ад впавшим в забытье
                    Больным младенцем, - "Как она устала!"
                    Тогда подумал он. - "Прервать мое
                    Молчание уже давно пристало:
                    Скажу "люблю" (хоть ни за что на свете
                    Сказать нельзя!) - и выпью слезы эти!"

        "VI"

                 41 Подумал так - и сердце оробело
                    И в ребрах заметалось. Он всю ночь
                    Его молил, чтобы оно посмело
                    Признанье сделать. Но решимость прочь
                    Толчками крови гнало. То хмелело,
                    Гордясь невестой, сердце, то, точь-в-точь
                    Как у ребенка, робким становилось:
                    То нежностью, то буйством плоть томилась.

        "VII"

                 49 Он встретил бы без сна рассветный час,
                    Любови полн, терзаем немотою,
                    Когда бы Изабеллы быстрый глаз
                    Обвенчан не был с каждою чертою
                    Его лица: оно не в первый раз
                    Покрылось бледностию восковою!
                    "Лоренцо!.." Тут сорвался голосок,
                    Но взгляд ее все досказать помог.

        "VIII"

                 57 "Ах, правда ли, - все то, что я лелею
                    В душе, клонящейся к небытию,
                    Ты разгадала? Да, не одолею
                    Смущенья, руку оскорбить твою
                    Непрошенным пожатьем не посмею,
                    Но верь мне, верь: я что ни день встаю
                    С одним желанием, с одной мечтою -
                    Склониться в исповеди пред тобою".

        "IX"

                 65 "Любовь моя! Меня от холодов
                    Уводишь ты в страну, где вечно лето,
                    Где я созревшее тепло цветов
                    Отведаю с тобой!" Признанье это
                    Их губы, осмелевшие от слов,
                    Зарифмовало. Нежностью согрето,
                    Их счастье так блаженно расцвело,
                    Как сад, впитав июньское тепло.

        "Х"

                 73 Простясь, они как по небу ступали:
                    Зефир разъединил макушки роз,
                    Чтобы друг к другу, встретившись, припали
                    Еще тесней; его восторг вознес
                    На холм, откуда открывались дали,
                    Где пряталось светило в кущах лоз,
                    А дева в спальне песенку твердила
                    О тех, кого стрела любви сразила.

        "XI"

                 81 Вдвоем они, едва пора ночная
                    Со звезд покров откинет голубой,
                    Вдвоем они, когда пора ночная
                    Со звезд покров откинет голубой;
                    Вела в беседку тропка потайная:
                    Душистый свод и гиацинтов строй...
                    Ах, лучше бы навек все так осталось,
                    Чтоб их бедой молва не упивалась!

        "XII"

                 89 Они несчастны были? Нет, едва ли!
                    Влюбленным наша не нужна печаль, -
                    Унылые стихи о них слагали,
                    Их после смерти было нам так жаль,
                    А должно, чтобы золотом писали
                    Их радостей и горестей скрижаль
                    (Но не о том, как средь морских зыбей
                    Был к стонам Ариадны глух Тезей).

        "XIII"

                 97 Кто любит, тот уже вознагражден,
                    Единый взгляд всю горечь убивает.
                    Пусть тень Дидоны сдерживает стон,
                    Пусть Изабелла слезы проливает,
                    Пусть благовоньями не умащен
                    Лоренцо бедный... Право же, бывает,
                    Что из цветов сладчайший - ядовит:
                    Для побирушки-пчелки смерть таит.

        "XIV"

                105 Два брата с Изабеллой вместе жили,
                    Купцы потомственные - и для них
                    Кто в шахтах слеп, где факелы чадили,
                    Кто в приисках томился золотых
                    По грудь в воде, кто сох в фабричной пыли,
                    И даже тех, кто мог назвать своих
                    Могучих предков, быстро усмиряло
                    Кнута окровавляющее жало.

        "XV"

                113 Для них индус нырял, отринув страх,
                    К прожорливым акулам, разрывая
                    Дыханьем легкие; для них во льдах
                    Тюлень, от острых копий издыхая,
                    Скулил и лаял. Изнывал в трудах
                    Рабочий люд, - а их рука лихая
                    Вращала страшной дыбы рукоять,
                    Чтоб у бедняг последний грош отнять.

