колько других замыслов.
И удивительным было то, что к Григорию Грумм-Гржимайло меня привел
декабристский поиск.


                                     6

  Однажды моросливым и темным осенним вечером позвонил приятель,
прослышавший о моем интересе к прошлому.
  - Слушай, завтра об эту пору я хотел бы тебя захватить с собой в один дом
на посиделки. Не пожалеешь.
  - А что там такое? - без восторга поинтересовался я, уже отыскивая в уме
слова, чтоб решительно отказаться,-вечерами у меня подымалось давление,
разламывало голову, поджимало сердце и совсем пропадала работоспособность;
я со страхом смотрел на телефон, ожидая очередного звонка от кого-нибудь, и
с отвращением - на телевизор, от которого некуда было деться.
  - Зачем я туда пойду? Телевизор смотреть под рюмочку?
  - В этом доме я никогда не видел наполненной рюмочки.
  Это уже было хорошо.
  - А что же там будет?
  - Я же сказал - посиделки. Соберутся архитекторы, биологи, технари. К
хозяйке дома, которая тебя заочно знает и приглашает вместе со мной,
приезжает из Ленинграда подруга с сюрпризом.
  - Сюрпризы уважаю, только чувствую себя неважнецки.
  - Развеешься, на людях побудешь, а то засел, и нигде тебя не видно.
  - Ладно, давай адрес этого дома.
  - Записывай. Высотный на Котельнической, крыло "В"...
  В этом доме и этом крыле я не раз бывал за последние двадцать пять
лет-там жил мой двоюродный браг Петр Иванович Морозов. Мы родились с ним на
одной улице в Мариинске, наши отцы похоронены рядом в Тайге. Их было три
брата Морозовых, племянников моей мамы. Старшего, Павла, комсомольского
активиста, из обреза убили в Мариинске мясники, второй - Сергей - герои
Халхин-Гола, прошел в своем танке всю Отечественную войну и жил в Омске,
страдая от старых ран и ожогов. Третий, Петр, получил сельскохозяйственное
образование, пошел по партийным и государственным работам; ведал в войну
областным земельным отделом в Новосибирске, потом был секретарем
Кемеровского обкома партии, министром сельского хозяйства России, семь лет
первым секретарем Амурского обкома, затеяв там подъем полумиллиона гектаров
дальневосточной целины под сою и пробив в Москве решение о строительстве
Венской ГЭС, потом более десяти лет заместителем союзного министра по
животноводству, и промышленные мясные комплексыего дело, которое он первым
в стране начал еще на Амуре. Поработал всласть, с инфарктами, надорвался и
вскоре после выхода на пенсию умер...
  От Кировской станции метро я пошел пешком, чтобы подышать; сердцу легко
было спускаться под гору, к самому низкому месту столицы - тут Яуза впадала
в Москву-реку. Высотный дом ажурно вырисовывался в мутном небе, лишь
временами его стройный шпиль расплывался-исчезал в низких сырых тучах, что
медленно тянулись над крышами, смешиваясь с густыми дымами Могэса, и
казалось, все здание величаво плывет им навстречу. Оно росло меж
расступающихся домов, широко раскидывало крылья, рельефно проступало сквозь
волглый туман своими башенками и фризами.
  Люблю я московские высотные дома! Не те новые высокие сегодняшние
параллелепипеды, возникающие вдруг то там, то сям по городу, очень похожие
на чемоданы стоймя и плашмя, а именно высотные дома, что в пору моего
студенчества неспешно, основательно и одновременно воздвигнулись семью
белыми утесами над нашей столицей, стоящей, как и Рим, на семи холмах...
Никогда не соглашался с теми, кто, следуя моде-было же время!- почем зря
ругал их. Помню, как герой одного популярного тогда романа, из ученых
физиков, подходя, как сейчас я, к этому скульптурно-монументальному и в то
же время изящному и легкому дому на Котельнической набережной, назвал его
почему-то "чванливым и плоским". В те годы мне однажды удалось проделать
маленький эксперимент. На плакатную фотопанораму Москвы я положил несколько
бумажек и подвел к ней москвичей-оппонентов:
  - Что за город?
  Они недоуменно рассматривали невыразительные ряды и скопления домов и не
смогли увидеть никаких подробностей, сглаженных масштабом.
  - Ну, знаешь! Это может быть Пермью или Курском.
