ния.
  Солнце не показывалось целый день; хмурились, суля дождь, небеса, но под
вечер очистились, по-осеннему блекло заголубели. Солнца отсюда не было
видно - приверха вошла в тень крутого левобережья, зато щедрым предзакатным
светом облило оно по ту сторону реки высокую охвоенную гряду, похожую на
гигантскую зеленую стену, желтеющий лиственный лес у ее подножия, и посреди
него, как в старой позлащенной раме, виднелись купола, скелеты шпилей,
щербатые стены, невзрачные пристройки и еще что-то бесформенное и
неразборчивое.
  Вначале-то я, никогда не бывавший в этих краях, подумал, что Жиздра
делает крутую невидимую петлю, тот берег - тоже левый, и, стало быть, это и
есть Козельск - такой крохотный. Но вот впереди и как-то вроде бы вверху
вдруг проглянул городок, тоже, правда, невеличка, но над ним дымили трубы,
с горы грохотали, шипя тормозами, разболтанные грузовики, какой-то лишайный
автобус катил будто бы прямо в лоб, и я понял, что Козельск перед нами, вот
он, а на другой стороне - Оптина пустынь...
  До ночи удалось и в гостинице устроиться, и насчет пропитания
договориться, и разыскать знатока всего здешнего - журналиста и краеведа,
майора в отставке Василия Николаевича Сорокина; хороший, однако, город
Козельск!
  Козельск так стоит, что на него отовсюду надо смотреть снизу вверх. В
этом месте круто обрывается довольно высокая водораздельная гряда,
изрезанная оврагами и долинами приточных речек. Наверное, такая орография и
предопределила название города - по узкому водоразделу мигрировало зверье,
а дикие козы шастали по безопасным кручам, под которыми бурлила на
перекатах хрустальная вода. Перекаты и сейчас можно углядеть, хотя время
утихомирило их. В глубокой же древности здесь пошумливало, знать, довольно
шиверистое место, на котором и плот с медовыми туесами добычливый вятич мог
посадить, и днище лодки пропороть да подмочить меха. Воображаю, как
досадовал этот оборотистый и торопливый вятич; надо б подарок принести
каменному богу, что грозно стоял на круче еще с тех времен, когда
сплавлялись тут с товаром его дед и прадед, не ленившиеся зачалиться перед
каменным перекатом и подняться к священному капищу...

  ...Стою перед тем самым каменным богом, тоже ничего не принес ему в
жертву, хотя и у меня впереди опасный перекат, одно из ключевых мест нашего
путешествия в прошлое.

  Любознательный Читатель. Что за бог имеется в виду?
  - Простой языческий бог, вернее, то, что от него осталось. Ржавинки
рыжеют на плечах - прожилки железной руды. О нем надо бы рассказать
поподробнее.
  Поначалу он, вытесанный из прочнейшего железистого песчаника, был здешним
языческим идолом. Когда пришла другая вера, ему оббили и отполировали
голову, сильно стесали бока, и получился грубый каменный крест. Козельцы
вспоминают, сколько приезжих и проезжих ученых с почтением осматривали эту
историческую реликвию, рассказывают, о том, как незадолго до своей кончины
побывал здесь Сергей Тимофеевич Коненков. Он посетил Оптину пустынь,
встретился с местной общественностью, подарил городу одну из своих
скульптур, а на музейном дворике долго присматривался к этому кресту,
похаживал вокруг, пощупывал его своими чуткими многомудрыми руками...
  Никто не знает, когда языческий идол вятичей превратился в христианский
крест, но верней всего, что далеко не сразу после киевского крещения Руси.
С незапамятных времен по верховьям и притокам Оки жило это
восточно-славянское племя, быть может, самое отважное, предприимчивое и
мобильное среди сородичей, потому что дальше других проникло в лесной
северо-восток, пососедившись с финно-уграми. По обряду захоронения и
характерным женским украшениям археологи установили его точную западную
границу - она шла как раз по водораздельным высотам между бассейнами Десны
и Оки - и южную - лесостепную. На северо-востоке пределы земли вятичей
расплывались в безбрежных лесах, среди которых позже возникла столица
самого большого на земле государства, так что как бы ни перемешивались
москвичи с пришлыми и приезжими последнюю тысячу лет, племенной их корень
все же вятичский.
  Несмотря на сибирское мое рождение, я тоже могу причислить себя к этому
роду-племени, потому что все мои предки с незапамятных времен жили на
Рязанщине; вятичи еще в раннее средневековье проникли до муромских лесов и
мещерских болот. И только тут, в Козельске, я вдруг вспомнил, что мама
однажды прислала мне в студенческое общежитие посылку из Чернигова, в
которой была небольшая пуховая подушка с наволочкой, вышитой по ранту
красным и черным крестом...

