еских, военных, этнографических и иных важнейших сведений,
содержащихся в нем, это наследие наших предков не знает себе равных в мире,
является своего рода феноменом мировой культуры и науки, национальной
гордостью русского народа. Читатель, конечно, понял, что речь идет о
русском летописании.
  Летописание было прежде всего делом государственной политики и идеологии,
но от начала своего до затухания вбирало в себя мощные пласты самых
разнообразных знаний, уникальные первоисточники, средневековые рукописные
шедевры, и сегодня к летописям, кроме историков, обращаются астрономы,
литературоведы, живописцы, искусствоведы, лингвисты, сценаристы и режиссеры
кино и телевидения, топонимисты, фольклористы, реставраторы старинных икоя
и рукописей, философы, климатологи, архитекторы, археологи, писатели,
работающие во всех жанрах, is просто любители старины. В составе летописей
дошли до нас такие исторические и литературные сокровища, как "Повесть
временных лет" Нестора - этот, по выражению А. А. Шахматова,
"величественный и самый дорогой памятник старины", "Русская правда"
Ярослава, "Поучение чадом" Владимира Модомаха, "Хождение за три моря"
Афанасия Никитина, исторические повествования об ослеплении Василька
теребовльского, походе Игоря, убиении Андрея Боголюбского и Михаила
черниговского...
  Общеизвестно, что летописи служили источником знаний и литературных
вдохновений для многих декабристов. Ими интересовались, их изучали
Александр Корнилович, Александр Бестужев, Никита Муравьев, Федор Глинка,
Михаил Лунин, Сергей Трубецкой, Кондратий Рылеев. Вильгельм Кюхельбекер
считал их "лучшими, чистейшими, вернейшими источниками для нашей
словесности". В тягостные дни скорбной ссылки летописи были постоянным
чтением Александра Одоевского, написавшего однажды оттуда? "С очень давних
пор история России служит источником моих обычных вдохновений - древняя
история, столь простая и иногда столь прекрасная в устах наших
монахов-летописцев".
  Трудно даже представить себе подлинный размах и объем русского
летописания! Оно велось в великокняжеских городах, в отдельных княжествах,
уделах, епархиях, монастырях. Множество летописей погибло при феодальных
войнах, бесконечных пожарах, нападениях внешних врагов, и можно только
гадать, сколько и каких письменных реликвий было навсегда потеряно в период
нашествия в XIII веке и последовавшего за ним ига. Немало рукописей,
наверное, специально уничтожалось политическими антагонистами в
междоусобной борьбе; и мне, например, больше всего жаль летописей
черниговских Ольговичей, в частности времен князя Игоря, потому что эти
тексты открыли бы многие загадки "Слова о полку Игореве", включая, быть
может, даже автора бессмертной поэмы.
  Судьба великого исторического и культурного наследия складывалась
трагично и позже. Современная наука установила, что только в имении первого
собирателя и перелагателя средневековых исторических трудов В. Н. Татищева
сгорело в XVIII веке пять летописей, в том числе ценнейшие Раскольничья и
Голицынская. В пожаре 1812 года погибла уникальная Троицкая летопись -
первый московский свод-одновременно с богатейшим собранием старинных
рукописей Мусина-Пушкина и единственным подлинным экземпляром "Слова о
полку Игореве"...
  Камень долговечнее пергамента, но я попутно и для сравнения скажу о
судьбе каменной летописи одного из древнейших русских городов - Смоленска,
в котором совсем недавно было сделано сенсационное археологическое
открытие. В конце XII-первой трети XIII века этот богатый цветущий город не
только не отставал по всем статьям от центров других княжеств, но и, как
вдруг выяснилось, опережал их по размаху каменного строительства.