  - Или Марселем... Плоский какой-то город. Дунул я на бумажки, закрывавшие
верха высотных зданий, и они ахнули.
  - Москва!
  Говорили тогда, что дороги эти здания, но разве дешево обошлись
Кремлевские башни или московское метро? С излишествами, дескать, однако
"излишеств" куда тебе поболе в отделке Василия Блаженного или, скажем, того
же метро, если сравнить его с заграничными... Висотпые здания, будучи
несколько похожими друг на друга и в то же время оригинальными, естественно
и тактично дописали градообразующий абрис Москвы, и было что-то истинно
высокое и символичное в замысле, увенчавшс.ч Ленинские горы, вознесшем над
столицей се университет... Высотный дом на Котельнической набережной стоят
хорошо, красиво, с любой стороны выглядит не плоским, а объемным.
  Небольшая квартира в две комнатки казалась еще меньше, чем была, от
многолюдья и больших старинных картин в массивных позолоченных багетах.
Хозяйка дома, Софья Владимировна, вдовая одинокая женщина, как-то
ухитрялась пробираться между нами, совсем по-молодому хлопоча, чтоб всем
было хорошо. А к столу прилаживала свою проекционную аппаратуру ее
ленинградская гостья. Татьяна Юрьевна была несколько моложе хозяйки, но
такой же говорливой, любезной и расторопной-как-то ловко набросила на стену
белое полотно, быстро размотала провода, защелкала выключателями,
устремилась за массивный комод искать розетку.
  - Нет, нет, не беспокойтесь, прошу вас, я же бывший инженер-энергетик..
Все! Пожалуйста, устраивайтесь какнибудь...
  Устроились, погасили свет. Татьяна Юрьевна вставила в фильмоскоп рамочку
с цветной пленкой. Сенатская площадь, строгое, как на параде, каре, пушки,
кучка восставших в глубине этой известной графической панорамы, народ в
отдалении.
  - Вот тут все и приключилось, только не так, как изображено...
  И начался рассказ о событиях 1825 года, известных всем, и в подробностях
известных немногим,-точная, интеллигентная, без единой ошибки
"петербургская" речь, которую она не прерывала, даже меняя слайды; на
экране высвечивались старинные портреты, рисунки, гравюры, свежие
фотографии.
  После выхода на пенсию Татьяна Юрьевна Никитина все свое время и все
средства тратит на поездки по декабристским местам и фотоматериалы, на
изучение наследия героев 1825 года и пропаганду его: ах, до чего ж хорошая
пенсионерка! И, видно, следит за собой - держится с изяществом, возраста с
первого взгляда почти не угадаешь, по голосу же почти молодая женщина.
Долгой ей жизни! А то иные, особенно наш брат, так называемый сильный пол,
получают пенсионную книжку-и на диван, будто не належатся потом, когда уже
ничто не в силах их будет поднять; тридцать миллионов живых людей могли бы
найти так же, как Татьяна Юрьевна, свое место в новой нпостасн для пользы
всех...
  В комнате стало слишком душно, голова болела и сердце давило, но уйти
было нельзя - никогда б не простил себе обиды, которую мог нанести Татьяне
Юрьевне, Софье Владимировне и ее гостям.
  - Дмитрий Завалишин. Умер последним из декабристов. Знал десять
иностранных языков, но характерец у него был так себе...
  - А это Михаил Фонвизин, генерал, племянник драматурга Фонвизина. Уезжая
из Сибири, поклонился до земли Ивану Якушкину за то, чго тот ввел его в
тайное общество... Дом на Рождественском бульваре, где он жил... Его
замечательная супруга Наталья Дмитриевна считала себя прототипом Татьяны
Лариной. В Сибири оказала помощь сосланному по делу петрашевцев Федору
Достоевскому. Добрые отношения между ними установились надолго... Надгробие
Ивана Пущина в Бронницах, где он умер мужем овдовевшей Натальи
Дмитриевны...
  - Необычно сложилась судьба Александра Корнилбвича,- слышался голос
Татьяны Юрьевны.- Приговорен был к двенадцатилетней каторге, но через год
его, единственного из декабристов, вернули с Нерчинских рудников в
Петербург и посадили в одиночку Петропавловской крепости...