        "XVI"

                121 Что гордость в них питало? Что пространны
                    Владенья их, а нищих тесен кров?
                    Что гордость в них питало? Что фонтаны
                    Приметнее, чем слезы бедняков?
                    Что гордость в них питало? Что сохранны
                    Дукаты в банке, а напев стихов
                    Гомеровых забыт? Я вновь устало
                    Спрошу - так что же гордость в них питало?

        "XVII"

                129 А жили скрытно, в спеси, - нет, скорей
                    В трусливой жадности, как за забором
                    От нищих укрывается еврей;
                    Два коршуна, кружащие над бором
                    Мачт корабельных; мулы со своей
                    Поклажей: золотом и старым вздором;
                    Плуты, что держат простаков в когтях
                    И ловко лгут на многих языках.

        "XVIII"

                137 Как от гроссбухов этих Изабелле
                    Не утаиться было? Как их взор
                    Приметил, что не так прилежен в деле
                    Лоренцо стал? Пускай сразит их мор,
                    Мрак ослепит! Зачем они глядели
                    Поверх своих счетов? Но зорок вор!
                    За хитрым честные пускай следят,
                    Как чуткий заяц, что глядит назад.

        "XIX"

                145 Прославленный Боккаччо! У тебя
                    Прощенья я прошу; у белых лилий
                    Твоих, что вянут, по тебе скорбя;
                    У струн, что среди миртов говорили;
                    У роз, которые, Луну любя,
                    Душистым вздохом душу упоили -
                    За стихотворный слог моей поэмы:
                    Не годен он для столь печальной темы.

        "XX"

                153 Прости меня - и дале речью чинной
                    Повествованье поведу смелей.
                    Безумен я, решившись слог старинный
                    Украсить рифмами новейших дней.
                    Но начат труд - спешу к тебе с повинной;
                    Хорош он или плох - тебе видней:
                    Но в честь твою пишу английским метром -
                    Напев твой северным подхвачен ветром.

        "XXI"

                161 Так братья, догадавшись по всему,
                    Что к их сестре Лоренцо полон страсти
                    И что она не холодна к нему,
                    Поведали друг другу о напасти,
                    От злобы задыхаясь, - потому,
                    Что Изабелла с ним находит счастье,
                    А для нее им нужен муж иной:
                    С оливковыми рощами, с казной.

        "XXII"

                169 Кусая губы, хмурясь, точно тучи,
                    И день и ночь рядили без конца
                    О том, как безопаснее и лучше
                    С дороги навсегда убрать юнца.
                    Что Милосердье перед злобой жгучей,
                    Как кислотой, им выжегшей сердца!
                    Убить Лоренцо - так они решили,
                    А труп зарыть потом в лесной могиле.

        "XXIII"

                177 Стоял Лоренцо, опершись рукой
                    О балюстраду. Солнце чуть всходило.
                    К нему приблизясь росною тропой,
                    Они сказали: "Мы хотели было
                    Не нарушать твой утренний покой,
                    Но нас благоразумье торопило:
                    Лоренцо, поскорей седлай коня,
                    Пока не пробудилось пекло дня.

        "XXIV"

                185 Нам к Апеннинам непременно надо
                    Успеть, пока жара не начала
                    Перебирать на листьях винограда
                    Росинок четки". - Не предвидя зла,
                    Учтиво выслушав тот полный яда
                    Змеиный шип, он взялся за дела
                    И приготовил для поездки в горы
                    Охотничью одежду, пояс, шпоры.

        "XXV"

                193 Пересекая двор наискосок,
                    Все медлил он, надеждою влекомый:
                    Ее шажков легчайший шепоток
                    Услышать бы - или напев знакомый...
                    Вдруг до него, как легкий мотылек,
                    Смех долетел сквозь узкие проемы
                    Оконные. Взглянул наверх - она
                    Стоит, улыбкою озарена.

        "XXVI"

                201 "Любимая, - сказал он, - что за мука
                    Уехать, не увидевшись с утра!
                    На три часа каких-нибудь разлука,
                    А тяжко так... И все же мне пора!
                    Но то, что отнял день, войдя без стука,
                    Нам возвратит полночная пора.
                    Я ненадолго, слышишь, Изабелла?"
                    Она ему кивнула и запела.

