Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
л в дивизии
Чапаева, позже стал кадровым военным и войну встретил на границе. Раненный
в обе ноги, он долго отлеживался в крестьянском чулане, а потом на
самодельных костылях два месяца шел по тылам к фронту. В окрестностях
Дятькова нашел партизан, и они, несмотря на предъявленные документы и
сохраненную нашивку со шпалой, посадили Серебрякова для пробы за пулемет.
Позже Серебряков стал командиром одного из отрядов, потом начальником штаба
партизанской бригады. Погиб он в мае 1943 года в тяжелом бою с
карателями...
В лесу выходила газета "Народный мститель", о которой стоит рассказать.
Один из ее номеров - за 20 августа 1943 года-лежит под стеклом моего
письменного стола. В четырехполоске небольшого формата все как положено:
передовая, сводки с фронтов, клишированная рубрика "По родной стране". А
вот сообщение об уничтожении фашистами города Жиздры: "Бесформенные груды
кирпича да кучи пепла - это все, что осталось от красивого, хорошо
знакомого многим из нас города Жнздры. Фашистские изверги, отступая под
могучими ударами советских войск, полностью разрушили город-все деревянные
дома сожгли, а каменные здания взорвали. Варвары разорили и уничтожили
школы, библиотеки, больницы, кино, разрушили и взорвали все водоемы и
колодцы... Многих жителей Жиздры и окрестных деревень фашистские
работорговцы угнали на каторгу в Германию, а их имущество разграбили".
Третья полоса - партизанская. Рассказывается об уничтожении автоколонны
врага, взрыве моста, диверсии на перегоне железной дороги, смелом
разведчике П.- все фамилии тут зашифрованы. На последней страничке
карикатура, краткая информация о действиях партизан Югославии, Греции,
Бельгии и Франции, заметка о разоблачении шпионки, подосланной фашистами в
партизанский район, и "Письмо с фашистской каторги" семнадцатилетней
девушки к матери, которая, очевидно, передала с;-о в партизанскую редакцию:
"Здравствуйте, милая мамочка! От вас нет писем. Не знаю, что и подумать.
Вы, конечно, живете плохо. Мама! Продай все мои вещи и купи себе хлеба. Не
береги ничего для меня. Долго я едва ли выдержу. Очень ослабела. Работаем
мы у барона Ф. Работаем кошмарно. Болят все суставы. Иногда с работы меня
ведут под руки мои подруги. Мы стонем, как старухи, от боли в пояснице. В
дождь, холод и жару работаем целый день с раннего утра и до захода солнца.
Живем в барском сарае, под замком, с решетками на окнах. У нашего барона Ф.
работает 70 человек-девушки из Чернигова, из Вязьмы, из Петергофа. Много
среди них студенток и 10-классниц. Все мы тоскуем по родине. Мама! Помнишь,
как я мечтала быть врачом или артисткой? Я об этом не могу вспомнить без
слез..."
Все это было, дорогой читатель, если учесть глубину нашего путешествия в
прошлое, совсем недавно...
Конечно, газете этой место в музее, и когда я, получив ее, позвонил
директору Государственного. Исторического музея Левыкину, он помолчал и
произнес с заметным волнением в голосе:
- Что-то не верится.
- Да нет, Константил Григорьевич, вот она, передо мной, и я вам ее,
конечно, передам.
- Будем очень благодарны. И немедленно в основную экспозицию! А знаете, я
ведь освобождал те места и был там ранен... Только, пожалуйста, сберегите
эту драгоценность!..
И я снова почувствовал, что Левыкин волнуется. Еще бы! Coxpaнились,
наверное, тысячи экземпляров партизанских газет времен второй
Отечественягой, войны, но такой нет даже в главном Историческом, музее
страны, хранящем миллионы, бесценных экспонатов, в том числе, скажем,
знаменитый турий рог из черниговской Черной Могилы.
Дело в том, дорогой читатель, что этот экземпляр "Народного мстителя" был
напечатан на бересте! Размер небольшой - примерно сорок на тридцать
сантиметров в развороте, но все же вместилось на четырех полосочках
тринадцать заметок. Береста сохранила свою белизну, и на ней прекрасно
отпечатались не только буквы, но и клише, и лишь в тех местах, где были
зачернения от старых сучков да пленочные отслоения, часть слов не читается.