  - Это был очень одаренный человек,- добавила Софья Владимировна, сидевшая
у самого экрана.-До ареста занимался архивными изысканиями о Петровской
эпохе, начал издание исторического альманаха "Русская старина", А в
крепости...
  - Извините, дорогая, надо сначала рассказать, почему он в крепость-то
попал,- перебила Татьяна Юрьевна.
  Это мне было бы интересно, если б я не знал, что Александра Корнилбвича
вернули из Сибири по доносу одного из самых презренных людей того времени
Фаддея Булгарина-этот замаранный человек марал не только литераторов; в его
доносе упоминались Рылеев, Бестужев, Матвей Муравьев-Апостол, а на
Корнилбвича он возвел гнусный поклеп, будто через декабриста просачивались
на сторону важные государственные сведения. В крепости Александру
Корниловичу позволили без ограничения пользоваться пером и книгами, что
дало ему возможность откровенно высказаться по многим вопросам
административного устройства России, экономике, торговле, военному делу, и
эти записки государственного преступника изучали не только министры, но и
сам Николай... Между прочим, Александр Корнилович, как Гавриил Батеньков,
Николай Басаргин и другие его товарищи, считал, что Сибири прежде всего
нужны хорошие пути сообщения и развитие фабрично-заводского дела. "Главный
недостаток Сибири,- писал он,- есть недостаток промышленности"... Многих
декабристов, думал я, можно было назначить министрами, и они, в том числе,
наверное, и Корнилбвич, потянули бы не хуже прочих, а этот "министр в
темнице", лишь через шчь без малого лет добился "освобождения"-на Кавказ
рядовым, где в 1834 году скончался "от желчной горячки"...
  - ...Грумм-Гржимайло...-сквозь тупую головную боль вдруг услышал я Софью
Владимировну, вздрогнул, мучительно попытался восстановить в памяти
какую-то странную ассоциацию и снова отключился от всего, не чая дождаться
конца, чтоб выйти наружу.
  - Ну, как? - спросил на улице приятель.
  - Конечно, посиделки необычные,- ответил я, считая, что мое недомогание
совсем ни при чем, если гостям было все интересно и внове - разве плохо,
если еще десяток людей узнают дорогие подробности нашей истории? -
Спасибо... Слушай, я только не разобрал, в какой связи была упомянута эта
необычная фамилия - Грумм-Гржимайло?
  - Так мы же были в доме Грум-Гржимайло!
  - Вон оно что! А Софья Владимировна, значит, дочь знаменитого русского
металлурга Владимира Ефимовича Грум-Гржимайло.
  - Нет, невестка.
  - Кто же она сама?
  - Хороший человек, этого достаточно... Бывшая балерина.
  - Дай-ка мне ее телефон.
  Назавтра я позвонил Софье Владимировне, чтобы поблагодарить за
гостеприимство.
  - Как вы себя чувствуете? - спросила она.
  - С утра получше... Неужто вы вчера заметили?
  - Видела, как вы доставали валидол, и хотела прервать посиделки, но дело
шло к концу. Что-то рановато вы начали его посасывать! Сколько вам?
  - Родился в том роду, в котором умер Владимир Ефимович.
  - Еще нет пятидесяти? Да вы совсем молодой мужчи-
  - Спасибо... Только у меня уже был инфаркт миокарда.
  - Один?
  - Если быть точным, полтора.
  - Ну, знаете,- засмеялась она.- Вы новичок в этом деле. Сказать, сколько
их было у меня?.. Восемь!
  - Софья Владимировна! Откуда такая интересная двухсложная фамилия? -
сменил я тему.- С детства, понимаете, запомнилась. Грумм-Гржимайло,
Миклухо-Маклай...
  - А еще Бонч-Бруевич,- молодо засмеялась она.- Тан-Богораз,
Туган-Барановский, Щепкина-Куперник, Адрианова-Перетц... Но вы, кажется,
неверно произносите! Москвичи, идущие от Владимира Ефимовича, металлурга,
пишутся Грум, а ленинградцы, потомки Григория Ефимовича, путешественника,-
Грумм... Род этот очень древний.
  Вскоре меня положили в больницу, а месяца через два я снова набрал номер
Софьи Владимировны. Никто не подошел. Назавтра были те же длинные гудки, и
так несколько дней. Позвонил приятелю.
  - Понимаешь, не могу дозвониться в тот дом на Котельнической. Не
случилось ли чего?