  Границы расселения вятичей, за исключением западной, менялись с VIII по
XIII век, но географическим центром их земли всегда оставался район
Козельска. Неизвестно, существовало ли у племени столичное поселение,
только жиздринские козьи кручи для него были идеальным местом - опасные
границы во все стороны далеки, а на этих обрывах легче обороняться. Кроме
того, степь с ее вечной угрозой надежно была отгорожена двумя
широкопойменными водными потоками и непроходимой полосой дремучих лесов,
сохранивших свое стратегическое значение, между прочим, до XVII века, -
через них шла знаменитая засечная черта, тянувшаяся отсюда аж до Нижнего
Новгорода. А с северо-запада к району Козельска примыкало малолесное и
сухое водораздельное плато с хорошими, пригодными для земледелия почвами.
Однако главное достоинство этого места заключалось в другом: козельскпе
крутяки располагались на переломной порожистой точке важного водного пути
древности: Днепр-Десна-Рессета-Жиздра-Ока-Волга. О торговом и военном
значении этого широтного пути и стратегической важности пункта посреди него
история говорит примечательными, хотя и скупыми словами.
  Тысячу лет назад, а точнее в 981 году, киевский князь Владимир - еще не
Креститель и не Святой, а Красное Солнышко - после войны с поляками, во
время которой захватил "грады их Перемышль, Червень и ины городы, иже суть
и до сего дне под Русью", предпринял большой поход в противоположную
сторону, на землю вятичей. "И Вятичи победи и възложи на нь дань"...
  Из краткого продолжения Несторовой записи мы узнаем, что, во-первых,
вятичи, жившие на лесной окраине средневековой Руси, были в основном
земледельцами, потому что платили дань не звериными шкурами, например, "по
черной куне" с дыма или "по беле" со двора, а "от плуга", и, во-вторых, так
было еще во времена Святослава. Вот эта интереснейшая концовка: "...и
възложи на нь дань от плуга, яко же отець его имаше". И третье немаловажное
сведение скрыто за столь лапидарным сообщением первого нашего историка -
вятичи перед тем сумели как-то освободиться от дани Киеву, обрести
независимость.
  Покорение их Владимиром в 981 году, кстати, было тоже не окончательным -
гордые вятичи тут же "заратишася", то есть восстали с оружием в руках, и
Владимиру пришлось предпринять еще один поход. Отчаянно сражались вятичи на
своих засечных границах, стойко держались в городах, в том числе, конечно,
и над жиздринскнми кручами, но силы были слишком неравными. Эта
кровопролитная победа потребовалась киевскому владыке не только и,
наверное, не столько ради дани - походы во все концы давали немало, так
сказать, "с меча", а традиционно земледельческая хлебородная южная Русь "с
плуга"- неизмеримо больше тогдашнего Нечерноземья; куда важнее было
стратегическое и политическое значение события 982 года. Через год "иде
Володимиръ на Болъгары с Добрынею оуемъ своим в лодьяхъ".