Достоверно стало известно, что за это время в Смоленске было возведено не
менее тридцати зданий - больше, чем, например, во всех городах
великокняжеской северо-восточной Руси, если даже считать тамошние
памятники, известные только по письменным источникам! Причем основная часть
смоленских архитектурных сооружений поднялась в течение сорока лет до
нашествия орды, которая так и не вошла в этот город, но тем не менее до
наших дней Дожили только три каменных памятника, во многом к тому же
утративших свой первоначальный облик. Остальные архитектурные сокровища
этот город потерял еще в средневековье, от них сохранились только остатки
фундаментов, раскопанные археологами в самые последние годы.
  Культура русских городов, особенно княжеских столиц, развивалась не
однобоко, а всесторонне, и были в Смоленске, конечно, своя литература и
свое летописание. Все уничтожилось без следа, если не считать каких-то
обрывков смоленские известий в общерусских летописных сводах! Безвозвратно
погибли также собственно переяслАвские, рязанские, галицко-волынские,
турово-пинские, полоцкие, тмутараканские летописи, не говоря уже о
манускриптах из второстепенных центров культуры. Что же осталось? Для
любознательного читателя приведу поалфавитный перечень русских летописей,
сводов и списков разной редакции и сохранности, которыми на сей день
располагает отечественная и мировая историческая наука;это .лишь остаток,
так сказать, фундамент, по которому едва ли можно судить обо всем некогда
величественном, почти фантастическом здаяии...
  Прежде всего это так называемые Академические списки-XII список
Воскресенской летописи, список Новгородской первой летописи младшего
извода, Новгородских четвертой и пятой летописи, Алатырский список
Воскресенской летописи, XIV и XVI списки Никоновской летописи,
Александро-Невская летопись; Архивные списки-II список Никоновской
летописи, II список Псковской, Софийской второй, Воскресенской...
  Далее идут Бальзеровский список Софийской первой летописи, Великопермская
летопись, Виленский список, Летопись Авраамки, "Владимирский Полихрон"
начала XIV века, "Владимирский Полихрон" Фотия, пять Владимирских
сводов-1177, 1193, 1212, 1228 и 1263 годов, Вологодско-Пермская летопись,
Воронцовский сборник, Воронцовский список Софийской первой летописи,
Воскресенская летопись, Временник дьяка Тимофеева, Голицынский список
Новгородской четвертой летописи, Голицынский том Лицевого свода,
Горюшкинский список Софийской первой летописи, Древнейший свод,
Ермолаевский список Ипатьевской летописи, Ермолинская и Есиповская
летописи, Иное Сказание, драгоценнейшая Ипатьевская летопись, "Иудейский"
хро.нограф, Казанская история, карамзинские списки Воскресенской и
Софийской первой летописи, Киевский свод, Кирилло-Белозерские списки
Великопермской и Ермолинской летописей, Комиссионный список Новгородской
первой летописи, Краковский список Ипатьевской летописи-, "Краткие
извлечения" из Новгородско-Софийского свода, Кунгурская летопись,
фундаментальнейшая Лаврентьевская, Лаптевский том лицевого свода XVI в.,
Латухинская Степенная книга, Лебедевская летопись, "Летописный отрывок 1276
г.", "Летописец русский", "Летопись великих князей литовских", "Летопись о
многих мятежах", Лицевой свод XVI в., Львовская летопись, Московские своды
1379, 1463, 1472, 1479 годов, Московско-академический список Суздальской
летописи, Нач,альный свод, обширнейшая Никоновская и Никаноровская
летописи.
  Это далеко-далеко не вс„! В тяжкую средневековую пору лучше всего
сохранились новгородские летописи, списки и своды - шестнадцать
манускриптов, псковские - двенадцать, шесть ростовских, три тверских, а по
разным другим местам нашлось в свое время все же немало других хронографов
и хроник - восемь так называемых Синодальных списков разных летописей,
шесть Толстовских, несколько сводов церковных деятелей, летописи -
Радзивиловская, Ремезовская, Симеоновская, Строгановская, Типографская,
Черепановская, Якимовская...
