ывается большая бурливая река, что бежит с родных его гор на север.
Только эта Ока спокойней.
  Субудай махнул рукой, отпуская уруса, но тут же окликнул кипчака,
приказав спросить, что за нрав у местного князя.
  - Озорной, - сказал певец. - Не приведи господь!.. Безотцовщина.
  Сбросить в обрыв надо бы сначала Бурундая; он, наверно, наговорил внуку
Темучина сыну Джучи что-то лишнее, от себя,- ничем другим нельзя было
объяснить срочный вызов, что привез не ханский гонец и даже не воин охраны,
а главный табунщик, старый монгол с воспаленными, часто мигающими веками,
из-под которых все время текли мутные слезы. Он, как и Субудай, уже давно
не мог натянуть тетиву сильного лука, его держали в войске и делились с ним
добычей за прежние заслуги. Монгол этот прошел с Субудаем сквозь все войны,
был предан ему, как собака или конь, и полководец не случайно назначил
старого ветерана командовать на водоразделе табунщиками-кипчаками - только
они, два человека в войске, знали, сколько всего коней остается в запасных
табунах, разрозненных расстояниями.
  Сбросить бы к шептальщикам еще и всех чингизидов - они не стали ни о чем
спрашивать Субудая, все решили без него.
  - В степь! - сказал внук Темучина сын Джучи.
  - В степь, - подтвердил старший Орда, не имевший, как всегда, своего
мнения.
  - В степь! - в один голос сказали Шаибан и Тангут, младшие братья Бату.
  - В степь, - поддакнул Бурундай. - К стенам лестниц не поставить, таранов
не утвердить. Ледяная стена. Нет рабов, нет корма.
  - Нет стрел,- в тон ему добавил Субудай.- Надоело тощее мясо полусдохших
меринов, а у нас нет ни одного барана.
  Чингизиды засмеялись, а Бурундай, делая вид, что не понял намека,
пробормотал сквозь зубы:
  - Мудрый Субудай знает, что в степи нас ждут окруженный овечьими стадами
Монке и Бучек со своими туменами.
  - А если вначале нас ждет князь Михаил со своими туменами? - спросил
Субудай.
  - Это надо наверное узнать,- встрепенулся внук Темучина сын Джучи, и все
чингизиды заговорили между собой о том, что полководцы не должны забывать
главного - разведку во все концы направить, и, главное, туда, куда пойдет
войско. Субудай в душе смеялся над ними, но сохранял непроницаемое лицо.
Они забыли, что он великий воин. Своих лучших разведчиков Субудай сразу же
определил к последнему стогу сена, который стоял на косогоре вдали от
города, и приказал наказывать смертью всякого, кто попытается украсть хотя
бы клок драгоценного корма. Это они узнали о нетронутом, полном зерна
городе в стороне. Субудай пока никому не сказал о нем. Взяв город, он
снабдит зерном лучших разведчиков и пошлет их кружным и опасным западным
путем в степь. Они оторвутся от главных сил, и любое их сообщение через
несколько дней станет неверным. Но пусть хоть один из них обойдет древесные
завалы и с надежным кипчаком, знающим те места, тихо прокрадется меж южных
селении урусов, разыщет в степи Монке. А Субудай не может рисковать
остатками войска и добычей! На слабых конях возвращаться назад, огибая
вершины всех этих бесчисленных рек, по лесному хламу, снова петлять
водоразделами? Нет! Урусы успеют собрать силу, чтобы встретить его на
границе степи вблизи своих городов. Идти только лесом, напрямую, навстречу
Монке! Но до этого надо переждать большую воду и любой ценой выковырнуть
урусов, как улитку, из их деревянной раковины.
  Субудай обвел взглядом чингизидов. Сейчас он прыгнет на этих щенков, как
барс.
  - Воины устали, - гнул свое Бурундай, стараясь не видеть вывернутого
красного века Субудая. - Их можно всех казнить за то, что они хотят в
степь.
  Субудаю тоже хотелось в степь. Он сказал:
  - Идти в степь нельзя.
  В ханской юрте стало тихо. Внук Темучина сын Джучи приподнялся, готовясь
произнести слова, после которых ничего уже не поправить, но Субудай
продолжал:
  - За городом - река с широкой снежной долиной. Там, где она кончается,
деревьев не различишь. Кони увязнут столовой.