  Любознательный Читатель. Что это за Добрыня?
  - Былинный Добрыня Никитич, дядя Владимира по материнской линии, сын
древлянского князя Мала, побежденного Ольгой. Сестра Добрыни Малуша стала
матерью Владимира... Так вот, покорение вятичей открыло водный путь с
Днепра на Волгу. Политический смысл этой победы состоял в том, что вятичи,
а через два года и радимичи стали последними большими восточнославянскими
племенами, с подчинением которых Киеву завершается процесс огромной
исторической важности - средневековая Русь окончательно утвердилась как
единая и могучая многонациональная европейская держава с централизованной
властью, хотя начальные государственные образования в виде княжеств здесь
существовали задолго до призвания варягов, которое тешило и тешит
норманистов.
  - Доныне?!
  - Да, что всегда использовалось в политических и пропагандистских целях.
Все главные события средневековой Руси ставились и до сего дня иногда
ставятся в чрезмерную зависимость от деятельности пришельцев, чтобы
доказать неспособность наших предков к самостоятельному историческому
развитию, к созданию собственной государственности. Приостановимся на этой
теме...


                                    25

  Начальные "обоснования" норманнского происхождения русского государства
навязали русской науке в XVIII веке немецкие ученые, прибывшие на работу в
нашу Академию наук, основанную в 1724 году Петром 1. Математики, ботаники,
физики сделали очень много для становления молодой русской науки,
неоспоримы заслуги историка Г. Ф. Миллера, но тот же Г. Ф. Миллер, а также
Г. 3. Байер и особенно рьяно А. Л. Шл„цер выступили с измышлениями о
неполноценности средневековых славян, русских. Шл„цер: "Русская история
начинается от пришествия Рюрика... Дикие, грубые, рассеянные славяне начали
делаться людьми только благодаря посредству германцев..." А вот что писал
исторически недавно один норманист-чудовище: "Организация русского
государственного образования не была результатом
государственно-политических способностей славянства в России; напротив, это
дивный пример того, как германский элемент проявляет в низшей расе свое
умение создавать государство". Гитлер, "Mein Kampf" ("Моя борьба"). Или,
например, такое о наших предках и нас с вами: "Этот низкопробный людской
сброд, славяне, сегодня столь же неспособны поддерживать порядок, как не
были способны много столетий назад, когда эти люди призывали варягов, когда
они приглашали Рюриков". Это другой учредитель "нового порядка", Гиммлер...
Два слова в цитате я выделил, потому что в наши дни публикуются на Западе
писания наемных историков и политиканов, мечтающих навести свой новейший
порядок на европейском Востоке.
  Западногерманский историк Ганс фон Римша в своей книге "История России",
вышедшей в 1972 году третьим изданием, продолжает выводить ту же мелодию на
своей губной гармошке: "Государственной организации восточные славяне не
знали... В древней русской летописи, составителем которой, вероятно, был
варяг, а редактором, несомненно, варяг, описано "призвание князей"...
Русским выпало на долю великое и редкостное счастье... Правящая династия
была, вне всякого сомнения, варяжского происхождения... Основатель
династии, варяг Рюрик, фигура исторически еще достаточно смутная..." И так
далее. А вот что пишет в книге "Восток минус Запад равен нулю" некто Вернер
Келлер, бумагомарака, не имеющий ни малейшего отношения к исторической
науке: "История о призвании Рюрика, возможно, приукрашена в легендарном
духе. Но неоспорим тот факт, что варяжская высшая прослойка приносит
восточным славянам порядок..." (Курсив здесь и далее мой.-В. Ч.).
  Возвращая читателя в XVIII век, напомню, что против немцев-норманистов
сразу же выступил М. В. Ломоносов. В XIX веке норманнскую теорию поддержали
Н. М. Карамзин, исходя из монархических тенденций своей "Истории
государства Российского", и М. П. Погодин, дошедший до такой крайности, как
высказывание о германском происхождении "Русской правды" Ярослава Мудрого,
а также А. Куник, датский филолог В. Томсен и некоторые другие. Всем им
возражали в принципе и множестве частностей знаменитый русский историк С.
М. Соловьев, М. Т. Каченовский, М. А. Максимович, Ю. И. Венелин, С. А.
Гедеонов, Г. В. Васильевский, боролся с норманистами Д. И. Иловайский-и это
было тогдашним главным полем научных сражений. Отголоски их проникали в
политику, философию, официальную идеологию, педагогику, литературу. А. К.
Толстой в стихотворной сатире "История государства Российского от
Гостомысла до Тимашева" (А. Е. Тимашев-министр внутренних дел, неусыпный
запретитель свободомыслия в печати) иронически писал о "призвании" варягов:

  И стали все под стягом.
  И молвят: "Как нам бить?
  Давай пошлем к варягам:

  Пускай придут княжить.
  Ведь немцы тороваты,
  Им ведом мрак и свет,
  Земля ж у нас богата,
  Порядка в ней лишь нет".

