ому месту и снять шапку. Больше ничего не надо.
  А в Москве хорошо бы проспект или площадь назвать именем Дмитрия
Донского, монумент поставить, вернуть Ослябинскому и Псресветскому
переулкам их исконные названия, призреть, взять под крышу замечательный
барельеф итальянского мрамора, изображающий Дмитрия Донского и других
героев эпохи Куликовской битвы; пока он - вот уже почти полвека - пребывает
на подворье Донского монастыря, доступный солнцу и влаге, морозам и дымным
городским ветрам. И давно пора поставить хотя бы памятный знак в Торжке,
посвященный его героическим защитникам, мемориальную доску установить на
московском памятнике Всех Святых на Кулишках, а также в Серпухове,
Звенигороде, Коломне, Белозерске и других городах, чье воинство приняло
участие в Куликовской битве. Следовало бы поставить памятник Вячко в Тарту,
Довмонту в Пскове, Василию в Козельске, где также хорошо бы создать
живописную диораму обороны и реконструировать, поднять над славным рвом
крепостную средневековую стену. Она станет единственной на всю страну.
Сейчас там пустое место, и пятидесяти тысячам ежегодных экскурсантов,
посещающих ныне Козельск, посмотреть, в сущности, нечего...
  Память - животворная сила настоящего, она полнится подробностями, влечет
нераскрытыми тайнами, глыбится в умах и сердцах великими свершениями
предков, зовет быть достойными их!..
  За народным войском Дмитрия Донского, победившим такого врага на святом
жертвенном ристалище, стояла не только Русская земля с ее трудным и
величественным прошлым, необозримым и трудным будущим; за ним стояла вся
разостлавшаяся вдруг от океана до океана Земля Знаемая, стояла сама
История.
  Тысячелетиями для древних народов Евразии война, вытеснение
иноплеменников с охотничьих территорий, а позже пастбищ и полей,
насильственный захват рабов и добычи были естественными способами
существования, нормой и образцом поведения. Вот как, например, описывал
Гоголь обычаи древних германцев: "Они жили и веселились одною войной. Они
трепетали при звуке ея, как молодые, исполненные отваги, тигры. Думали о
том только, чтобы померяться силами и повеселиться битвой... Они сражались
почти наги, выказывая во всей простоте атлетическую свою силу. Плащ,
застегнутый вместо пряжки терновым шипом, кожа дикого зверя на плече - вот
их убранство. Они строились густо, кучами, в виде клина; действовали вблизи
и вдали короткими копьями, называемыми фрамеями; львиная сила мышц их
бросала их так далеко, сколько нужно было, чтобы достать неприятеля..."
  Тяжелый земледельческий и ремесленный труд, отнимая силы, постепенно
охлаждал боевые страсти, прикреплял мужчин к сезонным и регулярным работам,
к своим пашням, мастерским и семейным очагам, но из Азии, этого, по
выражению Гоголя, "народовержущего вулкана", через Великую Степь еще много
веков накатывали на Европу воинственные неземледельческие, не знающие
постоянных городских и сельских поселений народы - скифы, сарматы, авары,
гунны, гузы, печенеги, половцы, монголы, имевшие право быть в истории как
все прочие. На тысячи лет проникала в глубь, времен историческая память
европейских народов, письменно фиксируя бесконечную череду больших
грабительских войн, приходящих с востока. Прервать, остановить эту лавину
выпало на долю русского народа в XIV веке - так распорядилась История.
  Куликовская битва - военно - политическое столкновение огромной
исторической значимости, отразившее назревающие социально - экономические
процессы. Уклад и образ жизни, который на протяжении тысячелетий находил
разрешение в захватнических набегах и нашествиях, опустошениях огромных
территорий, военном грабеже и последующей непомерной эксплуатации
покоренных народов, должен был уступить зарождавшейся прогрессивной
тенденции общественно - хозяйственных отношений^ соответствовавших
качественно новому, более высокому уровню развития производительных сил,
торговых сношений, социальной дифференциации и сопутствующим
этнопсихологическим процессам, происходившим на Восточно - Европейской
равнине; история поставила перед русским и другими народами, населявшими
эту равнину, великую задачу по созданию сильного централизованного
государства нового времени, и они с этой задачей блестяще справились.
