звездой мерцало отраженной;
                    Переплетались вязью утонченной
                    Прожилки в камне дивной чистоты:
                385 Воистину богиня красоты
                    Могла ступать по ровным плитам пола.
                    С волшебною мелодией Эола
                    Дверь отворилась в царственный покой,
                    Сокрывший их от суеты мирской.
                390 Уединенье слуги разделяли -
                    Немые персы; их подчас видали
                    В базарном гвалте, но никто не мог
                    Проведать, где хозяев их порог.
                    Но, истины во славу, стих летящий
                395 Расскажет о печали предстоящей,
                    Хоть многие желали бы сердца
                    Покинуть любящих в неведенье конца.


                                  Часть II

                         Любовь и черствый хлеб средь нищих стен -
                    Прости, Амур! - есть пепел, прах и тлен.
                    Подчас любовь - и в золото одета -
                    Мучительней поста анахорета.
                  5 Сказания из призрачной страны
                    Непосвященным чужды и темны.
                    Поведай Ликий о себе хоть слово -
                    Нахмурилась бы нравственность сурово,
                    Но столь недолгим был восторга час,
                 10 Что не послышался шипящей злобы глас.
                    Сам Купидон от ревности мгновенной
                    К блаженству пары этой совершенной
                    Над створом двери, что в покой вела,
                    Парил, раскрыв шумящие крыла,
                 15 И полночи вокруг рассеивалась мгла.

                         Но вот пришла беда: перед закатом -
                    За пологом, прозрачно розоватым, -
                    (Подвешенный на нити золотой,
                    Колеблем ветром, он вплывал в покой
                 20 Меж мраморных колоннок, открывая
                    Голубизну эфира), созерцая
                    Друг друга сквозь ресницы в полусне,
                    На ложе, как на троне, в тишине
                    Любовники покоились счастливо.
                 25 Но тут донесся вдруг нетерпеливо,
                    Веселый щебет ласточек смутив,
                    Сторожевой трубы пронзительный призыв.
                    Очнулся Ликий: звук не повторился,
                    Но мыслей рой тревожный оживился.
                 30 Впервые он пурпуровый чертог,
                    Где обитал пленительный порок,
                    Душой обеспокоенной покинул,
                    Стремясь в тот шумный мир, что сам отринул.
                    У Ламии приметливой тотчас
                 35 Невольно слезы полились из глаз.
                    Она державой радостей владела,
                    Но Ликия блаженство оскудело:
                    Уйдя в раздумье, отдалился он...
                    Над страстью чудился ей погребальный звон.
                 40 "О чем ты плачешь, дивное творенье?"
                    "О чем твое, скажи мне, размышленье?
                    Оставил ты меня - и тяжело
                    Легла забота на твое чело.
                    В твоей груди мне места нет отныне".
                 45 Воскликнул он: "В твоих зрачках, богиня,
                    Себя я созерцаю как в раю;
                    Мечтаю страстно, чтоб любовь свою
                    Воспламенить рубиновым гореньем.
                    Каким твое мне сердце ухищреньем
                 50 В ловушку заманить и взять в полон -
                    Таить, как аромат таит бутон?
                    До дна испить блаженство поцелуя?
                    Узнать ты хочешь, что в душе храню я?
                    От любопытных восхищенных глаз
                 55 Никто не в силах редкий скрыть алмаз,
                    Пред замершей толпой не возгордиться!
                    Хочу я изумленьем насладиться
                    Взволнованных коринфян. Пусть скорей,
                    Встречаемы приветствием друзей
                 60 И недругов досадою открытой,
                    На улице, гирляндами увитой,
                    Мы в колесницу брачную взойдем
                    Перед Гимена шумным торжеством".
                    Но Ламия упала на колени:
                 65 Не сдерживая жалобных молений,
                    Ломала руки, горем сражена.
                    Переменить намеренье она
                    Возлюбленного пылко заклинала.
                    Задет он был и удивлен немало,
                 70 Но кроткую строптивицу склонить
                    К согласию желал - и, может быть,
                    Невольно властью упивался новой
                    Терзать и речью бичевать суровой.
                    Разгневанный ее упорством, он
                 75 Стал так прекрасен, точно Аполлон
                    В тот миг, когда, Пифона поражая,
                    Вонзилась в пасть змеи стрела златая.
                    Змеи? О нет! Змея ли перед ним?
                    Безропотно со жребием своим
                 80 Она смирилась, юноше покорна,
                    Во власть любви отдавшись непритворно.
                    Он прошептал в полночной тишине:
                    "Открой же имя сладостное мне!
                    Не спрашивал о нем я, почитая
                 85 Тебя богиней. Гостья неземная,
                    Как среди смертных ты наречена?
                    Заздравный кубок алого вина
                    Поднимут ли друзья твои высоко,
                    Родные соберутся ль издалека?"
                 90 "Нет у меня на свете никого,
                    Кто б мог придти на это торжество.
                    Безвестна я в Коринфе многолюдном.
                    Отец и мать навеки беспробудным
                    Почили сном. Их пыльный склеп забыт,
                 95 Над урнами лампада не горит:
                    Одна осталась я в роду злосчастном.
                    Из-за тебя в порыве сладострастном
                    Презрела я завещанный обряд.
                    Зови гостей, но если нежный взгляд
                100 Имеет власть, как прежде, над тобою -
                    Пусть Аполлоний с праздничной толпою
                    Не переступит свадебный порог".
                    Смутился Ликий, но никак не мог
                    Добиться объясненья слов столь странных, -
                105 И вдруг умолк в объятьях сна нежданных.