  С нашествием Бату - Субудая русское летописание почти повсюду прервалось,
возобновившись усилиями Марии ростовской после народного восстания против
захватчиков в 1262 году, когда "избави Бог от лютого томленья
бусурменьского люди Ростовьския земля: вложи ярость в сердца крестьяном, не
терпяще насилия поганых, изволиша вече, и выгнаша из городов, из Ростова,
из Суждаля, из Ярославля".
  Позже взялись за перо московские летописцы, а в начале XVIII века русское
летописание навсегда замерло, сменившись газетной хроникой, документальными
свидетельствами событий, научными и литературными сочинениями. Петр Первый
оказался первым поборником исторического просвещения, высказав мысль о
необходимости издания русских летописей. Дело это оказалось нелегким и
осталось таким же до наших дней. Только с 1841 года началось издание
Полного собрания русских летописей. До революции было выпущено всего
двадцать три тома, в советское время напечатано еще двенадцать, и конца
этому предприятию пока не видно. Летописи начали переиздавать, но они
выходят мизерными тиражами при огромном спросе на них...
  Кстати, в последних трех томах Полного собрания русских летописей
напечатаны хроники, которые я раньше не упоминал. Это Литовская и Жмойская,
Быховца, Баркулабовская, Аверки и Панцырного, а также Холмогорская
летопись, Мазуринский, Двинский, Постниковский, Пискаревскнй и Бельский
летописцы - новые и новые стволовые срезы с цветущего древа жизни, ее
красноречивые годовые кольца, то сжатые, плотные, то рыхлые, с широкими
просветами, то ровные и правильные, то искаженные следами сучков и порубов.
Сколько же всего сохранилось этих бесценных исторических свидетельств? -
спросит любознательный читатель. Отвечу: все они, сохранившиеся, конечно,
пока не найдены, но в нашей национальной сокровищнице числится на
сегодняшний день около тысячи русских летописных манускриптов!
  Летописи - главный политический документ русского средневековья - были
самым заметным и важным проявлением тогдашней общественной жизни.
Последовательно и непрерывно фиксируя события, летописи как бы сводили их
воедино, создавая обширнейшую панораму государственного и народного бытия
Х-XVII веков, без которой нельзя было бы ничего, понять в истории России
нового времени. Представьте на секунду, что нет у нас наших летописей,- и
огромное мутно-серое пятно было бы на месте сложной, яркой, динамичной
жизни, полной человеческих страстей, эпохальных идеологических,
политических, военных и культурных событий средневековой Руси!
  На неоспоримые исторические факты из начальных летописей ссылались позже
объединители русских земель, неразрывно связуя этой государственной
политикой времена, возрождая и формируя на новом этапе национальное
сознание русского народа. Летописи настойчиво подчеркивали преемственность
власти, политическую и династическую непрерывность ее в течение всего
средневековья. Вот как именовался, например, Дмитрий Донской, личность
которого стала символом возрождающейся Руси:
  "Князь великий Дмитрей Иванович, внук Иванов, правнук Данилов, праправнук
Александров, прапраправнук Ярославль, пращур Всеволожь, прапращур Юрьев,
прапрапращур Владимиров Всеволодовичя Ярославнчя Володимернчя, великого
нового Константина, крестившего Русскую землю, сродник новых чюдотворцев
Бориса и Глеба".
  На основании сведений из летописей присоединялись вновь к общерусскому
государству Смоленск, Чернигов, Полоцк, Новгород. По летописным данным -
повести об убиении в Орде Михаила черниговского - Иван Грозны" решил
потревожить его останки в черниговском СпасоПреображенском соборе и,
символически связуя времена, нашел им подобающее место в Москве. Позже Петр
Первый, углубляя историческую память, перенес прах Александра Невского из
Владимира в Петербург...