  Старое, однако, никогда легко не уступало новому ни в большом, ни в
малом. Через два года после Куликовской битвы золотоордынский хан Тохтамыш
нежданно привел на Русь семидесятитысячное войско, обманом взял Москву и
уничтожил ее население. У Дмитрия не было ни времени, ни людских ресурсов,
чтобы подготовиться и отразить нападение. И - снова тяжелая дань! Дмитрий
Донской вынужден был платить в год семь тысяч рублей серебром, добавив
однажды к этой огромной сумме десятитысячный взнос за тверского
задолжавшего князя; представьте себе кучу серебра, представьте реки
соленого пота, пролитые земледельцами и ремеслениками Московской Руси, чтоб
наработать только один этот взнос...
  Дмитрий Донской оставил духовную, в которой зорко предрек политическую
перспективу: "А переменит бог Орду, дети мои не будут давать выхода в Орду,
и который сын мой возьмет дань на своем уделе, то тому и есть". И вот в
самом начале XV века наступили эти времена. Сын Дмитрия великий князь
владимирский и московский Василий Дмитриевич, тот самый, что в 1395 году
спешно собрал войско, чтоб выступить .против самого Тамерлана, подошедшего
к Ельцу и после двухнедельного стояния повернувшего назад, получает однажды
послание Едигея. Документ этот чрезвычайно интересен и не нуждается в
особых комментариях - настолько он политически и психологически ясен, в
подробностях .иллюстрируя новую историческую ситуацию. Вот это письмо,
вернее, тоскливая жалоба - просьба в переложении на современный язык. "От
Едигея поклон Василью, да и много поклонов. Как те поклоны придут к тебе,
царев ярлык: слышанье учинилось таковое, что неправо у тебя чинят в
городах, послы царевы и купцы из Орды к вам приезжают, а вы послов и купцов
на смех поднимаете, великую обиду и истому им чините - это недобро. А
прежде вы улусом были царевым, и страх держали, и пошлины платили, и послов
царевых чтили, и купцов держали без истомы и без обиды. Как царь  Темир -
Колгуй сел на царство, а ты улусу своему государем стал, с того времени у
царя в Орде не бывал, царя в очи не видел и князей его, ни бояр своих, ни
иного кого не присылал, ни сына, ни брата, ни с каким словом. А потом
Шадибек восемь лет царствовал, и у него ты также не бывал и никого не
присылал, и Шадибеково царство также минуло. А ныне Булат - Султан сел на
царство, и уже третий год царствует. Также ты сам не бывал, ни брата своего
не посылал, ни боярина. И мы улуса твоего сами своими очами не видели,
только слухом слышали. А что твои грамоты к нам в Орду присылал, то все
лгал: что собирал в своей державе с двух сох по рублю, куда то серебро
девал? Было бы добро, если бы дань была отдана по старине и по правде..."
("Собрание государственных грамот и договоров", М., 1819, ч. 2, с. 16- 17).
  Эта "грамота" не возымела действия, и в 1408 году Едигей сам явился на
Москву, чтоб не только посмотреть ее "своими очами", но и попытаться силой
восстановить старое, невозвратимое. Большое войско Едигея месяц осаждало
Кремль, так и не подступив к его каменным твердыням из-за прицельной
стрельбы со стен, разграбило окрестности и вернулось в степь фактически ни
с чем.
  Позже Русь выдержала почти бесчисленные нападения большеордынских,
казанских и крымских войск и грабительских отрядов Улуг - Мухаммеда,
Мамутека, Седи - Ахмата, Мозовши, Мамутяка, Егупа и прочих. Отражая эти
набеги, молодое Московское государство при Василии Втором и Василии Третьем
крепло экономически, расширялось территориально, развивало свою
национальную культуру, становилось новой политической и государственной
явью - Россией, а Золотая Орда, наследственный улус внука Темучина сына
Джучи, окончательно распадалась и слабела. При Ахметхане была предпринята
последняя попытка вернуть прежнее силой оружия, однако она обернулась
исторически неизбежным событием.