  Внук Темучина сын Джучи посмотрел на Бурундая, который сказал:
  - Снег и воду обойдем сухой тропой на западе.
  - До той тропы пять бескормных переходов. А на тропе нет селений, нет
открытых мест. Дикий лес не прокормит. Кони поломают ноги в завалах. Головы
мы уже почти потеряли. На тропе потеряем коней. Перед степью потеряем
добычу.
  - Добычу нельзя терять, - возразил внук Темучина сын Джучи.
  - Западная сухая тропа поведет через земли сильных Урусов. Там очень
много городов, и на них надо еще год собирать всю степь, - добавил Субудай.
  - Не трогать этот город и ждать, когда уйдет большая вода, - уже робко
сказал Бурундай.
  Эта баранья голова не понимает, что город придется брать совсем по особой
причине, о которой Субудай пока не скажет никому.
  - Большая вода здесь идет и стоит пятьдесят дней, потому что в темных
лесах толстые снега, - возразил он. - А за холмами на том берегу еще одна
большая река - Ока. И на пути великая Итиль, собирающая всю воду с земли
урусов, болгар, буртасов и многих северных народов. Если не переждать,
могучая Итиль унесет воинов, коней и добычу во внутреннее море, как сор.
  - Если потеряем добычу, - сказал внук Темучина сын Джучи, - позор на всю
степь.
  Субудай нанес решающий удар:
  - И вся вселенная узнает, что мы не смогли взять последнего маленького
города урусов, сложенного из дерева.
  - Потеряем лицо, - задумался внук Темучина сын Джучи.
  - Идти в степь нельзя, - подытожил Субудай, выждал паузу и вдруг добавил:
- Брать город сейчас тоже нельзя.
  - Почему? - округлил глаза внук Темучина сын Джучи.
  - Такого города мы еще не встречали... Но его, хотя и не сразу, придется
уничтожить совсем, чтобы никто не узнал, какой ценой мы его уничтожили. И
есть еще одна важная причина, из-за которой мы будем брать город. О ней я
скажу только одному из вас.
  Их оставили вдвоем с Бату-ханом, но Субудай передумал - эта причина
должна объявиться позже и о ней не следует говорить, пока не использовано
бескровного средства для взятия города.

  Любознательный Читатель. А какое это могло быть средство?
  - Один из городов чжурчжэней Субудай взял, разрушив над ним плотины и
затопив его водой. Какой-нибудь южный город можно было также покорить без
боя, лишив его жителей воды, но у козельцев, отделенных от рек стенами,
наверняка были вырыты колодцы. В крайнем случае за время осады они могли их
вырыть. Ольга, по преданию, будто бы зажгла столицу древлян с помощью
искоростеньских голубей и воробьев, взятых с города в виде дани, но этого
легендарного средства, как и чжурчжэньского огня, не было в распоряжении
Субудая. Голодная смерть козельцам тоже, наверное, не грозила - они согнали
за стены со всей округи домашний скот и свезли зерно.
  - Что же такое придумал Субудай?
  В конце марта-начале апреля 1238 года Козельск оказался отрезанным
весенним бездорожьем, крепостной стеной и врагами от всего мира. Горожане
давно узнали, конечно, что на Русь напали несметные полчища врагов.
  Такое представление создавалось в восприятии беженцев, потому что
сравнительно небольшие селения наших предков не вмещали грабительскую
конную орду и, казалось, она была везде - в городах и селах, в полях и
лесах, в монастырях и замках, на дорогах, у стогов сена, речных и озерных
прорубей. Потом беженцы с водораздела сообщили, что пришельцы коварны,
беспощадны и уничтожают все живое на пути.
  Когда над лесами показались черные тучи воронья и синие дымы, по
лестницам взобрались на стены последние козельские сторожа. И вот ночами
стали видны огни в прогалинах ближних лесов, слышался уже вороний гвалт и
конское ржание, дымы забили речные долины, заволокли небо - на притихший
городок валила с северо-запада зловещая темная туча и, казалось, не было ей
конца-краю. Сторожа с надвратной башни тревожно вглядывались в лесную
опушку на горе, где угадывалось какое-то густое и плотное движение, как
если бы гора эта была гигантским муравейником. Напряжение и тревога
нарастали, потому что никаких признаков подготовки к штурму не замечалось.