                                    38


  И еще несколько слов о связующем в нашей средневековой истории. Оно
проявлялось буквально во всем. Разве не полнится конкретно-историческим
смыслом и одновременно высшей символикой теснейшее идейное и художественное
единство между двумя выдающимися литературными произведениями той эпохи -
"Словом о полку Игореве" и "Задонщиной"? И разве не народ как главная сила
истории, освоивший Русскую равнину в домонгольские времена, через несколько
веков вернул ее себе? Современный архитектор подчеркнет не только
национальную самостоятельность и своеобразие начального русского зодчества
и огромные достижения, например, черниговской, смоленской,
новгородско-псковской или владимиро-суздальской творческих школ, но и
найдет их продолжение в веках. Специалист по истории экономики рассмотрит
как единое развивающееся целое систему землевладения и хозяйственную жизнь
русского средневековья, торговые отношения и денежное обращение, знаток
генеалогии проследит родовую преемственность власти, военный человек,
интересующийся стариной, тоже скажет свое слово, археолог, дипломат,
правовед, искусствовед или социолог - всяк свое...
  И ни феодальная раздробленность домонгольской Руси, ни нашествие степных
орд не прервало глубинного течения народной жизни! Как это ни покажется
парадоксальным, но даже те, кто участвовал в междоусобицах, подчинялись
подспудным центростремительным, связующим, объединяющим силам. В частности,
"изгойство", волевой захват власти и сложнейшая калейдоскопическая система
ее законного наследования - "лествица" делали все русские княжества и уделы
не статичными, законсервированными, изолированными друг от друга
административно-политическими единицами, а чем-то другим, совершенно
оригинальным, чему не найдено ни терминологических определений, ни аналогов
в историй средневековой Западной Европы. Наукой давно доказано, что внутри
каждого отдельного русского княжества протекала интенсивная экономическая и
культурная деятельность, осуществляемая коренным населением разных
социальных слоев. Князья же, волен или неволей переходя с одного "стола" на
другой, брали с собою дружину, воевод, семью, челядь, "добрых старцев",
любимых песнопевцев, мастеров высшей квалификации, утварь, книги.
  Не стану перечислять знаменитых имен или законных - по наследству,
"лествице", по "ряду" с вече, смене сюзерена, жалованному дару, то есть
безболезненных, легких, как из горницы в горницу,- переходов князей из
княжества в княжество и не собираюсь доказывать, что междоусобные войны и
переходящая все границы мобильность русских князей, называемая современными
историками "коловращением", были полезными для страны. Нет, эти неизбежные
порождения тогдашнего общественно-экономического строя наносили ей
колоссальный вред, подрывали народные силы, ослабляли сопротивление внешним
врагам и скрупулезно фиксировались летописцами именно в силу своего вреда.
Однако сколько было законных, безболезненных княжеских пересмен, сколько
было переходов из княжества в княжество бояр, воевод и священнослужителей,
не замеченных летописцами! И эта непрерывная смена "прописок"
способствовала общерусскому обмену политическими новостями и страстями,
навыками управления, военным искусством, ремеслами, преданиями,
литературой, особенностями разговорного языка.
  Медленно и мучительно возрождалась идея общенационального политического
единения, которое попытался осуществить в начале XII века Владимир Мономах,
а во второй его половине Андрей Боголюбский, опиравшийся на свое молодое,
обширное, единое, лишенное мелких уделов княжество. В то же время мелкие и
слабые уделы постепенно становились благодатным материалом для
централизации власти. И нашествие сильных внешних врагов в XIII веке отнюдь
не ускорило, как считают "евразийцы", этот естественный исторический
процесс, тяга к которому обнаруживается уже в XII веке, наоборот -
затормозило его, отодвинуло на столетия. Н. Г. Чернышевский: "У нас
сознание национального единства всегда имело решительный перевес над
провинциальными стремлениями. Удельная разрозненность не оставила никаких
следов в понятиях народа, потому что никогда не имела корней в его
сердце..."
  Кстати, многие из читателей, наверное, полагают, что с так называемой
норманистской теорией происхождения нашей государственности давно
покончено. Ничуть не бывало! Не только на Западе, но и в отечественных
публикациях нет-нет да и проскользнут давние идейки, унижающие русский
народ. Иногда это делается походя, как бы между прочим, даже в очень
солидных академических изданиях.