  Последующий текст со многими строчками, написанными по-немецки, не
оставляет никакого сомнения, что поэт-патриот выступает против норманистов.
А издатель-редактор "Московского наблюдателя" И. Колошин излагал дело уже
"на сурьезе":

  Князей варяжских, призывая,
  Славянский порешил совет
  Сказать им: наша Русь большая,
  Но на Руси порядка нет.

  Любознательный Читатель. Не причисляя себя к норманистам, замечу, что
призвали Рюрика все же для наведения порядка на своей земле.
  - Разве?
  - Это же каждому школьнику известно!.. Наизусть помню: "Земля наша велика
и обильна, а порядка в ней нет".
  - Интересно, откуда вы взяли эту фразу?
  - Из "Повести временных лет" Нестора. Откроем хотя бы "Изборник"
двухсоттомной "Библиотеки всемирной литературы".
  - Откроем... Да, здесь тоже переведено именно так, хотя читатель может
найти на противоположной странице фразу оригинала, где ни о каком "порядке"
речи нет.
  - Как?!
  - А вот так... Смотрите сами. И заглянем еще в первоисточник, то есть в
Ипатьевскую летопись. Второй том "Полного собрания русских летописей",
столбец 14: "...земля наша велика и обильна, а наряда в ней нет". Как
видите, ни о каком порядке здесь ничего не говорится. Речь идет о наряде.
  - Что же означало слово "наряд"?
  - Не только праздничную одежду, но и другое - примерно то же, что и
сейчас... Бригадир, скажем, дает рабочим наряд, то есть задание, указание,
что делать. У Даля "наряд", в частности, - это "повестка, повещенье,
приказанье о посылке людей в работу". И Татищев первым растолковал это
летописное слово как "распорядок и справедливость", "руководительство".
Переводить же слово "наряд" как "порядок" мы взялись, кажется, еще до Н. М.
Карамзина и никак не можем остановиться...

  Должен сообщить читателю и нечто особенное. В 1977 году впервые
опубликована Холмогорская летопись. В предисловии к изданию говорится, что
на обложке подлинника вытиснено: "Из древлехранилища Погодина". Русский
историк прошлого века М. П. Погодин, сделавший так много полезного, был,
однако, как и Н. М. Карамзин, последовательным норманистом, почему и не
придал должного значения соответствующей фразе из принадлежавшего ему
рукописного сокровища, и я выделю в ней слово, нужное нам для выяснения
важнейшей исторической истины: "И си реша чюдь, словене, кривичи варягом:
"Вся земля наша добра есть и велика, изобилна всем, а нарядника в ней
несть"". А в 1978 году в 34-м томе "Полного собрания русских летописей"
опубликован так называемый Пискаревский летописец. В нем перечисляется
многонациональный состав того своеобразного средневекового полугосударства
- словене-новгородцы, чудь, кривичи и меря, вначале изгнавшие варягов, а
потом призвавшие себе князя, "иже бы владел нами, рядил ны и судил вправду"
В Ипатьевской летописи эта мысль выражена так:
  "...и рядил по ряду, по праву".
  Есть очень примечательные строки и в Мазуринском летописце, напечатанном
за десять лет до Пискаревского:

  "...вспомянуша наказание Гостомысла всей Русской земли и послы своя
послаша в Варяжскую землю". И наконец, согласно Пискаревскому летописцу,
послы эти сказали следующее: "Вся наша земля добра есть и велика и
изобильна всем, а рядчика в ней нет". И наконец, давно известная Тверская
летопись: "...вся земля наша добра есть и велика и изобилна всемъ, а
нарядникъ в ней нетъ".