  ...Стою на современном мосту через Угру, неподалеку от Калуги, смотрю на
широкую долину, распахнувшуюся по обе стороны быстрой речной струи. Ровно
через сто лет после Куликовской битвы пришли сюда и встали на этих
равновеликих, зеленых, гладких, как столешницы, пространствах два огромных
войска. Вижу нечто символическое в том, что противостояние это сотворилось
на старой Киевско - Московской дороге и древняя столица как бы вручала
здесь судьбу Руси новому стольному граду. Была символической и тревожная
молчаливая недвижимость первого часа, за которой угадывался исторически
неизбежный исход, и последующие победоносные сражения на бродах, и гром
пищалей с русского берега, символически звучало имя почти никому сегодня не
ведомого полководца, пришедшего сюда во главе русского войска, - Иван
Младой...
  Это было следствие Куликовской битвы - последняя немирная встреча
грабительской Орды и молодой России... Освободительная Отечественная война
1612 года, освободительная Отечественная война 1812 года, беспримерная
воинская и трудовая дружба народов нашей Родины в годы Великой
Отечественной войны 1941 - 1945 годов - все это, как и многое другое из
прошлого и настоящего. имеет корни в битве на Непрядве.

  Слава полю Куликову!

  Надобно также обернуться нам на запад, откуда восемьсот лет назад
подобралась к нашим предкам и их ближайшим соседям первая большая война,
растянувшаяся на много веков...
  Не раз бывал я в Польше; колесил польскими дорогами по газетной
командировке и с туристическим вояжем, занимался декабристским поиском и
просто гостил у друзей. Варшава, Лодзь, Познань, Белосток, Чепстохов,
Освенцим, Катовице, Краков, Нова - Гута, Новы - Тарг, Закопане, Тарнув,
Жешув, Ярослав, Сандомеж, Радом, Быгдощ, Щецин, Сопот, Гданьск... Когда был
в Польше последний раз, из Гданьска потянуло на восточную окраину
воеводства, где я давно мечтал побывать, да все случай не выпадал, а в этот
приезд просто не нашел сил миновать места, в которых когда-то вроде бы
вдруг и, казалось, намертво завязался тугой узел средневековой европейской
истории, но был, к счастью, одним махом разрублен славянским мечом. Концы
чужеземных давящих вервей еще много веков сплетались вновь, пока в наши дни
не сгорели в огне совсем...
  Над Ногатой, быстрым рукавом Вислы, среди современных городских кварталов
остроугольным каменным утесом возвышается знаменитая тевтонская крепость.
Есть, как говорится, на что посмотреть! Видел я русские, турецкие,
французские, шведские, чешские, южно - и средненемецкие, японские и иные
крепости времен давно минувших, однако ни одна из них не может в какой -
либо мере сравниться с Мальборком. Пять оборонительных каменных рубежей
надо было взять штурмом, чтобы добраться до сердцевины цитадели, а еще
глубокие рвы, подъемный мост, стенные, башенные и дворцовые бойницы,
система циклопических ворот, расположенных таким образом, что исключались
прямые прострелы, с хитрой ловушкой в главном надвратном помещении, куда
можно было впустить пешего или конного неприятеля, запечатать с двух сторон
тяжеленными падающими железными затворами, шутя перебить его сверху через
специальные отверстия и горой свежих трупов окончательно преградить доступ
к внутреннему двору крепости. В течение нескольких веков сгонялись сюда с
большой округи каменщики, миллиарды кирпичей крепчайшего старинного обжига
было уложено в эту неприступную твердь, которая, по современным меркам,
занимала восемнадцать гектаров площади, а ее помещения - двести двадцать
тысяч кубометров пространства!