                         Обычай был: пред брачным торжеством
                    Невеста покидала отчий дом
                    В час предзакатный, под фатою скрыта.
                    Вслед колеснице радостная свита
                110 Бросала с песнопеньями цветы...
                    Но, Ламия, как одинока ты!
                    Без Ликия (отправился он вскоре
                    На пир сзывать родню), в безмерном горе,
                    Отчаявшись безумца убедить
                115 Любовь от глаз завистливых таить,
                    Она решилась с ревностною страстью
                    Придать великолепие несчастью.
                    Откуда к ней явилось столько слуг
                    И кто они - не знал никто вокруг.
                120 Под шум незримых крыл зажегся ярким
                    Сияньем зал. Неслась к высоким аркам
                    Томительная музыка - она,
                    Казалось, держит в воздухе одна,
                    Стеная от мучительной тревоги,
                125 Воздвигнутые волшебством чертоги.
                    Панель из кедра отражала строй
                    Высоких пальм: они над головой
                    Вершинами сплелись, и в пышных кронах
                    Зажглись светильники среди ветвей зеленых.
                130 Роскошный пир под лиственным шатром
                    Благоуханья источал. Весь дом
                    Она прошла - тиха, бледна, бесстрастна,
                    В наряде дивном царственно-прекрасна.
                    Невидимым прислужникам своим
                135 Велит изображением резным
                    Ветвей из мрамора и яшмы темной
                    Украсить каждый уголок укромный.
                    Довольная убранством, в свой покой
                    Она взошла, наедине с тоской
                140 Укрылась в тишине уединенья -
                    И там со страхом стала ждать вторженья
                    Гостей зловещих, буйным кутежом
                    Готовых возмутить затворнический дом.

                         Вот час настал для толков суесловных.
                145 Злосчастный Ликий! Тайну нег любовных,
                    Счастливого безмолвия удел -
                    Зачем, глупец тщеславный, ты презрел?
                    Явилось стадо: шумною гурьбою
                    Теснясь у входа, с завистью тупою
                150 Глазели гости на роскошный дом,
                    Вознесшийся мгновенным волшебством.
                    На улице, с младенчества известной
                    Всем обитателям застройкой тесной,
                    Возник дворец диковинно-чудесный.
                155 Недоуменно внутрь они спешат;
                    Но средь вошедших некто острый взгляд
                    В убранство дивное вперил сурово,
                    Ступил на мрамор, не сказав ни слова,
                    Угрюм и строг - то Аполлоний был.
                160 Холодную усмешку он таил,
                    Как будто мгла запутанного дела
                    Пред мыслью зоркой таяла, яснела.

                         У входа Ликий встретился ему...
                    "Являться не пристало никому
                165 На пир счастливый гостем нежеланным,
                    И все-таки присутствием незваным
                    Смущу веселье юношей и дев -
                    И ты простишь мне!" Ликий, покраснев,
                    Склонил чело: философа брюзгливость
                170 Рассеяла горячая учтивость.