  - Случилось. У Софьи Владимировны девятый инфаркт. К счастью, как всегда,
микро...
  А через несколько дней я развернул свежий литературный еженедельник и
увидел большую статью "Русский Фауст"-о Владимире Одоевском. Когда-то, в
студенческие годы, я читал его роман-фантазию "4338-й год" и знал слова
Белинского: "Главная мысль романа, основанная на таком твердом веровании в
совершенствование человечества и в грядущую мирообъемлющую судьбу России,-
мысль истинная и высокая, вполне достойна таланта истинного..." Однако
позже мне как-то не довелось поближе познакомиться с этой выдающейся
личностью нашего прошлого, и сейчас я был благодарен автору статьи за
интересный, компактный рассказ о замечательном русском энциклопедисте,
многие годы стоявшем- в центре петербургской интеллектуальной жизни.
Философ, сатирик, автор повестей и сказок, он занимался также
изобретательством и наукой, поражая всех широтой своих интересов - от химии
переходил к акустике, от гальванопластики к "научной" кулинарии и даже
сконструировал оригинальный орган. И этот необычный князь-рюрикович,
оказывается, был еще и выдающимся музыкантом, музыковедом, музыкальным
организатором, чему, собственно, и посвящалась статья, подробно
рассказавшая о его роли в становлении и развитии русской музыкальной
культуры; о многолетней плодотворной дружбе Владимира Одоевского с Михаилом
Глинкой, обязанным энтузиасту-просветителю за повивальные услуги при
мучительном и счастливом рождении первой русской оперы "Иван Сусанин"; о
встречах Одоевского с молодым Петром Чайковским, написавшим: "Это одна из
самых светлых личностей, с которыми меня сталкивала судьба"; о его
знакомствах и связях с Ференцем Листом, Рихардом Вагнером и Гектором
Берлиозом, который в последнюю трудную пору своей жизни получал от
петербургского друга материальное вспомоществование... Да, были во все
времена истинные люди!
  Мне захотелось поблагодарить автора публикации за еще одно окошечко,
распахнутое в прошлое отечественной истории и культуры, да поговорить с ним
кое о чем, потому что под статьей стояла нежданная подпись "Тамара
Грум-Гржимайло".
  Телефон, временами доставляющий нам столько неудобств, которые успел
испытать еще Менделеев, никогда не поднимавший дребезжащую трубку,-
совершенно необходимая вещь в наше время, сберегающая этот драгоценный дар
Хроноса,- через несколько минут я разговаривал с музыковедом Тамарой
Николаевной Грум-Гржимайло.
  - Это верно, что со второго века?
  - Ну так они считают. На территории теперешней Венгрии жили тогда
разрозненные племена, объединенные в несколько римских провинций. Столицей
Пакионии, поднявшейся против метрополии, был город Виндебож. Римский
император Марк Аврелий долго воевал с северными варварами, это истощило его
империю. В 180 году он осадил Виндебож, который отчаянно защищался.
Храброго вождя осажденных звали Гржим, что означает не то "громоподобный",
не то "разгромный".
  - Кажется, славянский корень в основе...
  - Может быть. Марк Аврелий умер под стенами города, не взяв его, а Гржим
дал большое потомство... Позже через эти земли шли готы, гунны, алаиы, а
мадьяры тут осели насовсем, но род Гржима будто бы не исчез - его потомки
расселились по всей средней и южной Европе. В Италии отдаленнейшие потомки
Гржима будто бы дали известный род Гримальди - там даже один городок так
называется, и кто-то из их рода некогда завладел, правда незаконно,
княжеством Монако. В Польше - Гржимала и под Тарнополем есть местечко
Гржималов. В Литве они именовались Гржимайлами, в Чехии писались как
Гржимали и Гржимеки...
  - Простите, есть такой современный естествоиспытатель - чешского
происхождения, подданства западногерманского, а работал в Африке, спасая
диких животных,- Гржимек. Может, того же корня?
  - А одним из первых профессоров Московской консерватории был Иван
Гржимали, прекрасный скрипач, родившийся в Пильзене в семье органиста... Но
продолжим. Далекие предки современных Гржимов разных флексий были вечными
вояками. В Польше дворянский герб Гржнмал учрежден в средневековье, и следы
этого рода обнаруживаются там еще в 1129 году.