Зато изумительная по качеству печать на желтоватой заболонной стороне!
Каждая буковка вдавилась, как в древних новгородских, смоленских и
витебских берестяных грамотах, и заполнилась навеки типографской краской...
Сохранил эту необыкновенную, быть может, в своем роде единственную за всю
историю печатного дела газету партизанский печатник Петр Федорович Кирюшнн,
адрес которого мне дал Геннадий Серебряков. Я написал ему и вскоре получил
ответ:
"Уважаемый В. А.! Коротко отвечаю на Ваши вопросы. Родился я в 1921 году,
работаю в Дятьковской типографии с 1937 года и по настоящее время. В начале
Отечественной войны я, как опытный печатник, был забронирован для
дальнейшей работы по выпуску районной газеты, а после оккупации нашего
района зачислен в партизанский отряд для организации подпольной типографии,
где и работал до освобождения наших мест от гитлеровцев. В лесной
партизанской типографии мне пришлось налаживать полиграфическое
оборудование, обучать новые кадры, освоиться в тяжелых условиях землянки,
приладиться набирать, верстать и печатать газету с оружием в руках, таcкать
ее тираж на плечах под обстрелом, бомбежкой - всего не перескажешь.
Весной 1943 года после ожесточенных боев, враг оттянул от фронта большие
силы на уничтожение партизан - у нас кончилась бумага, самолеты с Большой
земли не могли ее доставить, хотя газета была в тот момент нужна, как
воздух. Я, молодой коммунист, понимал, какая сила заложена в печатном
слове, но выпустить газету не мог.
И вот вышел из землянки, закурил и задумался - что же предпринять? А
вокруг стоят и белеют березы, чистенькие такие! Подошел я к первой из них,
посмотрел на нежную, белую, как бумага первый сорт, кору, и вдруг меня
осеняло - не попробовать ли? Осторожно сделал надрез, и молодая кора хорошо
сошла. Я прибежал с нею, свеженькой и сыроватой, в землянку, примерил к
сверстанному ранее набору, положил на печатный станок и тиснул. Вышло
отлично! Тут же понес газету секретарю окружкома ВКП(б) Туркину С. Г., тот,
конечно, одобрил и сразу повеселел. Все, кто был в то время свободен, пошли
с ножами и то порами в березняк, и мы тут же напечатали этот номер. За ним
другой.
Тираж был небольшой, до 50 экземпляров. Распределялась газета по отрядам
и среди населения разведчиками Сизневым В., Панковым Т., Лукашевой Т. и
другими. Шла газета в пять районов, оккупированных немцами, которые были
вокруг нас. Один из первых номеров "Народного мстителя" на березовой коре
самолетом переправили в Москву и показали Сталину. И. В. Сталин сказал, это
хорошо, что нашли выход из положения и не сорвали выпуск партизанской
газеты, но враг может подумать, будто у нас нет бумаги. Бумагу прислали.
Газета малым форматом выходила три раза в неделю, большим - один раз.
Конечно, не я один выпускал "Народный мститель", у нас был целый
коллектив. Первый наш редактор Кустов Е. А. погиб в 1942 году, секретарем
был Лугин П. А. Дальше - наборшик-печатник Новиков И. С., радиотехник
Пискунович В. С., художник Скрипник, инициалы не помню, и я, старший по
типографии, - наборщик, метранпаж и печатник...
Высылаю Вам подлинник газеты "Народный мститель" на бересте ј 75 (237) за
пятницу 20 августа 1943 года. П. Ф. Кнрюшин. 20 июня 1979 года".
Наверное, боевые отличия у Петра Федоровича Кирюшина есть, а я рассказал
моим читателям о его газете к о нем, чтоб скромный человек этот к выходу на
пенсию получил еще одну награду-общую нашу признательность, кстати; каждый
может сейчас посмотреть эту газету в Государственном Историческом музее.
...Из прошлого разных эпох наплывают имена и события, беспокоят память;
так и должно быть, потому что память, связующая все со всем, помогает жизни
находить ее главный вектор.