  Двенадцатый том Словаря современного русского языка, 1586 столбец:
"Русь... Наименование восточнославянской народности; сама эта
народность..." По словарю получается, что шестимиллионный народ
средневековой Европы, освоивший за века значительную часть ее территории,
создавший свою государственность и самостоятельную культуру, был
всего-навсего "народностью". И далее идет цитата из книги Н. Полевого,
известного журналиста прошлого века, не получившего систематического
образования и лишь начитавшегося сочинений норманистов: "Летописи придают
им имя варягов... коим означают они... всех обитателей Скандинавии, отличая
в числе других варяжских народов отдельный народ: русь". Как видим, с
помощью ссылки на ошибочную и обветшалую цитату солиднейшее современное
научное издание исподтишка пропагандирует даже этническую
несамостоятельность нашего народа! А ведь, толкуя это слово, можно было
процитировать и Пушкина, и Гоголя, и Некрасова, и Есенина или замечательные
слова В. И. Ленина из статьи "Главная задача наших дней", в которой он
говорит о природных богатствах, запасе человеческих сил и прекрасном
размахе, "который дала народному творчеству великая революция",- реальных
предпосылках для того, "чтобы создать действительно могучую и обильную
Русь". Можно было бы вспомнить и древнего сирийского писателя, еще в VI
веке употребившего слово "Русь" ("Рос") применительно к нашим предкам, и,
наконец, начальные строки Гимна Советского Союза...
  В свое время Алексей Югов в книге "Думы о русском слове" уже обращал
внимание на толкование понятия "Русь" в Академическом словаре, и я вслед за
ним повторяю комментарий, вспомнив с добрым чувством покойного
литератора-патриота. Хочу также отметить прямую связь между "норманистами"
и "евразийцами", установить непосредственную преемственность их
антиисторических русофобских взглядов. "Норманисты" числили среди
"варяжских народов" скандинавский народ под названием "русь", "евразийцы"
считают русских неким "туранским народом", производя этот термин от
азиатских равнин. Один из западных "евразийцев", скрывшийся за ннициаламп,
пишет, что "не только из Киевской Руси не возникла современная Россия, но
это было даже и исторически невозможно", так как Киевская Русь якобы
являлась "группой княжеств, управлявшихся варяжскими князьями".
"Норманисты", настаивая на миссионерской роли варягов-скандинавов, отрицали
значение домонгольской русской государственности и культуры, "евразийцы"
делают то же самое, всячески к тому же превознося опустошительные
грабительские завоевания значительной части Евразии разноплеменными ордами
кочевников в XIII веке и создание ими на дымящихся развалинах средневековых
цивилизаций недолговечных региональных военно-феодальных образований.
  Вот две строчки из одной и той же "исторической" песенки. "Государство
русское начало существовать только со времени свержения монгольского ига"-
это тот же Н. Полевой. "Московское государство возникло благодаря
татарскому игу" - это наш современник, "евразиец" Н. Трубецкой. Вынуждая
нас вспоминать - по жесткому выражению современного советского историка В.
В. Мавродина - "смрадный дух норманизма", "евразийцы" утверждают, будто
Чингиз-хан выполнял "самой природой поставленную задачу" и "выступал как
осуществитель творческой миссии, как созидатель и организатор исторически
ценного здания". Даже, по выражению К. Маркса, "кровавое болото"
золотоордынского ига на Руси, затормозившее на несколько веков ее
экономическое, политическое и культурное развитие, "евразийцы" считают
полезным для русского народа, завершая свои антиисторические изыски
бредовым и спекулятивным тезисом, будто "современное государство, которое
можно назвать и Россией, и СССР, есть часть великой монгольской монархии,
основанной Чингиз-ханом"... И я бы, может быть, не стал здесь повторять эти
бредни, если б не прочел нед