бытия,
                             Пока над миром льется голос твой...
                                   Ты будешь так же петь
                             Свой реквием торжественный, а я -
                        Я стану глиною глухонемой.

        "VII"

                61 Мне - смерть, тебе - бессмертье суждено!
                        Не поглотили алчные века
                   Твой чистый голос, что звучал равно
                        Для императора и бедняка.
                   Быть может, та же песня в старину
                        Мирить умела Руфь с ее тоской,
                             Привязывая к чуждому жнивью;
                                  Будила тишину
                             Волшебных окон, над скалой морской,
                        В забытом, очарованном краю.

        "VIII"

                71 Забытом!.. Словно стон колоколов,
                        Тот звук зовет меня в обратный путь.
                   Прощай! Фантазия, в конце концов,
                        Навечно нас не может обмануть.
                   Прощай, прощай! Печальный твой напев
                        Уходит за поля... через листву
                             Опушек дальних... вот и скрылся он,
                                  Холмы перелетев...
                             Мечтал я? - или грезил наяву?
                        Проснулся? - или это снова сон?


     66  Руфь  -  в  Ветхом  завете  моавитянка, прабабка царя Давида (Книга
Руфь).  Овдовев,  отправилась вместе со своей свекровью в Вифлеем Иудейский;
собирала  колосья  на  поле  Вооза  -  богатого  землевладельца, взявшего ее
впоследствии себе в жены.


        "ОДА ГРЕЧЕСКОЙ ВАЗЕ"
                            ODE ON A GRECIAN URN

     Написана  в мае 1819 г. Впервые опубликована в "Энналз ов зэ файн артс"
в январе 1820 г.

     49-50 Краса - где правда... что надо знать. - Заключительные строки оды

                "Beauty is truth, truth beauty,- that is all
                Ye know on earth, and all ye need to know"

имеют  огромную  критическую  литературу  и  до  сих  пор являются предметом
текстологического  спора.  В  издании  1820 г. в кавычки была заключена лишь
предпоследняя  строка,  однако  отсутствие  автографа позволяет усомниться в
правильности  такого  написания.  По мнению Джона Барнарда, предпочтительнее
толкование,  согласно  которому обе строки в совокупности представляют собой
афористическую надпись - "обращение" вазы к че ловечеству.
     Русские  переводы  -  В.  Кемеровский  (1913),  О.  Чухонцев (1972), И.
Лихачев  (1973),  В.  Потапова (1975), Б. Лейтин (1976), А. Парин (1979), Г.
Кружков (1981).

                       Перевод Василия Комаровского:

        "ОДА К ГРЕЧЕСКОЙ ВАЗЕ"

                      Ты цепенел века, глубоко спящий,
                           Наперсник молчаливой старины,
                      Вечно-зеленый миф! А повесть слаще,
                           Чем рифмы будничные сны!
                      Каких цветений шорох долетел?
                           Людей, богов? Я слышу лишь одно:
                                Холмов Аркадии звучит напев.
                           То люди или боги? Все равно...
                      Погони страх? Борьба упругих тел?
                                Свирель и бубны? Хороводы дев?

                   11 Напевы слушать сладко; а мечтать
                           О них милей; но пойте вновь, свирели;
                      Вам не для слуха одного порхать...
                           Ах, для души они теперь запели.
                      О юноша! в венке... И не прейдет
                           Тот гимн - и листья те не опадут;
                                Пусть ввек не прикоснется поцелуй;
                           Ты плачешь у меты - она цветет
                      Всегда прекрасная, но не тоскуй -
                                Тебе любить в безбрежности минут!

                   21 О, этих веток не коснется тлен!
                            Листы - не унесет вас аквилон!
                      Счастливый юноша - без перемен
                            Свирели будет звон и вечный сон;
                      Любовь твоя блаженна! Вновь и вновь
                            Она кипит, в надежде утолить
                                 Свой голод; свежесть чувства не прейдет;
                            А страсть земная отравляет кровь,
                      Должна печалью сердце истомить,
                                 Иссушит мозг и жаждой изведет.

                   31 Что это за толпа, волнуясь, мчит?
                            На чей алтарь зеленый этот жрец
                      Ведет теленка? Почему мычит
                            Венками разукрашенный телец?
                      Чей это городок на берегу
                            И на горе высокий этот вал,
                                 Зачем молитвенный спешит народ?
                            О этот город, утро на лугу,
                      И нет здесь никого, кто б рассказал,
                                 Зачем так грустен этот хоровод.

                   41 Эллады тень! обвитая листвой
                            Мужей из мрамора и легких жен,
                      Зеленым лесом, смятою травой
                            Ты мучаешь, маня, как вечный сон
                      И вечно леденящая мечта!
                            Но поколенье сменится другим,
                                 Ты новым людям будешь вновь сиять -
                            Не нам. Тогда скажи, благая, им,
                      "Краса есть правда, правда - красота",
                                 Земным одно лишь это надо знать.