Поднимаюсь рано, до восхода солнца. В одиночестве брожу по остаткам
козельских валов, стою над глубоким рвом, по дну которого медленно
перетекает из долины - Другусны к Жиздре слоистый туман.
Удивительное зрелище являет собою Козельск ранним туманным утром! Долины
Жиздры, Другусны, Клютомы и Орденки запечатала белая пелена, сокрыла и
Оптину пустынь, и Нижние Прыскн, а поверх нее, словно из древнего туманного
небытия, подымается легендарный город на мысу. Воздадут ли далекие
забывчивые потомки должное героизму его, вспомнят ли великие муки этого
обыкновенного русского городка, пережившего, как и достославный Topжок,
множество междоусобных войн и опустошительных нашествий иноземцев? После
уничтожения весной 1238 года Козельск возродился, а потом враги всегда
приходили сюда на кровавую грабительскую жатву осенью.
"Объятый странным ужасом", как писал Карамзин, бежал от рубежей
московской земли осенью 1480 года крымский хан Ахмет, Сражение на Угре
навсегда покончило с многовековой угрозой нашествий с юга, и хан Ахмет в
бессильной ярости разграбил и дотла сжег первый попавшийся на обратном пути
русский город - Козельск. А 7 сентября 1610 года, по словам старорусской
хроники, "пришли из стана Сигизмунда вольные люди, в два часа овладели
Козельском; погибло семь тысяч жителей; увели в плен воевод, бояр...
Разграбили добро и ушли, предав пламени город". Тревожные дни пережил
Козельск в октябре 1812 года, когда полчища Наполеона, покинув Москву,
потянулись по Старой Калужской дороге. Городок этот вместе со всем югом
России спасли тогда полководческий гений Кутузова, беззаветная храбрость
его солдат и офицеров. Знаменитым фланговым маневром русские войска
перерезали врагу путь на Калугу и Козельск, разбили корпус Мюрата под
Тарутином, много раз брали и сдавали Малоярославец, но все же повернули
разноязычную европейскую орду через Боровск, Верею и Можайск на Вязьму и
Дорогобуж - по Старой Смоленской дороге к заснеженным берегам Березины.
8 октября 1941 года в Козельск ворвалась с запада неистовая бронированная
орда гитлеровских убийц, разрушителей и грабителей. За восемьдесят один
день оккупации города и района фашисты расстреляли и увезли в рабство
множество людей, разрушили стратегически важную железнодорожпую станцию,
все мосты, заводы, склады, школы, библиотеки, клубы, церкви. Приведу только
реестр их сельскохозяйственной "добычи". Гитлеровцы отобрали у окрестных
колхозов и населения 8550 лошадей, 5249 коров, 2129 свиней, 4637 овец,
19860 домашних птиц, вывезли 19750 центнеров зерна, 11530 центнеров
картофеля, 21150 центнеров фуража. Документы хранят с тех дней и один
микроскопический факт, достойный, однако, презрительного внимания Истории:
доблестные воины богатой и сильной европейской страны, умножая свои военные
трофеи, "изъяли из детских яслей пятнадцать детских рубашек и двенадцать
метров мануфактуры".
Все можно нажить и построить, все восстановить и приумножить соединенными
усилиями природы и человеческих рук, но никогда и ничем не искупятся слезы
матерей, вдов и сирот, ничем не заполнятся в человеческом роду пустые,
расширяющиеся с каждым поколением клинья, идущие в вечность от каждого
безвременно погибшего!...
И память снова и снова возвращает меня в Козельск средневековый, к часам,
дням и неделям его беспримерной обороны весной 1238 года.
Сегодняшний Козельск - обычный райцентр с одно- и двухэтажными старыми и
новыми домами и домишками, деревянными и каменными. От домонгольскпх
времен, конечно, ничего не сохранилось. Культовые сооружения обычно крепче
других построек стоят против времени, и было когда-то в Козельске ни много
на мало, а сорок церквей, из которых уже к началу XVIII века осталось
только три. Осмотрел я мощные своды самой старой (1620 года) церкви
Воскресения, под которыми сейчас городская хлебопекарня, а снаружи даже не
признать, что тут такое было или есть; полюбовался отличной сохранностью и
статью Никольской, с грустью взглянул на руины церкви "(Сошествия святого
духа в виде голубя" - в меня целиком захватил тот воображаемый Козельск,
что стоял здесь весной 1238 года...