                         Вступают вместе в пиршественный зал.
                    Благоуханий полон, он сиял
                    Торжественно зажженными огнями.
                    В панелях ярко отражалось пламя
                175 Светильников; затейливо вились
                    Курений струйки, устремляясь ввысь
                    С треножников священных, что, подъяты
                    Над мягкими коврами, ароматы
                    Распространяли: ровно пятьдесят
                180 Курильниц с миррой выстроилось в ряд.
                    Вдоль стен зеркальных к потолку взлетая,
                    Дымки сплетались и двоились, тая.
                    Овальные столы вознесены
                    На львиных лапах и окружены
                185 Удобным ложем; радостно мерцало
                    Вино, внесенное из тьмы подвала;
                    Блестели чаши, грузно-тяжелы.
                    От яств ломились пышные столы,
                    Щедрей даров Церериного рога -
                190 И каждый освящен изображеньем бога.

                         Рабы, гостей в прихожей обступив,
                    Им волосы маслами умастив,
                    Отерли члены губкой благовонной -
                    И, облачившись в белые хитоны,
                195 Все двинулись для пиршества возлечь
                    На шелк, ведя придирчивую речь
                    Вполголоса, никак не понимая,
                    Откуда вдруг взялась обитель неземная.

                200      Чуть слышно музыка плыла вокруг,
                    И разносился мелодичный звук
                    Напевной речи эллинской, сначала
                    Негромкой, но как только развязала
                    Язык струя блаженная, гостям
                    Ударив в голову, поднялся гам;
                205 Сильнее загремели инструменты -
                    И вот диковинные позументы
                    Завес тяжелых, весь просторный зал,
                    Что роскошью невиданной сиял,
                    И Ламия в прекрасном облаченье
                210 Уже не повергают в изумленье.
                    Спасительное, райское вино!
                    Блаженством оделяешь ты одно.
                    В зенит вознесся Вакх, воспламеняя
                    Огнем глаза и щеки. Дверь резная
                215 Раскрылась - и невольники внесли
                    От Флоры пышный дар - наряд земли:
                    Цветов охапки из лесной долины
                    Переполняли яркие корзины,
                    Сплетенные из прутьев золотых -
                220 Пирующим венки для прихотей любых.

                         Какой венок для Ламии? Какой -
                    Для Ликия? Каким мудрец седой
                    Увенчан будет? Папоротник с ивой
                    Пусть отеняют взор ее тоскливый;
                225 Пусть лозы Вакха юноша возьмет -
                    Он в них забвенье страхов обретет;
                    Над лысым лбом философа колючий
                    Чертополох пускай с крапивой жгучей
                    Чинят раздоры. От прикосновенья
                230 Холодной философии - виденья
                    Волшебные не распадутся ль в прах?
                    Дивились радуге на небесах
                    Когда-то все, а ныне - что нам в ней,
                    Разложенной на тысячу частей?
                235 Подрезал разум ангела крыла,
                    Над тайнами линейка верх взяла,
                    Не стало гномов в копи заповедной -
                    И тенью Ламия растаяла бесследной.