  Высокий замок, Средний замок, Низкий замок, великолепная трапезная,
страшенной высоты юго - западная башня типа "гданиско", переходы, колодцы,
складские помещения... Не знаю, что говорила другим посетителям крепости
архитектура замков, башен, храмов и трапезных - все эти ребристые
звездчатые своды, стрельчатые проемы, стройные колоннады, какие ассоциации
вызывала у гостей Мальборка роспись золотых ворот или скульптурный декор
капителей, не ведаю, о чем думает среднестатистически" турист,
рассматривающий коллекции старинного оружия, фарфора и монет, изделий из
янтаря, археологические черепки да железы, а меня мое едва сдерживаемое
воображение - хотя делаю я документальную работууносило в давнишние, редко
вспоминаемые в обыденности времена, когда северогерманцы и рыцари -
крестоносцы методично, век за веком, теснили славян, коренных насельников
балтийского побережья, лабовисленского междуречья и прибрежных островов,
дойдя к началу XIII века до земли пруссов, на которую нам надо бы на минуту
вернуться.
  Этот большой и сильный народ, кажется, никому не мешал - мирно и трудно
жил в своих лесах и болотах, добывал мед, пушнину и рыбу, торговал с
Польшей, Литвой и Русью, поклонялся старым языческим богам и не хотел знать
новых, чужеземных. Первые католические миссионеры были перебиты. Позже
польские князья, подталкиваемые папой римским, пошли на север с крестом и
оружием, однако, встретив стойкое сопротивление и ответные набеги,
пригласили в эти места из Средиземноморья безработных рыцарей - тевтонов,
не предполагая, какой тяжелый обоюдоострый меч они заносят не только над
судьбою несчастных пруссов, но и над собственной головой, над
благоденствием и государственностью всех прибалтийских народов и восточных
славян. Пруссы, так и не принявшие креста, были именем пречистой девы
Марии, покровительницы пришельцев, и тем самым тевтонским мечом с длинной
рукоятью да еще всепожирающим огнем полностью уничтожены, навсегда стерты с
лица земли - с их дружными поселениями, отлаженным бытом, с их верованиями
и своеобразной культурой, впитавшей славянсколитовские элементы, с их
архаичным языком и этническим разнообразием, на равных включавшим в этот
без следа исчезнувший народ племена бартов, вар нов, натайгов, помезан и
порезан...
  Любой народ, где бы он ни жил и каким бы малочисленным ни был,
представляет собою стремительно возрастающую с годами и веками
общечеловеческую ценность - он несет в будущее земной истории неповторимую
свою культуру, язык, предания старины, обычаи, ремесла. В бурях европейской
истории текущего тысячелетия счастливо дожили до наших дней так называемые
"малые" народы - вепсы, баски, гагаузы, саами, табасаранцы и многие другие.
Нет на этом старом цивилизованнейшем материке бодричей, лютичей, руян,
пруссов, и мы не знаем, какие оттенки приобрела бы история Европы, если б
остались в ней эти народы, а давнее тяжкое преступление против человечества
еще недостаточно квалифицировано по заслугам...
  Победоносный Тевтонский орден, соединившись с остатками ливонцев,
разбитых Александром Невским, за полтора века создал на этой земле мощное
автократическое военное государство, сделавшееся орудием папской курии,
немецких феодалов и захватчиков - колонистов. Из Венеции перенес сюда свою
резиденцию великий магистр, а Мариенбург превратился в неприступную
крепость с роскошными внутренними покоями, стал притягательным местом не
только для западных искателей разбойничьих приключений, но и августейших их
земляковкоролей и принцев, князей и маркграфов. Красный зев каменного
чудища был оскален острыми башнями - зубьями на солнечный восход, окна -
бойницы свирепо взирали на восточные просторы...
  Одно важное историческое обстоятельство просветляет международную
ситуацию в этом европейском регионе конца XIV - начала XV в.