Из лесу иногда появлялись небольшие группы неведомых людей, одинокие
любопытствующие всадники. Подъезжавших поближе осажденные отгоняли,
пристреливаясь к расстоянию и цели, а те лишь подбирали каждую стрелу и
устремлялись к лесу. Вслед им свистели и улюлюкали мальчишки, обсевшие
стену. Пришельцы пока только рассматривали из-под ладоней город с
безопасного расстояния, и над ледяной стеной не пропела еще ни одна
вражеская стрела.
  Шли дня, полные тревог и ожидания. Снега в жиздринской пойме
пропитывались водой, подступающей сверху, с водораздела, и она широко
разлилась, заполнив старицы и ямы, затопив ивняк по всей низине и приглубые
берега под стенами. И вот через неделю после того, как из далеких лесов
потянуло первым дымом, город на восходе солнца был разбужен колокольным
набатом.
  - Первый штурм?
  - Нет. Штурмовать орда пока не могла: звонарь, дежуривший на колокольне,
увидел спросонья невиданную картину, от которой у него захватило дух, и
бухнул в колокол. Город посыпал на стены, однако там стояли вооруженные
воины и отгоняли народ от внутренних лестниц и пологих дощатых
подъемов-настилов, которые начали трещать под тяжестью толп. Самые сильные
и расторопные счастливчики пробивались наверх, к боевым площадкам, разевали
рты и впадали в оцепенение.
  В обтаявший склон, что спускался ко рву от ближайшей лесной куртины и
креста, напрямую било яркое утреннее солнце, освещая сказочное видение. У
края голого леса стояли круглые, похожие на копны сена или огромные шлемы
жилища пришельцев, расшитые разноцветными письменами, клиньями, кольцами,
кругляшками, бегучими изломистыми и плавными дорожками, а склон был устлан
такими пестрыми и яркими коврами, что глазу было невмочь смотреть, и не
смотреть тоже никак не выходило, хотя очи разбегались по сторонам. У входа
в самую большую копну, на возвышении, сидел в расшитых цветных одеждах,
должно быть, сам царь Бату, о котором козельцы уже слышали от беженцев.
Одежды его прошивали золотые и серебряные нити, цветастая шапка остро
вспыхивала световыми искрами. Слева застыли нарумяненными куклами семь жен
царя, справа три царевича, тоже богато разодетых, и еще каких-то два
татарина в таком же простом облачении, как многотысячная плотная масса
воинов, что выстроилась на конях красивым полукругом. За спиной восточного
царя колыхались на древке волосяные хвосты и цветастая хоругвь, перед ним
были разостланы льняные полотнища, на которых стояли плошки с дымящимся
мясом, высились кучи тканей и мехов, груды узорочья, золотых и серебряных
чаш да кубков, а от середины этого видения, что не приснится ни в каком
сне, тянулась к земляной щели длинная бирюзовая лента.
  - Все это, конечно, фантазия?
  - Естественно. Каждый может изменить тут что хочет или нарисовать в
воображении любую другую картинку...
  И вот трое пришельцев отделились от пестрой толпы и, выбирая на снегу
путь попротоптанней, пошли вдоль ткани к обрыву. Один был, видно, из
половцев, другой - темнолицый, узкоглазый и низкорослый, в богатом и
пестром одеянии - неведомо какого племени, а третьего, статного и
светлобородого, кто-то из беженцев узнал, шепнув соседям, будто это
новоторжский гусляр, что поет не князьям, а народу за хлеб на торжищах.
Потом, к общему удивленью, меж конских ног протиснулась на истоптанный снег
большая пестрая собака и, лая с подвывом, побежала прямо по бирюзовой
полосе, оставляя мокрые следы.
  - Никак, главный посол бегит, - ахнул кто-то с башни.- Велика честь!
  На стене сдержанно засмеялись. Собака прижалась - к ногам гусляра и
смолкла, и тут закричал тонким голосом половец:
  - Великий царь стран восточных Бату желает оказать уважение князю вашего
славного селения, которое счастливо оказалось на пути его быстрых коней!
Мы, послы, несем слово Бату князю Басили.
  Со стены послышались веселые голоса:
  - Наш Козля токо-токо глазыньки продрал!