        "XXVII"

                209 Вдоль стен Флоренции во весь опор
                    С убийцами их жертва проскакала -
                    Туда, где Арно рвался на простор,
                    Из камышей устроив опахало,
                    Где лещ теченью шел наперекор;
                    Вода и бледность братьев отражала,
                    И пыл Лоренцо. За рекою - лес.
                    Убийство скрыл глухой его навес.

        "XXVIII"

                217 Лоренцо там зарыт, мечом пронзенный,
                    Его любовь с ним вместе сражена.
                    Но тягостно душе, освобожденной
                    Насильственно, и мается она...
                    С мечей и рук смыв кровь водой студеной
                    Как гончие, чья пасть обагрена, -
                    Домой убийцы мчат, как в упоенье:
                    На этот раз их прибыль - преступленье.

        "XXIX"

                225 Сестре сказали братья, будто вдруг
                    Они его на корабле послали
                    В далекий край, затем что среди слуг
                    Честнее человека не сыскали.
                    Надежду прокляни! Замкнулся круг,
                    В одеждах вдовьих девичьи печали!
                    Ни нынче он, ни завтра не придет,
                    Ни через день, ни даже через год.

        "XXX"

                233 Ах, как бедняжка до ночи томилась
                    И плакала о радости былой!
                    В урочный час к ней не любовь явилась -
                    Воспоминаний сладострастный рой;
                    И вдруг лицо Лоренцо наклонилось, -
                    Так ей почудилось - и пред собой
                    Она точеные простерла руки,
                    Но обняла лишь пустоту разлуки.

        "XXXI"

                241 Недолго Эгоизм - Любви собрат
                    Терзал ее, и часа золотого
                    Ждал девичий нетерпеливый взгляд
                    Недолго... ибо в грудь ее сурово
                    Вошел иных забот высокий лад,
                    И вслед Любви из-под родного крова
                    Отправились в неведомую даль
                    Ее тревога и ее печаль.

        "XXXII"

                249 Издалека пришло зимы дыханье
                    И Запад, позолоту потеряв,
                    Спешил, поблекший, песню увяданья
                    Пропеть средь рощ и в логовах дубрав,
                    Все обнажить и, осмелев заране,
                    Из северных пещер свой гневный нрав
                    На волю выпустить. А Изабелла
                    Потухшим взором в пустоту глядела

        "XXXIII"

                257 И становилась с каждым днем бледней.
                    Уста девичьи братьев вопрошали:
                    - "Какой тюрьмой пленен он столько дней?"
                    Чтобы ее утешить, братья лгали.
                    Как адским дымом злобою своей
                    И ненавистью палачи дышали.
                    Из ночи в ночь преследовал их сон:
                    Труп Изабеллы, в саван облачен.

        "XXXIV"

                265 Она в неведенье бы опочила,
                    Но нечто вдруг - как едкое питье,
                    Больных спасающее от могилы
                    На несколько дыханий, как копье,
                    Индейцу возвращающее силы
                    И на костре, будя в нем бытие
                    Тем, что терзает новой болью жилы, -
                    Ее настигло. Вот что это было:

        "XXXV"

                273 Средь ночи к ней видение пришло:
                    Лоренцо плакал у ее постели.
                    Лесной могилой юное чело
                    Запятнано, и губы помертвели.
                    От глаз к ушам два желобка прожгло
                    Слезами в глиняной коросте; еле
                    Звучал металл голосовой струны,
                    И кудри были блеска лишены.

        "XXXVI"

                281 Как странно было призраку сначала
                    Окостеневший напрягать язык,
                    Чтоб речь его по-прежнему звучала,
                    Понятная живым. Друид-старик
                    По струнам ненатянутым устало
                    Скользнет - и арфа оживет на миг...
                    В том голосе был отзвук неземного,
                    Как на кладбище ветра вой ночного.

        "XXXVII"

                289 Хотя безумен взор его очей,
                    Росой блестела в них любовь такая,
                    Что охраняла магией своей
                    Бедняжку, страхов к ней не допуская.
                    А сам меж тем из ткани прошлых дней
                    Он нить тянул: глухая тьма лесная...
                    Спесь, жадность... топкий травянистый лог...
                    Нож в спину - даже вскрикнуть он не мог.