  Великоновгородское полугосударственное образование середины IX века было
огромным: оно включало земли словен-новгородцев, чуди - этим словом
назывались тогда эсты, живущие в Прибалтике, а также угро-финские племена
Прионежья и Северной Двины, веси - угро-финских племен, заселявших крайний
север средневековой Руси до побережья Белого моря, кривичей-славян,
занимавших весьма протяженное широтное пространство от Немана до Волги, а
также мери - смешанных племен угро-финской языковой группы, обитавших на
лесных просторах нынешних Владимирской, Ивановской, Ярославской и
Костромской областей...
  Когда престарелый новгородский князь Гостомысл, оставивший какое-то
"наказание", то есть завещание, умирает, все перечисленные выше народы,
ранее как-то объединенные настолько, что "изгнаша Варягы за море", теперь
"почаша сами в себе володети" и "вета род на род и быша усобице в них"...
  - Приглашают варягов же?
  - До сих пор никто в точности не знает, кто такие были варяги. Татищев их
считал финнами, хотя этот народ назывался в те времена "емь". Другие
полагали их шведами или норвежцами, и это самая живучая версия. В "Краткой
истории СССР", вышедшей в 1978 году, варяги названы норманнами, в одной
итальянской публикации 1979 года утверждается, что "норманны, они же
викинги, они же варяги..." Недавно появилась у нас большая работа о том,
что варяги-это большей частью кельты - остатки древнеевропейцев,
вытесненные германскими племенами. Судя по многочисленности
взаимоисключающих точек зрения, все они недостаточно верны.
  Вспоминаю, как много лет назад, вчитываясь в "Слово о полку Итореве",
составил я полный список упоминаемых в поэме племен и народов.
Поразительно, в "Слове" нет ни полян, ни словен, ни вятичей; образовался
уже на Русской земле народ, названный автором-северянином прекрасным
гапаксом; "русичи" - это был неологизм, образованный от корня "рус" по
образу и подобию такого славянского патронима, как "вят-и-чи". А вот по
алфавиту еще пятнадцать племен и народов: венедици (последние венеды или
венецианцы?), готы (тетракситы), греки, деремела, касоги, латины, литва,
ляхи (поляки), морава (чехи), немды, овары, половцы (поганые), угры
(венгры), хинова, ятвязи (литовцы)... И никакого упоминания о варягах, хотя
они, как полагают норманисты, играли решающую роль в судьбах средневековой
Руси!
  Кто такие были викинги и норманны, чем занимались? В их цели никоим
образом не входило создание где-либо государственности или "порядка"! Они
плавали по морям, отыскивая на островах и побережьях богатые мирные
поселения. "Викинги убивали местных жителей, даже если они не оказывали им
сопротивления, которое обычно было малоуспешным, так как нападавшие
отличались необычайной воинственностью и отвагой... Среди викингов особенно
выделялись берсерки, могучие и свирепые воины, приходившие во время битвы в
такое исступление, что они выли, кусали, свои щиты и сбрасывали с себя
одежду; они считались неуязвимыми, пребывание их в дружине ковунга служило
признаком его силы и славы... Захваченный скот они гнали к берегу моря, где
закалывали его, все награбленные ценности вывозились, строения разрушались
и поджигались. Пленников продавали в рабство" (История Норвегии.М" 1980, с.
101).
  А недавно во взглядах на норманнскую "проблему" явилось мне новое и
благотворное просветление. Пришло оно, правду сказать, сложным и дальним
путем, через судьбу и труды одного замечательного человека, чьи очень
важные для нашей темы строки были написаны и спасены для нас при
чрезвычайных, трагических обстоятельствах, и я обязан рассказать о них,
прежде чем отправиться по основному маршруту в даль сего, как говорится,
свободного романа.

  IV век до н. э. Греческий мореход Пифей, плававший далеко за Геркулесовы
столпы, поведал, будто он открыл в океане большой остров Туле (Фуле),
холодный, негостеприимный и неплодородный, где полгода стоит день и полгода
- ночь, и в своей книге "Об океане" искусно переплел реальности с
небылицами.
  III век до н. э. Греческий звездочет, математик и географ Эратосфен,
заведовавший знаменитой Александрийской библиотекой, своим авторитетом
подтверждает существование Туле.
  II век до н. э. Никейский астроном Гиппарх, состави