                         Вот, сидя с ней в возглавии стола,
                240 Счастливый Ликий от ее чела
                    Глаз не отводит, но, оцепененье
                    Любви стряхнув, он через стол в смущеньи
                    Украдкой посмотрел: там хмурый лик
                    К ним обратил морщинистый старик.
                245 Хотел он кубок, полный до краев,
                    Поднять за мудреца, но столь суров
                    Был взгляд учителя неблагосклонный,
                    На юную невесту устремленный,
                    Что, трепеща, поникла та без сил.
                250 В тревоге Ликий за руку схватил
                    Свою невесту. Холодом могилы
                    Ему на миг оледенило жилы,
                    Потом жестокий жар вонзился в грудь...
                    "О Ламия, ответь же что-нибудь!
                255 Испугана ты - чем? Тебе знаком он?"
                    Забыв про все, не слыша гвалт и гомон,
                    В глаза он впился, смотрит: как чужая,
                    Глядит она, глядит не узнавая,
                    По-прежнему недвижна и бледна -
                260 Как будто колдовством поражена.
                    Вскричал он: "Ламия!" В ответ - молчанье.
                    Заслышав крик неистовый, собранье
                    Притихло; смолк величественный лад.
                    Еще звучала лютня невпопад,
                265 Но мирт в венках увял - и постепенно
                    Безмолвье воцарилось. Запах тлена
                    По зале пробежал - и все вокруг
                    Смертельную тоску почувствовали вдруг.
                    Он снова: "Ламия!" в порыве диком -
                270 Отозвалось лишь эхо слабым вскриком.
                    "Сгинь, мерзкий сон!" - он возопил в слезах.
                    Вгляделся вновь: не бьется на висках
                    Лазурной нитью жилка; краски нежной
                    На коже щек не видно белоснежной;
                275 Запали глубоко глаза в глазницы;
                    Застыли, как у мертвой, острые ресницы.
                    "Прочь, ты - жестокосердый! Прочь, палач!
                    Скрой лживые глаза, скорее спрячь!
                    Иль кара справедливая богов,
                280 Невидимо вступающих под кров,
                    Пронзит тебя внезапной слепотой,
                    Оставит в корчах совести больной, -
                    За то, что ты, бесчестный и презренный,
                    Гордыней нечестивой, дерзновенной
                285 Могущество благое попирал,
                    Обманом изощренным оскорблял.
                    Коринфяне! Взгляните на злодея:
                    Под веками, безумьем адским рдея,
                    Взор демона горит... И нет укрытья
                290 Любви моей... Коринфяне, взгляните!"
                    "Глупец!" - с презрением софист изрек
                    Охрипшим голосом - и, словно рок
                    Свершился неизбежный, с жалким стоном
                    Пал Ликий перед призраком склоненным.
                295 "Глупец! - вновь Аполлоний произнес,
                    Глаз не спуская с Ламии. - От гроз
                    И бедствий жизни я тебя спасал
                    Затем ли, чтоб змеи ты жертвой стал?"
                    При слове том у Ламии несчастной
                300 Дух захватило: беспощадно-властный
                    Разил ее, как пикой, острый взор.
                    Рукою слабой смертный приговор
                    Молила не произносить - напрасно!
                    Софист суровый с ясностью ужасной
                305 "Змея!" воскликнул громко... В этот миг
                    Послышался сердца пронзивший крик -
                    И Ламия исчезла... Упоенье
                    Ушло от Ликия, и в то ж мгновенье
                    Угасла жизнь... Друзьями окружен,
                310 Простерт на ложе без движенья он:
                    И обернули тело в свадебный хитон.

                                                  (Сергей Сухарев)


        "ИЗАБЕЛЛА, ИЛИ ГОРШОК С БАЗИЛИКОМ"

                            Повесть из Боккаччо

        "1"

                    Вассал любви - Лоренцо молодой,
                    Прекрасна, простодушна Изабелла!
                    Возможно ль, чтоб под кровлею одной
                    Любовь сердцами их не овладела;
                    Возможно ль, чтоб за трапезой дневной
                    Их взгляды не встречались то и дело;
                    Чтобы они средь ночи, в тишине,
                    Друг другу не пригрезились во сне!

        "II"

                  9 Любовь их становилась все нежнее,
                    С зарею каждой - глубже и нежней.
                    Он мысленно не расстается с нею
                    Ни в доме, ни в саду, ни средь полей;
                    Ей звуки голоса его милее,
                    Чем шелест ручейка в тени ветвей.
                    "Лоренцо!" - шепчет дева, как признанье,
                    И путает узоры вышиванья.

        "III"

                 17 Еще не видя, знал он, чья рука
                    Беззвучно на щеколду опустилась;
                    Он зорче был, чем сокол, в облака
                    Взмывающий: лишь к небу обратилось
                    Ее лицо - в окно издалека
                    Он профиль различит; она молилась,
                    Идя ко сну, - а он уж был готов
                    Ждать звука утренних ее шагов.

        "IV"

                 25 Весь май тянулось это наважденье,
                    Июнь совсем извел румянец щек;
                    "Нет, завтра умолять о снисхожденье
                    Я буду у ее прекрасных ног!" -
                    "Лоренцо, слово вымолви спасенья,
                    Чтоб день меня живой застать бы мог!"
                    Так по ночам в подушку плакал каждый,
                    А день томил их горечью и жаждой,

        "V"

                 33 Когда болезнь на розы щек ее
                    Повеяла, и Изабелла стала
                    Бледна, как мать н