  - Обувается и ругается, почто с раницы подняли да ненадеванные сапоги
жмут!
  - Да не как-нибудь тебе ругается, а в Бату-мать!
  От взрыва хохота, прокатившегося по стене, испуганно переступили копытами
и замотали головами кони у леса. Половец чего-то недопонял, спросил гусляра
и прокричал туда, к лесной опушке, до которой не должны бы долетать
урусские слова и стрелы, что князь Басили, прежде чем увидеть великого и
грозного Бату, творит утреннюю молитву. Внук Темучина сын Джучи гордо
распрямился, потом нахмурился и спросил, чему же так смеются урусы. Ответа
он не успел дождаться - толпа на стене раздвинулась и открылось высокое
узорчатое сиденье, на котором виднелся маленький человечек, окруженный
бородатыми мужами. Они были в богатых одеждах, отделанных мехом и
черно-красным шитьем, поглядывали то на пришлого царя со свитой и войском,
то на малолетнего князя своего, тоже приодетого как следует быть: длинный,
ниже колен кафтан малинового цвета, перехваченный золотым поясом с
раздвоенными концами, воротник, рукава, полы расшиты золотом и по груди от
шеи до пояса тоже шла золотая прошва с тремя поперечными золотыми же
полосами; красные востроносые сапоги, синяя шапка с краснымл наушниками и
зеленым подбоем...
  - Ну, эти-то подробности могли быть совсем другими - никто же не видел,
как одевали малолетних князей.
  - Почему же? В знаменитом "Изборнике" Святослава 1073 года изображен
прадед князя Игоря Святослав Ярославич со своим семейством, и я привел
точное описание одежд малолетнего Ярослава Святославича, будущего
основателя династии рязанских князей. Не знаю, как изменились моды за
полтора с лишним века, только торжественный наряд Василия козельского мог
быть еще богаче и включать, например, золотую цепь на шее да еще в три ряда
довольно обычное по тем временам золотое княжеское украшение. Впрочем,
детали туалета князя Василия здесь не суть важны...
  - Могучий восточный царь Бату, - снова закричал половец, - пришел гостем
к богатому и славному князю Басили и оказывает ему великую честь! Он
приглашает его и знатных людей города отведать яств и принять щедрые
подарки!
  - Если царь Бату пришел гостем, - через минуту ответили со стены, - то
пусть и пожалует со своей свитой к нам. Мы спустим со стены удобные
лестницы и встретим гостей чем богаты.
  Бату-хан, когда ему перевели ответ, поежился и хмуро посмотрел на
Субудая.
  - Великий и могучий восточный царь Бату, - продолжал половец, выслушав
спутника-монгола, пожалует также князя Басили землями и городами с вечной
богатой данью! Юный князь Басили станет в этой стране самым сильным, самым
великим князем!
  - Щагол щаглуя на осиновом дубу! - раздался со стены молодой дерзкий
голос, и, показалось, башни дрогнули от хохота, и кони снова замотали
головами, а собака гусляра залаяла надрывно, с подвывом.
  - Цыц! - утихомирил народ бородач в собольей шубе, стоявший подле князя,
и зычным голосом обратился к послам: - Наш князь желает знать, за какие
услуги он получит от царя Бату этакое ублаженье?..

  Любознательный Читатель. Вся эта сцена придумана?
  - Да, но есть основания придумать ее. Предводители орды всегда пытались
брать города малой ценой, сначала склоняя жителей к капитуляции лестью,
обманом или угрозами. Так было и до Козельска и после него. С. М. Соловьев
писал, например, что у одного из городов на Буге Батый поставил двенадцать
пороков, то есть стенобитных машин, но не смог разбить стен и "льстивыми
словами начал уговаривать граждан к сдаче, те поверили его обещаниям,
сдались - и были все истреблены". Что же касается Козельска, то Ипатьевская
летопись прямо свидетельствует: враги сначала попытались "град прията" не
каким-то другим способом, а именно "словесы лестьными", то есть лживыми. Не
вышло...

  - Чем должоп платить наш князь за этакие милости? - спросили со стены.
  - Великий и щедрый царь Бату желает почтить юного князя богатыми
подарками, а всех жителей милостью своей, когда они откроют этот славный
город для нашего недолгого отдыха.