        "XXXVIII"

                297 "Тяжелый камень на ноги мне лег,
                    Кизила куст поник над головою,
                    Вокруг растут орех, каштан и дрок,
                    Усыпана могила их листвою.
                    Я слышу за рекой пастуший рог;
                    Там я повергнут раной ножевою:
                    Приди на холмик вересковый мой, -
                    И станет мне тепло в земле сырой.

        "XXXIX"

                305 Увы, теперь я только тень, я вне
                    Людских жилищ - я не вернусь в них боле,
                    Жизнь только звуками доступна мне:
                    Вот полдень - пчелы пролетают в поле...
                    Молюсь один в могильной глубине,
                    Звон колокольный узнаю по боли,
                    Которой он пронзает мой покой;
                    А ты среди живых, в толпе людской.

        "XL"

                313 Все чувствую, что есть, и все, что было,
                    Но духам не дано сойти с ума.
                    Земное счастье не унесть в могилу,
                    И все ж побеждена тобою тьма:
                    Мой бледный серафим, мое светило,
                    Моя жена, не знаешь ты сама,
                    Как бледность эта греет, как сияет
                    И суть мою любовью наполняет!"

        "XLI"

                321 Дух простонал: - "Прощай!", потупил взор,
                    Исчез, взвихрив полночной тьмы частицы:
                    Так, если устремить усталый взор
                    В подушку смятую, когда не спится
                    И в голову нам лезет всякий вздор,
                    Мрак вдруг вскипает, пенится, искрится...
                    Спать Изабелла больше не могла:
                    Пред ней все та же огненная мгла.

        "XLII"

                329 "Я думала, судьба людьми играет,
                    Давая долю блага или зла, -
                    Кто рано, а кто поздно умирает...
                    В неведенье о жизни я жила!
                    Мне призрак милый правду открывает:
                    Тут братние кровавые дела!
                    Приду к тебе и поцелую в очи,
                    С тобою, мертвым, буду дни и ночи".

        "XLIII"

                337 Она решила: - "Пересилю страх,
                    Всех обману, тайком уйти сумею,
                    Найду в лесу его бесценный прах
                    И песней колыбельной отогрею".
                    Чуть рассвело - она уж на ногах
                    И будит няньку старую, чтоб с нею
                    Идти к могиле, где томится он -
                    Ведь ей недаром снился вещий сон.

        "XLIV"

                345 Вдоль берега, где мрак еще струится,
                    Две тени пробираются тайком.
                    Сжимает крепко нож в руке девица.
                    Старуха шепчет ей: "Каким огнем
                    Ты вся горишь? И что должно случиться,
                    Чтоб улыбнулась ты, дитя?" - "Идем!"
                    И вот нашли его земное ложе:
                    Вот камень, вот кизил - да, все похоже!

        "XLV"

                353 Кладбищ старинных кто не посещал?
                    Кто мысленно не рыл, кроту подобно,
                    Песок и дерн, чтоб черепа оскал,
                    Скелет и саван разглядеть подробно,
                    И собственную душу не вселял
                    В тех, кого смерть так исказила злобно!
                    Все это рай в сравненье с той тоской,
                    Что хлынула ей на сердце рекой.

        "XLVI"

                361 В могилу взор вперив, она хотела
                    Постичь злодейской мысли тайный ход.
                    Ей виделось распластанное тело
                    Так ясно, как на дне кристальных вод.
                    К земле прильнула мыслью Изабелла
                    Как лилия корнями к долу льнет;
                    Затем, схвативши нож, могилу стала
                    Раскапывать, как будто клад искала.

        "XLVII"

                369 И вот - его перчатка. Как цветет
                    Сквозь грязь узор, что был любовью вышит!
                    Она ее на грудь себе кладет,
                    И грудь, оледенев, почти не дышит...
                    Дитя бы здесь, вкушая млечный мед,
                    Должно покоиться... Она не слышит,
                    Не видит ничего: спешит копать,
                    Лишь иногда со лба отбросит прядь.

        "XLVIII"

                377 Старуха от нее не отходила
                    И за ее безжалостным трудом
                    С прискорбием и горестью следила;
                    Сама руками тощими потом
                    Взялась за дело - велика ли сила?
                    Но вот соприкоснулися с ядром
                    Могилы: пальцы ощутили тело;
                    Ни стона с губ несчастной не слетело.

        "XLIX"

                385 Ах, для чего глядеть в могильный зев
                    И пир червей описывать пространно?
                    Мне б менестреля сладостный напев