Конечно, это была крепость, и крепость по тем временам первоклассная, не
только не уступающая крепостям стольных городов, но и превосходящая их по
своей обороноспособности, если даже судить по ее останкам... Третий день
хожу по крепости, пересекаю из конца в конец, меряю шагами, спускаюсь и
поднимаюсь, в двух местах грузик на нитке сбросил в пустоту и завязал
узелки, чтоб дома поточней промерить вертикали.
Ночами плохо спалось - мерещилась необыкновенная эта цитадель, яростная
битва у ее главной стены, вспоминалась туманная наша древность и не такое
уж давнее средневековье с их особыми способами защиты родных земель, не
уступающими друг другу по своей эффективности, инженерной
изобретательности, титаническим трудовым вложениям и непомерным расходам,
говоря по-современному, на военные нужды...
Давно, между прочим, спрашиваю себя - зачем древний период развития нашей
государственности, экономики, литературы, архитектуры, языка, военного
искусства продлевается вплоть до XVII века, хотя в истории других народов
мы обычно числим целое тысячелетие средневековья? Уверенно пишем, например:
"Авиценна, великий ученый-энциклопедист средневекового Востока, родился
тысячу лет назад". Для Западной Европы средние века начинаются с краха
Западной Римской империи (476 г. н. э.), кончаются открытием Америки (1492
г.). Почему же для нас открыт другой счет? Рука многих ученых авторов ныне
почти автоматически выводит слова: "в древнюю, допетровскую эпоху...", "с
реформами Петра закончилась наша древность", "древнерусский князь Ярослав
Мудрый" и так далее.
Стало, так сказать, модным выносить слова "Древняя Русь" применительно к
русскому средневековью в заголовки книг и статей. Сборник Е. А. Рыдзевской,
например, назван составителями "Древняя Русь и Скандинавия в IX-XIV вв.", а
ее замечательную статью, написанную в 1939 году и условно названную автором
"Русь и варяги", безусловно переименовали так: "О роли варягов в Древней
Руси", и я оставляю на совести человека, проделавшего этакое, вопрос о его
научной корректности... Приходится вообще удивляться, как легко и незаметно
прилагательное, определительное слово превратилось в часть составного
существительного, в имя собственное. Энциклопедические словари последнего
времени дают отдельную статью-толкование "Древняя Русь", хотя никогда не
существовало страны или государства под названием "Древняя Русь", как не
было государства или страны, называемой, например, Древняя Франция, Древняя
Польша или Древняя Монголия.
А вот книжная новинка на моем столе - только что вышедший солидный
академический том "Степи Евразии в эпоху средневековья" (М., 1981),
рассказывающий, по археологическим данным, о культуре кочевых народов с V
по XIII век нашей эры. В этой серии выйдет и том, посвященный нашим
предкам, но с привычным, очевидно, "сдвигом по фазе" - археологические
находки IX-XIII веков будут отнесены к эпохе "древности", а не
средневековья.
Время на земле для всех ее обитателей текло одинаково, и мы, будто бы
вступившие из древности сразу в новое время, по чьей-то недоброй воле вдруг
попадаем в число народов отсталых и второстепенных, хотя, бесспорно, имели,
как и все другие, свое средневековье и свою подлинную древность. Не отношу
к нашей древности ни черниговский Спас, ни княжение Ярослава Мудрого, ни
"Слово о полку Игореве", ни Козельскую оборону, ни Куликовскую битву, ни
храм Василия Блаженного, потому что все это принадлежит, если исходить из
общей-то мерки, к средним векам общечеловеческой и русской истории.
Не знаю, какими событиями отграничивают этот период в странах Востока;
если же необходимо подчеркнуть своеобразие русского средневековья -
своеобычность исторического пути всегда отличала один народ от другого! -
то можно было бы условно принять нам свои великие вехи, отмечающие такое
календарное понятие, как "средние века".