"Христианизировать" здесь стало некого, и, таким образом, пропадал смысл
существования Тевтоно - Ливонского ордена, если б у пришельцев не
оставалось стародавней главной цели - военной захватнической экспансии,
устремленной на восток. Польша и только что католицизированная Литва вдруг
ясно увидели, как обкусываются кусок за куском их земли. И вот
средневековый немецкий милитаризм скликал в Мальборк под свои стяги всю
свободную ратную силу Запада, и после первык легких побед к середине лета
1410 года скопилось в одном месте более восьмидесяти тысяч до зубов
вооруженных воинов; впрочем, есть историки, доказывающие, что их было чуть
поболе тридцати тысяч - тенденции к преувеличению ратных сил не избежал
тогда, кажется, никто. Они сконцентрировались на пограничье древних
поселений пруссов, поляков и литовцев, между деревнями с уже чисто
немецкими названиямиГрюнвальд и Танненберг или, по русским летописям, "межи
грады Дубровиа и Острога", построились в боевой порядок - не традиционной
железной "свиньей", а протяженным фронтом, выдвинув вперед не длинные пики
из-за тяжелых щитов, а новое для тех времен оружие - затаенный в железных
стволах огонь, гром, каменнья да свинцовые ядра, что могли пробивать
прогалины в строе противника, на лету срывать головы людям, ломать ноги
лошадям; около ста бомбард было выдвинуто перед рядами рыцарей.
  Сакраментальный "Drang nach Osten" должен был свершиться одним гигантским
прыжком. В достоверном средневековом сочинении говорится, что Великий
Магистр Ульрих фон Юнгинген "хотел подчинить своей власти многие страны и
королевства". Перед ним простирались Литва и Польша, но какие имелись в
виду другие "страны и королевства"? Насмерть поразив ближайшую цель, не
мечтал ли магистр Ульрих фон Юнгинген выйти на псковско - новгородские
рубежи, последний оплот русской независимости, чтоб рассчитаться за давние
поражения, начиная с Ледового побоища, потом ринуться" к границам
таинственно возрождавшейся Московии, разбившей ровно за тридцать лет до
того орды Мамая, тоже мечтавшего покорить многие страны и королевства? Ведь
Москва только что снова подверглась нападению степняков, была разграблена
степняками ее земля.
  Стратегические же тылы крестоносцев были перед этим обеспечены - Ульрих
фон Юнгинген сумел заключить союз с чешским королем Вацлавом и венгерским
Зигмундом, родственником польского Ягайлы. У войска, что встало 15 июля
1410 года перед фронтом ордена, бомбард не было. Польские войска -
пятьдесят одно боевое знамяпод командованием краковского мечника Зындрама
из Машковиц заняли левый фланг, литовско - русское войскосорок хоругвей -
правый. В центре русско - литовского войска стояли три смоленских полка,
закованные в латы и вооруженные тяжелым боевым оружием, пришли на битву
отряды из Киева, Львова, Бреста, Витебска, Гродна, Полоцка, Пинска, Лиды,
Новогрудок, Вылковыска, Кременца, Мельницы, Дрогичина, Стародуба, Галича,
Перемышля, Холма, Новгорода Великого и Новгорода - Северского... Издалека
пришли на битву четыре тысячи чехов-патриотов, в рядах которых находился
будущий знаменитый вождь гуситов Ян Жижка, затаилась в сторонке на дороге,
ведущей в тыл, к Ульново (Фаулену) летучая татарская конница. Оба крыла
огромного войска опирались в болота, речки и озера, что, как и на Куликовом
поле, делало невозможным фланговые обходы и удары с тыла.
  Предстоящее главное сражение на втором фронте восточноевропейского
средневековья должно было решить исторические судьбы многих народов
обширного региона.
  Поле это напоминает великие русские ратные поля - Куликово, поле под
Бородином и Прохоровкой. Простор, селеньица вдалеке, запашки, а ближе к
центру кустарники, перелески, леса; "грюнвальд" по - немецки - "зеленый
лес". А в центре поля разнотравье - зеленые проростки жизни из крови павших
воинов разных народов. И сама природа на месте Грюнвальдской битвы свершила
земное поднятие, будто возвысила над окрестными низинами историческое
значение события 1410 года...

  Асфальтированная автомобильная стоянка, киоск с открытками, дорожки к
памятнику, установленному в I960 году, к 550 - летию битвы - высоченная
железобетонная колоннада с гербами наверху, среди коих все больше
одноглавые польские орлы, каменный монумент рядом, сделанный в условной
современной манере. Поодаль - полукруглое кирпичное здание, в небольшом
фойе которого картины давней битвы, копья, мечи, секиры, шлемы, рыцарские
доспехи, а из-за шторы, из темного зала доносится громкая боевая музыка,
крики, команды