  Князь Василий вдруг вскочил с места, шагнул и выбросил вперед руку со
странно сложенными пальцами - меж указательным и средним торчал розовый
большой. Стена загудела шибче, вокруг ханской юрты возникло шевеление,
послы оживленно заговорили меж собой, собака жутко завыла, а гусляр вдруг
закричал, что у безбожных агарян льстивые языки, мало сил, а стрел и корма
нет. Его перекричал тонким голосом половец:
  - Иначе великие полководцы Субудай и Бурундай разотрут ваш город в пыль,
а жителей утопят в крови!
  Потом никаких слов не стало слышно, и половец вместе с монголом потащили
певца к ханской юрте. Их свирепо хватала за полы собака.
  - Ату Бату! Ату Бату! - кричали со стены.
  Несколько всадников ринулись навстречу послам. Один из воинов спешился,
взмахом сабли разрубил собаку пополам, потом воткнул гусляру нож выше левой
ключицы, вспорол грудь и бросил вырванное сердце к стене. Оно трепетало на
снегу, замирая. Все онемело и закаменело вокруг на мгновение.
  Вот крики ужаса и боли разорвали тишину, над местом казни гусляра воздух
со свистом пронзили стрелы. Длинные, шурша на излете оперением, они
долетели до ханской юрты. Всадники загородили хана и его свиту живой
плотью, а вся орда подалась назад, в кусты. Пали с коней насквозь
пронзенные воины, завизжали кони. Субудай спокойно и внимательно смотрел из
кустов, как далеко летят с башен эти тяжелые урусские стрелы. Человеческая
рука не могла натянуть тетиву столь сильного лука, и, должно быть, здешние
урусы умели делать воротковые натяжные устройства. Таких луков сейчас не
было в распоряжении Субудая, как не было стрел.
  Приближаться к стене полководец теперь опасался - караульные на башнях
посылали свои сильные стрелы даже в шевелящиеся кусты. Его, окруженного
стражей, узнавали со стены и не раз пытались достать дальнобойной стрелой.
Маленький князь урусов с утра до вечера бегал по стене со своими
ровесниками. Взрослые воины разрешали ему наводить стрелу и спускать
чеку...

  Все это было так, не совсем так или совсем не так; бесспорными, подлинно
научными подробностями о беспримерной Козельской обороне мы не располагаем
и даже не знаем в точности, кто такой был малолетний князь Василий
козельский. На Руси несколько князей носили это имя. Василий (Васильке)
Борисович, например, внук смоленского князя Давыда Ростиславича, в 1218
году княжил в Полоцке и упомянут только В. Н. Татищевым. В том же году, по
летописным данным, умер на княжении в Торжке Василий Мстнславич, сын
Мстислава Удатного и внук Мстислава Храброго. Уцелел во время нашествия
орды Василий Всеволодович, правнук Всеволода Большое Гнездо, умерший в 1249
году князем ярославским. 4 марта 1238 года, как мы знаем, принял
мученическую смерть в Ширенском лесу Васильке Константинович ростовский...
  О происхождении же Василия козельского ничего не известно. Екатерина II в
своих исторических сочинениях и петербургские геральдисты при учреждении
герба Козельска назвали его "Титычем", но никакими документами или ссылками
на них это отчество подтверждено не было, и современные историки условно
считают малолетнего козельского князя, при котором его удельный городок
выдержал феноменальную семинедельную осаду орды, внуком князя козельского и
черниговского Мстислава Святославича, что погиб в 1223 году, - над ним и
его соратниками, завернутыми в ковры, пировали Субудай и Чжэбе после победы
на Калке...
  Цепочка прошлого разорвалась, в ней недоставало одного крепкого звенышка,
и я все чаще вглядывался в маленький кружочек на карте.
  Надо ехать в Козельск!
  Многие средневековые города Чернигово-Северской земли, упомянутые в
летописях как свидетели больших исторических событий, исчезли, и ученые
давно спорят, где находились, к примеру, Домагощ или Неренск. Но
Козельск-то стоит на прежнем месте, и пора нам с читателем побывать в нем,
и если даже мы не найдем ни одной достоверной и свежей подробности,
связанной с его героической обороной, то просто поклонимся этому святому
месту и осветлим нашу память о предках минутой молча