Средневековье наше завершилось, очевидно, приращением к могуществу
Русского государства Сибири, древность же не началась, а, наоборот,
закончилась основанием Киева в V веке! Мы, правда, пока не располагаем
собственными письменными свидетельствами о древнем, до-киевском, периоде
своей истории, но это совсем не значит, что его не было; если б не было
его, то не было бы ни нашего средневековья, ни нового времени...
Век от века вытесняли друг друга на южных рубежах древнеславянских
расселении скифы, сарматы, готы, гунны, авары. Это были многочисленные и
воинственные народы, сметавшие на своем пути все. Скифов, которых не могли
победить даже могущественные персидские цари, разгромили сарматы, что стали
в свою очередь жертвой свирепых готов, не раз запускавших острия мечей в
нутро самой Римской империи. Готы долго казались непобедимыми, но вот из
глубин Азии ворвались в северное Причерноморье гунны. Они пронзили всю
Евразию, подошли к Константинополю и Риму, потерпев первое серьезное
поражение в 451 году далеко на западе - до Лютеции, Прапарижа, Атилле
оставалось сделать всего два конных броска...
И вот перед нами во всем своем величии тайна нашей глубокой древности -
почему ни сарматы, ни готы, ни гунны не тронули богатого, земледельческого
и ремесленного Поднепровья?.. Что за сказочные богатыри там жили, каким
богам поклонялись, на каком языке говорили?
Жили там тогда примерно такие же люди, как мы с вами, даже в среднем
пожиже комплекцией, поклонялись, подобно древним грекам, властелинам неба,
богам земли, воды и плодородия, покровителям ремесел, домашних и диких
животных, верили в домовых и русалок, как другие верили в гномов, эльфов и
сирен.
Итак, каким образом смогли уцелеть наши далекие предки в той древности,
когда бесчисленные орды завоевателей уничтожали без следа целые народы и
растворяли в дыму истории даже память о них?
Н. В. Гоголь, размышляя о гуннском, самом страшном из нашествии, писал:
"Великий аванпост Европы занят был, как мы уже видели, владычеством Готов.
Их многочисленный племена и покоренные ими народы были передовыми ея
стражами... И Готы, те Готы, которые считались непобедимым ея оплотом и
силою, уступили перед ними. Это так и долженствовало быть. Тайна азиятского
многочисленного набега была совершенно неизвестна Готам. Если б они знали,
что азиятское нападение более всего страшно силою перваго порыва, что
уменье долее противостать ему и продлить битву одни только могут
выиграть... Впрочем, надобно сказать и то, что нужно было иметь
нечеловеческую храбрость и крепость духа, чтобы выдержать первый напор
Гуннов".
Истинным аванпостом Европы, однако, были в те древние времена не готы, а
наши предки, которые не только знали тайну "азиятского многочисленного
набега", но и сумели противопоставить ему, кроме храбрости и крепости духа,
свою тайну, особую в ратной истории народов земли препону. И давайте
прервем на секунду нашу всеобщую спешку сегодняшней разнообразной жизни, в
которую далеко не всегда входит помогающая нам история, да поклонимся
киевскому математику Аркадию Сильвестровнчу Бугаю за его двадцатилетние
труды, нс имеющие, правда, никакого отношения к основной специальности
этого человека.
Сокровенная тайна впервые было приоткрылась около века назад, потом ею
почему-то перестали интересоваться, и только в наши дни А. С. Бугай со
своими добровольными друзьями-помощниками занялся доскональным изучением
необыкновенной системы обороны, созданной "скифами"-пахарями, которые, как
доказывают крупные современные ученые, были предками восточных славян,
живших на пограничье Великой Степи в эпоху подлинной нашей древности.
В основе этой системы был мощный земляной вал, обращенный фронтом к
степи, с глубоким рвом у подножия. Остатки таких сооружений доныне
сохранились во многих областях Украины, и народ издревле зовет их Змиевыми
валами. То едва заметное, извивающееся среди полей возвышение, то
протянувшаяся на многие километры гряда с ярко выраженным рвом у южной
подошвы, то внушительные даже сейчас двенадцатиметровой высоты
искусственные земляные поднятия. Один из валов, обследованный А. С. Бугаем,
расположен на юге Киевской области. Поперечник ос