  - При Болеславе Кривоустом? Интересное время! Вышел с боями к морю, взял
побережье и остров Рюген, понашему Руян. Может, и Гржималы там воевали?
Продолжайте, пожалуйста.
  - Да, подумать только - почти тысячу лет назад!
  - Ну, это не так давно,- возразил я.
  - Вы полагаете? - приятный голос исполнился иронии.-Что мы с вами можем
сказать о наших предках в том году?
  - О наших с вами? Очень многое! За четыре года до этого преставился
Владимир Мономах, которого хорошо Знали и в Польше, и в Моравии, и в
Византии, и в Степи. На следующий год его сын великий князь киевский Мсти-
слав по возвращении из победоносного похода в Литву заЛожил церковь
Богородицы в Новгороде. И Москва уже наверняка стояла в том году, потому
что через семнадцать дет попала в летописи.
  - И это все?
  - Почему же? Может быть, в 1129 году Гржималы уже познакомились с
русскими.
  - Каким образом?
  - Поляки ограбили русских купцов, едущих из Моравии, а Мстислав пригрозил
Болеславу войной, если тот не возместит убытков,- пришлось в Киев наряжать
послов и раскошеливаться. Гржималы вполне могли быть в курсе этого
международного события, и вообще тот год для наших предков обернулся
сплошными конфликтами и между собой и с соседями. Мстислав пошел на
половцев, прогнал их к Волге, а потом повоевал полоцкое княжество,
отказавшееся от похода, полонил всех тамошних князей и отправил их вместе с
семьями в византийскую ссылку, где они хорошо воевали с сарацинами...
  - Гржималы тоже, как рассказывал мне дядя Леша, немало повоевали,
участвуя еще в крестовых походах. На пх гербе-средневековый рыцарь в
доспехах, с обнаженным мечом.
  - А вы видели этот ге;рб?
  - Вот он, рисунок дяди Леши,- передо мной.
  - Интересно бы взглянуть, но вы можете словами описать?
  - Пожалуйста! Значит, так-контуры замка, крепости, над стеной пять
зубцов, по бокам три. В стене распахнуты двустворчатые ворота. В них-рыцарь
в средневековых доспехах. В правой руке, вытянутой вперед, обнаженный меч.
Все это взято в квадрат, над которым корона с пятью зубцами. И еще тут
какие-то стержни, а на них пять пышных волнистых перьев. Что они означают -
не знаю.
  - Ну, вся эта символика не сложна - геральдисты хотели сказать, что
фамилия, которой присвоен герб, участвовала в пяти крестовых походах из
восьми...
  - Вот я и говорю - воины были, как их легендарный предок. В Польше
Гржималы стали крупными магнатами, приближенными ко двору короля Владислава
Локотка, к участвовали в войнах с немецкими рыцарями, теснившими славян и
прибалтов. А позже, в четырнадцатом веке, при Казимире Великом, они
поддерживали его старшую дочъ Марию, которая должна была стать королевой,
но политическая ситуация сложилась не в их пользу-литовский князь Ягайло
женился на младшей сестре Ядвиге, основан династию Ягеллонов. Гржималы были
казнены, их земли конфискованы, род зачах. А литовские Гржнмалы,
переселившиеся на захваченные русские земли, участвовали в Грюнвальдской
битве в составе смоленских полков, решивших исход сражения... В середине
семнадцатого века, как рассказывал дядя Леша, какой-то Лука Гржимайло имел
земельную собственность в Смоленском воеводств.. сын его Антон был
стольником смоленским... Ну и другие подробности, до которых был так охоч
дядя Леша...
  - Дядя Леша - это?..
  - Алексей Григорьевич Грумм-Гржимайло, сын путешественника, недавно
умерший. Это был ученый-ботаник, написал немало научных статей и книг - о
хлопководстве в Китае, об отце, о Николае Вавилове, Миклухо-Маклае...
  - О Миклухо-Маклае?!
  - Да. О декабристе Корниловиче, о...
  - Простите, а при чем тут Корнилбвич?
  - Маргарита Михайловна Грумм-Гржимайло, урожденная Корнилович, племянница
декабриста, была матерью выдающихся русских ученых Владимира Грум-Гржимайло
и Григория Грумм-Гржимайло.
  - Невероятно! - вырвалось у меня.
  - Почему?
  - Да есть основания так считать... До чего ж причудливо перевив