                          Перевод Олега Чухонцева:

        "ОДА ГРЕЧЕСКОЙ ВАЗЕ"

                       О ты, невеста молчаливых дней,
                            Питомица покоя векового,
                       Рассказчица, чьи выдумки верней
                            И безыскусней вымысла иного,
                       Какие мифы из тенистых рощ
                            Аркадии иль Темпы овевают
                                 Твоих богов или героев лики?
                            Какие девы вечно убегают?
                       Какой погони и победы мощь?
                                 Какие вакханалии и крики?

                    11 Пропетые мелодии нежны,
                            А непропетые - еще нежнее.
                       Звените же, свирели тишины,
                            Чем вы неслышней, тем душе слышнее!
                       Ты, юноша прекрасный, никогда
                            Не бросишь петь, как лавр не сбросит листьев;
                                 Любовник смелый, ты не стиснешь в страсти
                       Возлюбленной своей - но не беда:
                                 Она неувядаема, и счастье
                            С тобой, пока ты вечен и неистов.

                    21 Ах, счастлива весенняя листва,
                            Которая не знает увяданья,
                       И счастлив тот, чья музыка нова
                            И так же бесконечна, как свиданье;
                       И счастлива любовь - еще трикрат
                            Счастливее, еще для наслажденья
                                 Трепещущая, как сплетенье веток,
                       Чей жар не студит сердца невпопад
                            Тоской развязки и от пресыщенья
                                 Не иссушает горла напоследок!

                    31 Кто те, дары несущие во храм?
                            Суровый жрец, куда ведешь ты телку,
                       Мычащую моляще к небесам,
                            С гирляндой роз, наброшенной на холку?
                       Какой морской иль горный городок
                            С рядами мирных башен в час закланья
                                 Священный обезлюдел и затих?
                       Ты, городок, так пуст и одинок,
                            Что не расскажет ни одно преданье,
                                 Какая смерть на улицах твоих.

                    41 О мраморная ваза, ты с толпой
                            Невинных дев и юношей проворных,
                       С лесной листвой, с потоптанной травой,
                            О грация аттическая, в формах
                       Застывших, ты как вечность, молчаливо
                            Взыскуешь нас! Немая пастораль!
                                 Когда уйдем и будет нам не больно,
                            Другим что скажешь ты на их печаль?
                       Скажи: Прекрасна правда и правдиво
                                 Прекрасное - и этого довольно!

                         Перевод Григория Кружкова:

        "ОДА ГРЕЧЕСКОЙ ВАЗЕ"

        "I"

                     О строгая невеста тишины,
                          Дитя в безвестье канувших времен,
                     Молчунья, на которой старины
                          Красноречивый след запечатлен!
                   5 О чем по кругу ты ведешь рассказ?
                          То смертных силуэты иль богов?
                               Темпейский дол или Аркадский луг?
                     Откуда этот яростный экстаз?
                               Что за погоня, девственный испуг,
                  10      Флейт и тимпанов отдаленный зов?

        "II"

                  11 Пускай напевы слышные нежны,
                          Неслышные, они еще нежней;
                     Так не смолкайте, флейты! вы вольны
                          Владеть душой послушливой моей.
                     И песню - ни прервать, ни приглушить;
                          Под сводом охраняющей листвы
                               Ты, юность, будешь вечно молода;
                          Любовник смелый! никогда, увы,
                     Желания тебе не утолить,
                               До губ не дотянуться никогда!

        "III"

                  21 О вечно свежих листьев переплет,
                          Весны непреходящей торжество!
                     Счастливый музыкант не устает,
                          Не старятся мелодии его.
                     Трикрат, трикрат счастливая любовь!
                          Не задохнуться ей и не упасть,
                               Едва оттрепетавшей на лету!
                          Низка пред ней живая наша страсть,
                     Что оставляет воспаленной кровь,
                               Жар в голове и в сердце пустоту.

        "IV"

                  31 Кто этот жрец, чей величавый вид
                          Внушает вам благоговейный страх?
                     К какому алтарю толпа спешит,
                          Ведя телицу в лентах и цветах?
                     Зачем с утра благочестивый люд
                          Покинул этот мирный городок, -
                               Уже не сможет камень рассказать.
                          Пустынных улиц там покой глубок,
                     Века прошли, века еще пройдут,
                               Но никому не воротиться вспять.

        "V"

                  41 Высокий мир! Высокая печаль!
                          Навек смиренный мрамором порыв!
                     Холодная, как Вечность, пастораль!
                          Когда и мы, свой возраст расточив,
                     Уйдем, - и нашу скорбь и маету
                          Иная сменит скорбь и маета,
                               Тогда - без притчей о до